***
За всю дорогу Юнхо не проронил ни слова. Он только невидящим взглядом смотрел в одну точку, словно робот. Одет с иголочки. Его костюм — великолепное творение Бома; сидит идеально, выгодно подчёркивая стройную фигуру. Парень недоволен сложившейся ситуацией и не скрывает этого. — Ты всё запомнил и понял? — прервал тишину Пёнволь. — Запомнил. И понял, — не глядя в глаза выдал Юнхо. Больше мужчина не задавал вопросов. Он был уверен в Юнхо, вышедшем за ним из авто и хвостиком скользнувшем в кабинет. Мальчишка с этого момента изменился. Сначала ненавязчиво, а затем очевидно. Он невольно кусал губу, теребил пальцы и потеряно оглядывался по сторонам, наблюдая за тем, как Пёнволь даёт распоряжения персоналу. — Нервничаешь? — серьёзно спросил альфа у трясущего ногой Юнхо, развалившегося на диване. — А Вы нет? — как на иголках бросил тот. Пёнволь расслабленно опустил плечи и откинулся на спинку кресла. — Глядя на твоё волнение, нет, — мягче признался он, участливо поглядывая на пасынка, с трудом сидящего на месте. — А следовало бы… — Я тебе доверяю. — Не боитесь, что я что-то выкину? — Не боюсь. Иначе этих нервов не было бы. Если хочешь что-то спросить, спрашивай. Юнхо сосредоточился на этой мысли, глядя в глаза отчиму. Тот призывал успокоиться и выражал готовность дать ответы на любые вопросы. — Если я провалюсь… — Не провалишься. Это исключено. Юнхо нервно облизнулся. — Я никогда не участвовал в подобном. — Поэтому я рядом с тобой. Волноваться должен не ты, а они. После меня этим всем заправлять тебе, так что расслабься. Что-то ещё? — Джеджун, — Юнхо резко осёкся, подбирая слова. Пёнволь терпеливо ждал, когда тот заговорит, — У него достаточно акций для Совета… — Так точно, — альфа кивнул, выжидая основной вопрос, хоть сам уже и догадался о его содержании. — Мне полагается доля? — Три с половиной процента. Парень разочарованно выдохнул, отводя глаза. Его дыхание сбилось, нагнетая панику всё больше. Попасть в западню мальчишке не хотелось, и это ясно. — Это хороший процент. Твой голос будет учитываться, — поспешил успокоить пасынка Пёнволь. — Хочешь, чтобы твоё слово было решающим? Понимаю… — Если мне тут руководить, разве не логично? — Логично, — согласился Пёнволь. — У меня тридцать два процента — это контрольный пакет. Поэтому та папка такая толстая. Юнхо понимающе кивнул, опуская взгляд. Внезапно ему стало легче — при таком раскладе он действительно не пустое место. — У тебя есть все шансы выкупить для себя достаточно акций, чтобы перехватить контроль. Но уйдёт на это не один год; многому придётся научиться, если хочешь чего-то достичь. Смысл управлять компанией есть только в том случае, если она успешная. А акции в таком случае будут в цене. Я научу тебя слиянию и поглощению — только доверься мне. — Вы о компаниях-призраках? — осторожно уточнил Юнхо. Об этом принято говорить шёпотом, и он боялся реакции отчима. Но на удивление тот сдержанно кивнул. — И насколько это реально на практике? — Реально, — Пёнволь убедительно кивнул, а затем посмотрел на часы. — Нам пора.***
В конференц-зале царила напряжённая атмосфера в ожидании нового преемника Ким Пёнволя. Они должны были подойти с минуты на минуту. Большие боссы перешёптывались между собой, но как только хлопнула дверь, все тут же умолкли и обратили своё пристальное внимание на вошедших. Юноша не старше семнадцати-восемнадцати лет следовал плечом к плечу с владельцем компании. Ким Пёнволь указал на мальчишку и представил Чон Юнхо как своего официального преемника, попросив его сказать несколько слов для совета директоров. Парень поклонился и вдумчиво скользнул взглядом по людям в пиджаках. Большая часть мужчин уже были с сединой на висках, но как один неприязненно и дерзко смотрели на него, даже с некоторым снисхождением. Для Юнхо это стало триггером и он хмыкнул. Размеренным шагом парень вышел из-за трибуны, выжидательно разглядывая мужчин. Его цепкий взор выхватил одного омегу — представителя парфюмерной линии, все остальные — поголовно альфы, отъевшие состояние. Уверенная осанка и холодный взгляд Юнхо вынудил некоторых озадаченно подобраться. Его отчим лишь потирал подбородок, задумчиво наблюдая за развивающимся шоу. Ким Сухёк расслабленно откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. Парню улыбнулся только он, но совершенно незнакомой улыбкой, пробирающей до мурашек. Юнхо ответно оскалился, готовый говорить. — Мне дали папку с приветственной речью, — тихим голосом начал юноша. — Там всё так красиво написано об оказанном мне доверии, — он исподлобья провёл взглядом по изумлённым лицам, что придало ещё большей уверенности в себе, — слова благодарности, которые я непременно должен упомянуть. — Юнхо резко отвернулся и подошёл к трибуне. Оттуда он выбросил на пол лист, как ненужную бумажку. Внезапно голос парня стал жёстким: — Но мы же с вами не на президентских выборах, и скипетра у меня в руках нет. Поэтому обойдёмся без церемоний. Прекрасно понимаю, что вы знаете, кто я такой. Даже не скрываете своего неуважения. Поверьте, — Юнхо гадко ухмыльнулся, — в той папке вместе с речью была ознакомительная биография о каждом из вас. Во мне и к вам уважения не меньше. Даже если бы здесь не было табличек с именами, — парень взглядом указал на оные, — я бы узнал всех до одного. Если надеялись на лицемерие с моей стороны — вы просчитались. Нас с вами связывают лишь деньги. Я свой вклад пока ещё не внёс, но он уже не за горами. Господин Ким, — Юнхо повернулся к отчиму, невольно облизнувшись, — извините за то, что всё испортил. Но они смотрят на меня как на отброса, а я такого не прощаю. Мужчина кивнул своей мысли и по отечески похлопал его по плечу. — Я не ошибся в тебе. Мой выбор — правильный.***
