Равноценный обмен

      «Утро красит красным цветом стены древнего кремля», – мысленно пел Люциус, проснувшись в хорошем настроении. Во сне с ним связался Люсьен, просил извинение, что провёл смену телами без её согласия. Они обменялись впечатлениями о вселении, Люсьен был доволен, что у Люциуса-Людмилы не возникло особых трудностей. И просветил свою пунцовую копию о своих сексуальных пристрастиях, подсказал, где в спальне находится тайник с его дневниками, последний попросил сжечь, не читая, а с остальными советовал ознакомиться. На прощание просил присмотреть за Драко, у него сейчас переходный возраст и отцовская поддержка ему очень нужна, есть вопросы, на которые ответить может только отец.       В принципе, сон можно было принять за бред, если бы не дневники, обнаруженные в тайнике.       – Тинки, разожги камин и принеси завтрак, – обратился он в пустоту, зная, что его слова будут услышаны. Это, конечно, несколько напрягало, не иметь своего личного пространства, но кто он такой, чтобы менять устои.       Люциус спалил последний дневник, не заглядывая в него, как и обещал Люсьену. Тинки принёс на завтрак мясные закуски, проинформировал, что общий завтрак будет проходить в столовой через два часа, вернулся молодой хозяин, и хозяйка велела передать лорду: «Драко не должен знать о холодности наших отношений, поэтому выйдете к столу и изобразите счастливого отца семейства». Оказывается, не всё так радужно в Датском королевстве.       Войдя в столовую, Люциус обнаружил за столом не только жену и сына, но и Снейпа… Хотелось сказать «любовника», но любви особо он не чувствовал, хотя зельевара, ведущего светскую беседу за столом, хотелось валить и трахать. Боги, хорошо, что он накинул мантию… В свете активизации его членистоголового дружка она станет его любимым нарядом. А может, у всех волшебников повышенное либидо, которое они скрывают за столь просторными нарядами. Когда он первый раз пытался надеть этот балахон, это оказалось задачей непосильной, мантия как Пифагоровы штаны – во все стороны равны. Так вот, немногословный Тинки на его стенания, зачем нужна куча подкладок, заметил, что в древности волшебники носили мантию на голое тело.       Люциус, поздоровавшись с присутствующими, заметил про себя, что его крыша съехала основательно, он сам умудряется задавать себе вопросы, сам на них отвечает, ведя постоянный внутренний диалог, при этом его лицо остаётся беспристрастным.       – Отец, я так горд тобой! Представь, этот выскочка Поттер вчера пришёл ко мне и попросил прощения, сказав, что был неправ.       – А ты что в ответ?       – Знаешь, я особо не злился на него, просто мне всегда нравилось задирать его, было весело.       – Мне показалось, Гарри довольно степенный молодой человек, – заметил Снейп.       – Вы правы, крёстный, его практически невозможно вывести из себя, но с этим отлично справлялся Уизли, а Гарри вынужден был вступаться за друга. Эх, – вздохнул Драко. – Я раньше все каникулы планировал каверзы для Поттера, с успехом воплощая их во время учебного процесса. Даже не знаю, чем теперь заняться летом…       – А пригласи Поттера к нам погостить, – ошарашил всех присутствующих Люциус. – Ты знаешь, сын, есть хорошая поговорка: «Друзей надо держать близко, а врагов ещё ближе», – дал он пояснение своему поступку. Хотя это был его случайный порыв, высказанный по наитию.       – Это мудрое решение, – согласился Снейп. – Но, Люциус, я не думаю, что стоит посвящать посторонних в твои проблемы, тем более в свете будущих событий.       – Па, о каких проблемах говорит крёстный?       – Ты знаешь сынок, магическая кома не прошла для меня без последствий, я утерял часть магических знаний. И Северус любезно согласился помочь мне восполнить эти пробелы.       – Отец, крёстный, я, конечно, не в восторге от Гарри, но могу поручиться за него, он никогда не был болтуном. Но для вашего спокойствия можно взять с него магическую клятву о неразглашении.       – Хорошо, ждём твоего «друга», – Люциус с насмешкой выделил последнее слово. – К нам в гости.       После завтрака он со Снейпом спустился на подвальный этаж Мэнора, зельевар хотел проверить степень его знаний. Драко умчался связываться с Поттером, приговаривая, что тот будет дураком, если не захочет сбежать из тесного гнездовья Уизли. Нарцисса отправилась за покупками, Люциус вздохнул, он тоже любил подобное времяпровождение в своей прошлой жизни, но пока не время. Надо вливаться в местные реалии, а для этого он спустился в тёмный подвал Мэнора, а не пошёл в пестрящий светом бутик.       Из раздумий он был резко выдернут вжавшим его в стену Северусом, жадно зашарившим руками под его мантией, а Люциус вдруг пожалел, что не уподобился древним волшебникам, надевавшим мантии на голое тело. Он, в ответ залезая руками под мантию Северуса, был приятно удивлён, что тот завет предков блюдёт… Огладив руками крепкую задницу Северуса, с силой сминая её руками, нырнул рукой по животу вниз, почувствовав в руке каменную плоть.       – О, Сева, – простонал он в губы Снейпу, получив от него ответную ласку.       А дальше на них накатило безумие… Прямо на каменном полу Мэнора, наклонив Северуса в коленно-локтевую на сброшенных небрежно мантиях, Люциус вбивался в податливую плоть, не заботясь о комфорте зельевара. Люсьен его просветил, что Снейп любитель пожёстче, чем он сейчас и пользовался. Впоследствии, прокручивая эту сцену, Люциус не мог понять, что на него нашло, он вроде всегда любил томные долгие ласки, а в этом мире будто с цепи сорвался, отпустив условности.        Соскучился по моему члену в заднице, Сева? – дышал ему в затылок Люциус, намотав волосы зельевара на кулак. С его губ как-то естественно срывались непристойности, что заводило обоих.       – О, Мерлин! Люси! Глубже! – с придыханием срывалось у Северуса между толчками.       Пока двое предавались животной похоти, охватившей их, Тёмный лорд очередной раз крушил гостиную в своём особняке, чувствуя по метке, как его любимому хорошо с другим. Он упал на колени посреди разгромленной комнаты и в два рывка довёл до разрядки свою восставшую плоть, кончая в унисон с далёким возлюбленным. И содрогнулся в беззвучном рыдании, помня совет, данный ему Снейпом: «Если любишь, отпусти».       И пока Северус с Люциусом приходили в себя после бурного совокупления, а Тёмный лорд, обхватив свои плечи, раскачивался, смотря невидящим взглядом, из подвала Мэнора на дрожащих слабых ногах выходил Драко, который стал невольным свидетелем происходящего, на его светлых штанах расползалось мокрое пятно, но парень не замечал этого, пришибленно идя в свою комнату.       Драко упал на кровать, пытаясь осознать произошедшее… Да, он знал о подобных отношениях… Но это было там, далеко… Не с ним… Он и помыслить не мог, что его отец и крёстный занимаются подобным… Но самое ужасное, его эта картина завела настолько, что он спустил в штаны даже не прикоснувшись к себе. Это было даже круче, чем неумелый минет Лизи, до сегодняшнего дня бывший его лучшим сексуальным приключением. О, Мерлин, как же ему хотелось оказаться на месте отца и вколачиваться в покорное тело крёстного… Или даже наоборот, на месте крёстного, и чтобы в него вколачивался отец… О, Мерлин, что за греховные мысли посещают его голову.       И тут ему представилась картина: Гарри лежащий спиной на кровати и призывно разводящий перед ним ноги, в его глазах шальной блеск, нижняя губа закушена, он разводит рукам свои ягодицы и томно шепчет: «Я твой, Драко». Драко с остервенением дрочил свой снова вставший член, и кончил, шепча в пустоту: «Ты будешь моим, Гарри».       