Есть покладистые люди, Нераздумчивый народ, Как им скажут, так и будет, Все исполнят в свой черед. Много есть из них достойных, Только я люблю не их, А шерстистых, беспокойных, Самобытных, волевых. Все, что знают,— знают сами. Решено — так решено. Все, что сказано словами, Все обдумано давно. Л. Ошанин
Кап-кап, кап-кап... Из водосточной трубы, что брала свое начало от подвала, падали капли воды; из небольшого пыльного окна падал свет от уличного фонаря, а голые ветки деревьев, громко ударялись друг о друга, ломаясь, заглушая завывающий ветер. На полу "темницы" стоял нетронутый ужин - жареный крем и салат из цукини с песто. Браски был в хорошем настроении, так что решил, что неплохо б подбодрить шатена после сегодняшней ночки. Он еще не хотел выбрасывать понравившуюся игрушку. Если парень сломается, то использовать его будет не так интересно как раньше. Уберто еще не наигрался со школьником, но понимал, что с такими темпами, в скором времени придется выкинуть столь беззащитного Дечимо. Тсунаеши сидел в подвале и размышлял о том, что с ним сделали. Слез не было, все уже давно было выплакано, но силы, казалось, уже полностью покинули его. Всю душу заполнило чувство неизбежности. Им воспользовались, изнасиловали, избили. Сколько всего еще впереди? Об этом совершенно не хотелось думать. Не хотелось ничего: оказаться дома, видеть, слышать, дышать. На месте сердца как будто была зияющая рана, что поглощала все эмоции. Тсуна больше не ощущал себя частью этого мира. Его больше не было. Его морально убили, растоптали чувства. Покорность принесла еще больше проблем. Шатен думал, что если покорится, то Уберто не захочет продолжать над ним издеваться. Сегодня, например, он приказал голому Саваде убраться в его комнате, мотивируя это словами: «Чего я там не видел?» Не было ничего лучше, чем наблюдать за мальчишкой, рассматривая его несформировавшееся тело. Дечимо не краснел, нет. Цвет кожи стал смертельно бледным, что создавало впечатление, что это не живой человек, а всего лишь статуя. Не совсем приятно чувствовать на себе столько изучающих взглядов, но шатен больше не ощущал ничего. Он смирился с тем, что его никогда не найдут. Он так и проведет всю оставшуюся жизнь в плену, ожидая, когда Уберто надоест, и он прикажет убить школьника. C его бледных уст больше не сорвется смех: ни веселый, ни смущенный, ни счастливый, ни грустный. Абсолютно никакой. «Но зачем жить, если меня больше ничего не держит на этом свете?» – думал шатен. Все кончено, его сломили, сжигающая все на своем пути пустота, заняла его когда-то добрую душу. Савада даже не ненавидел насильника, не было желания вообще иметь какие-либо чувства. Его не найдут, зачем продолжать страдать? А если и найдут, как он будет смотреть в глаза своим друзьям после всего, что здесь произошло? Им будет больно видеть такого Десятого. Тогда зачем все это? Он и так навлек кучу проблем на своих друзей, втянул их в мафию. Он так виноват перед ними… В голове была тысяча мыслей, и ни одна не выражала надежду на лучшее. Теперь-то, Уберто как с цепи сорвался. Он мог иметь Саваду когда захочет. Мнение пленника не учитывалось принципиально. Дечимо никак не реагировал, лишь молча терпел. Изредка, из-под прикрытых глаз скатывались дорожки слез. Боль от проникновения притупилась. Тсуна лишь хотел, чтоб все побыстрее кончилось, и его оставили в покое. Не было желания познавать жестокие поцелуи Браски, видеть метки на своем теле… Хлыст бывало следовал за близостью героев, но не всегда. Как-то раз Уберто был нежным и не бил Саваду, аргументируя, что Дечимо теперь послушный и ранить такое тело непростительно. То, что раны от прошлых ударов не зажили, не волновало главу Браски. Всего за прошедшее время, а это двенадцать дней, Уберто еще раз шесть насиловал Десятого. Хотя это и нельзя было назвать изнасилованьем – парень-то не сопротивлялся, даже привязывать не нужно было. Уберто чувствовал гордость за себя, родимого. Дечимо покорен, Вонгола забила на власть, ища наследника, а Браски снова на коне: заказов на поставку оружия стало еще больше. В мире мафии намечалась какая-то война, но это лишние проблемы, они ни к чему.***
