***
Дорога до дома Вика заняла час и вот, в пол шестого, я стою у двери и думаю: не поздно ли уйти. Но как только я потянулся к звонку, дверь распахнулась. — Сейчас не шесть. Мы договаривались в шесть. Раздраженно выдохнув, я прокрутился на пятках и собирался уходить, как меня окликнули. — Ну ладно уж, заходи, — сжалился парень. — Ох, благодарю, Ваше Сиятельство, — процедил я и сделал реверанс. Вся эта ситуация, этот дом и его хозяин вызывали во мне отвращение, любопытство и трепет одновременно. Я медленно проходил вглубь дома и осматривал каждый квадратный метр. На стенах висели картины, куча рамок с семейными фотографиями, достижения Вика, грамоты. Но одна из стен, в коридоре, значительно отличалась от других. Плотно прилегая друг к другу, на ней висело огромное количество холодного оружия: сабли, шашки, кинжалы, шпаги, мечи, клинки и так далее. Выглядело богато, внушительно и страшно. — Ничего себе, — восторженно прошептал я и не смог больше выговорить ни слова, пораженный обилием металла. — Да, — усмехнулся парень за моей спиной и подошел к оружию, проводя рукой по торцу сабли и стирая тончайший слой пыли. — Отец частенько выкладывает за эти, — он запнулся, — игрушки тысячи долларов. Раньше я, почему-то, не понимал этого увлечения, однако, только сейчас, — Вик взялся за рукоять шпаги и провел пальцем по резному эфесу*, похожему на вьющиеся стебли, - я, наконец, осознал все величие этого произведения искусства и свое превосходство с ним в руках. Хотелось сказать, что это он понял, как только в первый раз посмотрел в зеркало, но мозг отказывался подавать импульсы рту, чтобы он говорил и ногам, чтобы они увели меня отсюда подальше. И действительно — зрелище завораживало: клинки, с выгравированными на лезвии древними письменами, молитвами и напутствиями; мечи с закрытой гардой**, с инкрустированными в нее драгоценными камнями; шпаги, заточенные и отполированные так, что переливались и поблескивали при попадании солнечных лучей на их поверхность. Моя нижняя челюсть отвисла от потрясения. Моего восхищения было не передать словами, когда Вик протянул мне дубовую коробку, бархатную изнутри, в которой лежал прекрасный Револьвер ME Single Action Army*** с рукояткой нежного, кремового цвета, золотыми узорами и орлом на барабане. Я присвистнул. — Ну ничего себе, — изумился я, и тут же мой рот был закрыт пальцем парня. — Не свисти — денег не будет, — усмехнулся он и захлопнул мою челюсть. — Ох, извини. Просто это действительно впечатляюще. — Разумеется. А знаешь что… Я подарю его тебе, — протараторил он и стал запихивать коробку в мой портфель. — Что? Ты шутишь! Не надо, нет, — я дернул за лямку сумки и та свалилась на пол. — Черт, если ты хочешь мне что-то подарить, то выбери что-нибудь менее, — задумался я, смотря на пистолет сквозь прозрачную крышку коробки, — золотое. — Как насчет кофе? — тут же заулыбался Фуентес. Кофе. Кофе? Кофе! Это глупая шутка. Не смешная, глупая шутка, чертов мексиканец! Неужели ты думаешь, что после стольких лет задираний, подножек, толчков в спину и прочего, я поведусь на твой розыгрыш с кофе? Пффф. — Было бы здорово, — усмехнулся я, но улыбка тут же сошла с моего лица. Ну ты и тряпка, Келлин. Ничему тебя жизнь не учит. Как только Вик потянулся к своему пальто на вешалке, ко мне вернулся мозг. — Погоди, ты ведь хотел отрепетировать диалоги, — вспомнил я и осекся, думая, что способен разрушить столь прекрасный момент единения. — Ах, точно, я и забыл, — нахмурился Вик. — Тогда бери сумку и пошли, порепетируем там. Давай, давай, шевелись. Уже минут через 10 мы сидели в кофейне, грели руки о горячий кофе и, на самом деле, ничего не репетировали, а лишь болтали.***
