Господь ненавидит идиотов… Тикки Шельен
— И почему именно я вынужден это делать? — мрачно пробормотал я, заглядывая в темный зев подземного тоннеля. Оттуда пахнуло затхлостью и плесенью. Где-то в самой глубине едва слышно капала вода. Я передернул плечами, когда мерзкий холодок коснулся шеи, и отступил на пару шагов. — Не только ты, — горестно пробормотали сзади. Авель стоял чуть поодаль от меня, и в наивных голубых глазах я тоже не замечал особого пиетета перед тем местом, которое мы должны были посетить сегодня ночью. Почему все дела с падре оканчивались тем, что два безмозглых идиота в лице нас постоянно лезли к черту на рога, причем обязательно после наступления темноты? Тьму, несмотря на то что видел во мраке хорошо, не особо жаловал. То ли это сказывались прежние детские страхи, то ли я просто слишком многое видел в этой жизни, но факт оставался фактом — лезть под землю я не желал ни под каким предлогом. — Что-то это мало похоже на развалины собора, — близоруко сощурился Авель, снял очки и протер их сутаной. Вряд ли они стали от этого чище, но ритуал был выполнен. — Я бы предположил, что это какая-нибудь древняя тюрьма для особо опасных преступников. Я громко фыркнул. Авель, на мой взгляд, слишком много болтал, поэтому в большинстве своем я предпочитал компанию Хьюго де Ватто или Треса, но один пропал где-то на задании — судя по ярости Катерины, свалил в самоволку, прикрывшись необходимостью, а второй пребывал в мастерской Профессора. И хорошо, если не в разобранном до последнего винтика виде — Вордсворт не всегда чуял, где стоит остановиться. Достаточно того случая, когда он по моей просьбе разобрал оружие, созданное на основе Утерянных технологий, которое несколько забарахлило — помнится, тогда мне едва башку не прострелили, пока я пытался сладить с заклинившим спуском. Вордсворт с огоньком в глазах принялся за дело, в процессе едва от возбуждения не проглотив неизменную трубку — и в результате я получил назад вообще нечто невообразимое. На мой свирепый вопрос, как такое вышло, Профессор виновато пожал плечами, забормотал про какие-то лишние детали, коим он не нашел применения, и поспешно свинтил из комнаты, пока я до него не дотянулся. После этого привычной пушкой пользоваться я не смог и без сожаления расколотил о голову какого-то невезучего метоселана — взрыв был знатный, мне даже брови опалило. А сам приобрел два Диггла и остался ими доволен, хотя основным моим оружием были отнюдь не эти пистолеты. — Напомни мне потом выбить из кардинала надбавку за вредность, — наконец, буркнул я и осторожно пригнулся, вступая под мрачные своды древней развалины, наполовину ушедшей под землю и затопленной. — Осторожно, Авель, береги голову. Мое предупреждение несколько запоздало. С отцом Найтроудом последний раз я работал достаточно давно и несколько подзабыл ту скорость, с которой он умел вляпываться в неприятности или огребать по своей многострадальной головушке. Покосившаяся балка, треснувшая прямо по середине, стала для священника непреодолимым препятствием — будучи, как всегда, рассеянным, он с размаху врезался лбом в крепкое дерево, ноги его поехали вперед на слизи, толстый слой которой обнаружился под двумя дюймами воды, покрывающей пол, и падре, взмахнув руками, словно собрался дирижировать оркестром, шлепнулся на задницу. Авель Найтроуд в небоевой форме и сноровка вкупе с координацией движений — вещи несовместимые. Порой мне казалось, что, даже активируя Крусника, Авель так и норовил пропахать носом пол в самый неподходящий момент, и от сего возмутительнейшего действия его удерживали обычно только нежелание ударить в грязь лицом — причем в прямом смысле, — перед противником, и ожидаемый нагоняй от Катерины за провал операции. — Живой? — заботливо поинтересовался я, и падре разом вспыхнул — румянец смущения можно было заметить даже в том скудном свете, что попадал сюда сквозь дыры и пробои в крыше и