Как только за подрывником закрылась дверь, он вернулся в свою спальню. – Ты еще здесь? – спросил Гокудера на пороге. – Ну да… – чужие губы прикоснулись к губам Урагана, вовлекая в рьяный поцелуй. Когда воздуха стало не хватать, гость оторвался от столь желанных уст, – Кто приходил? – Ямамото. - такой простой ответ. – Зачем? – нахмурился визитер. – Хотел узнать что-то о Джудайме. – неловкий ответ. – И что ты ему рассказал? – нахмурился собеседник. – Надеюсь, не слишком много. – Нет, у меня все под контролем. Мы же найдем Джудайме? – Договорились же. За определенную плату – все, что угодно для тебя. – глаза с хитринкой подмигнули Хаято. – Что ты хочешь, я знаю. А в данный момент? – То же, чего хочешь ты, – он повалил парня на кровать, начиная срывать одежду. Поцелуи становились все неистовее, никто не хотел уступать первенства, руки подрывника притянули мужчину поближе к себе. Становилось все жарче, обстановка плавилась под напором чувств. Гокудера никогда не думал, что будет все именно так. Он согласился на все условия вымогателя. Просто ему нужна была помощь этого человека для поисков Джудайме. А ради своего босса, Хаято был готов пойти на все. То, что нитка повествования найдена, указывает на то, что он на правильном пути. Ради благополучия Джудайме можно и потерпеть. – Эй, погоди! Не слишком рано? – Гокудера унял подступившее к паху желание. – Мы же договаривались лишь после того, как найдем Десятого! – Я больше не могу терпеть. Я всегда хотел твое тело, смотрел на тебя. И потом, разве не я нашел всю интересующую тебя информацию? – спохватился гость. – Ладно, но только завтра же мы вылетаем в Италию. – согласился Ураган. – Конечно, милый, – и поцеловав подрывника в щеку, продолжил начатое. Гокудера поморщился от ненавистного слова «милый», но ничего не сказал, полностью отдавшись вновь накатившему желанию.***
Ямамото шел по ночному городу и беспокоился о Гокудере. Как человек может быть таким злым? Почему сразу ничего не рассказал о Тсуне? Как будто только он волнуется. Вон, Реборн тоже переживает, пытается скрыть это от всех, но ловкий взгляд Такеши уловил изменения в киллере. Большой яркий месяц выглянул из-за туч, освещая дорогу домой, но идти туда совершенно не хотелось. Надо было прогуляться, остыть после неприятного разговора. Романтическая атмосфера нарушилась громким выстрелом. Ямамото резко обернулся, но испытал внезапную боль в районе живота. Прикоснувшись к ране, увидел собственную кровь. Слабость вынудила присесть на землю. Еще находясь в сознании, бейсболист выудил из внутреннего кармана куртки мобильник и вызвал скорую помощь. (От автора: скорая помощь в Японии называется "кому-то херовато") Последнее, что он видел – приближающиеся к нему мужские ноги в желтых начищенных ботинках.***
После очередного секса Саваду отвели в ванную. Он уже все решил для себя. Больше нет сил терпеть. Приняв последний раз пенную ванну, шатен начал рыться в шкафчиках. И нашел то, что искал. Оделся, спрятав бритву в складках одежды, и вышел из комнаты. Его вновь повели в подвал. «Ну и отлично. Пройдет много времени, прежде чем меня опять позовут к Браски. Времени хватит.» Сидя в неизменном подвале он, наконец, дал волю слезам. Он жалел, что делает это, жалел, что так легко попался, жалел, что не попрощался с друзьями, не сказал родителям, что любит их… Но теперь конец. Больше не будет боли. «Простите меня, все…» – такими были мысли парня, что резал себе вены. Кровь начала течь с запястий на пол, окрашивая коврик. Испугавшись количества крови, Тсуна отвернулся. Порезы болели, хотелось стереть стекающую субстанцию, но знал, что нельзя, иначе вообще не выдержит. Теперь ничего не изменить. Уже поздно. Он готов к смерти.