Взаперти

Май 2010 года. Калифорния, Лос-Анжелес Погода этим вечером выдалась отвратительная: дождь, зарядивший еще с обеда, пронизывающий до костей холодный ветер, затянутое низкими тучами темное небо. Редкое явление для середины мая в Южной Калифорнии. По большому счету, им нужно было просто остаться дома, никуда не ходить, провести спокойный семейный вечер, посмотреть вместе какую-нибудь низко рейтинговую комедию или последний из вышедших на ДВД блокбастеров. Конечно, не из тех, где кровь течет рекой, а счет трупов идет на десятки. Просто что-нибудь зрелищное, не требующее особых умственных усилий и разрешенное к показу детям до шестнадцати. Но нет, Лиза решила, что именно сегодня им просто необходимо пойти в кино; на вечерний сеанс, сразу после обеда в каком-нибудь хорошем ресторанчике, каких полно в этом городе. В таком порядке действий была своя логика: Бен вряд ли будет настаивать на слишком большой порции попкорна и колы, если не будет голоден. Они не экономили на ребенке, вовсе нет; увлеченная всей этой кампанией по здоровому образу жизни Лиза всего лишь тщательно следила: что, когда и в каких количествах ест не по дням, а по часам растущий мальчишка. Сам Дин придерживался точки зрения, что на одной только сбалансированной пище из мальчишки может вырасти нежный хлюпик, не способный как следует заехать обидчику в ухо, но помалкивал. Все же он не был биологическим отцом ребенка и только еще налаживал отношения с ним и его матерью, появившись совсем недавно в их тихой, упорядоченной и размеренной жизни. Дождь припустил с новой силой, и Дин сконцентрировался на дороге. В такую погоду легко попасть в аварию, даже с его подготовкой и опытом вождения самых разнообразных транспортных средств. Уже давно стемнело, отчасти благодаря затянувшим небо беспросветным тучам, отчасти оттого, что было уже достаточно поздно. Бен давно уже тихо посапывал на заднем сидении, а Лиза дремала, обернув ноги пледом, положив голову на натянутый ремень безопасности и время от времени ворочаясь и что-то неразборчиво ворча себе под нос. Раньше Дину казалось, что время летит со страшной скоростью, только успевай оглядываться, чтобы бросить последний взгляд на основные моменты дня вчерашнего. Сейчас оно растянулось практически до бесконечности. Ему никак не удавалось привыкнуть к этой самой, новой для него обычной жизни; к той мечте, к которой он тянулся все эти долгие годы, а обретя, так до сих пор и не мог найти в себе силы, чтобы радоваться редкой удаче. И если это удача, почему же ему так часто становилось тоскливо, словно он запер сам себя в золотой клетке, а где-то там, снаружи, в другом мире, осталась настоящая жизнь? Его военная карьера оборвалась резко и неожиданно, спасибо осколочной гранате, напоминанием о которой остался шрам на плече и списание из армии по состоянию здоровья. А ведь до конца его очередного двухгодичного срока оставались считанные месяцы. Впрочем, служба его больше не прельщала и до ранения. Где-то с год, как не прельщала, и он собирался приложить все усилия к тому, чтобы больше никогда не возвращаться в те Богом и людьми проклятые горы. Судьба распорядилась по-своему. Дин вернулся в Штаты в конце сентября 2009 года, провел какое-то время в реабилитационном центре для ветеранов, где, как он считал, на него только зря расходовали лекарства, а в середине октября был уже свободен, как ветер. И не знал: ни куда ему идти, ни что делать с этой неожиданной свободой. Это решили за него. Уже спустя пару недель ему позвонили из прежней конторы, корпорации "Сандовер", и предложили вернуться: та же должность, те же деньги. Отличные менеджеры по продажам на дорогах не валяются, а Дину еще до этого говорили, что он на верном пути к креслу вице-президента компании. Сейчас ему порой казалось, что он каким-то образом умудрился влезть в свою старую, давно сброшенную кожу. Она потрескалась и ссохлась; ему в ней было тесно, а ее изнанка царапала только что наращенную новую. И он и сам не знал, зачем натянул ее снова и почему не мог с ней расстаться. И хотелось вырваться из этого лабиринта, порвать со всем, что было знакомо, и начать все заново, где-нибудь далеко, там, где никто его не знает. Но ему, прошедшему пекло войны, почему-то было страшно сделать первый шаг. И с каждым днем он только еще глубже погружался в удушающую реальность его похожей на застоявшееся болото жизни. А может быть, ему просто было все равно? К действительности Винчестера вернуло оповещающее о сбое в программе пищание GPS. Черт! Похоже, нужный ему перекресток остался где-то позади... Навигатор окончательно сдох, когда он коснулся пальцем светящегося экрана; погас и больше ни на что не реагировал. Дин сделал большую ошибку, решив, что если он свернет при первой же возможности, то сумеет найти дорогу на основную магистраль. По мере того, как он ехал, улицы становились все темнее, дома обшарпаннее, прохожих все меньше. Наконец, осознав, что окончательно и бесповоротно заблудился, Дин припарковался у обочины. - Что-то случилось? - сонно спросила Лиза, поднимая голову и вглядываясь в темноту за окном. - Ничего особенного, - ответил он, высматривая сквозь струи текущей по лобовому стеклу воды, хоть кого-нибудь, кто мог бы ему объяснить, как выбраться из этого района. Наконец мимо, кутаясь в плащ, прошел седой мужчина, и Дин выскочил из машины, бросив Лизе: - Оставайся на месте! Прохожий оказался тщедушным старичком, безуспешно пытающимся укрыться от капель дождя под старым, потерявшим две спицы зонтиком. Он испуганно отшатнулся, когда Дин догнал его, подслеповато прищурился, вглядываясь в высокого, крепко сложенного мужчину перед ним, в глазах на мгновение мелькнул страх. - Все в порядке, мистер, - поспешил успокоить старика Дин. - Мне бы просто узнать, как выехать на главную магистраль. Махнув в сторону машины, он улыбнулся одной из самых своих дружелюбных улыбок. Старик заметно расслабился, на секунду задумался, а потом, оживленно жестикулируя и опасно размахивая зонтиком, начал объяснять дорогу. Дин внимательно слушал, запоминая, кивал и улыбался, но ни на секунду