«Все прошлые жизни, помнится мне,
Мы сгорали в морях и тонули в огне»
Лиза Громова
Мастерская в Четвёртом районе стала для Тори вторым домом, где она может проводить время, занимаясь учёбой или отдыхая, и наслаждаться тишиной и безмятежностью пространства. Девушка давно заметила, что Ута, хозяин студии, не из болтливых и редко начинает разговоры без необходимости, поэтому она лишь надеется, что действительно не смущает его своим присутствием (как он говорит обычно). Здесь намного спокойнее, чем в общежитии со взбалмошной Миюки, льющаяся через край энергия которой иногда утомляет Тори, и комендантами, считающими своим долгом едва ли не влезать в трусы жителям тесных комнат в поисках выпивки и прочего запрещённого для хранения в общежитии. Кто бы мог подумать, что она, до смерти боявшаяся гулей ранее, будет чувствовать себя комфортно с одним из них. Девушка тихо усмехается и смахивает крошку от ластика с обтянутого плотной бумагой деревянного подрамника, который одной стороной лежит на её коленях, а противоположной — опирается о высокий стол мастерской, находясь в идеально наклонённом положении для черчения. Ей осталось сдать задание с написанием шрифта зодчего, чтобы её допустили до летней обмерной практики, которая состоится в начале июля. Времени ещё предостаточно, но Тори смущает сам факт существования у неё задолженности, поэтому даже пятничным вечером она занимается учёбой. Ута вышел за неожиданно закончившимся кофе (хотя девушка уверена, что в этом также было замешано урчание её желудка), несмотря на отвратительную погоду за окном. Дождь лил, как из ведра, но масочник, игнорируя существование зонтов, всё же решил выйти в супермаркет. Тори время от времени поворачивается в сторону высокого окна, с тихим вздохом убеждается в том, что дождь не собирается заканчиваться, и вновь поворачивается к работе, чтобы снова и снова выводить окружности букв циркулем, злиться, что линии от циркуля не сходятся с теми, что были вычерчены линейкой ранее, и стирать карандаш, виня то ли собственные кривые руки, то ли неисправный циркуль. Наконец дверь студии отворяется со скрежетом, впуская внутрь звук проливного дождя, и громко захлопывается, но неожиданно Тори слышит ещё не знакомый ей женский голос: — У-чан! Ты здесь? От удивления она не успевает поймать укатывающийся с подрамника карандаш, и тот звучно падает на пол, выдавая её присутствие. Девушка поджимает губы от досады, но следующая фраза гостьи заставляет её напрячься всем телом: — У тебя так сладко пахнет. В студии нечему сладко пахнуть, здесь пахнет лишь кожей, лаком и свежим гипсом. А значит, этот аромат принадлежит кому-то. И этот кто-то — она. В мгновение на Тори нахлынывает паника: она в полуподвальном помещении студии наедине с гулем, от которого бежать некуда, а главное — бессмысленно. Единственная мысль, которая приходит ей в голову — это обороняться, и девушка впивается пальцами в увесистый подрамник, напряжённо глядя в дверной проём. Звонкий цокот каблуков неспешно становится всё громче, и гостья наконец появляется на пороге, поправляя длинные рыжие волосы. — А ты ещё кто? — С недовольством говорит она. Тори чувствует, как страх сковывает её тело, не давая двинуться с места. Она пытается успокоиться и сказать что-то в ответ, но во рту пересохло, а горло сдавило от ужаса, и, будто слыша её панику, входная дверь вновь открывается. — Итори? — Звучит знакомый голос. — Что ты здесь делаешь? Гостья отворачивается от Тори в сторону выхода и тихо фыркает, а Тори чувствует, как страх отступает вместе со скованностью. — Какой негостеприимный вопрос. — Ты редко приносишь хорошие новости, — отвечает Ута, и Тори слышит улыбку в его голосе, а затем парень появляется в её поле зрения и ставит на стол перед ней бумажный пакет с коричневым штампом пекарни по соседству. — Спасибо, — тихо благодарит девушка, и её губы