Translucent

Ким Джонин ненавидел эту работу. Всеми фибрами своей души он ненавидел то, что ему приходилось делать. По большому счету он был сам виноват во всех своих неприятностях, но у него в голове не укладывалось, почему каждый раз инспектор придумывал такие изощренные пытки. Да, он опять попался. На этот раз на взломе банкомата. Но ведь он даже украсть ничего не успел! Так какого черта его опять послали на исправительные работы? 300 часов. По 6 ежедневно, если не брать сверхурочные. Сколько же это дней? Точно, 50 дней! Если учитывать выходные, то чуть больше 2-х месяцев. Два месяца каторги и мытья полов в психиатрической клинике. За что?! Успокаивало только одно: большинство психов оказались прямоходящими. В том смысле, что санитарам не приходилось убирать за ними судна, и все такое. Каждый день Джонин ставил красные крестики на настенном календаре выделенной ему комнаты. Дни тянулись медленно. Работа была несложной, но рутинной. К тому же, пансионат находился слишком далеко от города, поэтому временно пришлось перебраться в глушь. «Считай, что я устроил тебе каникулы на природе», - равнодушно сказал полицейский инспектор. И, конечно, было бессмысленно объяснять этому тупому мужику, что помимо мелкого воровства в жизни Джонина существуют и другие важные вещи, требующие постоянного внимания: например, тренировки. Он ведь не собирался всегда грабить магазины и взламывать банкоматы. У Джонина была настоящая большая мечта – стать танцором. Заведение, в котором он работал уже две недели, было довольно странным. Большинство больных совершенно не казались таковыми на первый взгляд. Но если копнуть поглубже, то вскрывались настолько леденящие душу подробности, что находиться рядом с некоторыми из них становилось не по себе. Редкий экземпляр не страдал какой-нибудь разрушительной манией, хотя большинство все-таки были так называемыми «суицидниками». «И чего им не живется? Все богаты до безобразия… Один день пребывания в этой богадельне стоит столько, сколько я за месяц здесь не зарабатываю…» - с недоумением думал Джонин. Тем не менее, клиника пользовалась успехом. Больные убывали и прибывали с завидным постоянством, и Джонин сильно сомневался, чтобы кому-то из них стало лучше от полученного здесь лечения, ибо никаких очевидных, с его точки зрения, результатов не наблюдалось. -Джонин! – голос старшего санитара прервал размышления парня о том, как было бы замечательно побыстрее свалить отсюда и наконец-то увидеться с друзьями, забуриться всем вместе в какой-нибудь бар и гулять до утра… - Джонин! Ты вообще меня слышишь? – навязчивый визгливый голос не унимался. -Да слышу я, слышу! – огрызнулся парень. -Держи, - мужчина протянул ему лист бумаги. – Это твой новый график. Вернее, старый, только с некоторыми изменениями. Джонин уставился в таблицу: -Какого хрена?! Я здесь единственный санитар что ли? Еще три палаты! – возмутился он. -Я бы на твоем месте не особенно зарывался, - в голосе начальника сквозил сарказм. – Тебе ведь нужны положительные характеристики? Или так нравится работа, что решил задержаться? Вошел во вкус? Джонин сосредоточенно таращился в график. -А почему вот тут цифры 12-12.30 напечатаны красным? – поинтересовался он. -Это значит, что полы там ты моешь ровно в 12, и ни в какое другое время. И заканчиваешь в 12.30, и ни минутой позже. -А если вдруг произойдет задержка? Например, пожилая женщина из 24 палаты опять будет рассказывать мне свои странные истории… Я же не могу послать ее куда подальше: все-таки это неуважение к старушке… - начал было он. -Дж-о-н-и-н! – чеканя каждую букву его имени, дабы акцентировать внимание, произнес санитар. – Мне все равно, как ты будешь успевать, и кого тебе придется для этого послать, но в этой палате ты можешь находиться только с 12 до 12.30. С остальными больными – как обычно, небольшие отклонения не возбраняются. Еще есть вопросы? -Нет, – буркнул парень, убирая график в шкафчик, где хранилась его униформа. -Вот и отлично. А сейчас можешь быть свободен. Увидимся завтра. Джонин с силой захлопнул металлическую дверцу и молча выскочил из раздевалки. Еще один рабочий день подошел к концу. Вечер он, как обычно, намеревался