Не знаю, как так получилось, но после того дня, на протяжении следующей недели, каждый раз, после репетиции в школе, мы шли в то кафе пить кофе и болтать. Я думал, что все налаживается, ведь что может быть лучше? Однако я поспешил. После очередной репетиции я подошел к Вику, который стоял в компании своих друзей. — Ну что, пошли? — спросил я, улыбаясь. — Чего ты тут забыл, кретин? — спросил один из парней. — Отвали, Хайми. Пошли, Вик, — я положил ладонь ему на плечо, но тот тут же ее отдернул. — Уходи, — выплюнул он, не поворачиваясь. — Вик, но как же… — Слышь, тебе что, не ясно сказали? — повысил голос Персиадо и толкнул меня в плечо настолько сильно, что оступившись, я упал на пол. — Твоя шестерка только что толкнула меня, почему ты молчишь? Скажи им! — мой голос срывался. — Да, Виктор, скажи ему, — усмехнулся Тони. — Давай. Фуентес опустил глаза и прошептал: — Педик. — Ч-что? Что ты сказал? — казалось, что время и земля только что на несколько секунд замедлили свой ход. — Что слышал! — крикнул он и удалился. Я провожал его взглядом и корил себя за то, что так наивно, так по — девчачьи повелся на весь этот розыгрыш. Весь вечер я просидел в своей комнате. Себастьян несколько раз приходил, чтобы спросить, спущусь ли я к обеду или, может быть, к ужину? Спущусь ли я сегодня вообще? Нет. Я включил The Smiths, рисовал в тетрадке по алгебре и подпевал. — Были дни, когда мне казалось, что я готов убить её. Нет, я не хочу видеть её ****. Наступил проигрыш и я услышал, как в окно бросили камень. «Опять балуются»- подумал я и не собирался обращать на это внимания, пока булыжник, размером с мой кулак, не разбил створку окна. — Твою мать! — я подскочил с кровати. — Келлин, что это? Все хорошо? — донеслось с первого этажа. — Да, пап, все нормально, я просто… Просто споткнулся. — Хэй, — я тут же услышал знакомый голос с улицы. Осторожно открыв разбитое окно, я посмотрел вниз на Виктора. — Ты что, совсем придурок? — прошипел я. — Но что за блеск я вижу на балконе? — прокричал он в ответ. — Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством; она и так от зависти больна, что ты ее затмила белизною. — Господи, — раздраженно вдохнул я и покачал головой. — Проговорила что-то. Светлый ангел, во мраке над моею головой. Ты реешь, как крылатый вестник неба вверху, на недоступной высоте, над изумленною толпой народа, которая следит за ним с земли, — не унимался парень. — Сто тысяч раз прощай, — ответил я и собирался закрыть окно, как услышал шум внизу и через мгновенье Вик поровнялся со мной, стоя на лестнице. — Келлин, прости. — А какой в этом смысл? Зачем было что-то менять, все всех устраивало: ты шпынял меня, я обходил тебя за десятки метров, ты… — Такого больше не повторится, — прервал меня он. — Я обещаю, нет, я клянусь тебе. — Давай поспорим! Если ты перестанешь вести себя как полный идиот, то я выполню твоё желание. — А если нет? — он склонил голову набок, будто изучая меня с нового ракурса. — Тогда я столкну тебя с этой лестницы прямо сейчас. — Договорились, — заулыбался Вик и на радостях крепко обнял меня.***
Спустя неделю насмешки не прекратились. Только изменили свой характер. Вся школа смотрела на меня, как на конченого придурка, кидала в след обидные слова и прозвища. Почему? А потому, что Вик сдержал своё обещание: он теперь не отходил от меня ни на шаг. Друзья косо смотрели на него, не понимая его действий. В итоге он потерял их, что, похоже, не особо задевало его. Его желанием было, чтобы я перекрасил волосы в зеленый. Кое-кто никак не мог обойтись без издевок. Обещание пришлось сдержать. И сейчас, когда мы как обычно сидели в кофейне за нашим любимым столиком, я сетовал на его тупое чувство юмора. — Когда же это блин смоется, — ворчал я, натягивая капюшон. — Ахахах, да ладно тебе, классно ведь, — заржал друг и обнял меня за