непроизвольно растягиваются в улыбке. — Тори, это Итори, — беззаботно говорит масочник, собирая промокшие волосы в пучок, — она заведует баром неподалёку. Итори, это Тори, она частенько здесь чертит чертежи, — заканчивает он знакомство своим любимым каламбуром. Итори беззлобно усмехается. — Я думала, что тебе нравятся девушки постарше, — она расплывается в улыбке, но во взгляде читается натянутость, — пойдём, нужно поговорить. Ута бросает на неё недоверчивый взгляд, но всё же выходит в узкий коридор. — Пойдём на кухню, — говорит он на первый взгляд равнодушно, но Тори всё же слышит лёгкую усталость в тоне парня, — мне необходим кофе. Девушка некоторое время вслушивается в шаги и тихий шорох на кухне, но вскоре ловит себя на мысли, что подслушивать всё же нехорошо, а в случае с гулями вряд ли вообще возможно, поэтому осторожно спускает планшет с колен и ставит на пол, опирая о ножку стола. Будет глупо с её стороны отнекиваться, что она не голодна после рабочего дня, но она обещает самой себе, что в следующий раз обязательно перекусит по дороге к масочнику. Она тянется к бумажному пакету и аккуратно разворачивает, стараясь не привлекать к себе внимание гулей за стеной, но каждое её движение звучит гораздо громче, чем какие-либо звуки из кухни. От напряжения Тори сжимает челюсти и неожиданно понимает, что гораздо тише было разделаться с пакетом, схватив его за дно и опрокинув на стол. Она вздыхает, сдаваясь, и на секунду прикрывает глаза, а затем встряхивает руками, избавляясь от напряжения, и разворачивает скрученный в жгут верх бумажного пакета так, как если бы оказалась здесь совершенно одна. Внутри оказывается высокий стакан с тёмно-коричневой крышкой, прозрачный стакан поменьше с каким-то десертом и вытянутый картонный контейнер. Девушка достаёт бумажный стакан из подстаканника и снимает крышку: внутри оказывается ароматное какао приятного шоколадного оттенка. Боясь обжечься, Тори несмело отпивает из стакана и чувствует густой сладкий вкус напитка, навевающий домашний уют и противостоящий ознобу пасмурной погоды. К лучшему то, что она решила не опрокидывать пакет. Дальше её вниманием завладевает контейнер, который вместо крышки закрывается с помощью резных загибов, как у картонных коробок. Тори с тихим щелчком открывает его и видит внутри круассан, разрезанный пополам и начинённый ветчиной и салатом. В этот момент желудок вновь требовательно урчит, и Тори кладёт ладонь на живот в попытке заглушить этот смущающий звук, потом со вздохом поднимает руки к круассану и принимается его есть. Зелень звучно хрустит на зубах, а замысловатый сладковатый соус приятно оттеняет солоноватую ветчину и пресный хлеб. Угощение оказывается чересчур вкусным, хотя, возможно, это сказывается её голод. Когда Тори расправляется с круассаном, то откладывает контейнер в сторону, убирая его обратно в пакет, и берёт в руки прозрачный стакан, заполненный заварным кремом. Зачерпнув десерт ложкой, она видит, что под кремом оказываются целые ягоды клубники и голубики. В соседней комнате шипит кофе, и девушка переводит взгляд на стену, за которой впервые за долгое время слышится звук, выдающий присутствие кого бы то ни было, а затем в монотонной речи она различает отдельные слова, переполненные злостью и обидой: — Ради этого умерла Ату? Чтобы ты делал что-то настолько безумное? Шипение усиливается, и Тори кажется, что она даже сквозь стену чувствует запах горелого кофе. — Прикуси язык, Итори, — ледяным тоном говорит Ута. В следующее мгновение затихают любые звуки: плита оказывается выключенной, шипение кофе прекращается, девушка за стеной замирает со стаканом в руках, боясь потревожить напряжённую атмосферу лишним звуком, а Ута безотрывно смотрит в глаза Итори, взгляд которой полон невысказанных нотаций, словно у разочарованного в ученике учителя. Итори опускает взгляд и колеблется пару