стенах. — Живой. Поднимайся, нечего задницу просиживать. Мокро же. Авель посмотрел на меня так жалобно, что у меня немедленно возникли ассоциации с севшим в лужу крохотным щенком. Но на провокации не поддаваться я умел, а потому только громко фыркнул, отворачиваясь — чай, не ребенок, сам поднимется. Впрочем, как оказалось, надеялся на это я зря — Авель споткнулся вновь, на этот раз на своем собственном одеянии. Просто при попытке подняться наступил на полу плаща, ойкнул и вновь завалился на спину, окончательно промокнув и испачкавшись. Я горестно застонал и все-таки протянул его руку, рывком ставя на ноги — несмотря на свой высокий рост, священник оказался на удивление легким. Выглядел он нынче совсем жалко: с серебряных волос капала грязная вода, у круглых очков была погнута дужка, а сутана измазана в зеленоватой слизи. — Вот поэтому я терпеть не могу вашу форму, — заявил я, глядя, как Найтроуд тщетно пытается оттереть хоть часть пятен. — Неудобная и нефункциональная. И как вы в ней только ходите? — Не все такие, как ты, Феликс, — отозвался Авель и со вздохом бросил это бесполезное занятие. Я машинально коснулся кобур и, более не обращая внимания на моего нынешнего напарника, двинулся вперед по полузатопленному коридору. Падре был неправ — я не слишком сильно отличался от тех, кто входил в основной состав AX. В общем-то, стал агентом Ватикана я только из благодарности к Катерине Сфорца, что в свое время вытянула мою жаждущую приключений задницу из неприятностей, из которых выйти живым мне совсем не светило. Сам я был убежденным атеистом, а потому, когда меня попытались облачить в стандартную форму, которую таскали все агенты, я решительно воспротивился — священник, даже липовый, из меня был никакой. К тому же сконструированную собственноручно одежду я не променял бы ни на что иное — созданная из прочнейшего углеволокна, покрытого специальным гибким пластиком, она была и повседневным костюмом, и потрясающей крепости броней. Моноволокно, в которое были встроены наноботы, распределяло любую ударную нагрузку по всей поверхности, да к тому же эффект трения заставлял волокно становиться прочным, как лучшие доспехи, в то время как обычное плавное давление, которое производилось на одежду при движении, позволяло насладиться мягкостью и удобностью костюма. Скандалов с кардиналом было много, и в результате мы все-таки пришли к консенсусу — одеяние священника, я, скрепя сердце, напяливал на себя только в редких случаях, когда того требовала необходимость. Во все остальное время был предоставлен сам себе. Так что пока падре мучился в стесняющей движения сутане, я разгуливал в широких штанах военного образца, футболке и легкой куртке, со стороны напоминающей кожаную. Высокие ботинки с ребристой подошвой, благодаря которым я даже не обращал внимания на воду и скользкую слизь под ногами, существенно повышали мое настроение, особенно после наблюдения за мучениями отца Найтроуда. У которого, кстати, ботинки мало чем отличались от моих, но он все равно неизменно попадал впросак со своей неуклюжестью. Авель угрюмо тащился сзади и вертел головой по сторонам, хотя, по моему мнению, смотреть было совершенно не на что. Широкий и прямой коридор, частично залитый водой, местами заваленный рухнувшими частями стен и перекрытий, почти не освещался — только скудный свет двух лун, проникающий сквозь проломы, позволял хоть немного ориентироваться в темноте. Зрение у меня было, как у кошки, у падре — ничуть не хуже, поэтому данное обстоятельство нам ничуть не мешало, хотя ощутимо нервировало. Человеку, кем бы или чем бы в результате он ни был, свойственно бояться темноты — это заложено в его природе. И сколь бы умело ни скрывался страх, он все равно сидит глубоко в душе и ждет своего часа. — На каком уровне располагалась библиотека? — спросил я. — На третьем, — отозвался Авель. — По информации от сестры Кейт, вход туда был закрыт еще до разрушения собора, то