не прекращал вглядываться в темноту улицы. Он уже понял, куда их занесло, и ему не терпелось убраться из этого неспокойного района как можно быстрее. Не то чтобы его пугала перспектива влипнуть в какую-нибудь нехорошую историю, но он прекрасно понимал, что уличная шпана опасна тем, что собирается в стаи и может взять количеством даже человека с его подготовкой и опытом. К тому же с ним были Лиза и Бен, и он не имел никакого права подвергать их какому бы то ни было риску. Отпустив старика идти своей дорогой, Дин вернулся к машине, в последний раз окинул взглядом пустые улицы и сразу же внутренне напрягся. Совсем недалеко, всего-то в конце квартала, в середине которого он припарковался, несколько явно нетрезвых и отвязно выглядевших парней обступили инвалидную коляску. Дождь приглушал звуки их голосов, но, судя по тому, как они себя держали, разговор явно был не дружески-соседским. Пока он смотрел, человек в коляске что-то им резко ответил, сбросил с плеча руку одного из парней и поехал дальше, скрывшись из вида в одном из переулков. Парни посмотрели ему вслед, о чем-то коротко переговорили между собой. Двое из них, резко помотав головами, отделились от группы и быстро пошли прочь, оставшиеся же свернули в тот же переулок, в который несколькими секундами раньше направился инвалид. Дин замер, не зная, как поступить. Все в нем буквально кричало, чтобы он сорвался с места и бросился на помощь калеке, у которого явно назревали крупные неприятности. Однако он не мог оставить Лизу и ребенка одних. Разрываясь от противоречивых мыслей, он рывком открыл дверцу и сел в машину, все еще не отрывая взгляда от опустевшей улицы. - Что-то не так? - спросила Лиза, определенно уловившая смену его настроения. - Нет... не знаю, - покачал он головой, затем продолжил. - Там какие-то отморозки пристали к инвалиду. Лиза нахмурилась, помолчала, оглянулась на все еще спящего Бена. - Иди, - наконец кивнула она. - Мы будем в порядке, а ты себя потом еще несколько дней будешь мучить ненужными переживаниями. С сомнением покосившись на нее, а затем, перегнувшись через спинку сидения, на мальчика, Дин снова распахнул дверцу, вышел под дождь и наклонился, бросая остающейся в машине женщине короткие приказы: - Садись за руль, запрись изнутри, заведи двигатель. Если что - не жди меня, уезжай. Отбежав на пару шагов, он услышал, как тихо заурчал за спиной еще не успевший остыть дизельный двигатель Приуса, и одобрительно кивнул сам себе. Лиза умела не задавать лишних вопросов и точно следовать инструкциям, если это было нужно. Впрочем, он вряд ли смог бы с ней ужиться, будь у нее другой характер. Отставному военному не нужна девушка, оспаривающая каждое его слово и делающая глупости. Однако покорная овечка ему тоже не подошла бы. Дин ни капли не жалел, что решил начать с Лизой серьезные отношения. И пусть это по сути и был выбор его брата, которому он поначалу просто бездумно следовал, в итоге все обернулось только к лучшему. Добежав до того места, где видел группу парней в последний раз, Дин без колебаний свернул в переулок, ведущий ко входу в высокое, видавшее лучшие дни многоквартирное здание. Судя по всему, калека жил где-то здесь. Мало кому придет в голову уходить с относительной безопасности улицы в темноту подворотен, прекрасно зная, что конфликт с местными хулиганами не исчерпан. Наверное, парень надеялся успеть добраться до своего подъезда, прежде чем его догонят. Переживая за судьбу неизвестного ему калеки, Дин прошел дальше и вскоре услышал тихое чертыхание, доносившееся откуда-то совсем рядом. Подойдя к большим мусорным контейнерам, он увидел две размытые тени у самой земли, которые замерли, стоило ему приблизиться. Одна из теней выпрямилась, оказавшись совсем еще молоденьким пацаном, и Дин моментально принял оборонительную стойку, готовый ко всему. - Ну что за гребаный день такой, - прогундосил юнец, у которого был либо очень сильный насморк, либо основательно разбит нос. - Еще один коммандо на нашу голову. - А я тебе говорил, что не стоило связываться с тем отморозком, - прошипел второй, все еще сидящий в непроглядной тени у стенки контейнера. - Это ты орал: "Да что он нам сделает, да нас много, а он один!" - Заткнись, придурок, - бросил тому пацан. Услышав этот короткий диалог, Дин расслабился - его помощь явно не понадобилась, калека оказался не таким уж и беззащитным, как ему поначалу показалось. - Ну что, мальчики, наваляли вам? - поинтересовался он, насмешливо разглядывая жалкую парочку. - Да я этому... - начал было юнец. - Блядь, Шон, ты вконец охренел?! - крикнул ему второй. - Давай еще и от этого огребем, чтобы наш вечер оказался окончательно охуительным и незабываемым! - И огребете, - подтвердил Дин, - если еще хоть раз сунетесь к тому парню. - Тебе-то какое до этого дело? - не унимался агрессивный пацан. Проигнорировав его, Дин посмотрел на второго: - С чего ты взял, что он коммандо? Вопрос был задан приказным, не допускающим возражений тоном, именно так, как его учили обращаться с зеленым и еще ершистым пополнением в армии. - Да все знают, что он бывший военный, - донесся до него тихий ответ. - Черт, если бы еще я знал, что он с ножом не расстается... "Хм, правильный чувак, - одобрительно подумал Дин. - Такие отбросы общества по-другому не понимают". Вслух же, явно не заботясь о ранах, полученных сидящим на земле ублюдком, он спросил: - Где остальные, что с вами были? - Разбежались, - скривился юнец, - слабаки. - По-моему, они-то как раз намного умнее вас, - опасно ухмыльнулся он. - Будет вам наука, как связываться с военными, пусть и бывшими. - Все равно он еще... - начал было этот идиот. - Слушай, ты, тупой недоумок, не будет больше никаких "еще"! - не выдержал наконец Дин. - Если я узнаю, что с тем парнем что-то случилось, то отыщу твою грязную задницу, в какую бы щель ты ни забился, а потом оторву твои яйца и затолкаю их тебе в пасть. Ты меня понял?! Юнец что-то неразборчиво пробормотал, и ему пришлось с большим нажимом повторить последний вопрос. - Да, - наконец закивал пацан и добавил. - Я понял, сэр. - Проваливайте, - махнул рукой