посвятить тренировкам. У центрального входа в клинику опять происходит какая-то суета. Видимо, приехал очередной богатый психопат, о чем недвусмысленно говорил сверкающий идеальной чистотой белый лимузин, а также личное присутствие главного врача. За две отработанные тут недели, Джонин усвоил одну вещь: даже среди элиты существуют определенные различия. И чтобы главный врач поднял свою жирную задницу и вышел встречать кого-то, человек этот должен быть либо очень богатым, либо очень известным - причем, не какой-нибудь рядовой телезвездой, а, например, членом королевской фамилии. Но Джонину это неинтересно. И он просто проходит мимо. На следующий день ровно в 12 он приходит мыть полы в комнату загадочного больного. Джонин никогда раньше не бывал в этой палате, но теперь он видит, что она больше напоминает номер-люкс дорого отеля. Все жилые помещения пансионата, с его точки зрения, шикарны, но это, пожалуй, самое удивительное. Все вокруг белое. Полы, стены, мебель… Ни одного шанса оставить хоть пылинку. В комнате абсолютный порядок, кровать идеально застелена, ни одной случайно оставленной не на месте вещи, и если бы не предметы личной гигиены, расставленные ровными рядами в ванной, и не книги, сложенные аккуратной стопкой корешок к корешку на прикроватном столике, можно было бы подумать, что тут никто не живет. Джонин делает уборку, едва укладываясь в отведенные полчаса, и, толкая перед собой тележку с хозяйственными принадлежностями, уходит. В коридоре он встречает странного светловолосого парня, одетого во все белое – простая хлопчатобумажная футболка, легкие льняные брюки и теннисные туфли. Парень проходит мимо, никак не реагируя на Джонина. То есть вообще никак. Как если бы он был просто стеной. Джонин останавливается и провожает пациента взглядом, он уверен, что тот направляется в белый люкс. Так и есть. Тем же вечером одна из молоденьких медсестер, явно неравнодушная к Джонину, рассказывает ему о новеньком. О том, что его зовут Лу Хань, что он китаец, и что его семья очень богата. -Что с ним не так? – интересуется Джонин. -Все, - говорит девушка. – Расстройство аутичного спектра. Синдром Аспергера. Говорят даже, что он савант… Никогда не видела ни одного живьем. -Это значит, что он идиот? -И да, и нет, - отвечает медсестра. – Вообще-то он финансовый гений, и у него абсолютная память. Но совершенно не приспособлен к нормальной жизни, к общению с людьми, не умеет проявлять эмоции и не чувствует их. Живет по распорядку: любое нарушение привычного образа жизни дезориентирует его, приводит в состояние паники... Не представляю, что творится в голове у таких, как он… - задумчиво произносит она. -А зачем он здесь? – спрашивает Джонин. -Родители беспокоятся. Его коммуникативные способности почти на нуле… -Какие способности? -В смысле, он теряет способность к общению. Замыкается в себе. Близкие боятся, что это признаки депрессии… Скорее всего, они правы. -Местные врачи смогут ему помочь? – Джонина почему-то очень живо интересует судьба странного парня. -О чем ты? Даже если ему станет лучше, он никогда не сможет жить без присмотра… При всех его способностях – он навсегда останется беспомощным как ребенок. Жаль. Красивый мальчик, - печально вздыхая, говорит медсестра. Вечером Джонин сидит в Интернете и читает статьи об аутизме, синдроме Аспергера и синдроме Саванта. Лу Хань, по всей вероятности, действительно гений и слабоумный одновременно. Лу Хань не способен воспринимать эмоции, жесты и оттенки речи, он не умеет «читать между строк» и понимает только прямой смысл сказанного. Большинство таких больных не любят смотреть в глаза, а если смотрят, то их взгляд пугает безразличием и холодностью, бессмысленностью, поэтому часто его называют «стеклянным». Лу Хань не видит разницы между человеком и неодушевленным предметом, по крайней мере, во внешнем проявлении… Джонин несколько часов не может оторваться от чтения и открывает все новые и новые статьи. Пока, наконец, не находит интересующую его информацию: если «аспи» не проявляют эмоций привычным для простых людей способом, это вовсе не значит, что они не способны их испытывать. Некоторые из них даже заводят