Кому что, а у меня Кен завёлся

Не плоха оказалась жизнь в Воздушном Королевстве: я ж теперь типа второй принц. Много интересного узнал, с местными нелюдями познакомился, удивился, что нет у них никаких дроу, а соседнее королевство называется также незатейливо, как и наше: Земное, там живут тоже эльфы, которые, на вид, ничем не отличаются от местных. Зато есть тролли, и Олиф — один из них, именно поэтому, следуя традиции, своего Яшку он забрал в двадцать два года, а не шарахался по чужим жилищам в коконе-роддоме. Кенами доверили управление небольшой деревенькой в двести человек, вроде как практика, необходимая наследнику, удобно у них очень все устроено: можно следить за всем не выходя из дома, через какой-то магический прибор, похожий на аквариум, в котором вместо воды постоянно снуют потоки воздуха. Меня пока никуда не определили, сказали наслаждаться жизнью и ублажать мужа. Ну окей, поублажаю, пока Кен не освоится, а потом тоже делом хочу заняться, придумаю каким. Да и наслаждаться жизнью здесь очень просто, тем более многого, как оказалось, мне не нужно: „Был бы милый ряяядооом!“ А он рядом был, всегда и постоянно, я, наконец, понял, что именно значит быть „нареченными“ — непрекращающаяся тяга друг к другу, восторг от малейшего прикосновения или ласкового слова, и с каждым днем чувства становятся лишь сильнее. Я, блядь, как барышня из исторических романов, ощущаю то самое тиснение в груди или как это правильно называется… Не дает полностью расслабиться одно обстоятельство: гиперопека папеньки Миля. Мы с Кеном наивно полагали, что легко отделались, избежав повышенного внимания во время свадьбы, но рано радовались, так как папочка оказался до невозможного общительным, компанейским и просто вездесущим человечком, а он именно человечек, получивший вместе с супругом долгую жизнь и неувядающую молодость. В общем, сразу же после первой брачной ночи нас ждали занимательные деньки: папенька каждое утро наведывался к нам, выклянчивая подробности, давая советы, показывая позы, применяя в качестве „партнера“ большую подушку. Через неделю данного нам „уединения“, второй правитель решил представить нас ко двору; нагнал народу, устроил танцы, конкурсы, в которых сам же с большим рвением принимал участие, заставил меня одеться по дворцовой моде, то бишь в атласные штанишки и рубашенку, состоящую из двух лоскутков и шнурочков. Кенами, последний папочкин бзик принял с энтузиазмом, а мне теперь приходится с голым пупом щеголять — эксклюзивненько, но я же говорил уже, что втюхался по самую маковку, так что ношу, даже новые штанцы заказал, тем более портной такой парень хороший, как придешь на примерку, так стаканчик прихваченного винца в компании бабахнуть можно, а то Кен ворчит каждый раз, а так и не заметно, что хряпнул, до сих пор помню, как он мне катышками светил из своего кокона — злился. Я уж не говорю о том, как относится Миль к Кенами: «Ты покушал? Ножки не натер? Трусики не жмут? „Дружочек“ стоит как надо?», ну и прочее, прочее, прочее… Остается только кивать и стараться краснеть в меру. Вот и сегодня Миль заявился в наши покои ни свет ни заря, запрыгнул на мой хребет, прикрытый одеялом, а Кена ласково по голове гладит: — Деточки мои, просыпаемся! Событие у нас, событие важное! — Ваше величество, слезьте с меня, иначе ваш сын вдовцом останется раньше времени. — Ой, Лёнечка, а ты тут что ли лежишь? Я такой рассеянный, и не заметил сразу! И прекрати меня Величеством звать! — но все-таки слез. — Угу, — вздохнул, наконец, полной грудью. — У вас корона на ухе висит. — Ой, в волосах запуталась пока спал и заколочки слетели, — побежал к зеркалу поправлять, забыв о всех событиях на свете. — Так что за новость, пап? — Кену пришлось быстренько накинуть халат и подняться с постели. — А, точно! — глаза Миля заблестели, а улыбка озарила лицо. — У нас второй кокон прибыл в жилище нареченного! — Второй кокон? — это мы с Кеном вскрикнули синхронно. — Ну да, я что, не говорил об этом? — Нет, — опять же хором. — Вечно что-то забываю, столько дел, столько дел! — всплеснул руками. — Ну, а сейчас мне некогда, пойду отслеживать созревание сынули.