Джеджун неуверенно помялся возле двери в учительскую. «Травка» слегка притупила его чувства горечи и досады, но неуловимой дымкой обида следовала за ним всюду. Мальчишка гипнотизировал дверь цвета ореха недовольными буравчиками, хоть сам отлично понимал, что в его будущем наказании виноват только он один. Он морально готовился к тому, что сейчас впаяют прогулы, курение, заставят драить всю школу, разгребать архивы, и продлится всё это в лучшем случае месяц. Меньше всего хотелось предстать в обличии неудачника перед соперниками. Джеджун с силой сжал кулаки, призывая себя успокоиться и не дрейфить — помирать, так с музыкой; на зависть всем. Но предательская трусость подгибала колени, ноги как будто налились свинцом, не давая и шагу ступить, а в груди пылал пожар, обугливающий изнанку. Юноша дёрнулся от неожиданно отворившейся двери. Учитель Со стоял перед ним, сканируя задумчивым взглядом. Джеджун не шевелился, осторожно дыша. Он чувствовал аромат дыма в своей ауре и пристально следил за эмоциями на лице классного руководителя. Тот цокнул языком и отступил на шаг назад, рукой приглашая парня войти, а затем поманил за собой. Джеджун бесшумно скользнул в комнатушку с минимумом мебели: пара столов, несколько стульев, кофемашина по другую сторону и микроволновка. Комната отдыха преподавателей, по совместительству «промывочная мозгов» для учеников. В помещении запахло кофе, как раз за спиной юноши. Джеджун принюхался, узнавая привычный аромат, поселившийся у него дома с переездом Тенши. Он зажмурился, прогоняя наваждение и тоску по отчиму. Тот был нужен как никогда в жизни. Парень открыл глаза только после того, как чашка с ароматным напитком опустилась перед ним на стол. — Присаживайся, — учитель отодвинул для Джеджуна стул свободной рукой. В другой он держал чашку с кофе для себя. Мальчишка недоверчиво посмотрел на мужчину, но принял это приглашение, бесшумно опустившись на стул. Он сидел как на иголках в ожидании вердикта классного руководителя. Но тот неожиданно примерил совершенно иное амплуа, не такое, как привык видеть Джеджун. Юноша потупившись смотрел на своё отражение в чашке с тёмным напитком. Хотелось об это тепло согреть руки, но они как будто оцепенели, сцепившись пальцами на коленях. — Попей немного, — словно прочитал мысли, предложил учитель и сам отхлебнул из своей посудины. Он выжидательно наблюдал за тем, как один из лучших учеников его школы несмело прикоснулся к чашке дрожащими пальцами. Его следовало бы отругать за нарушение режима, за курение, за дерзость. Но от марихуаны обычно сушит и пробивает на еду. О том, что дети балуются — ни для кого не секрет. Такова природа богатеньких детишек — смогут достать всё что угодно и простой учитель для них не указ. Уповать на родителей не приходится — преподаватель виноват в том, что не тому учит. — Детям кофе запрещён, но, думаю, тебе требуется именно он, — настоял учитель. Джеджун немного отпил, делая неуверенный глоток, так и не смог раскусить задумку классного руководителя. Было похоже на игру в покер — блеф до первого прокола. — Плохие дни бывают у всех, — участливо проговорил Со, внимательно наблюдая за реакцией мальчишки. Тот даже не прыснул, а просто посмотрел на него с иронией. — Знаю, это заурядная фраза, но как твой учитель я должен был её сказать. Джеджун согласно кивнул, криво ухмыльнувшись. Он снова потупил глаза в чашку, грея об неё ладони. — Если любопытно, в «сети» появились первые слухи. — Не интересно, — отрезал Джеджун, мигом изменившись в лице. Оно стало строгим, непримиримым, обозлённым. — Считаешь решение отца несправедливым. Уверен, все боятся оказаться на твоём месте. Они могут этого не признать, но втайне боятся. Ты должен помнить, что всё окружение наполнено трусами. А ты — сильный. Юноша осторожно посмотрел на учителя и встретился с понимающим взглядом. — Меня предупреждали, что рванёт, — мужчина опустил глаза и сделал пару глотков. — Слабаки протест не выражают. А люди, которым есть что сказать — всегда. — Это сорт кофе такой? Одинаково действует, — недовольно проговорил мальчишка, отодвинув от себя чашку. — На кого ещё он так действует? — учитель с интересом посмотрел на негодующего Джеджуна. Омега сглотнул ком, стушевавшись под пристальным спокойным взглядом классного руководителя. Тот снова отпил, не прерывая взгляд. — На Тенши, — нехотя признался Джеджун, опустив взгляд на свои пальцы. Они дрожали, и чтобы скрыть это, парень опустил руки на колени под стол. — Твой отчим, — кивнул учитель Со. — Ты доверяешь ему? — Больше чем себе. Повисла тишина, разрезаемая лишь тиканьем настенных часов. — Не хочешь поговорить о плюсах решения, которое