Кому что, а у меня Кен завёлся

— Здрасте, — открываю дверь и вижу милейшую старушку с какой-то непонятной хренью в руках. — Здравствуй милок, я соседка твоя, Клавдия Степановна меня зовут, — улыбается беззубо и хрень эту прижимает. — Что нужно, Клавдия Степановна? — вежливым надо быть, тем более со старухами, тем более с бодуна, когда амбре распространяется далеко за пределы интимной зоны. — Хотела попросить тебя об услуге одной важной, Лёнечка, не откажешь, надеюсь, старой? — Ну, это… просите, — неловко как-то отказывать так сразу бабуле. — Вот это вот сохрани, пожалуйста, у себя, — протягивает неведомую хрень, что напоминает черный, покрытый красными катышками, комок шали. — В смысле? Пусть полежит у меня, что ли? — не понял я сего заскока. — Да, Лёнечка, пусть побудет на своем месте, отогреется, созреет, ну, вообщем да, пусть полежит, — старушка впихнула в мои руки эту фигню, вздохнула, как показалось, с облегчением. — Лёня, прошу тебя, держи это в тепле и обращайся бережно. И ушла легкой поступью на верхний этаж, будто не бабуська, а бравая козочка, а я остался стоять с этой шалью, м-да уж… Ладно, у меня места много, найдется и для комка этого несуразного уголок: кинул сию вещицу, размером с дыню торпеду, на стоящее в комнате кресло, пусть тут лежит: тепло и мягко, все, как бабка прописала. А сам направился к великому изобретению человечества — холодильнику, здоровье поправить нужно. Стаканчик охлажденного животворящего пива привел меня в чувства, но слишком сильно, видимо, так как показалось, что эта хрень засветила своими катышками. Решил принять её в семью, раз уж поселилась здесь по воле бабульки: — Неведомая херня! — поднял над головой, — теперь ты со мной отныне и хуй с тобой! — бросил опять на кресло, хватит с меня подвигов, пойду пожру лучше, желудок горяченького требует с перепоя. Зазвал в кафе товарищей: поели, попили, погалдели, решили банкет не продолжать, ибо совестно пороть третьи сутки подряд. Понятное дело, получение диплома отмечали, но квасить можно и через день, на том и порешили: сегодня по домам, а завтра веселые посиделки, ну или поскакалки, или даже потрахульки — кому как повезет. Лично я — за потрахульки, второй месяц окучиваю стесняшку-Яшу и, думаю, он уже готов: жмется, трется, глазки отводит, как пить дать — уложу завтра, ну, а сегодня домой, шаль баюкать. Захожу в квартиру превеселый, заваливаюсь в ванную, напеваю любимый кавер, придуманный лично мною. А что, песня про Лёху есть, а про Лёньку нет — непорядок! — Эх, Лёнька, Лёнька, пойди потеребонькай! Пойди потеребонькай, я точно говорю! Эх, Лёнька, Лёнька, ну хватит теребонькать, ну хватит теребонькать, я так тебя люблю! Вышел из ванной комнаты счастливый, натеребоньканный, голый, увалился на диван и задрых, убаюканный алкоголем, пригретым в моей крови.

