Sinners in Heaven

Мне нечего сказать в свое оправдание. Поэтому я просто оставлю это здесь и тихонечко уйду, прячась от пинков. Sorry, мне стыдно( И за главу стыдно - писалось практически без вдохновения, да и размером после длительного ожидания недовольна(•̪●)

Maybe I had said, something that was wrong Can I make it better, with the lights turned on Maybe I had said, something that was wrong Can I make it better, with the lights turned on Может быть, я сказал что-то, что не следовало говорить... Я могу все исправить, если ты включишь свет внутри себя. Может быть, я сказал что-то, что не следовало говорить... Я могу все исправить, если ты включишь свет внутри себя. Birdy – "Shelter"

Случалось ли с вами такое, что вы чувствовали себя никому не нужным и одиноким? Когда вроде бы все и хорошо, но на душе грустно. То же самое сейчас происходило с Тсуной. Подросток закрылся в себе, создал вокруг плотный защитный панцирь и ни с кем не желает общаться. А потом сам же ощущает себя одиноким и бесполезным. На все попытки достучаться отвечал резким отказом и просьбами не вмешиваться в его жизнь и оставить в покое. Закрывшись в своей комнате и занавесив окна, парень сидел в полной темноте на кровати и плакал, пока никто не видит. Боль не уходила. Школьник чувствовал себя разбитым. На него напала депрессия. Резкие перемены не остались незамеченными психикой. Память все еще хранила кадры его распутства в Амстердаме, но грязным он себя не чувствовал. Мальчишка делал все возможное для того, чтобы выжить, и не нам его осуждать. Самобичевание до добра не доведет, но Савада сам себе рыл яму. Было нелепо осознавать, что за каких-то полгода его жизнь кардинально изменится. И дело не в мафии. Дело в характере. Собирать себя по крупицам трудно, всегда кажется, что не хватает важного пазла, но вечно забываешь, какого именно. Это как будто заново родиться. Сквозь призму эмоций ты расставляешь приоритеты, постепенно меняешься под давлением обстоятельств. Так он и поступил тогда, будучи в «плену». А сейчас нужно было возвращать все, от чего ему пришлось отказаться. Только вот захочет ли он этого сам? Определенно нет, не сейчас. Так легче адаптироваться к социуму. Но если можно было бы отключить все чувства, что мучают его каждую минуту по возвращению... Иногда Тсуну посещали мысли, что лучше было б сбежать из дома и вернуться обратно в клуб. Но школьник этого не делал, потому что боялся перемен. Сам он ни за что бы самостоятельно не добрался до здания клуба, но от посторонней помощи не отказался бы. Дома юноша не чувствовал себя в безопасности, каждую ночь внутри теплела надежда, что кто-то войдет в его комнату и… Но ничего не происходило. Оглушающая тишина давила на сознание. В клубе проще: тебе говорят что и как делать, а здесь ты сам можешь принимать решения, что не привычно. Он сломлен. Так почему же этого никто не видит? Ему нужна опора, только вот чья? Самостоятельно из этой вязкой глубокой пропасти не выбраться, но кто протянет руку помощи? Он должен сам со всем разобраться. Иногда шатена мучили мысли о клубе. Что с ним стало? Как он помнил, то две колонны внутри обрушились, стекла повыбивало звуком Гокудериной взрывчатки. Кареглазый мимолетом услышал по новостям, что потом развился пожар, и большая часть погрузла в огне. Двадцать человек, которые не смогли самостоятельно выбраться, сгорели заживо. Еще у сорока трех незначительные повреждения, а пятеро оказались в реанимации. Его ли это вина? Как бы ни было, но чувство вины не покидало ни на минуту. По его вине погибли люди. Плохие, хорошие - не важно, больше не на кого взвалить ответственность за погибших. По его вине убили Киоко и ранили Ямамото, кареглазый уверен. Крыть