принял твой отец? — А они есть? — с иронией выдал мальчишка, глядя на преподавателя как на врага народа. Мужчина поджал губы, выдерживая гнев юноши. — Твой отец несёт бремя ответственности за множество других жизней. Я даже не знаю, кому из нас легче: мне, простому учителю, или ему — лидеру крупной корпорации. Моя задача состоит в направлении детей на путь истинный, а задача твоего отца — в обеспечении семей достаточным доходом для существования. Может показаться, что он алчный, но поверь, голова у твоего отца болит немало. Он хочет для тебя беззаботной жизни. В конце-концов, омега должен жить своей семьёй, а не в бесконечной борьбе и переговорах. Для твоего брата вступить в права на компанию — это наказание. — В таком случае, зачем отец наказывает сразу двоих?! — негодующе выпалил юноша. — Он готовил меня к этому, требовал соответствующих навыков. А в итоге я остался ни с чем! Зачем было насиловать меня, зная, что компания мне не достанется?! Джеджун удержал нахлынувшие слёзы, блеснувшие в его глазах. Он сделал глубокий вдох, отворачиваясь от учителя. — Думаю, твой папа хочет облегчить твою участь, — примирительно проговорил тот. — Быть наследником его компании — он поставил это целью всей моей жизни. И отнял даже надежду. — Юноша резко умолк. Он сглотнул ком и отвернулся. Его губы шевельнулись, а голос был едва слышен: «Похоже, я “победитель” по жизни». — Ты не неудачник. Посмотри только: ты лучше всех учишься, у тебя самый лучший парень. Сколько людей завидуют твоей внешности, твоим талантам. Джеджун недобро ухмыльнулся, тихо прыснув. — Не иронизируй, — настоял учитель. — Возможно, судьбой тебе уготовано что-то более ценное, чем компания отца. Быть любимым, быть родителем, принимать непосредственное участие в воспитании своих детей, а не надеяться на нянек. Видеть как они растут, знать чем дышат, подталкивать их к успехам. Истинное счастье человека кроется не в карьере. Карьера — это средство для выживания. А семья — твоя жизнь. — Прекратите, это уж точно мне не суждено, — Джеджун откинулся на спинку стула и поглядел на свои пальцы. — Тебе всего 18, а мне 48. Я знаю о чём говорю. Юноша поднял изумлённый взгляд на мужчину. Тот смотрел как-то по-доброму, излучая отеческое тепло. — Вам 48? — Хорошо сохранился? — Я бы не дал больше 37. — Спасибо за комплимент, — учитель мягко улыбнулся. — У меня двое детей, чуть младше тебя. Я не могу дать им такую компанию как твой отец, но они занимаются искусством, развивают себя в тех направлениях, какие им нравятся. Старший пишет музыку, младший картины. И я поощряю это, потому что если они будут уверены в себе, добьются гораздо больших успехов, чем во вверенной компании. Они корпят над своим детищем. Советую и тебе создать своё: то, которое ты вырастишь с нуля. Что-то, чем будешь горд. И тебе не придётся всю свою зрелую жизнь, в пятьдесят четыре года, отчитываться перед отцом о проделанной работе в его компании. Посмотри на это как на шаг обрести свободу, себя, выбрать свой путь самостоятельно. И пусть уже другие люди отчитываются перед тобой. — Всю жизнь я делал то, что требовал отец. Подобные речи из Ваших уст звучат нелепо. — Сомневаюсь, что он хотел, чтобы ты прогуливал уроки и курил по углам. Это полностью твой выбор. Почему точно так же ты не можешь выбрать себе увлечение по душе? Джеджун не выдержал пытливого взгляда учителя и опустил глаза. Он сглотнул ком, чувствуя, как накатывает озноб. Раньше он и подумать не мог, чтобы заниматься чем-то, не прислушиваясь к мнению отца. Было важно, чтобы тот одобрил то или иное решение. И зависело это не от желания Джеджуна. — Боишься столкнуться с его противостоянием? — Что если так? — едва слышно шепнул омега, опасливо набирая в грудь воздух. — Он ничего тебе не сделает и не скажет, если будешь хорош в своём деле, — ободряюще проговорил учитель. — Ты же само совершенство: всё доводишь до идеала. И твой папа всё видит. Джеджун саркастично рассмеялся, прикрыв рот рукой. От его голоса мурашки пробежали по спине, а когда затих, вся обстановка превратилась в зловещую. Только саундтрека из фильмов ужасов не хватало. — Вы думаете, мне нужен этот грёбанный идеал?! — Мальчишка пригвоздил преподавателя колючим взглядом. Он выглядел словно безумец, каким-то чудом избежавший психушки. — Это была не моя идея. Моему отцу даже гения будет мало. А я далеко не гений, — он покачал головой, сдерживая влагу, скопившуюся в глазах. — Если бы я был гением, разве Юнхо смог бы меня обогнать на тестировании? — У вас разница в один вопрос. — Да, только вот… — Джеджун недобро сощурился хищно облизнувшись, — Мы тут с вами в специализированной школе, а он из обычной пришёл. — Он склонил голову набок, обезумившими буравчиками сверля учителя: — И играет в бейсбол он не так, как “самый лучший парень”. — Омега поднялся на ноги, не сводя гневных глаз с классного руководителя, и наклонился к нему, пронзая насквозь. — Вы бы видели, с каким остервенением он тренируется, когда никого нет рядом. Это выносливость, расчёты, проработка комбинаций. Чёрт, да я ни одного человека не видел, чтобы так дотошно всё учитывал! И моя компания досталась ему. Ненавижу ли я его за это? Да! Но