Sinners in Heaven

Не хочу тебя сегодня. Пусть язык твой будет нем. Память, суетная сводня, Не своди меня ни с кем. Не мани по темным тропкам, По оставленным местам К этим дерзким, этим робким Зацелованным устам. С. Парнок

В большой, уютной спальне горели ароматические свечи с запахом кедра. Такой себе афродизиак. Но на романтику не было ни намека. Красные стены не обладали успокаивающим свойством и муторно влияли на взор. На большой двуспальной кровати лежал обнаженный Десятый босс Вонголы. Руки и ноги были крепко привязаны к койке. Шатен предпочитал не думать о том, что сейчас с ним сделают, но сердце предательски громко стучало. Но это был не страх. Страх кончается там, где начинается неизбежное. С этого момента страх лишается смысла, и все, что нам остается - надежда на лучшее. – Ну что, Дечимо, поиграем? – спросил Уберто, подходя к ложе. – Нам никто не помешает. Мужчина снял белоснежный халат и оказался перед шатеном совершенно голым. Тело спортивное, но все изуродовано огромным количеством шрамов, полученных в сражениях. Черные волосы обрамляли возбудившейся орган Уберто Браски. Кареглазый поморщился и отвел взгляд. Липкое чувство собственного омерзения пожирало нутро школьника с каждой секундой ожидания. – Не бойся, будет приятно. Мне, – приговаривал хозяин, приближавшись к ложе, на которой распластался Десятый. – Прошу, не надо… – Савада сделал попытку вырваться из оков, но тщетно. Путы не отпускали и жестко натирали запястья, сдирая кожу до крови. А Уберто, тем временем, склонился над Небом и начал вылизывать щеку парня, спускаясь к шее и оставляя багровые отметины. Тело юноши как запретный плод, манило к себе, гладкая кожа пахла чем-то приятным. Чем именно, босс Браски не уловил. Руки жадно ласкали разгоряченное тело Савады. Прелюдия была короткой. Мужчина достал из-под подушки плеть, на концах которой были металлические набалдашники и раздробленные кости животных, резко ударяя им Саваду. Боль была не сильной, но этого хватило, чтобы на торсе парня остались ярко-красные следы. Кое-где из ранок появилась кровь. Но мужчине этого было мало. В глазах босса Браски заплясали чертенята. Хотелось видеть исказившееся болью лицо Десятого. Удары сыпались градом. Плеть раз за разом оставляла царапины на руках, что пытались развязать сложный узел, на ногах, которыми невозможно было пошевелить, на груди, что судорожно вздымалась, в попытке вдохнуть побольше воздуха. Тсунаеши тихо всхлипывал и молил Господа, чтоб все быстро закончилось. К происходящему юный Дечимо был не готов. После недавнего избиения на теле юноши остались ссадины, что еще побаливали, но Уберто было плевать на нюансы. Новые раны только подбадривают интерес. – Нет, пожалуйста, не делайте этого. – Савада предпринял последнюю попытку избежать неприятной близости. Браски не обратил внимания на слова несовершеннолетнего и заткнул его властным поцелуем. Не ожидавший такого поворота событий юноша чисто инстинктивно приоткрыл рот, позволяя языку насильника проскользнуть внутрь. Горячий язычок проводит по небу Дечимо, щекоча, и попытался вовлечь в танец страсти юного мальчишку. Это был его первый поцелуй. Тсуна покраснел от ощущений, но вспомнив, что его здесь собираются поиметь, прикусил чужой язык зубами. За что получил сильную пощечину. – Ах ты ж, блядь! – выкрикнул мужчина, стирая кровь со рта. – Не хочешь по хорошему, будет по плохому. Уберто схватил с тумбочки нож и разрубил веревку, сковывающую ноги. Шатен начал размахивать ногами в попытке ударить неприятного мужчину. Но тот схватил парня за щиколотки и резко развел его ноги, пристраиваясь между ними. Окунув пальцы в смазку, стоящую рядом, Уберто начал проникать в тугое кольцо Савады, постепенно растягивая сжатые мышцы. Анус юноши не хотел принимать ничего внутрь, так что третий палец принес болевые ощущения. – Ай! –Тсунаеши вскрикнул от боли. Громкий вскрик таки сорвался с бледных уст парня. Из под опущенных ресниц мальчика скатывались дорожки солоноватых слез. Не столько от боли, сколько от обиды, что им вот так просто пользуются, а сделать ничего не можешь. Насильник тем временем ставил засосы на животе Десятого, слизывал выступившую кровь с ран, не забывая при этом смазывать пальцами проход мальчика. Саваде было неприятно, но он решил не кричать, чтоб не доставлять врагу удовольствия. Уберто приставил свой истекающий смазкой, набухший член и резко вошел наполовину. – Ммм… – Тсуна прокусил губу, зажмуриваясь от боли. Десятый попытался расслабиться, раз уж непредвиденного не избежать. – Так туго и приятно… – блаженно ухмыльнулся Браски, проникая уже на полную длину. Толчки сначала были плавными, но со временем Уберто ускорил темп, откровенно вдалбиваясь в податливое тело. Тсуна честно пытался сдержать стоны боли, но не всегда получалось. Струйка крови скатилась на простынь. Его порвали. Никакого возбуждения юноша не чувствовал. Член еле задевал простату, так что боли было больше, чем обещанного наслаждения. Грубые движения приносили лишь неудобство. Вся пытка длилась около пяти минут. Савада потерял счет времени. Ему противно и мерзко. Мальчишка пытался сдержать подкатившую к горлу тошноту. Руки судорожно сжимали простыню. – Да… – протянул Уберто, изливаясь внутрь Десятого. – Отлично поработал, малыш. Ты прирожденная шлюха. – сказал глава Браски, выходя из столь желанного тела. Савада тихо всхлипывал, ощущая как белесая жидкость вытекает из ануса, пачкая зеленые простыни. – Я скажу, чтоб тебя отвязали. – и Уберто ушел, оставляю мальчишку наедине с мрачными мыслями. Примерно через полчаса, когда Тсуна успокоился, Элмо перерезал веревки сковывающие руки и провел к ванной, ожидая снаружи. Шатен чувствовал себя грязным, испорченным, ощущал отрешенность от всего мира. Поясницу сильно ломило. В душе Савада вдоволь дал волю слезам, смывая с себя запах потного тела, что, казалось, проникал внутрь, терзая наивную душу, оставляя на открытом сердце кровавые шрамы. Горячая вода жгла огнем раны на теле. Этот день Тсунаеши никогда не забудет, он будет просыпаться по ночам от ужаса, что охватывал его. С этого дня начался его личный ад. Хотелось, чтобы произошедшее было всего лишь сном, кошмарным сном... Но все случилось на самом деле. Реальность так жестока и беспощадна.