есть, вполне вероятно, нам придется немного поработать руками, прежде чем мы сможем туда попасть. — Если не убьемся раньше, — сквозь зубы прошипел я и пнул подвернувшийся под ногу камень. Тот отлетел в сторону и стукнулся о стену. По коридору тут же загуляло эхо, кажущееся слишком громким и зазвеневшее болью в ушах. Снизу, под ногами, что-то глухо зарокотало, словно под нами зашевелилось какое-то огромное существо, недовольное вторжением. Я замер, прислушиваясь, но услышал только жалобный вопль Авеля, едва не свернувшего себе шею. Если бы я не знал, на что он способен при активации Крусника, давно бы придушил хотя бы потому, что проблем он в начале операции доставлял больше, чем приносил пользы. Бурчал себе под нос я недолго — прямо перед нами выросло первое препятствие. Огромная, массивная дверь на запорном механизме, что отомкнуть можно было, только зная цифровой код. Причем панель, на которой, изредка мигая, тускло светился экран, была все еще активна. Я закопошился в поясной сумке — умница Кейт предполагала, что нам придется столкнуться с некоторыми устаревшими технологиями, и вручила мне универсальную отмычку, которая действовала методом перебора комбинаций. Конечно, это должно было занять некоторое время, но мы пока никуда не спешили. — Здесь есть дополнительная панель, — Авель подошел вплотную к двери, пока я возился с замком. — Скорее всего, аварийная. — Ничего не трогай, — отозвался я, запуская тихо загудевшую машину. — Судя по тому, какие записи хранились в скрытой ото всех библиотеке до начала Армагеддона, здесь может быть полным-полно ловушек для недоумков вроде нас, которые, не имея на руках даже чертежей, сунутся в надежде завладеть древними знаниями. Даже Кейт не смогла ничего найти — только приблизительное расположение нужного нам зала. Раздался громкий щелчок. Я недоуменно опустил глаза, глядя на машинку, которая методично подбирала код, выстроив уже семь цифр из девяти. Но она не могла так громко сработать, оповещая об успехе… — Авель? — напряженно произнес я, медленно разворачиваясь. Отец Найтроуд с несчастным видом стоял возле двери и держал руку у сломанной — нынче, конечно, — дополнительной панели. Еще мгновение царила тишина, а потом послышался громкий скрип, и пол просел под ногами. — Я случайно, — пробормотал падре. — Просто хотел посмотреть, а оно взялось и нажалось. Само. — Несомненно, — громко произнес я и попятился назад сразу после того, как увидел, что по жидкости, покрывающей каменные плиты, пробежала рябь. — В общем-то, как и всегда. Авель, уходим! Я ожидал чего угодно. Шквального огня, метоселан, отплясывающих чечетку на любимом ночном горшке кардинала ди Медичи, Леона, отказавшегося от попыток закадрить все, что носило юбку, но никак не того, что этот проклятый пол просто раскроется, как гигантская пасть. Вскрикнуть я даже не успел — просто провалился вниз, сопровождаемый виноватым сопением Авеля, смиренно летящего в пропасть вместе со мной, и протяжным грохотом потревоженной тонны камней, ринувшейся следом за нами в пролом. Один из кирпичей из крепкой кладки отлетел в сторону, с силой ударил меня по виску, и темнота поглотила все звуки и образы.***
— Феликс! Отчаяние, сквозившее в голосе, смогло бы поднять даже мертвого. Судя по состоянию и ощущениям, именно таковым я на этот момент и был. Ныла, кажется, каждая кость в теле, перемолотая до состояния порошка, а шея, застывшая в положении «так не бывает», и вовсе не поворачивалась. С трудом подтянув под себя руки и ноги и самому себе напоминая раздавленного таракана, я все-таки смог открыть глаза. Тусклый электрический свет резанул ничуть не хуже солнечного, и я вновь зажмурился, ощупывая голову на предмет повреждений — мне казалось, что за время недолгого полета мне стесали добрую половину черепушки. К моему удивлению, все было на месте, да и ранен я все-таки не был, за исключением содранного лоскута кожи на виске. Кое-как приладив