я ему не конкурент, — Джеджун покачал головой, опускаясь на стул. — То что Юнхо хорошо играет и учится — объясняется его трудом. Сам сказал, что он всё просчитывает. Возможно, ты прилагаешь не так много усилий. — У меня нет талантов. А у него есть. И мой отец у него это отобрал. — Говоришь, нет таланта? — Учитель Со вынул из ящика в столе журнал и бросил его мальчишке. — В таком случае, объясни мне что это? Разве не твоя статья? Не твои фото? Сомневаюсь, что ракурсы, которые использовал фотохудожник, наиграны. Твой отчим вряд ли позировал. Возможно, он даже и не знал, что ты его фотографируешь. Я неправ? Джеджун затравлено покосился на номер журнала, в котором опубликовал своё признание в любви к очаровательному зрелому омеге. — Это был подарок на день рождения. Ничего сверхестественного. Просто приободрил его. — Да какая разница в честь чего это было сделано! Факт в том, как это сделано. Ты увлекаешься фотографией, и у тебя это прекрасно выходит. — В тот день мы поссорились. Тенши упустил несколько заказчиков. А всё из-за того, что я своей выходкой отодвинул сроки выхода его статей. Мне не следовало вмешиваться. — Джеджун, — тихо окликнул омегу учитель. Тот утёр лицо ладонью, размазывая предательские слёзы, сорвавшиеся с ресниц, — то, что твой отчим так отреагировал, ещё не значит, что ты плохой художник. Может быть, ты не вовремя втиснулся со своей статьёй, но сам подумай: если бы она была неинтересной, разве её опубликовали бы, наплевав на сроки? — Мой отец богат. У меня были деньги, чтобы заплатить за публикацию. У меня были деньги, чтобы заплатить за картину с его портретом, которая сейчас висит над камином. У меня просто были деньги… — Картина висит над камином не потому, что ты за неё заплатил. Наверное, она всем нравится. Джеджун, я хочу, чтобы ты нашёл себя. Используй это время свободы для себя. Учитель литературы хорошо отзывается о твоих сочинениях. В школьном театре ты исполняешь главные роли. Не недооценивай себя. У нас есть школьная газета, и в качестве наказания за нарушение дисциплины напиши репортаж на вольную тему до конца этой недели. Желательно иллюстрированный. Выбери любую колонку и покажи всё на что способен. — Вы говорите так, как будто мне должно быть это интересно. Но я никогда этим не интересовался. — Вот и отлично. Придётся ради общего развития. Это же твоё наказание. Иначе как мне тебя наказать, если прямо в руки вложу твоё хобби? Джеджун недовольно вздохнул, возведя взгляд к потолку. От раздумий над сказанным отвлекла только настойчивая трель мобильного телефона. — Не ответишь? — учитель взглядом указал на сотовый. Джеджун посмотрел на абонента и помедлил принимать звонок. Чувства в его душе смешались. Он был рад и не рад одновременно. Лёгкий трепет захлёстывал ураган гнева. Сглотнув ком, парень всё же провёл пальцем по дисплею, принимая видеозвонок. На той стороне обеспокоенный Тенши заглядывал в экран, пытаясь что-то рассмотреть. — Я уж думал, не ответишь, — с облегчением проговорил он. Взгляд пытливых буравчиков просканировал изображение в дисплее. — Спрашивать «Как ты?» бесполезно, я так понимаю? Джеджун на это часто закивал. Всё же он очень сильно нуждался в присутствии этого человека рядом. — Я уже в аэропорту — мчу к тебе. Вылет через час. Будешь умницей и дождёшься меня? Юноша снова кивнул, сдерживая подкатывающую истерику из последних сил. — Попроси заварить тебе имбирный чай. — Я не дома. У меня воспитательная беседа с классруком, — сквозь зубы признался омежка. — Слава Богу! Разговаривать не разучился. — Будешь подкалывать, отключусь! — Что ты учудил? — Ничего. Ничего криминального. — Милый, мы оба знаем, что твой папа мудак, но у меня к тебе будет просьба. Можно? — Не включать истерику при виде Юнхо? Признайся честно, ты ведь рад! — Честно? Рад. Но меня совсем не радует, какую цену за это нужно заплатить. — Да, ладно! Это всего лишь бейсбол. — Бейсбол — это вся его жизнь, и ты знаешь это! — Чего париться? Папочка твоему Юнхо целый стадион подарит вместе с клубом! — Так, родной, остынь, — примирительно выдохнул Тенши. — Я скоро приеду и мы обсудим, как дальше жить. — Прости меня, — тихо попросил Джеджун, опустив взгляд. Он закусил губу и тихо шмыгнул носом. — За что? — Если бы я не полез к тем серьгам, отец не взбесился бы. Думаешь, почему он так ускорился? Чтобы тебя на крючок посадить. Ты ему, как бы, должен теперь будешь. За сынулю. Можешь не надеяться, что с разводом всё получится — он тебя не отпустит просто так. — Успокойся. Все документы я подготовил для подстраховки. А про серьги забудь — ты ни в чём не виноват. — Отец тебе их не забудет. А если бы я не полез, он бы о них не узнал. — Этот вопрос я улажу, не беспокойся. — Придумал легенду? — А что тут думать? Скажу правду. — Да ты рисковый. — Мы не приступили к сути моей просьбы. Юнхо в поддержке нуждается не меньше тебя… — У него есть мой папочка, — с сарказмом выпалил Джеджун, кривляясь в камеру. — Ты прекрасно знаешь, что он ненавидит твоего отца. — Просьба заключается в том, чтобы я побыл его нянькой? — Называй как хочешь. Но… — Тенши замолчал, подбирая слова. — Прояви немного заботы. Поддержи его. Вам обоим тяжело. Но он винит