***

— Ну-ка кыш, муха шестилапая! — с закрытыми глазами прогонял от себя заразу. - Кыш! Говорю! Мыша страшная! — гнал животину неспокойную, что спать не дает. — Изыди, херня непонятная, спать хочу! — помахав руками, пытался я вразумить скотину, что нагло лезла мне на лицо. А вот тут не понял… на лице у меня явно не муха, но что-то теплое, мягкое, совсем непонятное. Открываю глаза и что же вижу? … Маленькую загорелую жопу, присевшую на мою щеку. Ёбаный Кен! Ёбаный муж ёбаной куклы Барби сидит на моей щеке! Проморгался, а Кен, будь не ладна вся его пластмассовая родня, повернулся ко мне лицом. О, пресвятые матрешки! Что ж делать?! — Господи! — взвыл я в потолок. — Я не буду пить пивас, я не буду курить… черт! Я буду курить, но реже! Пивас тоже буду, но тоже реже! Избавь меня от Кена, сидящего на моем лице! — Че разорался? Мне тоже вообще-то не по себе здесь, — заглаголило это нечто. — Бля, ты еще и разговариваешь! Пиздец, белочка пришла… - это, скажу я вам, неприятная фигня, когда с тобою люди размером чуть больше ладони разговаривают. — Я не белочка, человек. Я воздушный эльф благородной крови. Просто так уж получилось, что моему роду суждено рождаться только в доме нареченного, и по какой-то непонятной причине моим нареченным стал такой идиот, как ты, — этот благородный встал и отвернулся, предоставив все свое миниатюрно-идеальное тело во внимание: черные не длинные волосы, крепкий зад, стройные ноги и тело, мускулистое, подтянутое, настолько пропорциональное, что даже неловко. — Слышь, Кен, а я точно башкой не двинулся? — решил разведать обстановку, а то мало ли… — Твоя голова точно не в порядке, это я понял, когда услышал твой пьяный ор из купальни. — Эй, я там пел! А вообще, если ты не глюк, а самый настоящий эльф, то почему разговариваешь на русском, а не на эльфячьем каком-нибудь? — Потому что могу, — зашибись ответ. — Угу, — взял Кена в руку, тот морду такую состроил, ну, благородную очень. — Я твой нареченный, говоришь, это типа жених, да? — кивнул. — А мне вот интересно, как мы с тобой сексом заниматься будем? У тебя же пипирчик-то вон какой маленький! — дотронулся пальцем до пипки, которая вдруг как заторчала и стала толстенькой трехсантиметровой «дубинкой». — Ах, — совсем развратно выдохнул эльф, — погладь еще так. — Мне не сложно, двумя пальцами поводил по членику недолго, и буквально через минуту эльф содрогнулся в моей руке и кончил, выронив малюсенькую капельку на свой живот. — Полегчало? Может, расскажешь откуда ты вообще тут взялся? — пересадил его на живот. — Не совсем, у меня же началось активное половое созревание, поэтому настало время доставить меня к нареченному, что нянюшка и сделала. — Какая нянюшка? — я не сразу въехал в ситуацию. — Та, которая вручила тебе кокон жизни, что непонятного? — указал в сторону кресла, в котором ранее лежала дыня из шали, теперь же там была кучка черно-красных кусков. — Так ты, получается, только родился? — Нет же! Родился я давно, а вот созрел для сексуальной активности только тогда, когда почувствовал рядом тебя. Просто обычно у нас нареченные из нашего же мира, а меня вон аж куда занесло, — вздохнул грустно и заходил своими маленькими ножками по моему животу. — Щекотно, Кен! — он остановился. — А почему ты дал мне такое имя? — Потому что ты похож на куклу-мальчика, а у нас их называют Кенами, — пощекотал его живот пальцем, от чего пипирчик снова заторчал. — Да что ж ты озабоченный какой? — пришлось снова вздрочнуть этому чуду. — Ох, приятно, — уселся попой на мой сосок. — А вообще, ты почти угадал имя, меня так и зовут Кенами. — И что же мне с тобой делать? Сам же понимаешь, никакой секс нам не светит, — но мои размышления прервал стук в дверь. Открыв, увидел на пороге вчерашнюю бабульку. — Здрасте-пожалуйста, а у вас тут шаль родила, — не смог не съехидничать. — Знаю-знаю, вот, возьми, — отдала мне маленький сундучок и… исчезла. Ну так совсем нельзя! Я ж чувствительный, могу и нахуяриться с перепугу; ноги сами привели меня к холодильнику, но как только я потянулся к бутылочке холодненького пива, в мое ухо неожиданно заорали: — Хватит пьянствовать, алкоголик несчастный! — Ой, бля! — я аж подскочил, обнаружив эльфа на своем плече. — Нельзя так людей пугать! И вообще, как ты сюда забрался? — Я же воздушный эльф и могу беспрепятственно по воздуху перемещаться, понятно? — Понятно, — хотя, ни хрена мне непонятно, просто принимаю происходящий абсурд, как данность, и если уж я сошел с ума, значит, такова моя судьбинушка. — Тебе бабуся сундук передала. Кен ловко спорхнул с моего плеча и, забрав сундучок, примостился на стол. Из недр сундука достал кукольные штанишки, рубашку, трусики: принарядился. Далее извлек коробочку, открыл ее и начал что-то кушать. Я офигевал над происходящим и тоже хотел есть. — Вот ты реально красивый, фигура суперская, я бы с тобой однозначно замутил, но как, скажи, это все можно провернуть, если ты ненамного больше моего члена? — Скоро увидишь, — усмехнулся, похабно облизывая ложку со своей едой. Или показалось, что похабно, не может же мне начинать нравиться этот маленький мужчинка. Не могу я быть настолько извращенцем!