нечем – он является причиной всех несчастий. Так заслуживает ли он сам жизни? Иногда хотелось наложить на себя руки от отчаяния – подросток не оправдал надежды друзей, родных. Неужели все наивно верили, что вернувшись, Савада будет и дальше ходить беззаботным, улыбаясь, а не с вечно хмурым и недовольным выражением лица? Так бывает только в сказках, но это реальность. Пустота полностью заполонила душу, из сердца исчезла надежда. Мозг то и дело подкидывал мысли, что дальше будет только хуже… Необходимо срочно это остановить, пока он не сошел с ума. Вечно тянуло устроить кому-то бесшабашную подлянку, чтоб тот человек также, как и он, перебывал в унынии. И ладно бы, но это желание распространялось на близких. Мечтать устроить западню родственникам – слишком. Это серьезные психические проблемы. Но парень не желал, чтоб в его мозгах копались – там сам черт ногу сломит. Да он сам не понимал, чего хочет! Все движения выполнялись на автомате, настроение менялось с поразительной скоростью: то его слова не окрашены ни в какие эмоции, то он готов взорваться пламенной речью, с кучей эпитетов и метафор. И в каждом его предложении сочился яд усмешки. Возможно ли в этом случае помочь, не запустил ли парень процесс самоуничтожения? Родители не знали, что происходит с ребенком, и вполне естественно, что испугавшись, воспользовались квалифицированной помощью специалиста. Надежды на то, что Тсуне помогут разобраться в себе, практически не осталось. Ребенок явно не желал идти на контакт, шугаясь даже обычных прикосновений. Во время обнимашек сквозь тело будто проходили электрические заряды (не от удовольствия), и парень мгновенно отлетал. Адаптироваться к школьной жизни было трудно – учебная программа не ждет, и приходилось самостоятельно изучать темы. Только это не помогало: парень не только не понимал написанное, но и не желал учиться. А зачем? Смысл, если тебе это все равно не пригодится? Университет явно вылетает из его жизненного плана. Все в жизни не так, как у обычных людей. В очередной день Савада вновь сидел в холле, ожидая прихода врача. Тсуна совсем не ценил то стремление помочь. Ему просто все осточертело. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Погода снова насмехалась над им: яркое солнце слепило глаза, пение птиц начало постепенно выводить из себя. Что делать со своим унынием, Тсуна не знал. Парень заметил, что его начало раздражать абсолютно все: очереди в магазинах, прохожие, учеба, мамин пирог, хотя он здесь никаким боком не при чем. А еще он злился на Реборна за то, что тот высказал все, что думает и просто забил на все. Вполне очевидно, что прошлых отношений между ними уже не будет. Останется какая-то недосказанность, осадок. Но сейчас ему стало все равно. Киллер мог думать все, что угодно, от слов подростка напряжение между ними не спадет. Да и нелепо осознавать, что твой репетитор в курсе твоей сексуальной жизни за последние полгода. Через десять минут в пустынном коридоре послышались быстрые шаги. Наверняка психотерапевт, вроде ему это нужно. - Тсуна, рад снова видеть тебя, проходи, – достав ключи, Мосино принялся отпирать замок на двери. Перед глазами показался тот же кабинет с белыми обоями. На прием он не ходил недели две, откладывая все на конец: то у него контрольная, то его тошнит, то пригласили на День рождения – всегда найдется куча причин, чтоб не идти. Но все осталось на своих местах, тот же мусор на столе, те же цветы на подоконнике. Все как обычно, никаких изменений. - Пожалуйста, проходи, – вновь раздался голос профессора. Признаться, подросток нервничал, ведь прошлая их встреча закончилась не совсем радужно: кареглазый обозлился и грюкнул дверью на прощание. Но то ли врач привык к