***

— Нормально, пришел, заинтриговал, и ушел, — раздражался я неосведомленности ситуации. — Скоро мы все узнаем, Лёнь, — заговорщески проговорил Кен. — Откуда? — Со дня на день прибудет моя нянюшка Клавдия, она-то и расскажет: и о родителях, и о коконе. — Кстати, а где она, я не видел ее с тех пор, как офигел над ее истинной внешностью: рыжая почти двухметровая модель блин, а не та сморщенная бабуся, приперевшая тебя мне. Эх, если б она тогда такой была, я бы хрен такую цыпочку отпустил, — возвел глаза к потолку, типа мечтательно. — Много не болтай, — получил легкий тычок в бок. — Она с женой на острова в отпуск отбывала. — Лесбиянка что ли? — Никак ты не привыкнешь: нет тут разделений. Они нареченные, так же как и мы с тобой. — То есть, в этом мире пара есть у всех? — Почти, только бывает, насколько я знаю, что нареченные могут родиться с разницей почти в пятьсот лет, а это больше чем половина жизни. — Да, такая длинная жизнь, конечно, хорошо, но вот без любви все это время и в коконе… — я задумался, Кен тоже замолчал. Стук в дверь прервал возникшую паузу, и после оповещения: „Входите“, в комнату бодро прошла Клавдия. — Доброго утра, Ваши Высочества, я спешила. — Опять, можно хоть наедине не быть такой официальной? — покачал головой Кен. — Я очень рад тебя видеть, как отдохнула? — Замечательно! Обменявшись впечатлениями и последними событиями, Кен, наконец, задал интересующий вопрос: — Клавдия, ты знаешь историю моих родителей? — А почему ты у них не спросишь? — Отец очень занят, не хочется лишний раз беспокоить его, он и так устает, а папу Миля я спрашивал, но ты же знаешь, какой он: начинает рассказывать одно, но через предложение сбивается и приходится слушать совершенно странные вещи. — Да, он такой, наш любимый правитель Милен, — рассмеялась нянюшка. — Милен? — Это его полное имя, вы и этого не знали? — Нет, — мы оба покачали отрицательно головой. — Тогда слушайте, тем более секрета тут никакого нет, даже наоборот: ваш папенька написал книгу, которую каждый может прочесть в общей библиотеке, — ни чё се, а мы и не знали. — Правда там очень своеобразная версия, изложенная в духе правителя Милена… — Клавдия постаралась скрыть улыбку. — Не томи, рассказывай уже! — было очень интересно узнать. — В Воздушном Королевстве более трехсот лет правил король Кемин со своим супругом Лори, экономические дела были в порядке, народ сыт и обеспечен работой, только вот все слишком строго, что ли… Все подданные были обязаны носить одинаковую одежду, прическу, обставлять свои дворы в соответствии с указом. Комендантский час и вовсе был назначен на детское время, так же прибавьте отсутствие каких-либо развлечений, не было даже закусочных. К первому правителю невозможно было обратиться с вопросом, он просто пугал своей надменностью и величием, даже верховный министр и тот, докладывал об обстановке, склонившись чуть ли не в двое. Лори же, кажется, был создан изо льда: вечно молчаливый красивый камень, которому не было дела до рабов, именно так он однажды обмолвился о своих подданных. Это, как говорят, и послужило причиной внезапной кончины долгоправящей четы. Никто не знает наверняка, какова причина их смерти, есть факт — их нашли мёртвыми в королевских покоях, а рядом находился новообразовавшийся черный кокон, в котором еще даже не появилась красная сеточка, обозначающая, что зародыш стал полноценным плодом. Сам цвет кокона говорил о принадлежности к правящему роду, у всех других эльфов они были серыми, синими, бурыми, но черными, только у истинных правителей. — Это был кокон моего отца? — с волнением спросил Кен. — Да, это был кокон правителя Ронами. Самое интересное, что после кончины Кемина и Лори некоторые отчаянные пытались узурпировать власть, но