Воспоминания Эйтара

"- Я могу только представить, что ты вынесла, - ровно выговорил Трандуил, сдерживая дыхание, стремясь, чтобы слова его звучали спокойно. – Но, Ольва... я здесь, с тобой. И... Эйтар даст гончий лист коню. Надо как можно скорее попросить Виэль прибыть во дворец. Молоко оленихи, да и никакое другое, не сможет взрастить эльфинита, это лишь временная пища. Сын здоров, но очень слаб. Как только ты немного отдохнешь... будешь готова... - Слаб? Слаб? Ветка оказалась около Мэглина и приняла ребенка; кончики пальцев нандо подрагивали... Маленькое тельце вдруг оказалось таким сладким, таким невероятно теплым и родным, таким бесценным, что Ветка чуть не завыла, чуть не завыла, как это сделала бы Нюкта; она замерла, прижимая к себе ту бесценную искру, которую безжалостный Некромант вырвал год назад из ее тела. - Так я поскачу в Дейл. Разве можно рисковать?.. - Ольва, ты едва стоишь! - Дай мне мирувор... дай мирувор и кусочек лембаса. И Герцега. Я поскачу к Виэль сама. Разве можно рисковать? Разве можно?.. - Ольва, - почти простонал Трандуил. Затем, видно, приняв решение, выкрикнул: - Герцега! И еще двух коней! Олень останется здесь, Леголас, ты поедешь на нем... со мной Мэглин. На Герцеге – Ольва. - Ада, ты поскачешь в Дейл с Ольвой Льюэнь, поскачешь вот так, без стражи? – Леголас тревожно заглядывал в голубые глаза отца. - Я поскачу. Она же поскачет. Посмотри на нее." (Funny-bum. «Я здесь. Верь», глава 26) Троих всадников словно ветром сдуло – кони, подгоняемые гончим листом, стрелой понеслись в обход Леса, на север, к городу Дейлу, с недавнего времени ставшему оплотом надежд всех эльфов Лихолесья. Там, на отрогах гор, над Долгим озером, недалеко от Эребора, должен был завершиться бесконечный путь страданий моего народа. И от того, как благополучно доберутся до него Ольва, Трандуил и Мэглин… От этого зависит сейчас всё. Я же стараюсь надеть на себя все сто медвежьих шкур отстраненности, чтобы хоть как-то привести в порядок свой внутренний мир. Ловлю себя на том, что бездумно бреду вслед за улетевшими всадниками и никто меня не пытается окликнуть. Оборачиваюсь…Они действительно меня не видят. В шоке, по-видимому, все. Возвращаюсь, вслушиваясь в недовольное бухтение Лантира. Сознание цепляется за фразу: – …и пошли на поводу у её безумия! И все мои сто шкур слетели в момент. Вскидываюсь, раздраженно глядя на нолдо, и словно плотину прорывает: – У тебя какие-то проблемы, Лантир? Сколько можно уже? Чего ты к ней прицепился! Взгляд её, видите ли, ему не понравился… Что тебе еще не нравится? Глаза Лантира распахиваются в ужасе. Он никак не может понять, в чем дело, что вызвало мою столь бурную реакцию. Но меня уже несет – не остановить… – Ты сам-то как? Часто скитался по Арде, лишенный любой помощи и хоть какого-то участия? А можешь вспомнить хоть одну историю про эльфов, которые были разлучены в период ожидания потомка? Что, не вспоминается? А какую-нибудь историю про эллет, вынашивающую дитя в нужде, в голоде, в одиночку, вдали от дома и супруга? Лантир растерянно смотрит на меня: – Эйтар, что с тобой? – Заткнись и ответь мне, ну! Не можешь… А знаешь, почему? Потому что нет таких историй. И весь твой жизненный опыт и все твои тысячелетние знания не в состоянии заставить тебя понять, что может в таких обстоятельствах чувствовать женщина… Безумие, говоришь? Да ты выглядишь безумнее её в своей извечной паранойе и неприятии. Что, собственно, она плохого тебе сделала? За что ты её так ненавидишь? Цепляешься к ней с самого первого дня… – Что, хочешь сказать, что так уж и безосновательно? Вспомни только, чьим орудием она была в этой войне! Ладно, допустим, не по своей воле… Но что это меняет? Что? – Лантир, – устало произношу я, – ты непрошибаем. Ты никогда в жизни не