таким выходкам пациентов, то ли забыл. – Ложись на кушетку и говори. Перспектива лежать, а не сидеть напрягала школьника. Так он чувствовал себя неловко, а при воспоминаниях тело содрогалось. Проигнорировав специалиста, будущий босс Вонголы, вопреки ожиданиям, присел на мягкий обиход мебели. Правильно ли он поступил, что пришел сюда, или это очередная ошибка? - Я слушаю, – начал разговор Хаджиме, натягивая на переносицу очки и доставая из ящика стола дневник с ручкой. - Что говорить? – голос прозвучал настолько безжизненно и грубо, что даже парню стало резко не по себе. Прокашляв, юноша повторил свои слова. - Что тебя сюда привело? – вопрос повергнул в шок. Зачем спрашивать, если никаких более-менее подходящих причин нет? «Родители заставили» и «Чувство долга» не подходят. - Ты решил помочь себе разобраться? – продолжил врач. Тишина затянулась. Пока Тсуна размышлял, как бы скомпоновать мысли в одно целое, Мосимо взял все в свои руки: - Хорошо, давай я буду задавать вопросы, а ты будешь честно на них отвечать. Договорились? – не дожидаясь запоздалого ответа «Да», психотерапевт продолжал: - Ты чувствуешь себя неуютно в компании друзей? - Да, – первый гвоздь в его могилу. - Ты чувствуешь опустошение и одиночество? - Да, – второй гвоздь. - Ты думаешь, что сам во всем виноват? - Да, - третий гвоздь. Сердце колотилось как сумасшедшее. - Тебе страшно вспоминать о тех людях? - Да, – мальчишка и сам не понимал, почему отвечает в односторонней манере. - Ты хочешь отомстить? – здесь ответ затянулся. Подросток грезил разорвать этих ублюдков на куски, каждого, чтоб они чувствовали то же, что и он. Но в то же время понимал, что никогда не сможет этого сделать. Месть не вернет все назад, не облегчит его страдания. Тогда он будет не лучше их самих. - Нет, – на легкость уверенный ответ. - Ты хочешь справедливости? – мужчина что-то писал в дневнике, но подросток ничего не видел, хоть и бросал все время встревоженный взгляд на быстропишущую ручку. - Справедливости нет. Если бы она существовала, меня б не трахали, как портовую шлюху, – Мосино смутился, но не перебивал. – Это началось не так давно. Всего месяц назад. Я помню каждого из них. Не поименно, потому что некоторые не говорили свое настоящее имя, но помню каждое лицо, помню каждую улыбку, которая появлялась при виде моих слез, когда я умолял остановиться. Я даже хотел наложить на себя руки, но понял, что слишком труслив, чтобы совершить подобное. А потом мне стало все равно, я смирился. И знаете, стало намного легче. Я больше не переживал, а принял все как должное. Да я и уезжать из того клуба не хотел, так он мне полюбился! – сорвавшись на крик, парень продолжал говорить. Плотину прорвало. Ему нужно было, чтобы кто-то знал правду, сказал, что с ним. – Каждую ночь мне снятся мои клиенты. Во сне мне страшно, но когда я просыпаюсь, я жажду повторения, жажду продолжения! Я мазохист, да? Не важно, потому что мне все время вталкивали какое я ничтожество. Я перестал чувствовать, мне все равно просто! Я запутался. Я не знаю, какие чувства должен испытывать. Я ничего не знаю. И это добивает больше всего. Ты хочешь чувствовать, но не можешь – слишком поздно. И я ничего не могу с этим сделать. Я останусь таким навечно! Всем плевать, что я сломлен! – закончив свой рассказ, Тсуна отдышался. Грудь мирно вздымалось, а на ум пришла одна запоздалая мысль: «Зачем он все это рассказал?» - А еще вот! - с этими словами школьник достал из внутреннего кармана фотографию. - Это Пауль, один из моих клиентов. Я всегда ношу ее с собой, чтобы помнить кто я и что сделал. От этого не уйти. Нахмурившись, мужчина продолжал что-то записывать в блокнот, пока не раздался телефонный звонок. - Да, - подняв