все попытки были тщетны. Народ, пусть и зажатый рамками, требовал истинного продолжателя рода, так как стихия начала выходить из-под контроля: началась засуха, сменившаяся полугодовыми проливными дождями, никто из самопровозглашенных не мог обуздать природу, издревне подчинявшуюся только потомкам основателя Королевства. И тогда, тот самый верховный министр, — поморгала часто, будто кокетничая, улыбнулась мило, — между прочим, отец моей жены, предоставил на всеобщее обозрение королевский кокон, которому было на тот момент двадцать лет. Народ не просто вздохнул с облегчением, а начал собственными силами строить храм, чтобы молиться там о скорой встрече с нареченным. — Настолько они хотели чтобы кто-то пришел к власти? — Это вполне объяснимо, ведь королевство погрязло в интригах лже-правителей. Так вот, заботы о государстве занял тот самый министр Генар, который брал кокон на все советы, на обращение к народу. Генар читал ему книги и рассказывал о мире, по сути, заменил родителей, к тому времени кокону было уже тридцать четыре года, если вы не знаете, то до сорока лет эльфы зреют физически так же, как и люди. И вот, наконец, пришло знамение, что в мир пришел нареченный, нет, он даже не родился, а просто был зачат, но и это вселяло веру, что скоро у нашего королевства будет правитель. И тогда Генар принял странное решение, но никто не посмел его отговаривать: в минуту рождения нареченного, он явился на глаза отцу мальчика, простого крестьянина, и сказал, напустив важности в голос: „Это священный предмет, храни его поблизости со своим сыном, и не показывай посторонним людям!“ Про „не показывать“ можно было и не волноваться, тогда люди тайком „верили в Бога“, за такое могли и покарать серьезно. Мальчик рос, кокон был всегда рядом, крестьяне относились к нему настороженно, но все же бережно. Как вы поняли, малыша назвали Миленом, и он был просто чудом: златокудрый, веселый, улыбающийся, щеголяющий в смешной распашенке, застиранной, но чистой. А когда он научился разговаривать, то семья за голову хваталась от болтливости чада, он замолкал лишь вечером, усаживаясь около странного предмета, гладя его и приговаривая: „Они, мой Они“, на что родители пожимали плечами: они, так они. А в пять лет Милен совершил прогресс, это-то все и решило: малец научился говорить букву Р и, подойдя к кокону, привычно погладив его, затребовал: „Рони, я хочу тебя увидеть! Вылазий!“ От такой искренней команды кокон распался, явив на свет нашего первого правителя Ронами. Милен был просто в восторге, увидев „куколку“. — Какой хорошенький! Голенький! Мой! — тискал ребёнок владыку. — Ты же будешь со мной жить? Ты же мой? Только мой? — сыпал вопросами и прижимал все крепче. — Все — да! Милен, а ты уедешь от мамы и папы, чтобы жить со мной? — Миль — мне так больше нравится, — нахмурил бровки малыш. — Хорошо, Миль, ты уедешь от мамы и папы, чтобы жить со мной? — А они без меня смогут? — наивно поинтересовался, неосознанно трогая бедное тело Ронами, которое созрело, но не имело возможности получить ту разрядку, которая нужна. — Смогут, тем более, мы будем к ним приезжать. А еще, ты будешь королем, самым настоящим. — Правда? У меня и корона будет? — оживился малыш, поправляя сероватую тряпку, что служила одёжкой. — Будет, самая красивая, какую только захочешь: с драгоценными камнями, из золота, усыпанную бриллиантами, любая! — А папа с мамой? — ребёнок озадачился, даже в столь юном возрасте, он не мог не думать о родителях. — У них все будет хорошо, ты мне веришь? — Да, — покивал головой, потому что правда верил. Да, тогда он был малышом, но Ронами его доверие оправдал с лихвой. И вот, в Воздушное Королевство прибыл правитель: внешне очень похожий на прежнего, Кемина, только вот