мгновений, прежде чем сказать: — Ты сошёл с ума, — она тихо вздыхает, — дай мне знать, когда придёшь в чувство. Девушка огибает фигуру масочника, звонко стуча каблуками о напольную плитку, и, не прощаясь, покидает студию. Ута опускает глаза к монохромному полу с тяжёлым вздохом. Есть ли на самом деле причина, по которой он рискует своей жизнью? Существует ли способ вернуть Лии память? И захочет ли она быть с ним после? Ведь часть вины за случившееся всё ещё лежит на нём. Ута поднимает руки к лицу и трёт глаза, будто от этого прямо перед ними может появиться ответ на его вопросы, и, касаясь руками одежды, замечает, насколько сильно она промокла. Сейчас нет времени на простуду, поэтому Ута, тихо шаркая, возвращается в коридор — слыша его шаги, Тори поворачивается к двери, но парень проходит мимо мастерской, на ходу снимая промокшую футболку, чем смущает и без того излишне напряжённую девушку. Она с тихим вздохом отворачивается от двери, поднимает с пола планшет и, изображая сосредоточенность, продолжает работать над шрифтом. Спустя пару минут Ута всё же возвращается в мастерскую, надев чёрную футболку с белым каллиграфическим принтом. Не проронив и слова, он садится напротив Тори и принимается расчерчивать нетронутый лоскут ткани небольшим кусочком мыла, намечая нужные надрезы и сгибы. Девушка искоса наблюдает за его движениями, чувствуя на себе огромное давление из-за произошедшей ссоры, хоть и не принимала в ней участие. Единственной возможностью разрядить обстановку ей кажется начать разговор — не важно о чём, только бы избавиться от этой гнетущей тишины. Она следит за его руками и впервые обращает пристальное внимание на узоры на тыльной стороне ладоней, переходящие в узоры на предплечьях и плечах. Как она всё же успела заметить, татуировки покрывают не только видимые части тела, но продолжаются и под одеждой. — Что-то не так? — Спрашивает парень, заметив, что Тори перестала чертить. Девушка второпях переводит взгляд к его лицу, смущаясь того, что масочник мог заметить, как она разглядывает его тело, но Ута не оторвал глаз от работы. Тори глубоко вдыхает и начинает говорить: — Откуда у тебя татуировки? Парень поднимает на неё взгляд. — В смысле, кто сделал их тебе? — Поправляет себя Тори и в неловкости опускает глаза. — Разве есть что-то способное пронзить кожу гуля, кроме куинке? Ута усмехается, и девушка вновь переводит на него взгляд. — На самом деле, — проговаривает он нарочито медленно и небрежно ставит локти на стол, поднимая руки, — их нет, — татуировки на руках и шее начинают бледнеть и спустя пару мгновений полностью исчезают. Тори не сдерживает изумлённого вздоха. — Офигеть, — заключает она шёпотом. Ута смеётся и кладёт ладони обратно на стол; через несколько секунд татуировки вновь появляются на его теле, а смех утихает, сменяясь озорной улыбкой. — Мне показалось, ты достаточно внимательно изучила мой профиль в базе CCG, — с тихой издёвкой проговаривает он, подтрунивая над девушкой. — Ну, там много всего сказано, — оправдывается та, — и большую часть я слабо понимаю, — она хмурится, опуская взгляд, и только Ута хочет задать вопрос, какими мыслями заполнена её голова, как она с запалом заговаривает снова: — это же и есть твоя «имитация», да? — CCG называет это именно так. — А разве, когда гуль использует свои способности, не должен раскрываться какуган? — Живо продолжает расспрос она, опирается ладонями о стол и встаёт ногами на перекладину высокого стула, наклоняясь ближе к масочнику и пристально заглядывая ему в глаза. — Эти глаза тоже не совсем настоящие, — почти шёпотом отвечает он и наклоняется к Тори в ответ. Ута с удовольствием наблюдает за изумлением девушки, которое вскоре вновь перерастает в любопытство. Она внимательно смотрит ему в глаза, пытаясь разглядеть любой изъян, что выдаёт подделку, но не замечает ничего странного. — Наверное, это