семьи. Оставшуюся часть вечера Джонин смотрит «Без ума от любви» и «Человека дождя». А потом долго не может уснуть, потому что в его голове постоянно возникает образ нового пациента и «стеклянный» взгляд больших чайного цвета глаз. Почему-то Джонину становится страшно. События следующих нескольких дней развиваются по одному и тому же сценарию. С маниакальной точностью – секунда в секунду. И Джонин понимает, что сценарий этот придуман Лу Ханем, что у него, Джонина, просто нет выбора, кроме как поступать именно так, как от него ожидается. Джонин ловит себя на странной мысли, что каждый день с нетерпением ждет 12. Ровно в 12 он приходит делать уборку в пустой комнате блондина. Ровно в 12.30 он покидает ее, толкая перед собой тележку с тряпками и швабрами. Каждый день он встречает в коридоре Лу Ханя, идущего ему навстречу. Парень всегда одет во все белое и никогда не смотрит на Джонина. Так продолжается неделю, пока, наконец, в один прекрасный день Джонина не вызывает главврач. -Присаживайся, - говорит мужчина, грузно опускаясь в широкое кожаное кресло. И Джонин послушно садится на край стула с противоположной стороны стола. -Как работается? – разговор начинается издалека. -Нормально, - коротко отвечает Джонин. – Я что-то натворил? -С чего ты взял? – удивляется врач. -Ко мне вечно все придираются, - констатирует факт Джонин. – Потому что я завишу от ваших положительных характеристик… Все считают, что я должен делать все, что им приходит в голову, из страха получить плохой отзыв. Я же преступник. -Вот как… - вздыхает мужчина. – Что ж, у тебя есть шанс перейти на другую работу, и если ты согласишься, то подчиняться будешь только мне. -Что за работа? – в голосе парня опаска. Он боится подвоха, к тому же лишняя ответственность ему ни к чему, но выйти из-под контроля придурковатого старшего санитара и взбалмошных медсестер кажется ему стоящим внимания предложением. -Сначала ответь мне на один вопрос, - откинувшись на спинку стула и буравя парня внимательным взглядом, произносит главврач. – Лу Хань, наш новый пациент, он говорил с тобой о чем-то? Джонин чувствует, как по спине пробегает неприятный холодок, заставляя поежиться, словно от озноба. -Нет, он не сказал мне ни слова. В буквальном смысле. Кажется, он понятия не имеет о моем существовании. Я захожу в его комнату только когда там никого нет, и ухожу раньше, чем он успевает вернуться. Это было оговорено со дня его прибытия. Когда мы случайно сталкиваемся в коридоре, он не замечает меня… То есть, я так думаю – у него такой мертвый… «стеклянный» взгляд. -Это очень обманчивое впечатление, Джонин, - тяжело вздыхает мужчина. – Пациенты с его отклонениями обладают феноменальной памятью: они запоминают все, что видят и слышат с первого раза. Даже если образ возникает на периферии обзора, он все равно отпечатывается в их сознании в мельчайших деталях. -Надо же!.. – удивленно присвистывает Джонин. – Наверно, им хорошо в школе или в университете учиться: открыл учебник, пробежался глазами, закрыл – никакой зубрежки. Мне бы так!.. Врач усмехнулся. -Наивно думать, что их дар облегчает им жизнь… Во-первых, они совершенно не приспособлены к общению с обыкновенными людьми вроде нас с тобой. Во-вторых, каким бы талантом они ни обладали, их невозможно заставить делать то, что им не интересно, или то, что по каким-то причинам они делать не желают. -Понятно… То есть понятно, что они странные и нам их не понять, - окончательно запутавшись заключает парень. – Так почему вы спросили про Лу Ханя, доктор? -Потому что Лу Хань заговорил. Не односложно, просто отвечая на вопросы, как он делал в последнее время, а высказал свою просьбу при помощи довольно длинного монолога… Даже попытался мотивировать ее. -Это можно считать прогрессом, не так ли? – усмехнулся Джонин. – Но причем здесь я? -Это самое интересное: Лу Хань добровольно покинул свою комнату в совершенно несвойственное ему время и заявился ко мне с просьбой перенести уборку в его комнате с 12 часов на 11. Я ответил, что у одного из наших санитаров как раз есть окно в расписании, и мы с радостью исполним его пожелание. Но он сказал, что это должен быть именно ты. Потому что он не хочет, чтобы