осмелишься посмотреть на все это с другой стороны? Её захватил Враг, удерживал её в плену, барлог знает, что он с ней вытворял, но она смогла вырваться из самого Мордора. И ей, этой чужеземной девочке, пришлось выживать. Одной, с не рожденным ребенком… в нашем страшном мире… а мы… Мы все такие сытые и красивые приперлись на пепелище, чтобы оплакать её гибель. Мы бросили её, Лантир. Мы её бросили… – Что за бред ты несешь? Никто её не бросал, очнись! Посмотри туда! И он указал рукой на выжженный Амон Ланк. Страшную крепость, где полегли сотни эльфов, людей и наугрим в надежде отвоевать у Саурона Ольву Льюэнь. – Да, – упавшим голосом говорю я, – но вот только… она об этом ничего не знает. Теперь она запросто бросит нас. И моли Элберет, чтобы она поселилась в Дейле, потому что если она выберет Эребор, то мы своего принца будем видеть только по большим наугримским праздникам… Да и то, если тебя туда позовут. А они не позовут, будь уверен… может быть ты позабыл, как нас с тобой прогнали оттуда, не удостоив даже взглядом. – Что за дикие фантазии? Как, как она может лишить нас принца? Это же невозможно! Он – сын Трандуила! Лантир растерянно оглянулся на Леголаса, словно ждал, что тот его поддержит. Однако, старший принц Зеленолесья только раздраженно мотнул головой и направился к оленю. И тут, совершенно неожиданно для меня, в диалог вклинился Даэмар: – Ольва Льюэнь и «невозможно»? Это совершенно несовместимые понятия. Похоже, теперь о подобной перспективе всерьез задумались все присутствующие. Меня аж передернуло – не дай валар и вправду… – По коням, – скомандовал Леголас, – Владыка поехал без стражи, вам надо как можно быстрее попасть в Дейл. Сейчас не время для пустых разговоров, поверьте. Никто и не спорил – нельзя было терять ни минуты. А с Лантиром наши отношения разладились. С того самого дня. Я был слишком взвинчен и, вероятно, неправ, а он, конечно же, воспринял мой выпад как агрессию и замкнулся в себе. Заставить себя попросить у него прощения в тот день я так и не смог, а потом уже было не до того… *** "Через Великую Пущу насквозь, тайными тропами неслись стражники Трандуила. Сперва бегом, затем взяв сменных коней в Путевом Дворце Эмин Дуира, оповещая Сумеречье о том, что королева и наследник нашлись, Лантир, Эйтар, Даэмар и еще два десятка эльфов, добавившихся к ним по пути, стремились в Дейл, скорее достичь своего повелителя. Но путь пролегал не в один день – и все же воины делали невозможное, сокращая лиги, срезая удобные дороги тайными тропками, подкармливая лошадей лембасом и добавляя мирувор в воду". Funny-bum. "Я здесь. Верь" глава 28 Не зная отдыха, мы неслись в Дейл, останавливаясь лишь для коротких привалов глубокой ночью. Лантир меня игнорировал, однако в этом походе случилось удивительное: Даэмар вдруг стал общаться со мной как с себе равным. Я даже не поверил сперва, но потом вспомнил этот его взгляд – из самого детства, когда мне изредка удавалось удивить его. Он никогда не воспринимал меня всерьез, а тут вдруг словно разглядел и даже, видя, в каких напряженных отношениях мы с Лантиром, предложил мне разделить с ним палатку – немыслимое дело, пускай на время, но я занял в его жизни место Мэглина… (как бы пафосно это ни звучало). И вот там, в палаточке, на коротком привале, Даэмар неожиданно разоткровенничался и мне приоткрылась еще одна тайна Великой Пущи. По рассказам матери я знал, что они были дружны с моим отцом. И я всю жизнь воспринимал холодность синды по отношению к себе банально: будучи копией своего отца, я, видимо, не отвечал каким-то ожиданиям Даэмара. И тут вдруг оказалось, что на душе у лучшего следопыта Лихолесья лежит тяжкий груз, который не дает нам сблизиться – много-много лет он считает себя виноватым в гибели моего отца. В ту