Дин, отступая в сторону. Тот, что сидел на земле, баюкая правую руку, с трудом поднялся и заковылял прочь, поддерживаемый приятелем. Они уже добрались до конца переулка, когда он их окликнул: - Стойте. В какой квартире живет тот парень? Я, конечно, и сам могу узнать, но в ваших же интересах облегчить мне поиски и заработать пару лишних баллов за хорошее поведение. - 517, - бросил через плечо раненый, прежде чем заковылять дальше. Январь 2008. Афганистан, передовая оперативная база "Тора" Вот уже неделя, как его не отпускало скопившееся нервное напряжение. С того момента, когда из иллюминатора он увидел раскинувшиеся до горизонта серые горы, когда шасси тяжелого военного самолета коснулись взлетно-посадочной полосы, когда огромный люк распахнулся и внутрь стальной махины ворвалось жаркое дыхание пустыни. Дин снова здесь, среди этих гор, среди этой каменистой пустыни; он вернулся. Спустя коротких два года оставшейся позади нормальной жизни, он снова морщится от грубой кожи нерастоптанных ботинок, привыкает к тяжести автомата и рюкзака за плечами, заново учится смотреть себе под ноги и не горбиться под враждебными взглядами местных жителей. Он еще не был на этой базе, но вряд ли здесь найдется что-то для него новое. Они все похожи одна на другую, словно срисованы под копирку с одного шаблонного проекта. Разница лишь в том, что кто-то сидит в относительно спокойных районах страны, куда практически не долетают отголоски партизанской войны, а кто-то оказывается в самом пекле горячей зоны. Где каждый неверный шаг может стать последним, за каждым камнем может скрываться враг, а любой оборванец на дороге способен оказаться живой бомбой, начиненной достаточным количеством взрывчатки, чтобы вынести даже тяжелый танк, и никакие бронежилеты не спасут. База "Тора" представляла собой ряды расположенных строго по линейке бараков и ангаров, с парой-другой зданий поменьше, отданных под нужды различных служб. Он уже знал, что здесь был смешанный контингент войск и они делили эту базу с французами, чью мягкую речь можно было слышать повсюду: от контроля полетами до медчасти. В офицерском бараке Дину выделили небольшую комнатушку, в которой он сам был себе хозяином, и провели короткий обязательный инструктаж, впрочем, слушал он его вполуха. Дин предпочитал потратить ночь, но прочитать все уставные положения от корки до корки, чем довольствоваться неполными краткими выжимками из них, к тому же, наверняка, неточными. В течение следующей недели он принимал дела у капитана Сантьяго, которого и должен был сменить на следующие два года. С французами он практически не пересекался, его отталкивали их надменные лица, в которых явственно читалась искренняя уверенность в собственном превосходстве над всем остальным человечеством. К тому же это были достаточно агрессивные сукины дети, с которыми связываться лишний раз просто не хотелось. После отъезда Сантьяго, Дин еще где-то с пару недель усиленно вдалбливал в головы подчиненных, что с ним тоже особо не забалуешь, если не хочешь провести пару дней в карцере, и давил авторитетом самых шебутных. На то, чтобы хотя бы немного расслабиться, времени попросту не оставалось. Только в январе 2008 года, когда отшумели рождественские праздники и на базе снова установилась деловитая рутина обычных военных будней, он впервые нашел свободный вечер, чтобы посидеть в небольшом баре на территории базы. Внутри было темно и немноголюдно, отчасти оттого, что заведение могли посещать только офицеры и приравненные к ним чины, отчасти потому что было уже достаточно поздно и до закрытия оставался где-то час. Усевшись за стойку, Дин заказал порцию виски без льда и принялся разглядывать остальных посетителей. Он все еще был новым человеком на базе и многих не знал. В дальнем углу помещения за большим столом сидела группа огромных бритоголовых ребят; они играли в карты, и до него время от времени долетала французская речь. Ближе к входу сидел пожилой полковник, задумчиво читая газету и потягивая темный напиток из пузатого бокала, по всей видимости, коньяк. Слева от него, в конце стойки, сидел темноволосый мужчина, задумчиво перекатывающий между ладонями стакан с остатками виски на самом донышке. Дин ничего не мог с собой поделать, кроме как остановить на нем взгляд и начать рассматривать с уже большим вниманием. То, что в армии не приветствуют геев и бисексуалов - общеизвестный факт. В реальности же дело обстояло так же, как и в любой другой организации. В том же ФБР на это частенько закрывали глаза, так почему же армия стала бы исключением? Тем более, что одно дело сказать, что у нас нет голубых, а совсем другое - является ли это утверждение абсолютной истиной. Примерно так же католическая церковь может хоть до посинения уверять всю мировую общественность, что в их среде нет педофилов. Что, однако, никак не сказывается на частоте вспыхивающих в последнее время тут и там громких скандалов, когда святых отцов ловят за руку на этом позорном деянии. Так и в армии, отказ в приеме на службу представителям сексуальных меньшинств вовсе не означает, что им не удается как-то просочиться сквозь бюрократическую систему и зоркие глаза сержантов и сослуживцев. Если же ты бисексуал, то это вообще, как два пальца об асфальт. Особенно, если серьезно относиться к своему секрету и не допускать промашек. Главное - помнить основное правило "не делай покупки в собственном магазине", время от времени одобрительно коситься на грудастых милашек и стараться не раздевать взглядом других парней. Дин дорожил военной карьерой и не делал слишком уж очевидных глупостей, поэтому и дослужился в итоге до капитана запаса, чередуя двухгодичные сроки службы с двумя годами обычной жизни менеджера по продажам. И ему нравилась такая жизнь. Нравилось быть причастным к чему-то большему, чем выжимание из поставщика очередной партии железной руды с пяти-процентной скидкой от оптовой цены. Нравилось то ощущение особенного восприятия реальности, когда адреналин обостряет все органы чувств до предела, когда мозг лихорадочно просчитывает варианты действий с недоступной ему