себя. И если увидит, что ты тоже его винишь, это разорвёт ему сердце. Поэтому, пожалуйста, поступи так, как надлежит поступить рассудительному омеге. — Скажи мне то, что я хочу услышать больше всего на свете. — Я люблю тебя, — нежно произнёс Тенши, глядя на то, как Джеджун роняет хрустальную слезу. Юноша сглотнул ком, утёр лицо и кивнул. — Я позвоню Ючону. Он лучше меня организовывает вечеринки. Если я так поздравлю Юнхо с назначением, тебя устроит? — Ты чудо, — Тенши мягко улыбнулся. — Ащ! — Джеджун раздражённо рассоединился. На секунду он забылся, что не один в комнате и испуганно покосился на заинтересованного учителя. Тот даже для приличия не изобразил смущение. Хитрый взгляд впивался в подсознание мальчишки. — Отчим часто говорит, что любит тебя? Что-то было в его интонации голоса пугающее. Джеджун невольно подобрался. Он не уловил тот момент, когда успел расслабиться и теперь лихорадочно соображал, как стоит себя вести. Сделать замечание о воспитании и подслушивании? Или же честно ответить на вопрос? Этот лис не извинился, демонстративно заявляя, что слышал абсолютно всё. Омега сглотнул ком, чувствуя, что в его личное пространство нагло врываются, руша тот комфорт, который он старательно оберегал. Получается, ради этого учитель настоял, чтобы Джеджун принял звонок. Но сетовать остаётся только на себя, ведь сам мог оторвать свою задницу от стула и выйти, но… — Первый раз сказал это перед отъездом. А что? — Выходит, ты первым настоял на своих чувствах? Какие они? — В смысле? — настороженно переспросил Джеджун. — Природа твоей любви, — учитель погладил свои пальцы подбирая слова, — романтичная, не так ли? Юноша почувствовал как ёкнуло сердце. Внезапно он вспомнил, как учитель устроил ему допрос насчёт личности омеги, с которым он приехал в школу. Тогда Джеджуну казалось, что вышел победителем из перепалки, но преподаватель оказался не лыком шит и проработал абсолютно всю доступную информацию. Парень перевёл осторожный взгляд на журнал, который наверняка изучен вдоль и поперёк. — Я просто люблю его. Он заменяет мне родителя. Учит меня жизненным хитростям. Разве важно, какая это любовь? Любовь есть любовь. Я просто чувствую себя лучше рядом с ним. Что-то наподобии счастья, если бы знал что это такое. — Вы с отчимом говорите на эту тему? — Какую? — Твоего интереса. — Извините, но какое Вам дело до моих интересов? — ощетинился Джеджун. Копаться в своих чувствах к Тенши он был не готов, а уж тем более обсуждать их с учителем. — Я бы хотел поговорить с ним как с твоим родителем, — уклончиво ответил мужчина, потирая ладони. — О чём? О моей ориентации? — зло сверкнул глазами мальчишка, возвращаясь в привычную стезю. — О тебе. Твоей жизни. В стенах этой школы и вне её. Или ты предпочтёшь отца? Мне показалось с отчимом вы ближе чем с отцом. Я могу быть неправ. Джеджун осторожно выдохнул, с прищуром поглядывая в лисьи глаза учителя. — Если вы затронете тему моей ориентации, я подам на вас в суд за клевету. А Тенши как мой опекун меня в этом поддержит. Мужчина расслабленно откинулся на спинку стула, внимательно разглядывая взволнованного мальчишку. — Я заметил, что господин Катагава хороший человек. Он ради тебя летит домой. Несомненно он будет на твоей стороне до самого конца. Он надёжный. — Мужчина выдержал паузу, изучая смену эмоций на миленьком личике. — Да? — Кому попало я свои тайны не доверяю, — огрызнулся Джеджун. волчонком поглядывая на учителя. — Ты отчиму доверяешь все тайны? Даже очень личные? Джеджун недовольно цокнул языком. — Он в Стамбул уехал с моим дневником. Мы обменялись личным. Вот такая степень доверия. — Вы с отчимом говорите об интимных аспектах? — О том, на кого встаёт и как нравится в постели? — Почему бы и нет? — учитель пожал плечами, пальцами касаясь своих губ. Он задумчиво и как-то оценивающе смотрел на юношу, норовящего сбежать от неприятного разговора. — Значит, вы не сомневаетесь в том, что девственность я потерял? На Вас оказало влияние поведение моего похотливого бойфренда? — Даже если девственность ты и потерял, то не с ним. Джеджун запнулся. Он изумлённо вытаращился на учителя. Слова все внезапно растерялись. — Объяснить? — мужчина посмотрел на парня. — Обычно такие кобели неудовлетворены в отношениях. Он бы вряд ли позволил себе такие явные измены, если бы у вас всё было хорошо в интимном плане. Тебя не устраивает что-то в нём или то что он альфа? Извини, но мне кажется последнее. Ты даже не ревнуешь его. Твой отчим давно знает? Если бы он узнал из дневника в Стамбуле, думаю, реакция была бы другой. Но он вёл себя естественно и привычно. — Учитель, это ведь не влияет на мои оценки. Зачем в этом копаться? — Я хочу разобраться в природе ваших отношений с отчимом. Ты — несовершеннолетний, а он — взрослый мужчина, которого можно привлечь к ответственности. Моего заявления достаточно, чтобы вами заинтересовались соцслужбы. Я подозреваю вас в романтической связи. Ты собственными руками создал это доказательство. Понимаешь? — Он меня не растлевал, — рыкнул Джеджун, глядя на учителя как загнанный зверёк. — Его имя Тенши. По-японски это Ангел. Имя ему полностью соответствует. — Он прикасался к тебе? Джеджун