Второй шанс

      Прийти к Америке вышло только к ночи. До этого времени я был занят с отцом и уже поздним вечером наведался к маме, чтобы узнать, не нужна ли ей моя помощь с подготовкой церемонии Выбора, на что она ласково улыбнулась и сказала, что подобные хлопоты ей только в радость. — Все, что меня волнует, чтобы ты сделал правильный выбор, — сказала она, взьерошив мои волосы. — Забудь обо всем остальном, выбирай сердцем. Война закончится, выгода никогда не будет вечной, а тебе жить с ней и строить семью. — Я уверен в своём выборе, мама, мне не нужна другая, — я знал, что просто обязан был заверить ее в том, что поступаю обдуманно и не буду жалеть спустя год или больше. — Надеюсь, что это так, — мама поцеловала меня в лоб, для чего мне пришлось нагнутся, и сказала, чтобы я ни о чем непереживал, а если не получится, чтобы шел к своей избранной.       Я не стал даже заходить к себе в комнату, а пошел сразу к Америке, исполняя тем самым волю не только мамы и самой Америки, но и потокая своему желанию видеть ее постоянно.       Когда я вошел в комнату девушки, ни горничных, ни ее самой нигде не было видно. Я знал, что она отпускала девушек, как только представлялась такая возможность, поэтому я сразу же направился к балкону, не обратив внимания на пустынность комнаты.       Мне повезло. Америка и правда была на балконе. Густые волосы цвета меди словно шаль укрывали ее спину. Другие девушки постоянно стригли волосы или даже красили, но я обратил внимание, что Америка свои не трогала, и сейчас они были на несколько дюймов длиннее, чем были, когда она приехала во дворец.       Америка была напряжена и опечалена. Я смотрел на ее фигуру несколько долгих минут, находясь в тени ее окутанной в мрак комнаты. Фигурка девушки казалось особенно хрупкой в свете звёзд и я уже подумал было уйти, чтобы не беспокоить ее. И неважно, что хотел я или чего требовал от нее, я не хотел нарушать ее уединение.       И все же уйти тихо и незаметно, как я вошел, не меня не вышло. Повернувшись, чтобы уйти, я зацепил вазу на аккуратной подставке и она упала со звонком бьющегося антикварного фарфора. Я чертыхнулся и наклонился, чтобы собрать осколки, как увидел хрупкую ладонь с длинными, идеальными пальцами созданными для того, чтобы творить волшебство, рядом со своей. Моя рука замерла и я поднял взгляд на обладательницу ладони.       — Я думала, ты уже не придёшь. Я была слишком груба с тобой, — сказала Америка на одном дыхании и печально улыбнулась.       — У меня было много дел, я не смог прийти раньше, — скупо и нелепо попытался оправдаться, но это выглядело даже более жалко, чем казалось в мыслях.       — Ты должен был отправить меня домой, а не предлагать помощь в обмен на брак, — девушка нахмурилась и я так и не понял, на кого она злилась больше: на себя или на меня. — Ты не должен ничего предлагать взамен.       Я опешил. Разумная часть меня, которая должна была подсказать мне, что я должен ответить, оказалась недееспособной. Я так поверил в ее безразличие и лёгкую симпатию, что отказал себе в надежде на что-то большее.       — Я не могу позволить тебе уйти. Я не хочу отпускать тебя, — признался я Америке, восприняв ее слова за отказ. Я уже начал думать о запасном варианте, ведь я не мог просто взять и отпустить ее, как Америка толкнула меня вгрудь и, чтобы не упасть, я упёрся рукой в пол. Пол, усыпанный тем, что осталось от вазы.       — Максон Скрив, ты болван, раз так и не понял, что я хотела сказать, — восстановив равновесие, я посмотрел на руку. Из порезов сочилась кровь и это было не так романтично, как хотел бы я. Это было вообще далеко до романтики. Америка покачала головой. — Раненый болван.       — Что, в таком случае, ты хотела сказать? — спросил я, наблюдая, как она изящными пальцами выбирала осколки из ран, да так ловко, что можно было подумать, что она делала это едва ли не каждый день.        — Я согласилась бы стать твоей женой, даже если бы от этого не зависило будущее Мэй и жизнь папы, — я улыбнулся, несмотря на боль в руке. Она давала мне надежду на то, о чем я и просить не смел. Мне казалось, что я все разрушу своим предложением, а ведь все могло бы быть так прекрасно, если бы не все произошедшее в ее семье. — Но теперь мое согласие будет выглядеть так, словно мне от тебя ничего другого не нужно.       — Не будет, — я хотел обнять ее, но вовремя вспомнил, что рука моя вся в крови, и даже если она больше не наденет это платье, мне бы не хотелось его испортить.       — Нужно обработать твою руку, — Америка приготовилась спорить со мной, но я был вовсе не против, чтобы она за мной немного поухаживала.       — Хорошо, — отозвался я, — но только после поцелуя.       — Поцелуя? — переспросила Америка, словно я сказал глупость.       — Да. Должен же я получить что-то за своё послушание, — закончив обрабатывать мою руку, Америка наклонилась и оставила на моей щеке лёгкий поцелуй и, прежде чем она отстранилась больше, чем на пару сантиметров, я сам поцеловал ее, уже так, как того хотелось мне. Мне нравилось целовать ее.        Каждый раз было иначе, но всегда приятнее и гораздо лучше, чем поцелуи с другими девушками. Вроде бы все то же. Движение губ, иногда языка, порой неловкое столкновение носами, но с ней это было иначе. Попробовав раз, мне хотелось ещё и ещё, и мне не хотелось останавливаться.       Один поцелуй сменился другим. Неторопливость сменилась тем самым огнем, который так запомнился из той, другой реальности, или, может, сна (я уже не уверен), но во мне снова проснулось желание. Я хотел всю ее от корней волос до кончиков пальцев, и мне нравилось это ощущение, нравилось чувствовать сразу так много и так сильно. Америка стала непривычно податливой и послушной и даже когда я уложил ее на кровать, она не возражала, а только сильнее прильнула когда мне. В этот раз нам ничего не мешало, но когда она подвела мои руки к застежке ее платья, я понял, что не хочу так, я хочу, чтобы это было иначе. Особенно не тогда, когда у нее такое творится, не когда наша близость может быть расценена как убежище от реальности.       — Твои глаза и руки обещали мне другое, — нахмурилась Америка, когда я завалился на ее кровать и попытался притянуть ее к себе. Она выглядела забавно неряшливой со всклоченными мной волосами, приспущенными брителями платья и смазанной помадой. Она нахмурилась, а я почувствовал себя как никогда уютно, удивляясь, как мог даже подумать, чтобы отпустить ее.       — Я хочу, чтобы это было иначе, — Америка кивнула, понимая, о чем я говорил, но продолжала хмуриться. — Я хочу этого, хочу тебя, но это может подождать, верно?       Америка кивнула и расслабилась, устраиваясь у меня под боком и кладя руку мне на сердце.       — А остаться со мной ты можешь? — спросила девушка, не поднимая головы.       — Это могу, но мне придется рано уйти, — отозвался я, приобнимая девушку.       — Я не хочу оставаться одна, — тихо проговорила Америка и я понял, что больше ни за что не оставлю ее, даже на несколько дней. Если бы нечто подобное происходило в моей семье, я сошёл бы с ума, а тут ещё и выяснение отношений… Был бы я Америкой, убил бы себя, но она решила бороться за нас. — Расскажи, — попросила она.       — Что рассказать?       — Что угодно?       Я ушел из комнаты Америки как только начал проступать рассвет. Я часто поднимался с первыми лучами солнца, даже если ложился далеко за полночь. Издержки воспитания моего отца. Ты можешь быть кем угодно и считать все, что душе угодно, но если ты не появился в нужное ему время в его кабинете, считай себя уволенным, пониженным, а в моем случае — наказанным. Я потратил несколько драгоценных минут, чтобы понаблюдать за спящей Америкой, уютно устроившей свою голову на моей груди, она была особенно прекрасна во сне: такая спокойная, безмятежная, чистая, но мне все же пришлось аккуратно освободиться и уйти, оставив ей короткую записку. Чтобы сохранить интригу самого вечера и того, что должно было сегодня произойти, я попросил Америку молчать об этом и мне стоило надеяться, что она сдержит слово и никто ни о чем не узнает.       — Свадьба состоится через три недели, — С порога заявил отец, стоило мне появиться в его кабинете. У него была плохая привычка вываливать на меня особенно «хорошие» новости с утра пораньше.       — Зачем так скоро? — спросил я, останавливаясь у отцовского стола. Он нетерпеливо махнул рукой, мол, я спросил глупость. И все же… Для меня это не было глупостью.       — А зачем тянуть? Твоя мать все подготовит, от тебя потребуется только сказать «да». Не вижу причин это откладывать, — в то время как я не видел причин спешить, но разве его это волновало.       — Хорошо, но я хотел бы узнать, почему мы так спешим. Я имею право.       — Право он имеет, — рявкнул отец и ударил по столу, рассерженно смотря на меня. — На твою свадьбу соберутся представители многих королевских семей. Лучшего повода завлечь их на свою сторону и придумать нельзя, — выгода, выгода, выгода. Отец когда-то что-то делает без выгоды? Как он тогда выбрал маму? Девушку без связей, денег, положения в обществе?       — Мы могли бы собрать их на обычный официальный прием, — предложил я, но отец уже был сильно на взводе.       — Прием? Кому нужен твой прием, если мы можем предложить им свадьбу? — взревел отец. — Мы можем получить не только поддержку других стран, но так же и Двоек.       — Двоек? — переспросил я, уже начиная понимать, к чему клонит король.       — Ты же сделал правильный выбор? — поинтересовался вкрадчиво отец, в его голосе слышалась немалая угроза и когда я отвечал, я почти ощущал на своей спине новые шрамы, которые появятся после сегодняшней ночи.       — Конечно, я сделал правильный выбор.       Как бы я не пытался отвлечься, мои мысли были постоянно заняты предстоящим вечером и тем, что он за собой отвлечет. Единственной отрадой было видеть лицо Америки за завтраком, обедом и ужином. Она сохраняла удивительное спокойствие, как для, девушки мир которой постоянно переворачивался с ног на голову.       Остальные же девушки приободрились и взбудоражились, когда им сообщили перед обедом, чтобы те готовились. Были те, кто были так уверены в своей победе, что постоянно щебетали о том, какой будет их свадьба со мной, несколько девушек были слишком взволнованы, чтобы говорить, Элиза пробралась ко мне в комнату, чтобы убедить меня, что она — лучший выбор и только Америка сохраняла спокойствие. Ей не было нужды переживать, она и так знала, чем все закончится.       И все же я волновался. Одеваясь, я трижды снимал бабочку, пять раз менял галстук и столько же раз пытался завязать выбранный. Мама, словно зная, что это так и будет, вошла в мою комнату как раз в тот момент, когда я откинул галстук на кровать и решил идти без ничего. Она спокойно взяла синий галстук и повязала его мне, тепло улыбнувшись под конец.        — Отлично подходит к твоему костюму и глазам леди Америки, — мама прикоснулась к моему плечу, словно передавая часть своей уверенности мне. — Все будет хорошо.       — Конечно, — улыбнулся я ей в ответ, а моя спина уже чувствовала это «хорошо».       Зал был окрашен в подобающе случаю белые и золотые тона, с живыми цветами и прочими украшениями. Разношёрстная в цветовой гамме толпа ярко выделялась на чистом белоснежно-золостистом фоне. Отец стоял, гордый собой, и я с некоторым волнением ждал момента, когда рухнут его ожидания. Гавриил и его подчинённые расставили повсюду камеры, церемония будет транслироваться по Иллеа в реальном режиме. У отца не будет возможности вырезать из эфира объявление победительницы на всю Иллеа.       — Волнуешься? — рядом со мной возникла Дафна. Я удивился, увидев ее. Последний раз мы расстались не очень хорошо. Мне было жаль нашей дружбы, но к сказанному тогда мне не было что добавить.       — Немного, но стоит говорить это моему отцу, — улыбнулся я француженке, чувствуя облегчение, что она пережила разочарование и все же приехала, хоть я и не ожидал этого.       — О, я определенно не стану этого делать, — звонко рассмеялась Дафни и стряхнула невидимую пылинку с моего рукава. — А вот и твои девушки.       Я обернулся к лестнице и наблюдал, как спускается Элита. Все были в ослепительных нарядах, настолько ослепительных, что было больно смотреть и, позади всех, неторопясь, шла моя Америка. У меня челюсть едва не коснулась пола, стоило мне ее увидеть. На ней было платье незамысловатого кроя, с пышной юбкой и лифом без рукавов и бретелек. Удивительным был его цвет. Это был плавный переход от яркого лифа цвета заката до подола цвета глубокой звёздной ночи. Волосы она не убрала, оставила их свободными, как я любил, только перекинула через плечо. Она поддерживала подол платья, пока спускалась, и смотрела под ноги, но когда она подняла голову и наши взгляды встретились, остальные девушки перестали существовать. Америка улыбнулась мне и нахмурилась.       — Я должна извинится, Максон. То, что я тогда сказала, не правда. То, как ты на нее смотришь… Это удивительно, — услышал я Дафну у себя под боком и понял, что меня ждет нелёгкий разговор с Америкой.       — Ваше Высочество, — позвал меня Гавриил и я обернулся к нему, отвлекаясь от всех девушек. — Все готово. Если хотите, мы можем начинать.       — Да, Гавриил. Незачем откладывать.       — Правильный настрой, Ваше Высочество, — подмигнул ведущий и удалился.  — Я должен идти, — я повернулся к Дафне, она взяла мою ладонь в свою и сжала ее, приветливо улыбаясь.  — Bon voyage, ma cher, — ответила Дафни и растворилась в толпе гостей, которые успели приехать или прилететь за столь короткое время.       Что, казалось, может быть сложного в том, чтобы озвучить свое решение, уже принятое давным-давно? Просто выбрать одну девушку из десяти и разбить девятерым их надежды, а, может, и сердца, но все же я занял свое место немного в отдалении от отца и позволил всему идти своим чередом. — Добрый вечер, Иллеа, — громко и преувеличенно радостно воскликнул Гавриил, он был просто прирожденным актером. Он восхищал способностью играть свою роль в абсолютно любой ситуации. Что бы не произошло, он играл, мастерски играл, а это было иногда очень сложно. — Все мы с Вами с нетерпением ждали этого момента. Да! — воскликнул он снова и показал на меня. — Наш любимый принц, Максон Скрив, сделал свой выбор.       Послышались аплодисменты и я улыбнулся в камеру, а затем вполне ожидаемо посмотрел на девушек. Каждая пыталась перехватить мой взгляд, почти каждая, только Америка не искала его, она знала, что я и так посмотрю на нее. И все же я заставил себя не зацикливаться на ней, я спиной ощущал, как за мной наблюдает отец. — Я ожидал этого немного позже, Вы тоже? — доверительно поинтересовался Гавриил у толпы, и та громкими смешками подтвердила его слова. — Но среди этих прекрасных леди есть та, которая настолько завладела сердцем нашего принца, что он просто отказался ждать.       Гавриил снова подмигнул толпе и та взорвалась смешками и аплодисментами, он весьма прямо намекал на близость между мной и девушкой, которая разрешена в нашей стране только после свадьбы. Что ж, не лучший повод закончить Отбор и приблизить свадьбу, но и не такой прозаический, как гипотетическая война с Францией.       — Что можете сказать о своей избраннице, Ваше Высочество? — обратился Гавриил ко мне, присаживаясь на пустующий рядом стул. — И каким Отбор был для Вас.       — О, он определенно был не таким, как я предполагал сначала, — рассмеялся я сам, пытаясь снять напряжение. — Я рос, смотря на своих родителей, и у меня были определенные ожидания. Я все распланировал, — присутствующие заулыбались, — я знал, что и как должно быть, но с первой же встречи с девушками все пошло не так.       — О, мы все прекрасно помним ваше незабываемое знакомство с одной из леди, — снова рассмеялся Гавриил, покосившись на Америку, которая слегка зарделась.       — Что же касается моей будущей жены, — присутствующие притихли, — она гораздо большее​, чем я мог ожидал от Отбора, стоит ей появится в комнате, как все блекнет.       — Это так мило, — улыбнулся Гавриил, — но я теряюсь в догадках, кто она. Все девушки сияют и каждая может озарить Ваш путь. Что скажете, Ваше Величество? — обратился Гавриил к маме. — У Вас есть предположение, кто та самая таинственная девушка?       — У меня есть предположения, — улыбнулась она Гавриилу и тепло посмотрела на меня, — но я уверена, что для Максона она особенная.       — Так и есть, так и есть, — снова воскликнул Гавриил и повернулся к гостям. — А теперь, прежде, чем мы услышим ее имя, давайте вспомним как это было, каким был Отбор нашего принца.       Загорелся сбоку большой экран и на нем стали мелькать кадры, мгновение последних месяцев: приезд девушек, наше общение, свидания, прогулки с Америкой по саду, поцелуи с некоторыми из девушек, забавные и смешные моменты. Я и не знал, что в некоторые моменты нас снимали, но это было поистине прекрасно. Когда видео закончился, я понял, что глупо улыбаюсь.       — Ваше Высочество, готовы ли Вы назвать имя Вашей избранницы? — наконец подытожил Гавриил, когда все камеры снова вернулись ко мне. Вот и настал час Икс. Отец перехватил мой взгляд и торжественно кивнул, гордый тем, что я делал все, как он хотел, но его от разочарования отделяло лишь несколько мгновений.       — Да, Гавриил, — ответил я, поднимаясь с кресла и подходя ближе к девушкам, — Я готов назвать имя своей будущей жены, если она, конечно, согласится.       Зал поддержал меня смешками и аплодисментами и стих.       — Каждая из Вас стала мне по своему дорога, с каждой меня связывает своя неповторимая история, — начал я, обращаясь ко всем девушкам, — но среди Вас есть та, о ком я могу думать каждую секунду, которая изменила меня к лучшему, помогла увидеть те грани своей души, которые прежде оставались скрытыми. Она самое прекрасное, что случилось со мной и что у меня есть. Я хочу быть лучше из-за нее, для нее, и каждый мой вздох с самой первой первой встречи только для нее.       Я услышал легкий шорох со стороны отцовского трона и понял, что он начинает осознавать, что я не назову то имя, которое он хочет, но камеры включены, зал полон гостей и он не может ничего поделать. В то же время девушки затаили дыхание.       — Америка Сингер, готова ли ты стать моей женой? — я опустился на колено рядом с ее стулом. Я попросил Сильвию разместить ее в первом ряду и ни в коем случае не сообщать об этой просьбе королю. Но леди Сильвия была преданна больше маме и мне, и поэтому сохранила мою тайну. Я протянул к Америки руку с кольцом и улыбнулся. — Окажешь ли ты мне такую честь?       Несмотря на то, что Америка знала о моем выборе, была готова к предложению, но, видимо, я перестарался с речью и у нее пропал дар речи. Она сначала еле заметно кивнула, потом уверенее, но так и не произнесла вслух.       — Я не слышу, дорогая, — поддел я ее, надеясь, что ненавистное ей обращение, которое всегда было предметом наших споров, встряхнет ее. По ее взгляду я понял, что еще получу за «дорогую». — Гавриил, может, ты слышал ответ?       — Нет, Ваше Высочество. Леди непривычно тихая, — отозвался ведущий и я вернул взгляд свой Америке и поднял вопросительно бровь.       — Да, — тихо сказала она, а потом гораздо громче добавила, поднимаясь со своего места. — Да, я согласна.       Зал взорвался овациями, когда я надел обручальное кольцо ей на палец и поцеловал на глазах страны. Не скромно, в щечку, как стоило бы, а так, чтобы завидовали все парни и мужчины в стране. Эта девушка отныне только моя, и пусть что будет, то и будет. Неважно, сколько ночью я получу ударов плетью. Когда нас поздравляла вся Иллеа, я был абсолютно счастлив и чувствовал, что поступил правильно.