в обычном состоянии скоростью; нравилась игра с судьбой, в которой главным призом была его собственная жизнь. Но иногда он позволял себе расслабиться и просто молча любоваться тем или иным привлекательным, на его взгляд, мужчиной, пытаясь представить, каким бы тот мог быть в постели - разгоряченный ласками, стонущий под его прикосновениями, без возражений раскрывающийся ему навстречу. Правда, дальше фантазий он никогда не заходил, не хватало еще вылететь со службы из-за какого-нибудь смазливого поганца. Таких он мог найти и на гражданке, благо что сам был достаточно симпатичным и редко получал отказ. Впрочем, это Дин даже скромничал. Ему редко приходилось прилагать особые усилия, чтобы найти себе партнера на ночь, обычно они сами искали его внимания. В те времена, когда подходил к концу очередной срок службы, постель в его апартаментах редко пустовала, словно он заранее готовился к грядущему через короткие два года очередному периоду длительного целибата. И да, он предпочитал мужчин, хотя чисто из спортивного интереса часто волочился и за женщинами. В армии же... Проститутки его не привлекали, а женский персонал, как это ни странно, был слишком мужеподобным, чтобы пробудить в нем интерес. Ему нравились женственные девушки, так же, как в мужчинах он искал именно их суровую мужественность. У каждого пола, на его взгляд, были свои отрицательные и положительные качества. Мужчина, которого он сейчас исподтишка разглядывал, сидел к нему боком и, казалось, ничего вокруг себя не замечал, полностью уйдя в себя и свои собственные мысли. Дин залюбовался его четким профилем, очерченным словно по линейке прямым носом, полными губами, которые тот время от время размыкал, чтобы сделать еще один маленький глоток виски; тонкими запястьями и изящными кистями, держащими стакан самыми кончиками длинных пальцев; пушистыми темными ресницами. Он смотрел, как тот слегка закидывает голову, отпивая из стакана, как вверх-вниз двигается его кадык, и сам непроизвольно сглатывал внезапно набежавшую в рот слюну. В полумраке бара незнакомец казался брюнетом или очень темным шатеном; хаос его стоящих дыбом, слегка длинноватых, чтобы сойти за армейский ежик, волос можно было назвать прической лишь с очень большой натяжкой. Это придавало ему какой-то слегка прибабахнутый вид. В хорошем смысле этого слова, словно по одной только укладке волос можно было сделать вывод, что парень не лишен тяги к некоторым безумствам и смелым экспериментам. И это тоже нравилось Дину. Впечатление портила только темно-зеленая защитная форма французского легиона, в которую тот был одет. Дин уже пересекался с некоторыми его представителями, и не сказать чтобы был в восторге от их чванливого гонора. Впрочем, было довольно глупо судить по нескольким уродам обо всей их компании в целом. В какой-то момент легионер, видимо, почувствовал, что его разглядывают; он выпрямился и сначала обернулся к столу, оккупированному его однополчанами, после чего устремил прямой взгляд на Дина, несколько секунд внимательно разглядывал его, и наконец ухмыльнулся, кивая на место рядом. Винчестер принял это, как приглашение составить тому компанию. - Капитан Винчестер, - представился он, подходя к легионеру. - Старший сержант Новак, - на превосходном английском, без малейшего акцента отозвался тот. - Американец? - уточнил Дин. - Точно, - ухмыльнулся Новак. - Можешь звать меня Кас. - Дин. - Вот и познакомились, - хмыкнул тот, знаком подзывая бармена. - Еще по порции мне и моему приятелю. Когда выпивка оказалась перед ними, Кас приподнял свой стакан в слегка ленивом салюте. Дин молча ответил тем же, отпил немного обжигающей янтарной жидкости и наконец задал мучивший его вопрос: - Я не понимаю, что ты, американец, делаешь во французском легионе? - Иностранном легионе, - с легкой улыбкой на губах уточнил Новак. - Один хрен, - скривился Винчестер. Сержант слегка нахмурился, не зло, а словно не понимая, почему он должен в чем-то оправдываться перед этим чересчур патриотичным капитаном. - Скажем так, когда я вступил в легион, они еще не задавали слишком много лишних вопросов, - наконец сухо ответил он. Дин еще раз окинул взглядом Новака, тот не был похож на преступника, скрывающегося от властей; нормальный парень, каких тысячи вокруг... Впрочем, внешний вид может быть очень обманчив. - Ты что, в розыске? - все же полюбопытствовал он. На это Новак рассмеялся, затем пожал плечами: - Можно сказать и так, только меня ищет далеко не полиция. Они оставили эту тему, так как по сержанту было видно, что он не слишком-то расположен к откровениям в первый же вечер знакомства. За их спинами раздался шум отодвигаемых стульев, и они оба обернулись на звук - компания французов покидала бар. Один из них, проходя мимо, что-то сказал Новаку на своем напевном птичьем языке, тот усмехнулся, выставив средний палец: - Baisez-vous![1] Французы хором заржали и разразились серией коротких обрывистых фраз, издевательски кивая на Дина. Кас только махнул им рукой, чтобы убирались, добавив резкое: - Vous-même pédales![2] Те ответили радостным гоготом и свистом и наконец-то вымелись из бара. - В чем была шутка? - спросил Дин немного погодя. Сержант скривился: - Ты не хочешь этого знать. - И все же... Тот замялся, на секунду поднял глаза к потолку, словно прося у высших сил терпения, и неохотно ответил: - В легионе слишком много воинствующих гомофобов, которые готовы увидеть желаемое даже там, где искать нечего. Честное слово, порой у меня бывает такое ощущение, что половина из них - латентные геи. - У вас все настолько серьезно? - удивился Дин. - А у вас разве нет? - последовал встречный вопрос. - Ну, по большому счету, если не трахаться прямо на газоне перед генеральским офисом, то это мало кого волнует, - пожал он плечами. - Хотя, конечно, зависит от подразделения. В глазах Новака на секунду мелькнуло странное выражение, но уже в следующую пропало, и он усмехнулся: - Французы - сами по себе, все, как один, чертовы ханжи. В легионе же это самое ханжество вообще возведено в десятую степень, - после чего ехидно рассмеялся. - Забавно, не