малыш на его руках никак не вязался с диктатурой и холодностью. Да что говорить — детей в королевстве век не видывали: из коконов появляются половозрелые особи. А тут такой маленький ангел: улыбающийся, щипающий важного правителя за щеки и уши, звонко смеющийся. А стоило только спустить его на пол, так ребёнок сам своим детским звонким голоском оповестил всех собравшихся на приветствие: — Я король Миль! Сделайте мне самую красивую корону! Блестящую! — под оглушительный шквал аплодисментов снова забрался на ручки к Ронами. - Вот, Рони, они меня любят! Так оно было, и так оно и есть: Ронами унаследовал от предков эту напускную холодность и не напускную жесткую хватку, он очень справедливый и на редкость понимающий правитель; легко ставит на место преступников и поощряет трудяг, развивающих какие бы то ни было отрасли. Весь его вид кричит о холодности, но народ-то знает, что правитель имеет над собой особую власть… — Папа Миль? — улыбался в открытую Кенами, слушая историю. — Именно, — Клавдия тоже улыбнулась. — Ему сделали шикарную корону для детской головки, усыпанную бриллиантами, а в середине красовался огромный сапфир. О, малыш был счастлив! Носил её не снимая два года, а еще через пару лет король Ронами подарил ему корону побольше — изумрудную. Вы знаете, так тяжело было за ними наблюдать первые десять лет, — Клавдия тяжело вздохнула. — Ронами проходил период поблизости со своим нареченным, но не рядом. Мог тронуть его руку, щеку, спину — никакой возможности быть ближе, просто нельзя, потому что тот еще ребенок. А Милен рос, превращаясь из милого мальчика в прекрасного юношу: болтливый, смешливый, добрый до глупости, он смело одевался, укладывал свои негустые, но волнистые белые волосенки в локоны, и всегда носил корону. И народ любил его за это: вроде бы да, король, с короной же, а вроде и свой, никогда не откажет в помощи, зайдет в гости, покушает, посмеётся, с коконами поворкует, и проблему если нужно решит. Так у Милена уже в пятнадцать лет появилась собственная партия (он так говорил, нахватавшись сводок из СССР), второй правитель выступал на подобии судьи, выдавая очень странные и разнящиеся по своей каре наказания: за воровство — труд в поле, за драку — чистить какашки, за изнасилование и убийство жестокое наказание — пытки народом, ну и прочие новшества. А тем, вина кого была не полностью доказана, приходилось отбывать свое место в тюрьме, ранее заполненной донельзя. Милен любим подданными, очень, все что они побаиваются донести до Ронами — идет напрямую к Милю, так же и Рон устами мужа сообщает важные новости. Тут именно такой случай, когда Ронами именно правитель, который решает судьбы и творит политику, а Миль — избранник народа, способный сделать так, чтобы подданные поняли и прислушались к изданным указам. — Ну так когда они переспали-то? — это уж я не выдержал — интересно! — Лёня! — Клавдия засмеялась, забыв о "Высочествах". — В тот день, когда они переспали, случилось великое событие — министры впервые наблюдали дебильненькую улыбку правителя и время от времени окрикивали его, дабы отвлечь от воспоминаний, но вполне ожидаемо в зал советов вошел Миль в новой агатово-бриллиантовой короне, поставил всех на место, взирая со своих ста шестидесяти шести сантиметров и спокойно уселся на колени мужу, заявив предварительно, что готов создавать коконы. — И потом они создали меня? — Кен задал этот вопрос волнуясь. — Нет, Ваше Высочество, потомство не получалось очень долго, вас они создали всего двадцать лет назад. — А второй кокон? — Тогда же, по сути, он ваш брат-близнец, — тихо проговорила Клавдия, будто открывая тайну. — Ну, папенька, — тяжело вздохнул Кен, а мне оставалось лишь прижаться поближе, что бы успокоить, люблю ж его!