Будешь баловаться - женюсь!

— Выходи, я сказал! — орал взбешённый Кощей под коваными дверями пыточной, в которой малодушно, хотя и дальновидно, заперся Ваня. — Выходи! Хуже будет! — А с фига ли мне выходить, если будет хуже? — логично поинтересовался тот. — Выходи сейчас же! — видавшая многое массивная тяжеленная дверь содрогалась под ударами, сила которых всё больше и больше укрепляла Ванечку в правильности решения повременить с выяснением отношений нос, так сказать, к носу. — Поговорить надо! — Да мне и тут тебя неплохо слышно. — Да я тебя… А ты… Да ты… — бушевавший хозяин занятого помещения просто не находил подходящих слов, дабы выразить всё, что чувствовал в тот момент. Ещё раз саданув по двери кованым носком сапога, он предложил: — Считай, что я нашёл-таки время для нашего поединка! Ну? Ты выходишь? — Я больной, по-твоему? — скептически хмыкнули с той стороны. — Ты ж меня убьёшь нахрен! — Ну, а вдруг тебе повезёт? — изо всех сил пытаясь сдерживать рвущийся наружу великий и могучий, уговаривал встрёпанный супостат. — Это же твой шанс! Ну, представь: Иван Царевич — победитель Кощея! Как звучит, а? — Как сказка, — согласился окопавшийся Царевич, — в жанре необоснованного фэнтези. Я Царевич, а не Дурак! Смысл с тобой драться? Ты бессмертный! — Сейчас до него дошло? — взвыл Кощей. — Чем же ты раньше, Ванечка, думал? — А на меня, может, озарение снизошло, — огрызнулся блондин и загремел какими-то банками. — Давно? — Да с утречка. Аккурат, пока ты меня гонял по всему замку. О, — что-то опять звякнуло и Ваня, почти счастливо протянул: — Рассольчик! — Не тронь мои соленья, ты, ирод! — взвыл Костик. Ему, признаться тоже очень хотелось бы приложиться к заветной банке. И вот чего этому извергу белобрысому приспичило запереться именно в пыточной? Как вроде знал, гад, что Кощей использует её в качестве погребка. — Ваня, всё равно ведь выйти придётся! У меня времени навалом. Раньше встанешь, раньше… — Ласты склеишь, — перебил его повеселевший Иван. — Коть, ну давай не сегодня, а? Ты с похмелья… — О здоровье моём печёшься, зараза? — опять завёлся Костик. — Давай тогда в четверг? — В четверг у тебя врач, — напомнил Царевич. — Слушай, а может тебе того… Ну, сейчас с ним поговорить, а? — Какой врач?! — опешил Бессмертный. — Нафига мне врач? — У тебя истерика, — авторитетно заявил парень и шарахнулся от двери, в очередной раз застонавшей от сумасшедшего удара. — Нет у меня истерики! — как-то по девчачьи взвизгнул супостат. — Я спокоен! Я спокоен! Я спо-ко-ен! Давай в пятницу? — Коть, у тебя экзамен в пятницу, — подозрительно хрюкнули с той стороны. — Тебе готовиться надо. Я не могу так тебя подставить! — В субботу? — Так пост же? — Воскресенье? — Не богохульствуй, ирод! — В понедельник? — С ума сошёл? У Яги день рождения, она нас обоих на рюшки для занавесок порежет! — Вторник? — обессилено предложил Кощей. — Во вторник у тебя будет болеть голова. — С какого перепою? — Да с того, что будет в понедельник! — Ваня тяжело вздохнул и, заметив что Бессмертный тоже уже вроде как выдохся, миролюбиво повинился: — Коть, ну прости, а? Ну, я правда не знаю, как так получилось. Да и не помню я ничего. — И я… — раздалось через пару минут. — Ладно, будем считать, что ничего не было. Там рассол ещё остался? — жалобно поинтересовался мучившийся жутким похмельем ирод. — Не, Коть… — Ваня отпер дверь и запустил его вовнутрь. — Но я там у тебя бражку видел. Самое оно опохмелиться. _______________________________________ Ваню мучило жуткое ощущение дежавю. Точнее, это ощущение мучило бы его, если бы в Ванечкином лексиконе присутствовало это заковыристое иностранное словцо. А так, он лишь маялся подозрительно знакомой головной болью и боролся сам с собой в опять-таки знакомой попытке продрать глаза, когда на горле неожиданно сжались чьи-то сильные руки и не менее знакомый голос (кто б пояснил нашему царевичу, что это обилие всевозможных смутно-знакомых в незнакомом, и есть то самое таинственное дежавю) зло прошипел в самое ухо: — Второй раз, Лап! Это уже второй раз! Да я… — Понял, — хрипло прошипел Иван и, совершив невероятный акробатический трюк, вывернулся из цепких рук и ломанулся по знакомому маршруту в пыточную. — Господи, что ж ты такой нервный-то по утрам?