находишь? Мы только познакомились, а уже сидим здесь и обсуждаем проблемы сексуальных меньшинств в армии. - Твои парни начали первыми, - пожал плечами Дин, утыкаясь взглядом в глубину своего стакана. Его уши горели. От этой беседы; от этого чересчур проницательного парня, который, казалось, видит его насквозь; от того, что тот совершенно точно понял, что нравится ему, и сейчас играет с ним, как кошка с мышкой. - Расслабься, - хлопнул его по плечу Новак. - Я не побегу никому жаловаться и не стану тыкать в тебя пальцем. Хотя, на будущее, тебе все же не стоит так пялиться на совершенно незнакомых людей. Мало ли, что они подумают и о чем догадаются. Когда же Дин придумал, что на это ответить, и уже открыл было рот, его перебил неслышно подошедший к ним бармен: - Парни, закругляйтесь, мы закрываемся. И было уже слишком поздно возмущаться и изображать праведное негодование. Они молча допили остатки виски, кивнули хозяину заведения и вышли на улицу. По сравнению с дневным зноем, ночная прохлада могла бы принести долгожданное облегчение, если бы было чуточку теплее, чем пара градусов выше нуля. Здесь, в этом углу земного шара, казалось, все вокруг было основано на контрастах и противоречиях: холодно - жарко, друг - враг, жизнь - смерть... Сержант остановился рядом с ним, плечом к плечу, натягивая зеленый форменный берет на голову и поеживаясь от резкого перепада температуры. Они не смотрели друг на друга, расходясь в разные стороны, направляясь каждый к своему бараку, но, когда Дин уже отошел на десяток метров, Новак его окликнул: - Эй, Винчестер! Он остановился, медленно обернулся. - Мы все что-то скрываем, - чуть тише, так, что слышно было только ему, сказал сержант, а затем отсалютовал, приложив два пальца к виску, сунул руки в карманы брюк и пошел прочь, насвистывая какую-то залихватскую мелодию. Май 2010 года. Калифорния, Лос-Анжелес Его дни монотонны, выверены до последней минуты и начинаются рано, а заканчиваются поздно. Так поздно, что когда Дин все же добирается до кровати, Лиза уже давно спит, так и не дождавшись его, уютно завернувшись в кокон из одеяла и широкого подола легкой, практически прозрачной соблазнительной ночнушки. Только вот беда - его стало практически невозможно соблазнить. По крайней мере, не этим. А что может пробрать его настолько, чтобы, забыв обо всем на свете, он смог окунуться в жар всепоглощающей страсти, он и сам не знает. Точнее, знает, и очень хорошо, но... это осталось в прошлом, к которому нет дороги назад. Ночи проходят беспокойно. Дин мечется по слишком широкой, слишком мягкой, слишком теплой постели; за долгие годы привыкнув спать в одиночестве, он с трудом адаптируется к ощущению кого-то еще рядом. Ему все время кажется, что он может во сне повернуться как-то не так и причинить Лизе боль. Как тогда, в самом начале, когда он умудрился облокотиться на ее грудь, а неделей позже заехать ей коленом по бедру с такой силой, что синяк еще долго не сходил. Еще хуже дело обстоит с ее волосами. Дин уже не знает, как ему устроиться, чтобы посреди ночи не проснуться от ощущения маленького кулачка, впечатавшегося ему в бок, и приглушенного шипения с требованием слезть с ее волос и не пытаться содрать с нее скальп. В промежутках же между вязким полузабытьем и осторожным переворачиванием с бока на бок, Дину снятся сны, прежде всего о брате. Сэм в них всегда разный. То такой, каким Дин его запомнил в тот день, когда в первый раз уходил в армию. Угловатый подросток, с длинной челкой до носа и неряшливо одетый, который провожал его до автобуса и требовал почаще писать. То уже позже, длинноногий парень, едва ли не на голову выше его, серьезный и задумчивый, сосредоточенный на учебе и первом студенческом романе. Отец снится очень редко. Наверное, потому что между ними все было сказано уже давно, все точки над "i" расставлены, в долгом прощании нет нужды. Почему-то Сэм в его снах всегда из прошлого, возможно, оттого, что в реальности Дин часто видится с братом и у него нет больше по отношению к тому никаких долгов. Они отменены за давностью срока, и этому новому Сэму, к которому он только начал привыкать, нет дела до запоздалых откровений старшего брата. Нет, если у Дина и остались невысказанные слова, то он их должен был сказать еще тогда, когда они имели цену и вес. Когда для младшего Винчестера это было важно. И слишком поздно объяснять, что он ушел потому, что искренне считал, что в его отсутствие отец будет уделять больше времени Сэму, может быть, даже найдет в себе силы прислушаться, попытаться понять, вместо того, чтобы без конца ставить в пример старшего брата. И это со временем въевшееся под кожу: "Да, сэр!" - перестанет звучать в его ушах отголоском собственной слабости. И плевать, что все в итоге было напрасно, что отец только усилил нажим, и Сэму тоже пришлось в конце концов уйти; что их дороги надолго разошлись, чтобы сойтись снова только спустя долгие годы, когда Дин ушел из действующей армии в запас и смог больше времени уделять семье. Это странно, а может быть, наоборот, закономерно, но сесть и спокойно поговорить в первый раз им удалось только в вечер после похорон отца. И черт с ним, что для них, прежних, было уже поздно что-то менять, они просто принялись заново строить то, что так и осталось заброшенным, начали писать историю своей семьи с чистого листа. Время от времени ему снится Афганистан. В этих снах нет сюжета и действующих лиц. Он просто будто с высоты птичьего полета снова смотрит на сморщившуюся складками гор землю, на которой нет ничего, кроме камней, песка и чахлой растительности. Его захватывает ощущение свободы, словно за спиной действительно раскрылись невидимые крылья, готовые унести его прочь, куда угодно, лишь бы подальше от суеты обыденной жизни, в которой нет места страху, риску и горечи потерь; бешеный ритм которой слишком быстр, чтобы хотя бы на минуту остановиться и задуматься о таких вещах. Но чаще всего ему снится проклятая долина Узбин, грохот выстрелов и взрывов, в котором тонут крики раненых и умирающих; хаос и неразбериха, в которых ясно только то, что рядом с