Им же несть числа

После Выпуска Рексу спалось неважно. Он никого не жалел, конечно, особенно того старшего, который однажды закидал его камнями, защищая какую-то плешивую кошку. Рекс усвоил урок, но не простил. Однако что-то все равно его тревожило: Кузнечик в Могильнике, стороживший его Волк. Он никогда не спускался к ним, только передавал через Волка или Вонючку какие-то безделушки: часть — просто так, часть — с искренней верой в защитные свойства этих мешочков, ниточек, ракушек. А вот Макс, наоборот, почему-то очень любил навещать Кузнечика и подолгу стоял вместе с Волком у дверей его палаты, пока сестры их не выгоняли. На самом деле, туда никого не пускали, пеняя на неизвестный вирус, который мог быть заразным, опасным, смертельным и еще черт знает каким. Но Волку было все равно, и он постоянно пробирался в Могильник, оставляя подарки под подушкой у спящего друга. Как-то Макс даже вытащил Рекса из постели среди ночи, и они прокрались в библиотеку, чтобы стащить с подоконника горшочек с каким-то непонятным растением с круглыми мясистыми листьями, чтобы утром отнести его Кузнечику. Осуществить задуманное не удалось: горшочек отобрали еще на подходе. Макс тогда расстроился, но виду не подал. Рекс ничего на это не сказал: Сиамцы уже научились понимать друг друга без слов, — но по ночам прислушивался к движениям на Максовой кровати — не соберется ли снова? Почти полгода прошло с Выпуска, зима уже подбиралась к своему зениту, но нормальный сон так и не вернулся. Рекса уже легко можно было отличить от близнеца по синеве под глазами, хотя вытянулись и осунулись оба: Макс — из-за переживаний о Кузнечике, Рекс — из-за беспокойства о Максе. Наверное, потому он и не ходил в Могильник, что немного злился. Сразу и на всех. В основном, на Кузнечика, устроившего среди Чумных настоящий переполох, и на Пауков и Паучих, отказывающихся говорить, что происходит с их другом. Ночью Макс дрожал — громко, стуча зубами. Так, что сам воздух будто колотился. Никто этого не почувствовал, даже Вонючка, вскакивавший всякий раз, когда на горизонте маячило какое-нибудь неприятное событие или стоило кому-то проявить первые признаки болезни. Значит, все будет хорошо. Но заснуть Рекс уже не мог. Он выбрался из постели и присел рядом с братом. Тот не проснулся, но все так же продолжал безудержно трястись. Рекс подошел к окну, поплотнее закрыл форточки, хотя из них и так не дуло. Заклеивать их, как делали это раньше, в этом году не стали. Чумным Дохлякам было от двенадцати до четырнадцати — сущие мальчишки еще! — но после того, как старшие покинули Дом, их ниша досталась подрастающему поколению, то есть Хламовным, Певчим и Чумным, и те сразу же принялись перенимать недоступные доселе привычки. Комнаты, принадлежавшие когда-то людям Черепа и людям Мавра, разграбили еще в первые дни, и Сиамцы были теми, кто заходил в святая святых Дома прежде остальных. Еще бы! Взрослые заперли двери на замки, но для близнецов они были ничем. А вот спрятанные за ними амулеты, обереги, запрятанные пачки сигарет и бутылки с резкими запахами, оставшиеся от старших, казались им настоящим сокровищем. Жестоко было радоваться тому, что Самая Длинная Ночь того года унесла столь многих, и все же, обшаривая чужие матрасы, дети радовались этому — тому, что у воспитателей стало так много забот, что торопиться с уборкой опустевших комнат было просто некому. Хламовник, Гнездо и Чумная тут же наполнились пьяными голосами и табачным дымом — вот и пришлось пожертвовать теплом: хотя бы раз в день кто-то дымил у окна, выдыхая в форточку и сбрасывая пепел в самодельные пепельницы. Рекс коснулся замерзшего стекла, поморщился и вздрогнул, но лишь на миг. Дом хранил свое тепло, но, видимо, не хотел делиться им с Максом. Рекс прилег рядом, поверх одеяла, обнимая брата, гладя его по спине и даже бормоча