кожу на место, я поднялся, покачиваясь и пытаясь обрести контроль над собственным телом. — Господь Всемогущий, ты в порядке! — облегченно выдохнуло нечто, отдаленно напоминающее отца Найтроуда. Если бы в таком виде он рискнул выйти против кого-нибудь из членов ордена Розенкрейц, то наши противники имели все шансы скоропостижно скончаться от нервного потрясения. — Я думал, что ты свернул себе шею! — Боже, падре, — простонал я, разминая плечо и проверяя, на месте ли поясная сумка-кошель, — ты мог бы сказать что-нибудь более оптимистичное? — Например: Феликс, кажется, мы провалились на тот самый третий уровень, где находится библиотека? — невинно произнес Авель. Я уставился на него, как на восьмое чудо света. — Вполне подойдет, — вынужденно признался я. — Но есть и другая сторона, — священник поправил очки с разбитым левым стеклом. — Было бы глупо предполагать, что те, кто создал это тайное хранилище, не защитили его. Пока ты был без сознания, я, убедившись, что ты вроде жив и даже здоров, немного прошелся и огляделся. И у меня неутешительные новости, — я подыскивал слова, чтобы выразить всю свою степень возмущения, но не находил их, в упор глядя на спокойного напарника. — Это лабиринт. И я понятия не имею, как отсюда выбраться, — в голосе падре прозвучало неприкрытое ехидство, как будто наше приключение, грозящее перейти в разряд тех, что потом отметят под графой «Провалено», а нас самих похоронят за счет Ватикана, было не более чем обычной увеселительной прогулкой. Сдерживая растущее внутри раздражение, я, чертыхаясь, двинулся вперед, рассматривая место, куда мы попали. Широкий коридор через двадцать шагов разветвлялся сразу на шесть чуть поуже, а те, в свою очередь — еще на несколько. И так, кажется, до бесконечности. Под потолком тускло светили лампы; некоторые из них были разбиты, какие-то работали с перебоями, постоянно мерцая и издавая чуть слышные потрескивание и шум. Авель шел на шаг позади меня, задрав голову, и рассматривал стены, словно пытался там что-то углядеть. Я скосился, проследив за его взглядом, но кроме обшарпанного серо-желтого камня, напомнившего мне материал, из которого древние строили пирамиды, пережившие и Армагеддон, и сотни поколений, ничего не заметил. Порой встречались проплешины мха и лишайника в тех местах, где плиты темнели от сочившейся сверху воды, а однажды мы с Авелем даже увидели небольшие бледные соцветия с яркими желтыми тычинками. Когда мой напарник сунулся рассмотреть их поближе, цветки неожиданно свернулись в узкие трубки и плюнули ему прямо в лицо снопом колючек. Теперь Авель держался подальше от любого вида растений, справедливо полагая, что они тоже вряд ли пылают к нему особой любовью. Через полчаса бесполезных блужданий по лабиринту я понял, что так просто мы отсюда точно не выберемся. Сзади уже раздавалось требовательное урчание живота падре, и я с тоской подумал, что скоро он начнет озвучивать свои мысли по поводу еды, а этого я точно не выдержу — кажется, мне жрать хотелось ничуть не меньше, равно как и пить. К тому же несколько раз мне приходилось останавливаться, опираясь на стену — сильно кружилась голова. Наше страшное падение не прошло для меня бесследно, и мне оставалось только поражаться, как Авель пока еще держится. — Смотри, — неожиданно произнес отец Найтроуд и ткнул куда-то пальцем. Я запрокинул голову. — Видишь выбитую в камне звезду? Для того, чтобы разглядеть барельеф, пришлось поднапрячься — перед глазами немного плыло. Но наконец я все же узрел то, на что обратил внимание мой напарник: у самого потолка действительно виднелись темные прожилки, складывающиеся в узор. Причем один из лучей пятиконечной звезды был заметно длиннее других. — И что это значит? — мрачно поинтересовался я. Голубые глаза Авеля потемнели. Священник закусил губу, словно пытался что-то вспомнить, но это «что-то» упрямо ускользало. В конце концов, взгляд его прояснился. — Если