тяжело, — тихо заключает она и садится на место, — зачем ты делаешь это сейчас? — Можешь назвать это тренировкой, ведь временами «имитация» спасает мне жизнь, — ухмыляется он, но затем его губы трогает грустная улыбка, — а однажды может спасти жизни моих близких. — Что ты имеешь в виду? Парень заглядывает в глаза Тори, пытаясь понять, действительно ли у неё нет никаких идей или ей просто хочется услышать его версию, но её взгляд, как и обычно, переполнен простодушным интересом, так легко располагающим к себе. — Если ловят гуля — живого или мёртвого — проверяют его ближайшее окружение: семья, друзья, коллеги по работе. Исключением становятся лишь те случаи, при которых невозможно опознать личность гуля, и способность изменять внешность содействует этому. Девушка тихо охает, понимая, с чем связана тоска масочника: его сестра наверняка использовала этот способ, чтобы обезопасить брата. Но насколько нужно быть сильным, чтобы менять внешность, понимая, как близка твоя кончина? Ей не хочется думать об этом. — А много ли гулей может делать что-то похожее? — Спрашивает она. — Похожее вряд ли, — проговаривает Ута, на мгновение задумываясь, — но есть множество других очень интересных навыков. Тори хмыкает, направляя взгляд в сторону от масочника, и на глаза попадается экран мобильного, на котором одно за другим всплывают уведомления о сообщениях. Все они принадлежат Миюки, и Тори вспоминает, что договаривалась с подругой сегодня сходить в торговый центр и подобрать милые парные зонты в честь начала сезона дождей и скидок на тематические категории. — О, нет-нет-нет, — она вскакивает с места и небрежно скидывает все чертёжные инструменты в тканевый пенал, — мне нужно убегать, можно я оставлю у тебя всё до понедельника? — Конечно, — слегка опешив, отвечает масочник, — может, тебя нужно подвезти? — Нет, на метро быстрее, — девушка оглядывается на окно, за которым успел затихнуть дождь, — я побежала, а то Миюки меня заживо сожрёт, — кричит она, выбегая в коридор, — пока-пока! — И закрывает за собой тяжёлую входную дверь. Ута тихо усмехается, качая головой. В действительности единственный, кто мог бы сожрать её живьём, это он сам, и то, как Тори безоговорочно доверяет ему, успокаиваясь от его присутствия и легко садясь в его машину, только сильнее пугает: заслуживает ли он этого доверия? Он закрывает руками лицо, а потом ведёт ладони выше и зачёсывает мокрые волосы, выпавшие из пучка, назад, отгоняя от себя ненужные мысли. Затем поднимается с места, подходит к дальнему концу стола, на котором сушится одна-единственная гипсовая маска, и берёт её в руки, на ощупь определяя степень сушки, а после подносит ближе к лицу, высматривая мелкие повреждения, вроде выбоин от пузырьков воздуха и трещин, но не находит значительных дефектов и растягивает губы в улыбке, довольный работой. С маской в руках, приятно отяжеляющей ладони, он выходит в главный зал и садится за рабочее место, чтобы включить ноутбук и проверить рабочую почту на предмет новых писем. За прошедший день ничего, кроме надоедливого спама, не пришло, и это слегка огорчает парня, а затем пальцы сами открывают новые вкладки, как и каждый божий день: прогноз погоды, личная почта, соцсети. Последние стали интересовать его ровно с того момента, как он наконец выяснил, что Ретта — это Лиа, и теперь CCG вынуждает вести страницы, всеми силами приближаясь к гражданским, не просто каких-то безликих следователей, а конкретную девушку, запавшую ему в душу. Он проверяет ленту новостей, затем кликает нужные хештеги, пробегая глазами по новостям департамента и статьям с их упоминанием, и останавливается, натыкаясь на единственное фото в потоке монотонного текста. На нём запечатлены парень с девушкой на фоне ночного пейзажа. Он держит её за отворот пушистого халата, надетого поверх формы следователя, наклоняя ближе к себе в попытке сравняться в росте. Волосы девушки закрывают её лицо и часть лица второго следователя, несомненно, касающегося своими губами её губ. Эта девушка совершенно точно Лиа, а следователь рядом с ней — Джузо. Ута приходит в чувство, только когда куски гипсовой маски глухо падают на пол. Он переводит взгляд на ладонь, сжимающую осколки маски, бросает их на пол и несколько раз встряхивает кистью, смахивая гипсовую пыль.***