почувствовал, как начал задыхаться. Он с трудом сделал вдох. Паника захлёстывала с головой. — Нет. Нет, никогда. Наоборот, он держит дистанцию, чтобы я не приближался. — В статье ты написал о поцелуях… — О поцелуях родителя к ребёнку! Он меня в лобик целует, когда болею и в пяточку, когда принимаю ванну. Это запрещено? Или относится к растлению? Собственный родитель меня так не целовал и не убаюкивал, когда мне было плохо. Не трогайте Тенши — он не заслуживает этих подозрений! — Когда прибудет в Пусан, пусть со мной встретится. — В начале нашего разговора я подумал, что могу Вам доверять, — разочарованно проговорил Джеджун. — Обещаю, что в разговоре с твоим отчимом буду аккуратен. Мне нужно убедиться в том, что всё по закону и что его методы воспитания не противоречат уголовному кодексу. — Какой к чёрту кодекс?! Он — муж моего отца, он — родитель Юнхо. Это я ненормальный. Если кого и привлекать к ответственности, то меня. — Присядь, — учитель указал взглядом на стул, разглядывая взволнованного, паникующего Джеджуна, вскочившего на ноги. — Если вы не совершили ничего аморального, то и переживать нечего. — Господин Со, если уж на то пошло, я достиг возраста согласия. А с кем я сплю Вас волновать не должно. Но уверяю, Тенши не допустит, чтобы я перешагнул черту. — Я должен лично в этом убедиться. Джеджун часто закивал: — Он Вас убедит. Вам понравится. У него отличный дар убеждения. «Четвёртый дан» называется. Мужчина улыбнулся угрозе мальчишки. — И ты видел, как он дерётся? — О, да…. — Джеджун убедительно кивнул. — Тебе нравится наблюдать за этим? — Мне пришлось менять штаны, когда я это увидел. Он чуть весь гараж не разнёс, когда воспитывал Юнхо. От машины братца почти ничего не осталось. — Учитель сощурился, что-то обдумывая, а Джеджун шагнул к нему, чтобы нависнуть угрозой. — Не думайте, насилия у нас в семье нет. Тенши лично научил Юнхо всем приёмам, и бесится, когда тот не даёт отпор. Не любит, когда альфы учитывают, что он омега. А сейчас мы с братом занимаемся Шаолиньскми шестом у учителя Тенши. Этот обожаемый мною человек не допустит, чтобы его детей кто-то обижал. Поэтому в нашем графике обязательно посещение спортзала и тренировок по единоборствам. Так что будьте благодарны, что мы не применяем эти навыки в школе. — Разве занятие единоборствами не прививает нормы морали? Не учат дисциплине? В первую очередь самодисциплине? — Намекаете, что мне смелости не хватит? — Глупости — не хватит. Ты же умный парень. Вынеси свой протест на бумагу. Напиши статью в школьную газету. С тобой живёт отличный учитель — посоветуйся с ним, как это лучше сделать. Можешь быть свободен. Джеджун недовольно засопел в обе дырки, глядя на своего классного руководителя. Такого яркого, сокрушающего ощущения собственного фиаско мальчишка не чувствовал даже при потере наследства от отца. Он даже не заметил, когда учитель вывел его на чистую воду, а когда прокололся — было уже поздно что-то менять. Снова навлёк беду на Тенши. И раскаяние заполнило собой всё пространство. — Джеджун, — учитель тихо окликнул его на середине пути к выходу. Парень оглянулся на зов, оглушённый пониманием произошедшего. — Твои чувства к взрослому человеку не преступление. Мы все когда-то любили тех, кого нельзя. Если отчим правда сторонится тебя, не провоцируй его. Ты прав насчёт возраста согласия, но не создавай ему проблем, если действительно любишь. Лучше защищай его с той же яростью, как только что: при любых обстоятельствах и в первую очередь от самого себя. Так будет лучше для него и тебе спокойнее.***
Ходить по торговому центру с мыслью о том, что это всё теперь принадлежит тебе — оказалось странным ощущением. Раньше Юнхо заглядывался на товар на прилавках и думал о качестве и цене: хороший он или нет, чтоб тратиться. Но на этот раз всё по-другому: теперь все его придирчивые взгляды были направлены на то, хороший ли товар для того, чтобы продаваться по такой цене. Думал над тем, идеальна ли система продаж. Ещё столькому предстоит научиться. Кроме того ему теперь принадлежат фабрики. Можно разрабатывать уникальный дизайн и продавать исключительно эксклюзивную продукцию. Но здесь масса специализированных магазинов-арендаторов. В их парафию не вмешаться. Но что касается личных магазинов — они должны выделяться на фоне других. Однако проводить реформы прямо сейчас Пёнволь не позволит. Юнхо притормозил у отдела с мототехникой. Для демонстрации выставлен японский двухколёсный красавец. Парень никогда не питал слабость к мотоциклам и не особо увлекался изучением их начинки, но дизайн чёрного хрома привлекал внимание не только мотолюбителей. — Хочешь его? — внезапно послышалось за спиной. Юнхо оглянулся на голос отчима. Рядом с мужчиной стояли секретарь с менеджером. — Я не фанат. Даже категорию эту не открывал. — Но он тебе понравился, — Пёнволь сделал шаг навстречу. — По глазам вижу. Чтобы приобрести мотоцикл, нужно в него влюбиться. А ты влюбился, я неправ? Юноша не выдержал пытливого взгляда отчима и смущённо отвёл глаза. Он вздохнул и снова украдкой посмотрел на чудо техники. — Я даже названия не знаю. — Соотечественник твоего родителя, — улыбаясь, проговорил Пёнволь. Он