посмотреть вперед, — он сделал несколько шагов, — то становится понятно, что впереди опять разветвление. До этого момента мы шли наугад, но что, если эти лучи указывают нам направление? — И с чего ты это взял? — я последовал за Авелем, и вскоре мы действительно оказались у развилки. Согласно знаку, что мы видели чуть раньше, нам следовало повернуть направо. — Есть какие-то основания так полагать? — Однажды давно, — отец Найтроуд споткнулся о камень и едва вновь не растянулся на полу, но я вовремя поймал его за шиворот, удерживая в вертикальном положении. — Благодарю, Феликс. Так вот: когда-то давно мне рассказывали древний миф о могучем герое, который, спасая своих соотечественников, попал в лабиринт, из которого не было выхода. Кроме того, жестокий царь, не желая, чтобы пленники, которых везли ему для забавы, выбрались из этой темницы живыми, сделал это место домом для жуткого чудовища — человека с головой быка. И тут бы герою и конец настал, потому что даже если бы он сразил монстра, то все равно бы сгнил, так и не найдя верного пути, если бы дочь правителя не полюбила его и не вручила ему нить, которая стала путеводной. Как и раньше звезды для моряков. Может быть, ты слышал когда-нибудь о Венце Ариадны? — Нет, — покачал головой я, захваченный неторопливым рассказом. — Речь шла о восьми путеводных звездах, — пояснил Авель. — Поэтому, завидев здесь эти барельефы, лучи которых всегда показывают разное направление, я предположил, что именно так находили путь обладающие знаниями. Вряд ли у тех, кто трудился в библиотеке, был какой-то иной вход. Что ж, объяснения Авеля меня в общем и целом устраивали. Древние люди всегда любили подобные сказки и придавали им слишком много значения. С другой стороны, ничего иного у нас с падре вообще не было. Так что, то ли бы мы шли наугад, то ли по указаниям звезд… Результат все равно один — или найдем выход, или нет. Чем дальше мы заходили, тем ощутимее давила толща земли над головой. Судя по ощущениям, мы опустились уже достаточно глубоко, но переплетения коридоров все никак не заканчивались. Кроме того, порой мне стало казаться, будто пристальный взгляд сверлил спину. Но стоило только обернуться, как ощущение исчезло. Не придавать значения подобному я не мог, потому что инстинкты меня пока еще ни разу не подводили, но непосредственного врага я не видел, и это серьезно меня раздражало. Впрочем, данное обстоятельство вынудило меня быть значительно осторожнее и обращать внимание на любые мелкие детали, которые могли бы показаться неправильными. Именно поэтому мы с Авелем остались целыми и даже относительно невредимыми. Отец Найтроуд, глядя на новую звезду, указывающую путь, не посмотрел под ноги. Он, конечно, и так-то редко глядел на землю, отчего регулярно страдал, но здесь его безалаберность стала просто вопиющей. Раздался негромкий щелчок, я успел увидеть мелькнувшие по стене красные огоньки и бросился вперед, сбивая падре с ног и впечатывая его лицом в землю. Объяснять возмущенно замычавшему Авелю ничего не пришлось — прямо над нашими головами прошелся залп из крупнокалиберного оружия. Во все стороны брызнула каменная крошка, от грохота тут же заложило уши, а взметнувшаяся вверх пыль мгновенно заволокла все мутной пеленой, лишая возможности разглядеть даже собственную руку. — Кажется, мы уже близко! — прокричал мне в ухо Авель, извернувшись и выползая из-под моей тушки. — Иначе ловушек бы не было! Я качнул головой — это утверждение можно было оспорить и аргументировать тем, что, может, создатели этого места просто не очень любили людей, а потому нашпиговали коридоры различными прелестями вроде этой. Но я все же предпочел промолчать, вытаскивая из сумки два широких браслета и защелкивая их на запястьях. Торопливо натянул перчатки и, прикрывая нос и рот рукой, вскочил на ноги и бросился вперед. От револьвера Авеля толку тут не было совсем: орудия были встроены в управляющие панели в