Утро выходного дня могло стать гораздо лучше, если бы солнце не светило настолько ярко и не обжигало так сильно. Девушка прикрывает ладонями уставшие от солнечного света глаза и жалеет, что не надела белую рубашку с длинным рукавом вместо этой светло-зелёной с коротким, потому что оголённые части рук обещают вот-вот воспламениться от такого внимания солнца. — Боже, когда это всё закончится, — стонет она. — Сузуя-сан, ещё ничего не началось, — слышится в ответ мужской голос. — Я просила не называть меня так, — она убирает руки от лица и хмуро смотрит на Абару. — Но вы же говорили, что это от путаницы с Сузуей-семпаем, а его здесь нет. — Я знаю, но… — ей стоит усилий не сказать «это не моя фамилия», — …у меня есть имя, так что зови меня Реттой. Я тебе не начальник, начальник у нас всех Джузо, а я… так, — уклончиво говорит она и отводит взгляд, не понимая, как ей стоит вести себя в ситуации, в которой она оказалась. Из-за того, что сейчас она понимает, что находится не на своём месте, ей особенно сложно продолжать делать вид, будто ничего не происходит. — Х-хорошо, — неуверенно соглашается парень. Но не продолжает разговор и даже не делает слабой попытки назвать её по имени. Девушка находится этим утром в Четвёртом районе только по одной причине: информация о нападении на Кокурию просочилась в общий доступ (чего было практически невозможно избежать из-за того, что следователей вырвали с общественного мероприятия), и теперь нужно убедить людей, что всё находится под контролем. Для этого в трёх районах Токио собрали следователей, участвовавших в зачистке, будто бы само их существование должно успокоить людей. Во всяком случае, это действительно лучше бесчувственной публикации на сайте со словами вроде «всё находится под контролем, нет повода для паники». Только ей ужасно неловко находиться здесь, ведь она трусливо убежала, едва переступив порог Кокурии. Девушка медленно выдыхает и поднимает глаза к людям, собравшимся на небольшой площади. От волнения она безостановочно крутит обручальное кольцо и, даже заметив, не пытается остановиться. Всё её существо безустанно твердит, что ей здесь не место. — Вот чёрт, — тихо ругается Ханбее, и девушка вопросительно заглядывает в его лицо, а затем пытается проследить за взглядом, но парень резко хватает её за руку и громко говорит: — Ретта, я забыл вам сказать кое-что важное! Она в ужасе смотрит на него и делает слабую попытку высвободить предплечье. — Ну говори, — неуверенно отвечает она. Парень мнётся, будто придумывая на ходу, и вскоре говорит сбивчиво и необъяснимо громко: — Этим летом не будет сезонных милкшейков в Макдональдсе! — Что? — Ретта непонимающе глядит на него и вновь пытается вырвать собственную руку из цепких пальцев, — и ладно, чего ты так разнервничался… Да отпусти ты меня уже! — Девушка резко дёргает рукой, и парень, опомнившись, отпускает её, а затем тихо извиняется. Внимание девушки переключается на человека, что проходит перед небольшими столами, за которыми сидят следователи, и расставляет длинные таблички с именами. Ретта вздыхает, на мгновение поворачивает к себе табличку, словно имя на ней могло быть другим, и возвращает на место, а затем со скучающей миной поворачивает голову в сторону Уи Коори, который встаёт с места и громко приветствует собравшихся. Девушка вновь переводит взгляд на толпу, будто здороваясь вместе со следователем, и неожиданно натыкается взглядом на парня, который выделяется