поравнялся с пасынком и посмотрел на мотоцикл. — Хонда. Икс 11. Модель 99-го года, но — Пёнволь заговорщицки сощурился, чуть склоняясь к Юнхо, — более прокачанный вариант. — Затем мужчина выпрямился и с лёгкой ностальгией улыбнулся. — У меня был такой в молодости. Чёртов байк вызывает привыкание. Он твой, — без перехода сообщил Пёнволь и отступил на шаг назад. Он посмотрел на менеджера: — Чего встал? Оформляй. — Погодите, — встрепенулся Юнхо. — Я не просил. Не говорил, что хочу. У меня прав нет. — Получи их, — пожал плечами альфа. — Но как только ты на него сядешь, уже не слезешь. Гарантирую. Юноша ещё раз посмотрел на мотоцикл. Всё же он манит прикоснуться и оседлать. — Тебе нужно только получить права, — заверил Пёнволь. — Это мой подарок как отца сыну. Тебя ни к чему не обязывает. С сегодняшней встречей это не связано. Просто я хочу сделать тебе такой подарок, вот и всё. Парень опустил глаза. Отчим едва не впервые разговаривает с ним дружелюбно, вызывая доверие. Этот образ не вязался привычным строгим Пёнволем, держащим всё окружение в узде. Да и не верилось, что эта покупка не поощрительный приз за встречу с Советом. — Спасибо, — Юнхо поклонился отчиму, сдержанно выражая благодарность. — Ты мне не секретарь, чтобы так кланяться, — Пёнволь похлопал его по плечу, призывая выпрямиться. — Мой сын будет гонять на этом байке, сколько душе угодно. Баловства ради. Я люблю тебя. И ты достоин этого. Юнхо потеряно сглотнул ком, чувствуя тепло горячей ладони на своей шее. Отчим смотрел ему в глаза проникновенно. На секунду Юнхо захотелось почувствовать настоящую отцовскую любовь, которой был лишён всю свою жизнь. Настоящего отца он почти не помнил, а этот мужчина говорит, что любит как родного сына. — Я… Не подведу Вас… — Можешь подводить, сколько угодно раз. Но в пределах разумного, договорились? Наконец, Юнхо слегка улыбнулся, опуская от смущения взгляд. Он кивнул, сдерживаясь, чтобы не разулыбаться во всю ширь. Парень украдкой посмотрел на мотоцикл, сияющий в огнях салона. Теперь этот двухколёсный друг принадлежит ему. Настоящий красавец. Это была странная тяга, которую Юнхо никак не мог подавить в себе. Он глубоко вздохнул, чувствуя прилив положительного заряда. — Я никогда не водил мотоциклы, — внезапно вспомнил такую деталь юный альфа и смущённо посмотрел на отчима. — Я тебя научу. Хочешь, прямо сейчас? — Решили вспомнить молодость? — заговорщицки проговорил Юнхо. — Только представь, каково мне каждый день ходить мимо него и не притронуться. Будь добр, позволь прокатиться с тобой? Парень не сдерживаясь рассмеялся под наблюдением улыбчивых глаз отчима.***
В тишине аэропортной суеты Минки задумчиво смотрел на Тенши, теребящего полы своего шарфа. Тот маялся в ожидании своего рейса самолёта — на табло уже высветилось, осталась только команда от диспетчера. Омега осторожно протянул стакан с кофе другу, чтобы тот немного успокоился и отвлёкся на него. Ясные очи Тенши потускнели в одно мгновение, и виной тому альфа. Вернее даже человек зовущий себя альфой. А ведь он не может уберечь своего омегу. Тенши благодарно улыбнулся, принимая угощение, а Минки скрипел зубами от злости. Хоть беременным и нельзя кофеин, он почему-то был уверен в правильности своего решения, когда покупал ароматный напиток. Тенши кофеиновый наркоман, и в такой трудный для него период Минки хотел хоть немного подсластить. — А раньше с пеной у рта доказывал, что это вредно, — улыбчиво проворковал Тенши, поднося стакан к губам. Минки не выдержал лукавого взгляда и со вздохом посмотрел в толпу. — И я от своих слов не отказываюсь. — Он тоже сделал глоток крепкого кофе, обжигающего язык. Тенши невольно облизнулся, расслышав нотки недовольства и смирения в голосе друга. Он внимательнее посмотрел на Минки. Тот выглядел одиноко, хоть и самодостаточно, и укол вины больно ширнул в груди. Тенши вздохнул, очень тихо, чтобы не привлекать внимание омеги к себе, но тот всё равно уловил тоску и досаду в его дыхании. Было много самых разных эмоций в душе Тенши, и всех их он не мог охарактеризовать словами. «Какая ирония, — насмешливо процедил внутренний голос, — филолог, а словарного запаса не хватает». — Спасибо тебе, — тихо проговорил Тенши, перебирая пальцами по горячему стаканчику с кофе. — За то, что остаюсь подчищать за тобой хвосты один в чужой стране? Не стоит. — Не только за это, — омега улыбнулся беспечности друга. — Сдаюсь, говори, — Минки символично поднял руки, а затем отпил из стакана. — У меня варианты кончились. — Я чувствую запах лаванды, — издали начал Тенши нежным, но виноватым голосом. Он заметил, как изменилось выражение лица омеги на серьёзное. — Спасибо, что позволил мне сохранить верность своему мужу, спасибо, что не искушал и не испытывал меня. Минки едва заметно кивнул, не в силах выдержать тоскливый взгляд Тенши. Он опустил глаза, тяжело и осторожно вдыхая воздух. — Уже привык обходиться без тебя. Не беспокойся. — А я не хочу привыкать к жизни без тебя, — Тенши выжидательно посмотрел на спутника умоляющим взглядом. — Это приглашение? — осторожно уточнил Минки, игнорируя голос диспетчера, сообщающего о начале посадки на самолёт. — Просьба. Ты уедешь со мной? Минки часто и мелко закивал, внося умиротворение в беспокойную душу Тенши. Тот благодарно улыбнулся, сморгнув влагу, наплывшую на глаза, и шагнул ближе, заключая его в крепкие объятия. — Возвращайся скорее, — прошептал Тенши, нежно поглаживая мягкие волосы Минки. — Как только, так и сразу. Пора, — он кивнул на табло, где высветилось уведомление о посадке, на случай если кто-то прослушал.***
