Сказ о том, как тяжела попаданская доля

Портал выкинул Охренэль на берег какого-то водоема. Поднявшись с земли и оглядевшись, девушка узрела неподалеку надежную и высокую каменную стену, а прямо по курсу — два деревянных домика. На середине водоема (Охренэль решила, что это все же река) в лодке сидел старик и ловил рыбу, не неводом, как в известной сказке, а на удочку. А рядом с домом его старуха полоскала белье в корыте, целом, а не разбитом. Одноглазого эльфа в доступной взору близости видно не было, и Охренэль, недолго думая, решительно направилась к бабке, чтобы расспросить ее о Йорвете. — Здрассьте, — вежливо начала она. — А не видели вы тут эльфа со шрамом, в красной косынке и одноглазого? — Йорвента что ль? — бабка оторвалась от стирки. — Видала. С месяц тому. — Что? — Ну был тут Йорвент. Так съехал давно. Да-а, — бабке, видимо, давно хотелось с кем-нибудь поговорить о своих соседях, а тут кстати подвернулась благодарная слушательница. — А с им и остальные отбыли. Энти, Гермон Рож и лысый, все забываю, как его зовут. — А Геральт? — Мастер Гервант тоже отбыли вместе с ими. Я, как на тебя глянула, так сослепу решила, что Аленка вернулась. Похожи вы с ней. — Аленка? — Хозяйка дома этого. И полюбовница Гервантова. Они тут долго жили, почитай, больше месяца. Но люди все были приличные, это ничего не скажу. Чтоб там каких безобразий учинять — никогда. Ельфа-то мы со стариком поначалу опасалися — они ж известно, нелюди, кто их знает, что там у них на уме. Но ничего, обошлось. А лысый нам со стариком обувку справил новую и взял недорого, со скидкой, по-соседски. Вот какой хороший человек. — Он вам обувь со скидкой, а вы даже, как зовут его, не помните, — с укором сказала Охренэль. — Дык годы-то мои какие, — развела руками бабка. — Памяти совсем не стало. А дед еще хужей, чем я. — А куда они все отбыли, не сказали? — упавшим голосом спросила Охренэль. — Ща, погоди, вспомню. А, на эту, на Скеллигу! — Что еще за Скеллига? — Острова вроде какие-то. Это ты лучше у моего старика спроси, он как-то больше в этом разбирается. А мне-то вовсе ни к чему это знать. Я помню, что мастер Гервант говорил, мол, на той Скеллиге и конец света будет, и Эмгыр, чтоб его на том свете черти пялили, и Раредин с Карантином, и все, что хочешь. Во-от. А Аленке, если она вернется, просил передать, чтоб на Скеллигу не ездила. — Черт! — Охренэль в досаде стукнула себя кулаком по коленке. — Черт! Черт! Черт! Он опять от меня ускользнул. Да что ж за непруха! Бабуль, а как можно попасть на эту Скеллигу? — Я ж тебе говорю, что не знаю. А тут порт рядом, там поспрошай. Уж они-то точно знают, что это за Скеллига такая. На шум иди, в аккурат к пристани с кораблями и выйдешь, — бабка махнула рукой, указывая Охренэли за спину.

***

Порт встретил Охренэль людским разноголосием, плеском воды о борта многочисленных кораблей, топотом ног по деревянным настилам и трапам, суетой и толкотней. Портовые рабочие таскали тюки и ящики, по палубам расхаживали матросы, туда-сюда сновали торговцы, счетоводы и писцы с учетными книгами, следя за погрузкой и отправкой товара, при этом все говорили со всеми: кто-то ругался, кто-то отдавал команды, кто-то с кем-то договаривался. Одним словом, в порту царило обычное для этого времени суток оживление. Однако Охренэль, которая видела такое впервые, была несколько ошарашена и растеряна. Она шарахнулась от грузчика, который катил по настилу объемную бочку, чуть не налетела при этом на стражников, которые как раз шли мимо, обходя дозором закрепленную за ними территорию, споткнулась о какие-то тюки, горкой сваленные прямо на проходе, и наконец нашла себе более-менее спокойное место у стены какого-то склада, встав около нее с тем, чтобы хоть немного осмотреться и найти кого-нибудь, кто просветил бы ее насчет Скеллиге. Правда, довольно скоро Охренэлью начала овладевать черная меланхолия, так как, во-первых, очереди желающих помочь ей, мягко говоря, не выстраивалось, а во-вторых, привлечь внимание всех этих многочисленных людей, осуществляющих броуновское движение по территории порта, было задачей архисложной и практически невыполнимой. У всех здесь были свои дела, и Охренэль со своими романтическими бреднями никого не интересовала. Она еще надеялась на чудо: сейчас буквально из ниоткуда по закону жанра явится какой-нибудь герой и поможет ей. Герой, разумеется, и не подумал являться, видимо, он в этот момент оказывал срочную помощь другой страдающей сьюхе. Тогда Охренэль загадала другое: сейчас к ней прицепится какой-нибудь наглый вражина, чтобы спровоцировать появление героя, который сначала отпинает хама, а потом слово за слово