сильнее прочих, но не из-за татуировок, необычной стрижки или неформальной одежды — отчего-то он кажется ей смутно знакомым, а самое странное во всей ситуации — это то, что он так же внимательно смотрит на неё. — На этом твой рабочий день закончен, Ретта, — говорит Уи с небрежной отмашкой и достаёт из кармана брюк упаковку сигарет, — впрочем, как и мой, — он поджигает сигарету, без интереса наблюдая, как рабочие разбирают импровизированный постамент и уносят столы со стульями. — Едешь в управление? — Спрашивает она, не глядя на следователя, вместо этого устремляя свой взгляд куда-то вдаль, где скрылся так знакомый ей парень. — Да, но только чтобы вернуть бумаги в архив. Тебя подвезти? — О, нет, не нужно, — монотонность голоса выдаёт отстранённость Ретты, — я хотела ещё кое-куда зайти. — Ну хорошо, — Уи в последний раз глубоко затягивается и бросает непогашенный окурок в канализацию сквозь ливневые решетки, — только дождись Абару, он должен скоро прийти. — Ага. Следователь хмуро глядит на девушку, заинтересованную чем-то совершенно посторонним, затем отворачивается и следует к парковке, на которой его должен ждать служебный автомобиль. Едва мужчина скрывается из поля зрения Ретты, она тут же идёт прочь, ведомая близостью собственных воспоминаний, будто стоит ей окликнуть того незнакомца, как всё прошлое станет известно. Только… как она должна окликнуть его? Каким именем? Девушка проходит по главной улице мимо небольших магазинчиков с цветными вывесками, и, несмотря на их многообразие, вывески кажутся знакомыми ей, будто она множество раз ходила по этой улице. Когда вдалеке Ретта всё же различает фигуру парня, та сразу скрывается за поворотом, и девушка, не раздумывая, следует за ней, сворачивая на немноголюдную дорожку жилого квартала. Погода начинает портиться: солнце скрывается за густыми чёрными облаками, а ветер из тихого шёпота, едва касающегося кожи, перерастает в вихри, кружа песок и мелкий мусор. Когда ветер дует ей в спину, бросая волосы на лицо, она поправляет их ладонями и заправляет за уши, обещая самой себе состричь их при первой возможности. Мелкие капли падают на лицо Ретты, угрожая перерасти в настоящий ливень, и девушка оглядывается по сторонам, ища взглядом убежище. «HySy ArtMask Studio», — гласит мрачноватая табличка на пустом фасаде. Выбирать не приходится, и девушка сбегает вниз по ступеням, слыша, как позади разыгрывается ливень. Металлическая дверь нехотя поддаётся, и она проходит внутрь, ёжась от прохлады главного зала. Монохромная плитка, лакированные маски, яркий электрический свет. «Привет, я не услышал тебя», — говорит мужской голос, и в нём слышится улыбка. «Привет, — говорит её собственный, — я заметила». Голоса звучат так отчётливо, что девушка оглядывается, нет ли кого у неё за спиной, но помещение кажется тихим и совершенно безлюдным. — Вот чёрт, — шепчет она и нервно усмехается. В такие моменты её окутывает страх того, что она просто сходит с ума — что нет никаких тайн прошлого и странных метаморфоз с её обонянием и вкусом, что всё — лишь симптомы больного рассудка. Девушка делает несколько шагов вглубь, вслушиваясь в собственную поступь, отдающуюся в зале гулким эхом. На столе, явно принадлежащем местному мастеру, она видит небольшую тетрадь блочного типа и практически против своей воли, ведомая неизвестным порывом, подходит ближе к столу, а затем берёт в руки тетрадь, нагло раскрывая потрёпанную от времени обложку и заглядывая внутрь. На листах кофейного цвета карандашом и ручкой изображены наброски масок — одни очень быстрые и небрежные, а другие — детально прорисованные. В задумчивости она делает шаг назад и неожиданно касается чего-то спиной. Девушка вздрагивает от испуга и роняет тетрадь, металлический корешок звонко ударяется о кафельную плитку и раскрывается, из-за чего листы мгновенно высыпаются из-под обложки. — О Боже