ночь Даэмар поведал мне о том, как они попали в засаду у дальних границ Лихолесья. Чтобы спасти свой отряд, отец принял решение уходить к пещерам и держать оборону. Даэмара он отправил за подкреплением. Вот только помощи они не дождались – ночью со стороны гор пришли пещерные тролли и завалили пещеры камнями. Так те пещеры и стали братской могилой для разведывательного отряда. – Я опоздал… Не могу простить себе до сих пор, – шептал Даэмар в темноте палатки, – лучше бы я настоял на том, чтобы за подмогой отправился именно он… Мы, помнится, спорили об этом. – И тогда погиб бы ты, – отзываюсь я. – Странно винить себя за то, что оказался чуть удачливее, чем кто-то другой… Не думаешь же ты, что я буду тебя обвинять в гибели отца из-за того, что судьба распоряжается нами, как хочет? – Да… судьба. Наверное, это талант – не сожалеть о том, чего уже не можешь исправить. Но мне отрадно, что я наконец-то смог рассказать тебе. – Почему? Почему именно сейчас? – буквально разрывает меня от любопытства. – Знаешь… Наверное, это из-за Ольвы… Когда я увидел её там, на отрогах Амон Ланка, то пообещал сам себе никогда больше не откладывать на потом важные дела и разговоры… Она напомнила мне, как непредсказуема, изменчива и хрупка наша жизнь. Однажды можно просто опоздать. И потом терзать себя за это до конца дней. – И то правда, стоило ли таскать это в себе столько лет? Оно того стоило? – Определенно, нет, – усмехается он, – определенно… Мы с ним одновременно проваливаемся в короткий сон, чтобы спустя два часа вновь мчаться на север, к Дейлу. И столь же стремительно несется за нами следом бурная весна. *** Мы с отрядом стражников прибыли в Дейл на заре. Трандуил, едва взглянув на меня, Лантира и Даэмара, нахмурился и тотчас же отправил всех троих отдыхать: – И чтобы до завтрашнего утра я вас не видел даже… Не дай валар, люди решат, что я измываюсь над своими подданными. Он пребывал в прекрасном настроении, невзирая на то, что Ольва не подавала признаков жизни. Однако она была жива и в безопасности. Как и маленький принц-эльфинит. И настроение Владыки Сумеречья закономерно передалось всем нам. Король Бард распорядился подготовить нам комнаты, и пока я осматривался во дворце, ко мне тихонечко подкралась Тиллинель. – Великие Валар, – покачала она головой. – Видел бы ты себя сейчас. Ты словно из застенков Мории вырвался. – Тиллинель, как же я рад тебя видеть, – восторженно вздыхаю я. Тиллинель одета в длинное нежно-голубое платье, расшитое синими цветами, волосы аккуратно заплетены, на руках ни единого украшения, лишь в ушах мерцают яркие голубые топазы. Весь её вид источает чистоту и опрятность, а я рядом с ней напоминаю себе барсука, вылезшего по весне из норы. – Пойдем, приведем тебя в порядок. Здесь нельзя в таком виде. Королева у нас Синувирстивиэль, так что, сам понимаешь… Блаженно улыбаюсь в ответ. О, да, с такой королевой не забалуешь. Вспомнить хотя бы палаты врачевания, где она безраздельно властвовала в свое время… Бреду за Тиллинель, неожиданно понимая, что она ведет меня к себе. В её комнате – довольно светлой и просторной – тоже идеальная чистота. Аккуратно прибранная постель, плотные шторы на окнах, цветы на подоконнике, теплые дощатые полы, небольшой камин, над которым висят лук и колчан со стрелами, в невысоком кресле лежит дорогая лютня работы древних мастеров и рядом стопка нот. На столе – белоснежный кувшин с водой и два бокала… – Отдохнешь у меня, Эйтар… пока еще приготовят комнаты для стражи Трандуила. У меня здесь отдельная купальня и много горячей воды. Ступай, потом мне все расскажешь… Я, кажется, истратил двухдневный запас воды, смывая с себя усталость бесприютных дней, прошедших с момента нашего выступления к Дол Гулдуру. Всего лишь десять дней, а словно целая