завяжется разговор, вскроется ее бедственное положение, и герой будет просто обязан оказать содействие в ее изысканиях. Впрочем, плохиш тоже не спешил к нашей Маше, чтобы творить свои черные дела (видимо, был не в форме после прошлого контакта с героем). Простояв бесцельно у стеночки минут с десяток, Охренэль перестала думать и начала фантазировать. По канону сьюшных романов варианта у нее сейчас было два. В первом она должна была очаровать капитана, которому ничего не оставалось делать, кроме как врюхаться в нее до беспамятства, взять на корабль, поселить в своей каюте и с комфортом доставить на Скеллиге. Разумеется, абсолютно безвозмездно, причем, во всех смыслах. Ну, в качестве знака внимания можно будет пару раз игриво отоварить его сковородой по голове, когда он позволит себе какой-нибудь фривольный намек. При прибытии на место капитану-воздыхателю долженствовало скромно отойти в тень, а лучше геройски помереть, сражаясь за жизнь и честь дамы сердца. Вариант второй предполагал авантюрное развитие сюжета. Она должна была тайком пробраться на корабль, затем в самый неподходящий момент ее бы обнаружили. И тут она парой-тройкой забористых шуточек повергла бы в шок и трепет видавших виды морских волков, сразу став всеобщей любимицей и непререкаемым авторитетом. А вот с их заводилой, который, конечно же откажется признать ее негласное главенство, придется биться один на один, скажем, на ножах или шпагах (тот факт, что шпаг в Ведьмиленде не существовало в принципе, Охренэль не смущал совершенно). Конечно, ее оппонент потерпит позорное поражение, а она, влившись в коллектив, будет радостно и весело нести нелегкую морскую вахту, ежедневно, ежечасно и ежеминутно откалывая какие-нибудь фортеля, тем самым заставляя команду биться в корчах со смеху. Они будут внезапно «нобигать и грабить корованы», и скоро слава о грозной владычице морской «Охренэль-рыбий глаз» разнесется по бескрайним просторам… Стоп! Охренэль оборвала сама себя. Мечты, конечно, были сладкими, но вообще-то ей нужен был Йорвет. Хотя, как вариант, грозе морей было бы легче обратить на себя внимание мятежного эльфа. Но… Охренэль снова перешла от грез к реальности. Спору нет, оба плана были хороши. Да что там, они были бы просто идеальны, если бы не одна маленькая деталька, портящая весь коленкор. Как воплотить свои мечты в реальность, Охренэль категорически не знала. Она смотрела на матросов, с ленцой прохаживающихся по палубам, с неизбывной тоской осознавая, что, во-первых, те шутки, которые в ее окружении считались зачетными, здесь вряд ли будут поняты и оценены по достоинству, а во-вторых, ей нечего было и мечтать пытаться победить кого-либо из них любым оружием (учитывая, что Охренель и со столовым-то ножом управлялась не особо ловко). В-третьих, ее романтический план по покорению сердца какого-нибудь капитана тоже наталкивался на серьезное препятствие: Охренэль понятия не имела, как среди этой разношерстной толпы возможно идентифицировать личность нужных ей ранга и профессии. Она не знала, а нечуткие к ее страданиям капитаны не спешили выстраиваться в очередь пред ее светлы очи, дабы предложить ей любовь до гроба, руку, сердце, корабль и каюту со всеми удобствами. И, в-четвертых, (и в главных) Охренэль по-прежнему понятия не имела, где все-таки находится эта клятая Скеллига, а следовательно, не была уверена, что хоть один из этой фиговой тучи корветов, линкоров, фрегатов, «крейсеров аврор» и прочих «шаланд, полных кефали», что покачивались у причала, собирается последовать в нужном ей направлении. Между Охренэль и любовью всей ее жизни вновь воздвиглась стена непонимания. И как ее преодолеть, наша доблестная попаданка не имела ни малейшего представления. Неожиданно откуда-то явственно потянуло серой. Охренэль повернулась на запах и увидела странного типа мужеского пола и неопределенного возраста в мятом картузе, из-под которого во все стороны торчали буйные рыжие вихры, и в длинном, далеко не новом и не очень чистом плаще. В руках подозрительный типус держал грязный и почти пустой мешок. — Благородная дама желает попасть на Скеллигу? — осведомился типус. Обращался он к Охренэль вежливо, даже можно сказать, участливо, но что-то в его сладеньком голоске настораживало девушку. — А вы откуда знаете? — резко и даже грубо ответила Охренэль. — Догадался по вашему грустному лицу, — сочувственно вздохнул типус. — Ведь ни один из этих красавцев-кораблей не идет туда. Да оно и понятно. Скеллиге никогда не был раем для мореплавателей. А сейчас — особенно. То, что там сейчас творится, вполне может сойти за конец света. — Точно! — Охренэль хлопнула себя по лбу. Бабка же