стенах, и оттуда их можно было выковырять только мощным взрывом. Позволить себе такой роскоши я не мог, хотя парочка гранат точно где-то завалялась — нас бы мгновенно похоронило под тоннами камня. Поэтому пришлось воспользоваться оружием, обращение с которым было одним из моих основных козырей. Тонкие нити паутины резали и камень, и металл словно масло, и атака захлебнулась. Мне понадобилось всего шесть секунд для того, чтобы полностью расчистить нам дорогу. Я насчитал пятнадцать пушек до того момента, как щупы паутинки, посланные вперед, дали отклик — впереди была дверь. Авель все-таки оказался прав — вход на нижний уровень в библиотеку мы нашли. Оставив отца Найтроуда копаться в пыльных томах с упорством истинного книголюба, я осторожно обошел небольшое помещение. В нем не было ничего примечательного, кроме, разве что, невероятного количества пыли и сухого, неприятного запаха. Я, конечно, знал, что любая из этих книг является самым настоящим сокровищем и стоит баснословных денег, но у нас был четкий приказ, и нарушать указания Катерины я не собирался. — Нашел! — оповестил меня счастливый Авель, поднимая повыше небольшой том в металлическом футляре, на котором я увидел старинный кодовый замок, и я вздохнул с облегчением. Задание выполнено, можно возвращаться обратно.***
В поспешности своих выводов я убедился сразу после третьего поворота, когда увидел далеко впереди массивную фигуру, которая в мигающем свете неисправных ламп выглядела до того зловеще, что мне даже захотелось слинять без права на возвращение. Авель, кажется, был того же мнения: он оглянулся, понимая, что отступать нам некуда, и жалобно поглядел на меня, прижимая к груди обретенное сокровище. — Может, он просто мимо проходил? — печально спросил он. Я молча наблюдал за тем, как существо неспешно приближалось к нам, и понимал — уйти так просто нам не дадут. Легенда, рассказанная падре, обретала совсем иной смысл, потому что страж библиотеки и хранившихся там секретов словно вышел из того мифа. Могучая фигура человека — и бычья голова со сверкающими алым глазами киборга. Это, несомненно, был биоробот, возможно, несколько устаревшего образца, но вряд ли время могло сильно повлиять на его боевые качества. Я выхватил из рук напарника томик и запихнул его в поясную сумку. Она ощутимо потяжелела, да и стала к тому же неприятно стукать по бедру, но это было всяко лучше, чем если бы в горячке боя мы превратили нашу цель в горстку пепла. Сфорца из нас бы голыми руками кишки выдавила. Несмотря на то, что с Авелем мне приходилось работать достаточно редко, общий план ведения боя у нас был отработан на отлично, поэтому я, не сомневаясь, что Найтроуд не подведет, бесшумно метнулся в сторону, разгоняясь. Мое тело было перестроено на молекулярном уровне, и модификация позволяла поднимать температуру, а значит — ускорять процессы внутри организма, сравниваясь в скорости с теми же мафусаилами, а иногда, на короткие промежутки времени, превосходя их. Но полной мощности мне сейчас не требовалось — только уйти из поля зрения нашего противника, предоставляя роль приманки Авелю. Минотавр, не издавая ни звука, бросился вперед, слишком быстро и слишком бесшумно — я того не ожидал, а потому не смог рассчитать верную траекторию движения. Выпущенные нити чиркнули по плечам стража, стесывая верхний слой искусственной плоти, но целился-то я в горло, надеясь одной атакой расправиться с киборгом. Затея провалилась, и Авель оказался на прямой линии удара чудовищной секиры в руках минотавра. Извернуться, оттолкнуться ногами от стены. Авель хладнокровно подпускает противника слишком близко, но в последний момент уклоняется. В слишком странной для такого сражения тишине выстрелы звучат громом. Киборг отшатывается назад — правый глаз вышиблен и болтается на тонких нитях проводков. Паутинка со свистом взрезает воздух, и я прикрываю Авеля щитом — иначе заденет и его. Он чуть улыбается, полностью