плечи. — Уфф, — захныкал я и ударился головой о столешницу. — Что это с твоим другом, — спросил официант, принесший кофе. — Он стесняется своего цвета волос, — усмехнулся Вик и бросил взгляд на сопящего меня. — Какого именно? — уточнил парень с именем «Джек» на бэйджике. — Злмнго, — пробурчал я, ерзая на стуле. — Чего — чего? — Зелёного, — чуть громче сказал я, резко поднявшись и сняв капюшон. — Ого, вот это здорово, вот это по-нашему! — засмеялся Джек. — Знаешь, когда я учился в старшей школе у меня были голубые, нет, ярко — голубые волосы! Ты бы видел, чувак! Это было обалденно, мне нравилось. Но, похоже, что только мне, потому что вся школа смотрела на меня как на психа. Конечно, все эти задирания задевали и иногда было обидно, — после этих слов я снова насупился и натянул капюшон. — Но ведь я, на самом деле, не делал ничего сверхъестественного. Лишь хотел выделиться. Чтобы меня заметили. И знаешь, что? Самый нужный человек меня заметил. Мой лучший друг Алекс. Он помог мне научиться не обращать внимания на все, что говорят обо мне люди. — А сейчас вы общаетесь? — подал голос Вик. — Конечно! Ни чуть не меньше, чем в школе. Мы лучшие друзья, я просто, — он запнулся и вдохнул, — просто без ума от него. Он совершенен. Сейчас вот, помогаю ему устраивать свадьбу, — усмехнулся официант. — Вы его любите, да? — нахмурился я и посмотрел на нового знакомого. Тот тяжело выдохнул и запустило пятерню в волосы. — Да, думаю, да, — усмехнулся Джек. - Ну, ладно, парни, удачи вам. Официант ушел, оставив нас в тишине. Я молчал. А Вик осторожно снял с меня капюшон и потрепал по волосам. — Ты выглядишь потрясающе, — мечтательно произнес он и тут же осекся. — Ярко. Я хотел сказать, что ты выглядишь потрясающе ярко. Я лишь усмехнулся.***
Время шло, его оставалось всё меньше и меньше, и с каждым потерянным за репетициями часом я все больше и больше думал о том, как докатился до этого. Спасали лишь две вещи: через неделю сочельник и каждый вечер мы с Виком ходим пить кофе в ту кофейню, где работает Джек. Но почему-то сегодня вечером я сидел тут один. Я мельком посмотрел сначала на дверь, впускающую не тех людей, которых бы я хотел видеть прямо сейчас, а потом на часы, показывающее, что Виктор пятнадцать минут назад уже должен был быть здесь. Я сел за столик и, закрыв лицо руками, выругался. — Наша проблема в том, что мы отталкиваем тех, кто нас обожает, обожаем тех, кто нас игнорирует, любим тех, кто обижает нас и причиняем боль тем, кто нас любит, — сказал Джек и приземлился рядом. — Он не идеален, но он все что мне надо, — прошептал я, всё ещё поглядывая на дверь. — Ну и какого черта тогда? — удивленно выкрикнул Джек. — Вставай и иди к нему сам. — Нет, сегодня спектакль, я не успею. Мы хотели встретиться до него, кстати, ты придешь? Ты обещал. Ну хоть ты меня не бросай, — я схватил друга за плечо и встряхнул. — Тише, я приду, — улыбнулся он и подтолкнул меня к входной двери. — В таком случае иди и готовься, примадонна. — Обещал, — выкрикнул я прежде, чем оказался на улице. — И тебя с наступающим.***
— Ребята, осталось 30 минут! — Женевьев забежала в гримерку. — Все оделись? Все всё помнят? Никому не жмет, не велико? — она обвела взглядом толпу. — Мне неудобно, — заскулил я и поправил парик. — Физически или морально, — уточнила женщина, затягивая корсет на моей спине еще туже. — Потерпи, Келлин, скоро всё закончится, — улыбнулась она, похлопала меня по плечу и вышла. Странно, но Вика я ещё не видел. Ни намёка на то, что он был тут. Когда спектакль начался, я с ужасом понял, что меня, скорее всего, обманули. Ромео большую часть всего действа стоял боком к зрителю, и из-за его дурацкой беретки лица не было видно. Но я то знал, что это он. Точнее не он. Дублером Вика был его брат Тони, на