жизнь. Невероятно… Грязную одежду куда-то унесли, а возле двери купальни положили тонкую льняную рубашку и светлые полотняные брюки. Когда с водными процедурами было покончено и я выбрался из купальни, в комнате Тиллинель никого не оказалось. Зато кровать была разобрана и прямо-таки манила безупречной мягкостью и свежестью. Несколько секунд я удивленно тупил – все-таки это была комната и кровать Тиллинель, но неимоверная усталость последних дней взяла верх над не заданными вопросами и я, стараясь ни о чем таком не думать, блаженно завалился в ворох подушек и одеял… Разбудили меня едва заметный скрип дверных петель и тихие шаги – Тиллинель вернулась в комнату. В руках плетеная корзина, прикрытая белоснежным полотенцем. Из корзинки – умопомрачительный запах её яблочного пирога и чего-то еще, чего я, наверное, никогда и не пробовал. О, Валар, да я в Амане… Нет, сегодня в Дейле даже лучше, чем в Валиноре, уверен. Слежу за Тиллинель сквозь ресницы, стараясь не дышать. – Эйтар, не притворяйся, я знаю, что ты не спишь, – усмехается эллет. Да, обхитрить Тиллинель невозможно. – Не сплю… как там дела, как Владыка? – Ну… вряд ли что-то могло измениться за несколько часов. Вставай, уже полдень. Поешь… А будешь хорошо себя вести, отведу тебя в детскую, покажу детей. И не смейся, это величайшая привилегия – королева чутко следит и ограничила количество народа вокруг эльфинитов. Слишком много желающих поглазеть на это чудо. – И ты в этот круг избранных входишь… – Конечно! Я теперь телохранитель Лаириэль, – сообщает она. – Завидовать мне не надо, но можешь поздравить. – Что же, я тебя от души поздравляю, Тиллинель, – улыбаюсь ей в ответ и встаю. В её нежном плену мне довелось пробыть еще какое-то время. Не успел я прожевать и проглотить обед вместе со своим языком (ибо нету в Арде кулинаров, способных сравниться в этом искусстве с Тиллинель), как комната наполнилась гостями. Сперва появилась Тауриэль, сияющая парчовыми одеждами и ослепительными изумрудами – принцесса наугрим, во всей своей красе. Она радостно расцеловала меня и даже прослезилась от избытка чувств. Минуту спустя в дверь поскреблись и внутрь впорхнули три юные девы – ученицы Синувирстивиэль, будущие целительницы Дейла. Джул, Тихе, Рашель – представились они, восторженно рассматривая меня и Тауриэль. К тому моменту я уже догадался, чего все от меня ждут… – Расскажи, Эйтар, – умоляюще взглянула на меня Тауриэль. – Да, пожалуйста, расскажи, как вы нашли Ольву, – поддержала её Тиллинель, – никто ничего нам не рассказывает, но… это все так невероятно. Никто ведь не ждал уже… А ты был с ними. О, да, желание мне их понятно. Вот только вряд ли я знаю многим больше, чем они. Но рассказываю. Они смотрят во все глаза и внимают каждому моему слову, прерывая рассказ удивленными вздохами. И потом говорят, практически разом. – Если шла от самого Кирит Унгола, почему не попросила помощи у людей Гондора? – Иногда и не допросишься. Воины Хеннет-Аннун суровее некуда. И ненавидят все, что исходит из Мордора… – Была верхом на варге? – Владыка тоже прискакал в Дейл на варге… – Отвратительная скотина, злобная и страшная. – Но вообще, конечно, это чудо. Невероятное везение… – Любимица Валар… И если Тиллинель и Тауриэль находились в шоке от того, что Ольве пришлось скитаться в тех местах, то человеческие девушки больше рассуждали о том, как можно было в одиночку выносить и родить ребенка. Ну, у каждого свои суждения – у эльфов-воинов вопросы выживания на вражеской территории, у девушек-целительниц невероятные возможности человеческого здоровья. – Ну и?.. – иронично воззрился я на Тиллинель, когда гости разбрелись по своим делам, – Я хорошо себя вел? Теперь ты покажешь мне эльфинитов? – Покажу, – кивает она мне, – и не только их… Идем. В детской