тобой свои, а вокруг - враг, желающий одного: стереть тебя с лица земли. Он точно помнит, что кричит каждый раз, когда снова возвращается в тот ужасный день, срывая голос, оглушая самого себя. На этот крик должны бы сбежаться все соседи, а собаки со всей округи подхватить его неистовым, захлебывающимся лаем и воем. Но, когда он выныривает из кошмара, весь взмокший от липкого пота, ночь по-прежнему тиха, и Лиза безмятежно посапывает рядом с ним. Только сильно саднит горло, а в груди все еще бешено и неровно бьется сердце. И лишь изредка, хотя ему хотелось бы, чтобы это случалось гораздо чаще, снится Кас. Это всегда, как и с Сэмом, очередная крупица памяти; того, что было, и чего уже не вернуть никогда. Не в этой жизни, по крайней мере. Порой это веселые моменты: расхристанный и пьяный в дрова сержант, с крепко зажатой в пальцах бутылкой джина, танцующий на барной стойке в обнимку с какой-то девицей из медчасти; вставший на попа армейский джип, и Новак в смешно съехавшем на самый нос берете, озадаченно чешущий затылок и прикидывающий, как ему теперь объясняться с военной полицией; глупая подушка-пердушка, которую они хотели подложить одному из самых отмороженных легионеров и так и не успели убрать со стула, прежде чем туда плюхнулся Кас... А еще один из немногих хороших дней, и темный безлюдный переулок Кабула, и проливной, редкий в этих местах дождь, и долгие поцелуи под протекающим навесом; короткие моменты уединения, когда они могли плюнуть на все свои секреты, перестать притворяться и просто быть самими собой. Их мало, таких снов, но после них он хотя бы не кричит. По утрам же Дин просыпается разбитым и не выспавшимся, то с затихающими отголосками жестокого боя в ушах, то с призрачным отпечатком поцелуев на сухих, припухших после сна губах. К этому моменту Лиза уже давно встала – она вообще ранняя пташка, - и комната пуста. Разлеживаться ему никто не дает. Бена нужно отвезти в школу, а потом отправляться на работу, чтобы снова погрузиться в мир сделок и контрактов, фальшиво улыбаться коллегам и партнерам по бизнесу, растекаться елеем перед очередным поставщиком или заказчиком. Так проходят его дни, и порой ему кажется, что где-то что-то он все же сделал не так, но мгновение осознания длится недолго, и Дин снова возвращается в заученные и отточенные до автоматизма движения нормальной жизни, к которой он так хорошо приспособился. Сэму не нравилось, каким Дин вернулся из армии на этот раз. Однажды он даже прямо сказал, что его не отпускает ощущение, будто в старшем брате что-то сломалось, лопнула пружина, не было больше того выброса жизнерадостной энергии, которой тот словно заражал всех вокруг. И Сэм не мог понять, что же изменилось на этот раз, ведь старший Винчестер не первый раз возвращался домой, отслужив положенный ему, как резервисту, срок. И не было ни опустошения, ни мрачного выражения на его лице, ни постоянно сжатых в тонкую линию губ. Это можно было бы списать на тяжелое ранение, если бы оно было первым, но, увы, армейский госпиталь достаточно часто служил Дину перевалочным пунктом на пути домой, чтобы это можно было считать веской причиной таким резким изменениям в его характере. В чем-то его брат был похож на бульдога или бладхаунда, стоило ему почуять что-то странное, и он мог долго кружить вокруг интересующей его темы, пока намеченная жертва наконец не сдавалась и не отвечала на все его вопросы. И этот раз не был исключением. Сэм не отставал от него ни днем, ни ночью, пока в какой-то момент у Дина не закончилось его знаменитое терпение. В тот вечер он пригласил младшего к себе домой и поставил на стол бутылку водки. А потом честно, не скрывая ничего, выворачивая душу на изнанку, рассказал тому все. Про базу "Тора", про знакомство с Касом, про поцелуи под дождем и несколько страшных часов в долине Узбин. Его доверху наполненный стакан все это время стоял нетронутым, и, лишь выговорившись, Дин поднял его, встретился взглядом с Сэмом, повторившим его жест, и произнес, неуверенно, но старательно выговаривая слова на незнакомом им обоим языке: - Pour tous qui ne sont pas avec nous.[3] Они выпили, помолчали. - Каким он был? - наконец спросил Сэм, опустив глаза и не глядя на брата. - С легким приветом, в основном серьезный и немного смешной, порой занудный до умопомрачения... симпатичный, - тихо ответил Дин, пожимая плечами. - Обычный, наверное. - Вряд ли можно назвать обычным человека, который умудрился разбить сердце такого повесы, как ты, - заметил младший Винчестер. - Вдребезги, - кивнул Дин. - Знаешь, наверное, он бы тебе понравился. Такой же ботаник, вы бы с ним быстро спелись. Сэм на это только грустно усмехнулся, затем спросил: - У тебя нет его фотографии? Помрачнев еще больше, тот отрицательно покачал головой, но все же пояснил: - Кас терпеть это дело не мог. Мы его затащили как-то на групповой снимок, так он и там умудрился встать за каким-то громилой, только макушка из-за плеча и виднелась. - Жаль... С Лизой его свел Сэм. Хотя, скорее, заново представил друг другу, так как они познакомились раньше, много лет назад. Это случилось на Рождество 2009 года, буквально через пару месяцев после того, как он вышел из госпиталя. Дин помнил, как открыл дверь и долго всматривался в смутно знакомое лицо стоящей перед ним женщины. Он так и не вспомнил тогда, откуда ее знает. Лишь спустя пару недель, на их первом свидании, Лиза напомнила ему, что они какое-то время встречались, буквально за год-полтора до рождения ее сына. Он еще в тот момент на секунду подумал, что Бен может быть его, но она развеяла его надежды, сказав, что точно знает, кто его отец, и это, без всяких сомнений, не Дин. Впрочем, ему это не помешало наладить с мальчиком хорошие отношения буквально с первой же встречи. А потом все как-то закрутилось, завертелось, он и глазом не успел моргнуть, как наступил февраль, и они к тому времени уже начали жить вместе. Сэм был рад услышать эту новость. Он хотел видеть брата счастливым, осевшим на одном месте, не мотающимся по всему этому пыльному шарику, как укушенная за задницу мангуста. К тому же он честно