в помещение заходил кто-то еще. А ты уже бывал там. Видишь ли, болезнь Лу Ханя такова, что он плохо переносит какие-либо радикальные изменения в привычном укладе… -Я знаю, - выпалил Джонин и тут же покраснел от смущения. – Читал об этом… -Забавно, что именно диагноз Лу Ханя вызвал у тебя такой интерес… - заметил главврач. – Что ж… В любом случае, если между вами установилась какая-то незримая доверительная связь – это уже неплохо. Ведь вам придется видеться ежедневно в течение всего времени, что ты пробудешь здесь. -Хорошо, - произнес парень. – Теперь объясните, в чем моя выгода, если речь идет всего лишь о сдвиге в графике уборки? -Джонин, ты меня слушаешь? Я сказал, что вы будете ВИДЕТЬСЯ ежедневно. Это означает, что Лу Хань не собирается менять свой распорядок: все время, что ты будешь находиться в его комнате, он будет рядом. -То есть, он намеревается наблюдать за мной? Он что, считает, что я делаю что-то не так? Недостаточно хорошо? – возмутился Джонин. -Не думаю… Вероятно, уборка – только предлог, - задумчиво произнес мужчина. – Возможно, по каким-то причинам он видит в тебе человека, с которым хотел бы контактировать. Дело в том, что медики до сих пор не могут понять психологию многих поступков таких больных, например, механизм их привязанностей. Обычно они крайне равнодушны к окружающим, но иногда вдруг выбирают кого-то без каких бы то ни было видимых причин, и почти нормально общаются с ним. -Я должен быть польщен? – парень саркастично усмехнулся. -Я еще не закончил, Джонин, - переходя на более строгий тон, добавил мужчина. – Ты очень юн, и мне самому не хотелось бы доверять тебе столь ответственное мероприятие, но, тем не менее, этот парень выбрал тебя… Просто постарайся думать о том, что можешь помочь ему. Постарайся быть внимательным, когда будешь находиться в присутствии Лу Ханя, запоминать детали, то, что он будет тебе говорить, если вообще произнесет хоть слово… Возможно, у тебя получится установить с ним доверительные отношения, вернуть интерес к общению… С завтрашнего дня я освобождаю тебя от всех остальных обязанностей, кроме этой. Глаза Джонина округлились от изумления. Он поверить не мог своему счастью: -Всего полчаса в день и я свободен?! -Не совсем… - замялся доктор. – Видишь ли, он не уточнял, сколько времени начиная с 11 утра собирается проводить с тобой… Попытайся мыслить как Лу Хань: он все понимает буквально… Он установил только начальную точку твоего присутствия, но ничего не говорил о конечной… -Почему у меня с самого начала было ощущение, что во всем этом кроется какой-то подвох? – с сарказмом спросил Джонин. – Вы предлагаете мне быть личной сиделкой богатого психопата? -Ты можешь не соглашаться… - спокойно сказал мужчина. – В таком случае все останется по-прежнему: будешь и дальше мыть полы и подчиняться старшему санитару… Джонин тяжело вздохнул и на мгновение закрыл лицо руками, пытаясь понять, чего он на самом деле хочет. Можно было найти много причин, чтобы согласиться или не соглашаться. Но только одна имела значение: Джонина тянуло к Лу Ханю словно магнитом. -Я согласен, - обреченно выдохнул он. Весь вечер Джонин читает информацию о Лу Хане – то, что главврач посчитал, он должен знать о своем новом «друге». Оказывается китайцу 22, и он на 4 года старше Джонина. «Никогда бы не подумал… Выглядит таким юным и хрупким…» - искренне поражается парень. На самом деле ничего из того, что он сейчас узнал, не показалось ему таким уж страшным или отталкивающим, скорее – удивительным. Да, Лу Хань был удивительным. Гений, замкнутый, педантичный, не от мира сего, беззащитный перед самыми простыми и привычными вещами. Краткая биография будущего объекта наблюдения вызывала очень противоречивые чувства в душе Джонина. По совету доктора, он пытался анализировать свои эмоции. Пожалуй, самыми сильными из них были нежность и желание оберегать. Это было ново. И странно. Беспокоиться о ком-то, кого ты почти не знаешь. Джонин вспоминал застывший взгляд Лу Ханя – он больше не казался ему «стеклянным», скорее равнодушным и опустошенным, но не мертвым, как показалось сначала. В этот вечер Джонин забывает поставить красный крестик в своем календаре.