что-то неразборчиво-успокаивающее, и тот мало-помалу затих, дыхание выровнялось, зубы перестали отбивать чечетку. Чуть приоткрытые глаза замерли. — Нехороший сон, просто нехороший сон, — на самое ухо зашептал ему Рекс: он сам прекрасно знал, как мечутся глаза под веками, когда кошмары наступают со всех сторон. Не раз он утешал Макса, прогоняя прочь такие видения, не раз оставался с ним до рассвета. Но сегодня поднялся, поправив одеяло. Нашарил на полу тапочки и в одной пижаме вышел в коридор, прихватив кое-что очень важное из-под своей подушки. Через третий этаж идти было не страшно: в такое время воспитатели обычно спали, да и Рекс умел прятаться в темноте, едва заслышав подозрительный шорох. Тапки он оставил у лестницы, чтобы идти бесшумно, а металлически звенящую связку крепко сжал в руке. У дверей библиотеки Рекс обернулся: не похоже, чтобы в коридоре кто-то был. Наощупь подобрав нужную железку, мальчик пропихнул ее в замочную скважину. С щелчком механизм повернулся, и Рекс толкнул ручку вперед. Цветок стоял на своем прежнем месте — на втором подоконнике слева от входа. Крассула, — теперь Рекс знал, как он называется: прочитал не так давно в кратком описании одного из наборов тематических открыток. Это название, на его взгляд, звучало гораздо лучше, чем простонародное «толстянка» или «денежное дерево». Рекс взял горшок вместе с подставленным под него блюдечком. Вышел тихо, запер за собой дверь, довольный ночной вылазкой. Крассулу он отдаст Максу и сам будет за ней ухаживать: нечего таскаться с растениями в Могильник. Уже подходя к лестнице, он услышал, как скрипнула дверь одной из воспитательских. — Комендантский час нарушаем, значит? — Рекс хотел было спуститься и рвануть в комнату, пока его не узнали, но уже через пару ступеней его позвали по имени, осветив коридор фонариком. Рекс обернулся. Луч света упирался в стену позади него, но мальчику было все равно, даже если бы он слепил глаза. Было нестерпимо обидно. — Извините, — тихо сказал он, протянув воспитателю свой трофей, уверенный, что его все равно отберут, но Ральф окинул горшок недоумевающим взглядом, чуть сдвинув брови. Тот самый Черный Ральф, ставший после Выпуска легендой — друг Лося, воспитателя младших, и один из немногих, кто еще оставался в Доме после случившегося. И по слухам единственный, кто продолжит здесь работать, когда беспорядки окончательно замнут и сумеют подобрать новый персонал, вместо сотрудников, бегущих отсюда, как крысы с тонущего корабля. — Оставь себе. Рекс выпучил и без того большие глаза: он-то ждал уже, что сейчас и крассулу, и отмычки отнимут, а самого за ухо отволокут в Чумную, по дороге сделав выговор, но Ральф Первый лишь устало зевнул. — Придумаю что-нибудь завтра. Вы же так просто от этой зелени теперь не откажетесь, — кажется, он вздохнул обреченно, но Рекс этого не заметил — у него в этот момент сердце подпрыгнуло до горла. — Спасибо, — пробормотал он, благодаря не за цветок и не за отсутствие нотаций, — за понимание. Ральф махнул рукой — мол, чего с вас возьмешь. — Сам обратно доберешься? Рекс поспешно закивал. Меньше всего ему хотелось возвращаться в сопровождении воспитателя. Утром, уже вручив обрадованному Максу подарок и пообещав, что на этот раз никто его не заберет, Рекс вместо завтрака сам пошел к Черному Ральфу с повинной. Ему было интересно, почему он так легко отделался, будучи застигнутым на месте преступления. Обычно взрослые всеми способами пытались выбить из подопечных подобную дурость. Вонючка говорил, что это потому, что воспитатели боятся Дома. — Наверное, мне следовало сказать, что я больше так не буду? — Будешь, — возразил Ральф. — Не обещай невыполнимого. Он не улыбался и выглядел даже более хмуро, чем всегда, но в этот момент показался Рексу самым надежным из живущих в Доме взрослых. Самым понимающим — уж точно.