А Гарри Поттер собирал свои нехитрые пожитки, которые уже успел разложить в комнате Рона. Уизли ныл, называя его предателем, который сбегает от друга. Родители Рона на его слова, что он уезжает в Малфой-Мэнор, ответили: «Да, да, конечно», притом одновременно. Но он подозревал, что они его не слушали, как и своих многочисленных отпрысков, отвечая им одинаково: «Да, да, конечно. – Ма, я выросла из мантии; Па, у меня прыщ; Ник показал мне язык; Я разбил вазу и т. д.». Гарри пожал плечами, оглядывая это многочисленное семейство, в котором каждый сам за себя, и вошёл через камин в проход, который открыл ему Драко.       Холл Малфой-Мэнора разительно отличался от дома Уизли. В первую очередь тишиной, которая болезненно ударила его по ушам, и он качнулся от этого контраста.       – Гарри, как ты? – поддержал его Драко, в голосе которого скользило беспокойство.       В белой водолазке, тёмных лёгких штанах, без своей надменной ухмылки Драко был такой домашний. От него приятно пахло хвоей, а в руке, которой он подхватил его под локоть, чувствовалась сила. Почему он раньше не замечал, какой Драко красивый?       – Уже лучше, – прохрипел он в ответ. Смутившись своим мыслям, он покраснел.       А Драко очередной раз понял, как же Поттер сексуален, и удивился, что они раньше не дружили.       На ужин в столовой Малфой-Мэнора собралось всё семейство Малфоев и Северус с Гарри. Жизнь – игра, а мы в ней актёры, в этом легко можно убедиться, понаблюдав за присутствующими за столом и послушав их мысли.       Нарцисса цвела: «Как Вы находите Малфой-Мэнор», обратилась она к Гарри. Но, Мерлин, как ей хотелось просто встать и уйти, она устала играть роль, её душили стены Мэнора. Когда-то она была влюблена в Люциуса, что кошка, не замечала его бесконечных измен, урывками выхватывая внимание супруга, и была в эти мгновения несказанно счастлива. Она согласилась разделить их супружеское ложе с его любовником, лишь бы продлить эти мгновения близости с мужем, быть для него интересной, желанной. А теперь она просто устала, ей не хотелось больше счастья урывками, так хотелось стать для кого-то солнцем в личной вселенной, а не одной из звёзд. Но она продолжала улыбаться…       Снейп, сохраняя внешнюю невозмутимость, понимал, что это начало конца их отношений с Люциусом. Тёмный лорд не отступится, ему удалось лишь выпросить отсрочку длиною в летние каникулы. А в Хогвартсе Волдеморт не потерпит посягательств на своё. А пока он наслаждался последними чувственными встречами в лучах угасающих отношений, и осознавать это было больно. Но внешне он сохранял невозмутимость.       Драко внешне был беззаботен, улыбаясь своему новому другу. А внутри пытался подавить адский коктейль желания, глядя на крёстного с отцом. Перед его глазами стояла утренняя сцена в подвале Мэнора, и он боялся своих странных желаний, ведя внутреннюю борьбу. Но за столом он был сама невозмутимость.       Гарри старался держаться с достоинством, но сам себе он казался нелепым. В своей заношенной за учебный год мантии он чувствовал себя инородным предметом интерьера. Ему казалось, что присутствующим неприятен он с эстетической точки зрения. Но продолжал держаться с достоинством.       Люциус был само спокойствие, хотя в его голову сейчас лучше не заглядывать, он имел неосторожность почитать дневник своего предшественника и был в некотором роде шокирован, скажем мягко, – неразборчивыми связями последнего. Но внешне он оставался спокоен.       И что бы ни творилось у присутствующих в голове, какие бы страсти или низменные инстинкты их ни мучили, внешне всё было чинно и благовоспитанно. Вот и прошёл ещё один день в Малфой-Мэноре, дадим актёрам этой жизненной пьесы отдохнуть, чтобы продолжить за ними наблюдать завтра.