говорила, что ей сказал Геральт, что там как раз это мероприятие и планируется. Ох, ёк макарёк! Это значит, конец света — там, а я, как дура, здесь стою и стены подпираю без толку. В то время, как должна мир спасать! Охренэль живо представила себя с шашкой наголо, скачущей на белом единороге на помощь «нашим». «Наши» не знали, что помощь близка и уже изнемогали в неравной борьбе с многочисленным, хорошо обученным, подготовленным и сильным врагом, одолеть которого у них не было бы ни малейшего шанса, если бы не секретное оружие — наша Маша, которая уже неслась на выручку, чтобы подхватить знамя, выпавшее из дрогнувшей руки последнего защитника, и с помощью секретного, одного ей ведомого приема: «одним махом семерых побивахом» обратить врага в бегство и вырвать вожделенную победу. В своих мечтах Охренэль неслась, сметая все на своем пути, распинывая врагов… нет, лучше поражая их молниями, испепеляя пламенем, аки дракон, и вымораживая ледяным дыханием, как Снежная Королева. Вот блеснул смертоносной сталью меч-кладенец, полетела калена стрела ко вражескому супостатьему сердцу, огнедышащий дракон расправил крылья… Блин, а единорога тогда куда девать? И меч в драконьей лапе смотрится как-то не эстетично, да и красиво помахать им ни фига не получится. А чтоб пускать калены стрелы, еще колчан на спине и лук нужно таскать. Это где ж рук столько набраться, чтоб весь этот боевой арсенал в них удержать? Не, калена стрела точно отменяется. Ее имя, в конце концов, Охренэль, а не Робин Гуд. А вообще, лучше, не размениваясь на мелочи, грянуться оземь и обратиться в ракетную установку Град, чтобы залповым огнем стереть с лица земли вражье воинство. Пройтись по нему огнем и мечом… Залповым огнем и кладенцовым мечом… На хрена ей вообще меч, если она установка Град? Разве что по законам жанра в фэнтезийно-сказочном антураже фигачить по врагу мечами-кладенцами, а заодно шапками-невидимками, сапогами-скороходами (а что, каблуком да в лоб с размаху — мало не покажется), скатертями-самобранками (чтобы враг обожрался и лопнул), гуслями-мудозвонами, в смысле самогудами, царевнами-лягушками, гусями-лебедями, молодильными яблоками, кольцами всевластья с прилагающимися к ним в комплекте черными властелинами, а контрольным в голову обрушить на деморализованное вражеское воинство мельницу Сампо, что всякую хрень перемалывает в золото… Странный типус терпеливо ждал, пока Охренель вдоволь нафантазируется и вернется в суровую реальность. Когда же наконец глаза ее приобрели осмысленное выражение, он вежливо осведомился: — Так как насчет Скеллиге? — Можно подумать, ты можешь меня туда доставить, — раздраженно фыркнула Охренэль, даже не заметив, что стала грубо «тыкать» незнакомцу. — Госпожа сама может туда попасть. Это очень просто. Надо только знать способ. — Да неужели? — Вам достаточно подойти к указателю на перекрестке и пожелать перенестись на Скеллиге. — Чё, правда? — Я не имею привычки лгать. Во всяком случае, если речь идет о перекрестках, указателях и дорогах. — Не, ты точно не гонишь? — Это легко проверить. Попробуйте. В худшем случае у вас не получится и вы просто останетесь стоять перед указателем. — Ладно, — согласилась Охренэль. — Уговорил. Пойду поищу какой-нибудь местный навигатор. Типус посмотрел ей вслед и ухмыльнулся. — Мы встретимся с тобой на третьем перекрестке*, — весело сказал он ей вслед. — Кузь, что за дешевые трюки, — укорил пуговичника подошедший к нему Гюнтер. — Видал, как помчалась? Ни спасиба, ни до свидания не сказала. Даже, дура, не спросила, какой резон мне ей помогать. — Кузь, зачем ты это делаешь? Ты можешь исполнить хоть сто ее желаний, все равно тебе ничего не обломится — договор-то у нее со мной. — А вот тут ты не прав. Каждый шаг приближает ее к неотвратимости расплаты, — назидательно поднял палец Кузьма. — И тогда мой мешочек радостно примет ее душеньку в свои ворсистые объятия. — Мухлюешь? — Не-ет, что ты! Как я могу! Я тактично и ненавязчиво заталкиваю ее в ситуацию, когда ей нестерпимо захочется загадать третье желание. И тогда на сцену выйдешь ты. — Ох, Кузьма… — Какой же это мухлеж, — стоял на своем пуговичник. — Она ведь могла не следовать моему совету. Или хотя бы спросить, чего он ей будет стоить. Но эта дева искренне считает, что ей все должны. Сама же не считает себя обязанной никому. А ведь неоплаченные долги мало того, что имеют неприятное свойство накапливаться, так еще и в самый неподходящий момент обычно является кредитор и требует заплатить по счетам. Впрочем, кому я это рассказываю, ты эту кухню знаешь куда лучше, чем я. — Ну что ж, посмотрим, что у нас получится после твоего третьего перекрестка.