доверяя мне свою жизнь. И голова киборга, изуродованная точными выстрелами, с глухим стуком падает на каменные плиты, а за ней с шумом обрушивается и остальное тело, словно куча гнилого мяса. — Отлично сработано, Паук, — Авель убрал оружие и с сожалением ткнул носком ботинка затихшего киборга. — Думаю, нам стоит поторопиться и убраться отсюда как можно раньше. Я, отдышавшись, кивнул, искоса поглядывая на падре. Понимал ли он, что моя оплошность, то, что я недооценил противника, могла стоить ему жизни? Наверняка понимал, но ни единого слова упрека я не услышал от Авеля. За что был ему очень благодарен, потому что угрызения совести и тот испуг, который мне пришлось испытать, когда я понял, что не успеваю прикрыть его без активации внутренних резервов — и без того достаточное наказание для такого, как я. Впрочем, на этом наши проблемы не закончились. На выходе нас уже поджидали, и вовсе не почетный караул из агентов АХ. Авель только скривился, как будто его заставили разом сожрать пуд соли, стоило ему только увидеть тонкую, затянутую в черное фигуру изящного мужчины с длинными смоляными волосами. Исаак фон Кемпфер в окружении десятка молчаливый черных фигур небрежно прислонился плечом к полуразрушенной колонне и лениво смотрел на сиреневатый дым, что кольцами выпускал изо рта. — О, а вот и вы! — искренне обрадовался Маг, скользнув по мне равнодушным взглядом. — Я понимаю, что требую слишком возмутительную вещь, но, господа, извольте отдать мне книгу. Я, напрягшийся, словно перед прыжком, чуть расслабил плечи. Не узнал. Отец Найтроуд набычился. Схватка с Исааком, слишком опасным противником, могла привести к очень неприятным последствиям, особенно после почти целой ночи мотания по развалинам и боя с киборгом-стражем, но иного пути вырваться отсюда я не видел. Однако сейчас, в этот самый момент, мне было нечего противопоставить Магу — Авель не должен узнать того, о чем известно только Катерине Сфорца. — Он твой, — холодно прошептал я, и падре медленно кивнул. В голубых глазах промелькнули алые искры. — Авель, активируйся на восемьдесят процентов. Не меньше. Поверь, — в его глазах вспыхнуло удивление. — Остальных я беру на себя. И снова пели нити паутины, кромсали плоть, смертоносными, едва заметными лезвиями серебряно мерцали под светом двух лун, и автоягеры хрипели, словно свиньи на убое, ловили выпадающие внутренности отваливающимися в следующее мгновение руками, падая на залитый кровью пол с разорванными глотками. Я вихрем кружился в центре паутины, исполняя только одному мне ведомый диковинный танец — Паук плетет тенета, и ни одна жертва никогда не сможет ускользнуть из чудного узора прочных нитей. — Восхитительно, — прошептал Исаак, возле которого застыл чудовищный Крусник, не в силах пробить магический щит. — Кто ты? Знал ведь Авель, что мощность должна быть не менее восьмидесяти процентов. Почему он медлил? Чего добивался? Почему он не поверил мне? Я остановился, молча глядя на Мага. В его глазах я видел сомнение, удивление и попытку вспомнить, откуда он мог бы меня знать. Но теперь я уяснил точно — без моей помощи ему того не добиться. А значит, сейчас Исаак фон Кемпфер для меня безопасен. — Отец Найтроуд, — тихо произнес я, и невидимая нить распорола перчатки на руках Мага. — Нам нельзя медлить. Коса со свистом взрезала воздух, и фигура Мага рассыпалась дымными клочьями тумана. Обманка, иллюзия. Сбежал — вернее, отступил, так он любил говорить, — раньше, чем мы смогли до него добраться. Авель, обретший нормальный вид, безмятежно поглядел на меня голубыми глазами и улыбнулся. Я молча отдал ему томик, и лицо священника озарилось радостью — кажется, он нашел для себя новую игрушку. Крусник, впадающий в детский восторг при виде старой книги — определенно, эта операция стоила такого зрелища. Я отвернулся и не успел заметить, как сошлись брови падре, когда он последовал за мной, а губы тихо прошептали: — Кто ты?