мой, — она наконец оборачивается и видит того самого парня, что был на площади, — простите, пожалуйста, — девушка наклоняется к тетради и судорожно собирает листы, — не знаю, что на меня нашло, — на неё разом нахлынывает паника от понимания собственной бестактности, ведь она вломилась в мастерскую и вместо приветствия полезла шариться по чужим вещам. — Всё в порядке, — мягко отвечает парень, садится на корточки и легко касается пальцами её ладоней, останавливая, — ничего страшного. Ретта отдёргивает руки словно от открытого огня и вскакивает. — Простите, я не знаю, что на меня нашло, — повторяется девушка и прижимает руки к груди, а после огибает парня, шагая прочь, — извините, я лучше пойду, — и широким шагом, едва не переходящим в бег, покидает студию. — Подожди, — громко говорит он, но девушка уже не слышит его, захлопнув дверь. Ута выбегает следом, поднимается по ступеням и громко окликает девушку, бездумно идущую прочь под проливным дождём: — Лиа! Девушка замирает, слыша, как хлюпают чужие шаги позади неё. Она медленно оборачивается, и масочник видит, как стекают слёзы по её щекам, а взгляд наполнен неизмеримой тоской. — Вы знаете меня? — С надеждой произносит она. Ута чувствует, как сжимается его сердце от вида этой невыразимой боли в чистых синих глазах девушки. Он едва сдерживает порыв заключить её в объятия, чтобы ещё сильнее не напугать, и вместо этого подходит настолько близко, насколько это возможно. — Да, я знаю тебя, — мягко проговаривает он, вкладывая всю нежность в простые слова. Девушка опускает голову, мгновение раздумывая над ответом, а затем вновь встречается с его взглядом. — Простите, я… — она мешкает, перебирая немногочисленные воспоминания, — я ничего не помню, — её голос надламывается на последнем слове, и девушка закрывает лицо руками. Парень не выдерживает и обнимает её, а Ретта не пытается отстраниться, чувствуя до боли знакомый аромат парня — настолько же знакомый, как и его широкая грудь и сильные руки, прижимающие к себе. Всё кажется таким привычным и родным, что девушка невольно утыкается лицом в его плечо и глубоко дышит, оказываясь где-то совершенно в другом месте, где-то в глубине потерянных воспоминаний. — Я обязательно что-нибудь придумаю, — тихо говорит он, и Ретта чувствует, как парень касается губами её волос. Она поворачивает своё лицо к его, и Ута осознаёт, что всё же переступил черту, и больше всего на свете боится, что девушка убежит, ведь он не сможет остановить её, не сможет удержать её силой. Но Ретта не пытается отстраниться, а внимательно смотрит в его лицо. Парень ловит взгляд её серо-синих глаз, оглядывает мягкий контур лица, обрамлённого чёрными волосами, и опускается к розовым губам — самым желанным на свете, которых он не имеет никакого права коснуться. В голове мгновенно всплывает последняя фотография, на котором Джузо целует девушку. Был ли этот поцелуй взаимным? Что произошло после? И что произойдёт, если он сейчас поцелует её? Не подчиняясь самому себе, он всё же медленно наклоняется к Ретте, наблюдая за её реакцией, и, не заметив несогласия или попытки отстраниться, мягко касается губами её губ. Холодный дождь стекает по лицу и телу, но вместо того, чтобы мёрзнуть, Ута чувствует, как внутри него разгорается пожар. Он поднимает ладони к лицу девушки и нежно кладёт на скулы, а затем осторожно двигает губами, увлекая её в более глубокий и чувственный поцелуй, и неожиданно девушка отвечает на его ласки. Он чувствует, как её хрупкие ладони ложатся на его плечи, а пальцы непроизвольно сжимают их каждый раз, когда он двигается ей навстречу. Радостное исступление смешивается с разгорающейся страстью, делая дыхание неспокойным, а поцелуй жадным и вызывающим. Он чувствует, как острые ноготки впиваются в его плечи, а она — как настойчиво прижимают к себе чужие ладони, но ни один из них не пытается остановиться.