Джеджун сидел в своей комнате и не видящим взглядом смотрел в монитор компьютера. Тот уже давно перешёл в спящий режим, а парень всё сидел и сидел изваянием, не шевелясь. Он совершенно не отреагировал на открывшуюся дверь и на осторожно защёлкнувшийся замок. Медленно приближающиеся шаги вынудили парня лишь сделать вдох чуть глубже. Он зажмурился, почувствовав мягкий поцелуй в макушку. Тёплая ладонь накрыла его шею, лаская кожу. — Оставь меня. Пожалуйста, — тихим голосом, не терпящим возражений, попросил Джеджун. Он боялся быть слабым, боялся поддаваться нежности окутывающего аромата альфы. — Понимаю твои чувства, но уверяю, ты ничего не потерял. Ты акционер, — Юнхо мягко провёл пальцами по шелковистым волосам. Омега встрепенулся и резко развернулся к нему, полыхая праведным гневом. — Акционер, да, — с металлом в голосе проскрипел он. — Но мой доход напрямую зависит от работы компании. От твоих решений! А она принадлежит мне. Мне! — парень резко умолк и отвернулся. — Если хочешь, я не буду ничего предпринимать без твоего одобрения. — Откуда мне знать, что так и будет? — Ты мой омега, Джеджун. Независимо от внешних факторов. И я заинтересован в том, чтобы так и оставалось. — Я проиграл тебе в глазах своего отца. Поэтому заткнись. И отвали. — Я всего лишь наёмный работник. Занимаю оплачиваемую должность. И шагу не смогу ступить без решения Совета. Я — заложник. И… Я… Я люблю тебя, — глядя в затылок омеге, несмело проговорил Юнхо. Тот никак не отреагировал, только опустил голову. — Знаю. — Знаешь? — искренне удивился альфа такому ответу. — Знаешь и всё? Джеджун резко развернулся и посмотрел колючим взглядом в его сторону. — А что ты хочешь, чтобы я сказал?Люби меня полностью? Люби меня по гроб своей жизни? Или по гроб моей? Да какая разница по гроб чьей! Юнхо невольно отшатнулся от такой ярости в глазах парня. Тот полыхал огнём так, что можно обжечься. — Признаться честно, не такой я ждал реакции. — Какую ты хочешь реакцию? — гневно потребовал Джеджун. — Любую выдам. — Забудь, — разочарованно бросил Юнхо. Было больно. До одури. Он на ватных ногах отступил назад, всё ещё состязаясь с колючим взглядом омеги, чувствуя, как глаза застилает пеленой. Парень быстрым шагом направился к двери и у самого выхода его остановил виноватый голос Джеджуна. — Я понимаю, что не твоя вина. Понимаю, что ты сделал всё, что от тебя зависело. И даже рад, что это ты, а не кто-нибудь другой. Но абсолютно не рад, что это не я. Посмотри сюда. Юнхо обернулся на звук шагов, удаляющихся куда-то в сторону. Джеджун подошёл к красивому высокому шкафу и раскрыл створки. Он привалился к одной из дверц и рукой указал на стеллажи снизу доверху набитые папками. — Это мой личный архив о делах компании с самого её основания. Все самые важные события со времён деда и дела отца. Я приходил к нему домой и изучал документы, копии самых важных делал себе. И это было не по моей прихоти. Отец требовал, чтобы я знал всё, что написано на каждой странице. Сейчас могу воспроизвести любую. — Джеджун опустил голову, как только изумлённый взгляд Юнхо переместился с полок на него. — Похоже, этому архиву пора переместиться в твою комнату. — Не хочешь спросить, как всё прошло? — Не хочу, — омега отступил от шкафа и подошёл к кровати, медленно опустился на самый её край. — Уверен, всё прошло как по маслу. У отца иначе не бывает. — Я ни слова не произнёс из той речи, которую заучил накануне. Ожидал, что твой отец взбесится и отстранит меня от дел, но… Несмотря на то, что я обернул Совет против себя, кажется, запустил какой-то механизм, которого ждал он. Твой отец сказал, что не ошибся во мне. И… был странный блеск в глазах отца Джунсу. Видимо, они что-то мутят, а я оказался пешкой, которой пожертвовали. — Он объяснил? Юнхо лишь отрицательно покачал головой. Он шагнул назад и развернулся, чтобы уйти, но Джеджун снова окликнул: — Ты справишься. Он бы не подставил тебя под удар, если бы не был уверен. Юнхо кивнул какой-то своей мысли и взялся за дверную ручку. — Это очевидно. — Альфа удивлённо оглянулся на голос Джеджуна, звучавший уже бодрее. — То что ты меня любишь, это очевидно. Не помнишь? Я уже давно тебя раскусил, просто ты не признавал этого. А сейчас выбрал неудачное время для признания. — А оно бывает удачным? Юнхо заметил, как омега потеребил браслет на запястье, подаренный им после матча. Тогда он струсил при разговоре по телефону и так и не договорил. А затем Джеджун назвал его своим альфой при личной встрече. Омега был тёплым и нежным. И они целовались до боли в губах, судорог. — Дай мне время принять тот факт, что всё изменилось. И я тебе отвечу. Альфа кивнул, напряжённо глядя на смущённого Джеджуна. — Со следующей недели я уезжаю в лагерь. Готовимся к финалу. — Ты не должен проиграть. — Не проиграю.