случай, чтобы если что — то замена не была критичной. Когда мой эпизод закончился, я пулей умчался за кулисы и найдя там Женевьев первое, что я спросил было: «Где Фуентес?». — Он сказал, что у него какие-то семейные обстоятельства и он, скорее всего, не придет. — Келлин, твой выход, — послышалось откуда-то со стороны. Я что-то невнятно промычал и вышел на сцену. — Я слышу шум… Синьора! Иди из этого гнезда ты смерти, заразы, неестественного сна, скорей со мной! Власть высшая, которой не в силах противостоять мы, все предначертанья ваши сокрушила. Твой муж лежит в твоих объятьях мертвый. А вот — Парис. Пойдем со мной: сведу я в общину святых сестер тебя. Не спрашивай! Уж сторожа идут. Не смею дольше оставаться я. — Ступай! А я… Отсюда не пойду я! Что это? — я подошел ближе к парню, лежащему посередине сцены, упал на колени и сразу же забыл все, что должен был говорить дальше. — Склянку… мертвая рука возлюбленного сжала? Яд — виною безвременной его кончины? Да! — передо мной лежал человек, которого я меньше всего ожидал и хотел видеть сейчас. Вик. Во мне проснулась злость. — О, жадный, жадный! Выпил все! — выкрикнул я и залепил парню хлесткую пощечину. — Какая экспрессия! — услышал я с первых рядов. — Ни капли спасительной мне не оставил он, чтобы могла за ник я? — я старался, чтобы получилось правдоподобно, но не наигранно. Я кричал и шипел, но спустя пару минут я почувствовал, что воздуха в легких не хватает, а горло запершило. — Целовать уста твои я буду, — прошептал я, гладя Вика по щеке. На репетициях мы много раз обговаривали этот момент: я должен был как можно ближе придвинуться к нему, но не целовать, а лишь сделать вид. Со стороны должно было быть не видно. Но вдруг я передумал. — Может, к счастью, на них еще остался яд, — я перевел взгляд от дрожащих век парня на губы. — И я умру от этого напитка! Как можно нежнее и осторожнее я дотронулся своими губами до его пухлых сухих губ, лишь для того, чтобы обозначить момент. Дать ему знать, что есть что-то, заставившее меня сделать то, что я сделал. Я почувствовал, как его губы дрогнули и растянулись в улыбке. За задней кулисой кто-то зашумел. — А, шум! — я схватил бутафорский кинжал, который мы вместе делали по образцу одного из дома Вика. — Я поспешу… О, благодетель. Кинжал! Сюда! Где твои ножны! — я просунул его между рукой и телом. — Заржавей тут —, а мне дай умереть ты! —, а после этих слов рухнул рядом с парнем, повернув голову к заднику. Но как только я приложился к холодному полу, я заметил, что кто-то пытается там пройти. Кто-то не один. Вдруг ткань оборвалась, декорации посыпались, и зал увидел двух страстно целующихся парней. Я вздрогнул, но почувствовал, как Вик придвинулся ближе. — Не двигайся. Настоящий актер играет до конца. Один из парней отстранился и сказал: «Отличный спектакль!», потом схватил другого за руку и скрылся за бардовыми шторами. Зал загудел. Спектакль продолжился, а по его окончанию все поклонились и ушли со сцены. В гримерке нас уже ждали друзья и родители. На одном из диванов сидел Джек и ещё кто-то. — Чуваки, это было просто… Что-то с чем-то! — кричал он и обнимал нас. — Кстати, это Алекс, — друг схватил парня за руку и прижал к себе. — Ему тоже понравилось. Ну, ладно, ждём вас на улице! Пойдём в кафе отмечать ваш дебют. Как только дверь закрылась, Вик рассмеялся и повернулся ко мне. — Ты молодец. Правда. Не каждый бы согласился на это. — Меня заставили, — усмехнулся я, снимая жуткий парик. — Тебя никто не заставлял меня целовать по-настоящему, — улыбнулся Фуентес и взял меня за руку. — А, — смутился я. — Ты об этом. Это эмоции, понимаешь. Волнение, все дела. Так получилось. — Соврал, — подытожил Вик и крепко обнял меня. — Конечно же да, — кивнул я и забыл, что было дальше.