рассказал, как в этот раз перепугался до усрачки, что Дин не оправится после тяжелого ранения, и был вне себя от восторга, когда брат наконец окончательно распрощался с военной карьерой. Единственное, что не давало покоя старшему Винчестеру, это вопрос его ориентации. Не то чтобы он чего-то стеснялся, но было бы крайне неприятно наткнуться как-нибудь вместе с Лизой - или, упаси бог, с Беном - на одного из его бывших любовников. Поэтому он выбрал вечерок, когда мальчик отправился пораньше спать, усадил Лизу на диван в гостиной и выложил ей все как на духу. И долго еще приходил в себя, когда она легко улыбнулась в ответ: - Дин, я в курсе, что ты бисексуален, - видимо его потрясенное лицо говорило само за себя, поэтому она сжалилась над ним и пояснила. - Мне Сэм сказал, еще в самом начале. Чтобы я точно знала, во что собираюсь вляпаться. - И ты... тебе... мы в порядке? - неуверенно спросил он. - В полном, - заверила она его. - И еще... Я знаю о Касе. - Сэму нужно на рот замок повесить, и разрешать ему его открывать только в исключительно редких случаях, - пробормотал Дин, отводя взгляд, и чуть громче сказал. - Тебе не нужно было об этом знать. Не стоило... - А по-моему, это именно то, что мне знать было просто необходимо, - не согласилась она. - Как иначе мы можем построить что-то вместе, если у нас с самого начала будут друг от друга какие-то секреты? - Пока что из нас двоих это я открыт, как на ладони, - недовольно нахмурился Дин. - В то время как мне о тебе почти ничего не известно, и ты не торопишься особо со мной откровенничать. Лиза резко выпрямилась, ее щеки окрасились ярким румянцем: - Из нас двоих именно я несу наибольший риск, - решительно сказала она. - Это мне придется объяснять Бену, почему дядя Дин больше не живет с нами, и почему мы снова остались одни, если у нас с тобой не сложится. Дин на это только махнул рукой, поднялся и ушел на кухню, не желая больше продолжать разговор. Да и к чему? Это было тогда, сейчас же Дин молча вел машину, Лиза снова дремала рядом с ним, а Бен разметался на заднем сидении и во сне тихо посапывал. Дождь давно прошел, небо прояснилось, открывая взгляду множество ярких точек звезд и узкий серп месяца. И словно не было ни полупустой улицы нехорошего района, ни шпаны, окружившей инвалидное кресло, ни бега по темному переулку, ни разговора с агрессивным юнцом и его приятелем. И все же Дин сделал себе зарубку на память: наведаться туда еще и проверить, как обстоят дела у того, неизвестного ему парня, для которого война закончилась не так удачно, как для него самого. И если будет нужно, хотя бы чем-то помочь. Апрель 2008. Афганистан, передовая оперативная база "Тора" Серый бетон взлетно-посадочной полосы, вдоль которой они шли, тянулся, казалось бы, до самого горизонта. Где-то с другого конца поля доносился шум огромных винтов приземляющегося тяжелого "Чинуки", откуда-то со стороны казарм слышался мощный рык сразу нескольких сержантов, подгоняющих сборы своих ребят. Но вся эта дневная суета не касалась их двоих. Несколько спокойных, свободных от повседневных обязанностей часов были для Дина редкостью. А уж случаи, когда они совпадали с моментом затишья в работе сержанта Новака, можно было и вовсе по пальцам пересчитать. После первой встречи они еще несколько раз пересекались по долгу службы, сидели в баре, пару раз попадали в совместные патрули и в конце концов сдружились. Поначалу приятелей встречали удивленные взгляды, так как обычно американцы сторонились легионеров, но со временем все привыкли, утратили к ним интерес и оставили в покое. - Эй, кончай мне на пятки наступать, - недовольно обернулся Дин к идущему чуть позади него Новаку, что-то пристально высматривающему в растущей вдоль бетонной полосы чахлой траве и низком кустарнике. - Что ты там ищешь? - Змей, - коротко отозвался Кас. Дин остановился, несколько секунд молча пялился на того, как на идиота, затем спросил: - Откуда им здесь взяться? Все нормальные змеи от шума и грохота техники наверняка уже свалили как можно дальше отсюда. Сержант поежился, покосился на стелющийся по земле сухой кустарник чуть поодаль: - Для того, чтобы тяпнуть меня за ногу, хватит и одной единственной ненормальной, слепой и глухой змеи. - У тебя паранойя, чувак, - рассмеялся Винчестер. - Возможно, - пожал плечами Кас. - Ненавижу змей. Какого черта ты меня сюда потащил? - Хочу поговорить без посторонних ушей. Новак только бросил на него недоуменный взгляд, но больше ничего не сказал и побрел дальше, все так же внимательно глядя себе под ноги. Они дошли до большого плоского камня, который строители, видимо, поленились убирать с территории базы, и Дин, скинув верхнюю куртку и расстелив ее, развалился на нем, подставляя и без того загорелое лицо солнечным лучам. Кас ложиться не стал, только присел на край камня, свесив одну ногу вниз и сложив руки на согнутом колене другой. - Так о чем ты хотел поговорить? - спустя какое-то время спросил он. Они отошли уже достаточно далеко, чтобы не слышать голосов людей, только ветер изредка доносил до них шум двигателей работающей техники. На аэродроме тоже было затишье, лишь один раз в воздух поднялся беспилотный дрон, да приземлился грузовой самолет, вокруг которого сразу же собрались разгрузочные бригады и встречающие пополнение офицеры. Дин молчал, не отвечая на вопрос, только слушал стрекот цикад, наслаждаясь редким моментом абсолютно покоя. Наконец он повернулся на бок, сорвал длинный стебель какой-то жесткой весенней травы и, покусывая его кончик, облокотился на камень, подперев голову рукой: - Как ты попал в легион? Поморщившись, Новак недовольно покосился на него: - В своем любопытстве ты порой бываешь невыносим. - Что я могу сказать, это одна из составляющих моего неотразимого обаяния, - коротко рассмеялся Дин. Ответом ему была довольно кислая улыбка сержанта. Шутливо пихнув его в бок, и едва успев поймать за пояс, когда и так неустойчиво балансирующий на краю Новак едва не свалился с камня, Дин покачал головой: - Слушай, давай так. Ты мне рассказываешь про себя, а я отвечаю на любые твои три вопроса. В конце