тишина и чистота. Кивком головы приветствую Мэглина, которого я не видел с того самого момента, как скормил его коню последний гончий лист. Одна из девушек-целительниц, кажется, Джул, разбирает в углу детские одежки. Дети спят в одной люльке, прикрытые тонким одеялом. Девочка темноволосая и выглядит намного крупнее нашего принца, хоть и родилась всего на несколько дней раньше. Сын Владыки растягивает маленький ротик в подобии улыбки и острое ушко его чуть подрагивает. Мое сердце заходится от счастья – ведь то, что я сейчас вижу, мнится мне не просто чудом, а великим замыслом самого Эру, который таким образом решил напомнить всем нам о чем-то очень важном. Особенно важном… О чем вот только. Долго пялиться на детей мне не дают – проходит несколько минут и Тиллинель тянет меня за рукав куда-то еще, через анфилады дворца, туда, где по моему мнению, должен быть задний двор. Выходим наружу и я открываю рот от изумления… – Что?.. – Удивлен? – Да этого не может быть… Во время Битвы Пяти воинств на этом месте не было ничего, кроме каменных развалин, выжженного остова древних построек и голого пустыря. Теперь же перед моим взором простирается великолепный многоярусный сад, с мощеными дорожками, огороженными искусно постриженным кустарником, беседками и арками, увитыми виноградом и плющом, чередой довольно крупных фруктовых деревьев и цветочных клумб, маленькими водопадами, отменно вписывающимися в общий пейзаж. Вообще, всё, что я вижу, до малейшей детали напоминает мне Ривенделл, даже несмотря на то, что сад только начинает пробуждаться от зимней спячки и до стадии бурного цветения еще далеко. Тиллинель ведет меня по узкой каменной тропинке и рассказывает: – Этот сад – свадебный подарок Владыки Сумеречья королю Барду и бывшей подданной Сумеречья, королеве Виэль. Люди Дейла называют его эльфийским. Тот, кто в курсе – маленьким Ривенделлом. Наши садовники и мастера прибыли сюда прошлой весной, с саженцами и семенами, заговоренными Трандуилом на бурный рост. И работали до глубокой осени, не покладая рук. Да, этому чуду всего лишь год. Смотри, Эйтар. Мы миновали какую-то каменную конструкцию, по которой стекал прозрачный ручеек и взору моему предстала круглая полянка, полностью покрытая цветущими подснежниками. – Тиллинель, это… – Да, те самые подснежники, выжившие после кровавой битвы у Дол Гулдура. Я посадила их здесь сразу же, как приехала. Волшебная золотая пыльца, развеянная над садом, сделала свое дело – они не только выжили, они прижились. Как символ надежды… Потому что ты был прав, Эйтар. Впрочем, как всегда. И в этот момент что-то происходит. Одно мгновение, и сад вдруг словно замирает, погружаясь в абсолютную тишину. Волшебные золотистые искры, образуя тончайшую магическую дымку, окутывают цветы и деревья. Мы с Тиллинель оборачиваемся и видим Трандуила, стоящего на небольшом возвышении у самого верхнего яруса. С уст его слетает неслышный напев, и сад словно делает глубокий вдох. Сотни призрачных пестрых бабочек разлетаются по саду и медленно истаивают, покрывая магической золотой пыльцой деревья, ранние цветы, почву, камни, качели и скамейки, всех, кто присутствует в это время в саду. Невольно вздрагиваю, почувствовав на себе невероятную светлую магию короля Трандуила. На руку Тиллинель садится яркая крапивница, пережидает несколько мгновений и взмывает в небо… Цветы и листочки начинают распускаться прямо на глазах, источая свежий весенний аромат. Тиллинель смеется… Великие валар, я вижу её улыбку впервые за много сотен лет. Сердце пропускает удар, пытаюсь удержать это мгновение и готов отдать все на свете, лишь бы эта улыбка больше никогда не угасла. Всё вокруг дышит весной и надеждой. Великими дарами Валар всем нам. За то, что мы сумели пережить этот страшный год.