трубку Мосино все больше хмурился, пока не закончил беседу и не изрек: - Мне нужно отойти на пять минут. Подожди меня здесь и мы обязательно об этом поговорим, – закинув дневник в ящик стола, мужчина положил очки на стол и вышел из кабинета. Все это время Тсуна сидел в оцепенении. Страшно было признаться в этом самому себе, не то, что выложить другому! Как теперь в глаза смотреть еще и врачу? Теперь он знает, какая черная может быть у него душа. Шатен хотел было уже покинуть кабинет, если бы не вспомнил одну немаловажную деталь: что же такого важного записал в заметках лекарь? Любопытство никогда не было основной чертой Савады, но в данный момент очень хотелось знать свой диагноз. Ведь только поэтому он сейчас внимательно смотрит по сторонам в надежде увидеть камеры, приподнимается со своего места и подходит к столу, осторожно приоткрывает верхний ящик и видит… На загнутой странице стоит его имя - 沢田 綱吉*, какие-то черточки и предполагаемый диагноз – большое депрессивное расстройство (БДР)* и ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство*). Рядом с невзрачным обшарпанным дневником лежит баночка с пилюлями. Почему-то именно они сейчас заинтересовали мальчишку. Подняв на уровень глаз препарат, начал вчитываться. Это антидепрессанты. На этикетке значилось, что таблетки выписаны психотерапевтом Мосино Хаджиме. Пациент: Джон Болтон. Применение – по две таблетки в день. Не мысля, что он делает, кареглазый засунул пузырек себе в карман и вылетел из кабинета, пока его никто не заметил и не остановил. Зачем он это сделал – без понятия. Неужто на нервной почве развилась клептомания? Но антидепрессанты ему самому не повредят. Саваде они нужнее, чем какому-то Болтону. Что ему станется, если можно выписать повторно таблетки? А вот Тсуне не хотели выписывать лечебные препараты, мотивируя тем, что все не так серьезно, и он отлично справится без стимуляторов. Не справится. Был выход попросить психотерапевта лично ему выписать препарат, но этого пришлось бы долго ждать, да и хотелось сделать подлянку врачу за то, что копнул глубже положенного и теперь в курсе происходящего с ним. Выходя из помещения, Тсуна чуть не наткнулся на Мосино, но тот был слишком занят беседой с напарником, поэтому не заметил быстро исчезающей коричневой макушки юноши. Путь до дома не предвещал ничего плохого. Пройдя через тематический парк с аллеей, кареглазый направлялся домой. Зайдя в свою комнату, шатен, не раздеваясь, прыгнул на кровать и залпом выпил две пилюли. Он сам себя будет лечить, раз никто не берется. В поисковике подросток взглянул, что же за БДР ему приписали. Хаджиме был специалистом в своем деле, но даже ему не удалось вот так сразу поставить диагноз. Сходились не все симптомы, хотя надо отдать ему должное – над некоторыми моментами довелось задуматься. Тем не менее, многих вещей не изменишь. И как бы мы не пытались сбежать от нашего самого страшного кошмара, он нас наверняка догонит. Никогда жизнь раньше не казалась настолько жестокой. Иногда приходит время просто переворачивать страницу, начать новый век. Поставить точку бывает очень непросто. Но для этого требуется мужество, ведь необходимо отречься от прошлого, отказаться от всего, заново перекроить себя. И все-таки прав был Оскар Уайльд, когда говорил: «У всякого святого есть прошлое, у всякого грешника — будущее». Надо лишь определить, кто ты, на каком этапе. Когда надежды не осталось, мы сами рушим свое будущее, то, каким оно могло бы быть. И здесь никто не виноват. Просто так получилось. Мы верим в то, чего нет. * - Савада Тсунаеши. * – рекуррентное депрессивное расстройство. * - психологическое состояние, которое возникает в результате психотравмирующих ситуаций.