концов, мне тебе уже просто не о чем больше поведать: про Сэма я тебе все уши прожужжал, рассказ о моей работе ты очень мило и, главное, тактично проспал, а запас армейских баек у меня закончился еще на прошлой неделе. Заинтересованно повернувшись к нему, Кас смерил его долгим пронзительным взглядом, а затем, сдавшись, кивнул: - Три вопроса. Хорошо. - Чудненько! - просиял Дин. - Я весь внимание! Новак обреченно покачал головой, но все же начал свой рассказ. Для него все началось в 1995 году, когда его старший брат, приехавший в увольнительную проведать семью, оказался в числе жертв взрыва здания государственного департамента в Оклахоме. Один из офисов там занимал центр по вербовке в армию, где у него работало несколько приятелей, и он решил навестить их. Отпускной десантник вошел в здание ранним утром, подгадав к самому началу рабочего дня, и больше уже из него не вышел. Бомба прогремела в 9:02 утра, унеся с собой жизни десятков человек, покалечив судьбы сотен других. Для молодого студента университета штата Оклахома, располагающегося в Нормане, потеря брата оказалась сокрушительным ударом. Прошли похороны, потянулись серые будни воспоминаний, наполненные горечью, дурманом дешевого пойла и бессильными поисками ответа на один простой вопрос: "Как что-то настолько кошмарное могло вообще произойти?" А потом, в один из таких дней, он словно проснулся... Ему был 21 год, до окончания учебы оставалось совсем немного, но он уже знал, что ему никогда больше не быть специалистом по экономике и процессам производства. Это просто не имело значения. Ушло на уровень бесполезных вещей, не представляющих никакого интереса. Кас уже и сам не знал, какие именно мыслительные процессы сподвигли его зайти в новый вербовочный офис, но зато он прекрасно запомнил жгучее разочарование, когда получил отказ. Он не проходил по каким-то незначительным отклонениям в медицинских показаниях, которых все же хватило, чтобы обрубить все его надежды на военную карьеру. Где-то с год он провел в каком-то тумане, все же не помешавшем ему завершить обучение и получить свой диплом, а потом на одной из вечеринок выпускников услышал от приятеля о Французском иностранном легионе. Излазив все доступные источники информации, закопавшись в библиотеке и прошерстив тысячи интернет-линков, он наконец четко осознал, что вот - это и есть его шанс. Так что в итоге, собрав те немногие деньги, что у него были, Кас добрался до Франции и нашел-таки офис легиона, не говоря при этом ни слова по-французски, впрочем, как оказалось позже, он такой был не один. На тот момент вступить в легион было гораздо более легким делом, поэтому вскоре, пройдя без особых проблем все отборочные тесты, новоиспеченный рекрут Новак обнаружил себя в первом на его пути к цели тренировочном лагере. И потянулись недели, наполненные бесконечными изматывающими заданиями, болью и унижением. Французы не особенно церемонились с теми, кто плохо знал их язык; и он старался, тянулся за другими изо всех сил, лишь бы остаться, зацепиться за данный ему судьбой единственный шанс, чтобы стать настоящим солдатом. И не просто, а служащим в одном из самых элитных подразделений мира. - На сколько лет ты подписал контракт? - спросил Дин, когда рассказ подошел к концу. - Вначале на пять, как и все остальные, а когда они подошли к концу, перешел в постоянный состав. Правда, я могу уйти в отставку в следующем году... но еще не решил, стоит ли это делать. - Это сколько получается-то... - наморщил лоб Винчестер, - двенадцать лет? Новак только беспечно пожал плечами, щурясь от яркого солнца. - А правда, что, отслужив, можно получить французский паспорт? - Правда, только нафига он мне нужен? - Хм, действительно. Слушай, а что у тебя за проблемы такие странные? При нашей первой встрече ты обмолвился, что тебя кто-то ищет, но не полиция. На секунду Кас напрягся, но затем мышцы его спины расслабились, и он низко опустил голову: - Дело не во мне. Точнее, не столько во мне, сколько в моем брате. Я узнал уже после его смерти... Понимаешь, как оказалось, он играл. По-крупному. Во все, что только существует: покер, блэкджек, тотализатор. И, как это часто и бывает, влез в долги. Наши родители давно умерли, поэтому за деньгами вышибалы заявились ко мне, - Кас задумчиво потер подбородок, вспоминая тот день. - Думал, живым не отпустят - откуда такие деньги у едва сводящего концы с концами студента? Так что возможность вступить в легион подвернулась очень даже кстати. - Ну, чувак, - фыркнул Дин, - сколько лет-то уже прошло. Они про тебя наверняка уже и думать забыли. - Три миллиона, - многозначительно приподнял брови тот. - Ни хрена себе! - присвистнул Винчестер. - Угу, - кивнул сержант и добавил. - Кстати, Новак - это не настоящая моя фамилия. В смысле, в паспорте у меня все, как полагается, но в списках прохожу под вымышленной. У нас это разрешено уставом. - А имя? - Оставил свое, только короткое, - ухмыльнулся тот. – Хотя, все равно, слишком поздно спохватился. Знаешь, какой у меня позывной? - Ну? - "Серафим". Дин удивленно приподнял голову и оглядел сержанта с ног до головы так, словно видел его в первый раз: - Уж что-что, а ангельское в тебе нужно с лупой искать: вредная занудная язва. Тот расхохотался, откинув голову назад, счастливо и заразительно, будто говоря: "Да, я такой!" - Мое полное имя - Кастиэль, как ангела четверга. Родители были капитально повернутыми на религии. А старшего брата назвали Анаэль. Он в итоге сократил его до простого Ан. - Знаешь, при всем уважении к твоим предкам, но нужно быть отменными садистами, чтобы так обозвать детишек, - хмыкнул Винчестер. Кас только улыбнулся в ответ, легким кивком подтверждая его правоту, затем соскользнул с края камня и выпрямился, обернувшись к Дину: - Ладно, пошли обратно, мне скоро в патруль выступать. - А как же мои три вопроса? - спросил тот, поднимаясь и лениво потягиваясь. - Ты мне их будешь должен, - бросил через плечо сержант, уже отойдя на несколько метров. И Дину ничего другого не оставалось, кроме как подхватить с камня мятую куртку и броситься догонять уходящего приятеля.