Нечётный четверг

Kostya's got a quick hand — Костя скор на расправу (искаженная первая строчка песни «Foster The People — Pumped Up Kicks»)

В детстве Костя не хотел быть сильным. Ему казалось, что самые классные ребята — веселые! Они всегда могут ответить шуткой на агрессию и свести ее на нет. Поначалу одноклассники принимали его, но потом оказалось, что грань между популярным шутником и мишенью для насмешек очень хрупка и ты можешь и не заметить, как преодолеешь ее. Так и получилось: в пятом классе Костя окончательно перешел из касты «нормальных» ребят к тем, с кем общаются постольку-поскольку: ну посадили вместе, посмеялись разок над шуткой, встали рядом смотреть за чьей-то игрой на телефоне, но не более. Сам мальчик чурался таких одноклассников-изгоев. Их в классе было еще двое: можно было и подружиться, но вместо этого Костя решил отыгрываться на них. Выходило неплохо: едкие шутки, подколки, какой-нибудь обидный мем. Потихоньку мальчик опять занырнул в компанию «нормальных» ребят, но все время чувствовал шаткость своего положения: прекрати он травить других — сам бы стал жертвой. В седьмом классе новость о том, что у Пети в подписках ВК нашли какой-то радужный паблик, просто вдохнула в юношу жизнь заново! Как раз в это время, когда из-за переходного возраста его лицо как следует обсыпало акне, он обнаружил новую жертву и переключил внимание класса на нее. Сейчас Костя часто прокручивал в голове те случаи травли: помнил он их плохо, хулиганы запоминают только особо яркие моменты, когда было весело или же когда что-то шло не по плану и было страшно. Самый жуткий эпизод был, когда Костя впервые сильно толкнул Петю в конце седьмого класса и тот разбил нос. Вышло совсем нелепо: парень налетел на него на физ-ре как будто бы случайно, а одноклассник не ожидал этого, не успел выставить руки и приложился лицом о стену. Костя заливисто смеялся в окружении ребят, пока Петя не обернулся к нему и не показал бежавшую из ноздри струйку крови, а вместе с ней — какую-то нечеловеческую злобу: посмотрел из-под светлых бровей с такой обидой, что юноше стало не по себе. В тот момент Костя понял, что, кажется, он не способен на настоящее насилие. Парни в его классе часто дрались: в шутку, несерьезно, но иногда они могли какого-нибудь чмошника так смачно отпинать, что он начинал дрожать, плакать, и это всегда выглядело так неуютно: как будто вонючая липкость этой ситуации перекидывается на тебя, даже если ты не участвуешь, а просто смотришь. Со временем Костя стал избегать таких моментов. Его самого ребята по-настоящему и не били до Тимура: так, иногда какой-нибудь психопатичный одноклассник пропишет ему с ноги и оставит в покое. Но к этому Костя привык и не жаловался: мужская компания — мужские обычаи. Вот недавно ему вспомнился этот случай с разбитым носом Пети, и юноша вдруг ощутил ту же дрожь в руках, что и тогда — очень странно. Он действительно не хотел этого. А зачем делал? Ну издевался — ладно, а бить-то было зачем? Ему же это противно. Захотелось поделиться со Славой. Может, он скажет: «Ну ты был ребенком — ничего страшного…» — и станет легче? А вдруг он тяжело вздохнет и начнет: «Ну теперь-то ясно: какой ты! А еще строишь из себя жертву! Такие люди, как ты, не исправляются!». Все это крутилось в голове последние недели, поэтому отразилось в сегодняшнем сне. Проснулся Костя тяжело… Спал он плохо: открывал глаза каждый час и сверял время — боялся проспать. Пришел в себя за двадцать минут до будильника и откинулся назад на подушку, уныло глянул в матрас над собой (он спал на нижнем ярусе). Юноша так привык ночевать с братом, что первое время после его переезда подолгу не мог уснуть. Матвей сопел, часто бормотал во сне, иногда дергался. Костя так привык ко всему этому, что тишина раздражала, давила, казалось искусственной, словно его вырвали из жизни и засунули куда-то в аквариум. «Может, я так боюсь совершить насилие, потому что знаю, каково жертве? — развил он мысль, навеянную сном, с неприязнью вспомнил о скором приезде отца и опять закрыл глаза. — Это уже будет неважно…» Парень провалялся еще минут двадцать в нервозной полудреме: чувствуя усталость, Костя хотел уснуть, но в голове творилась такая чехарда, что тело, переполненное гормоном стресса, не слушалось и постоянно напрягалось. Затем он сдался и сел на кровати — в голове зазвенело. Ухватившись за свою ярко-зеленую макушку, парень прошептал: «Да неужели я в самом деле… приду туда и сделаю это?..». Подумав, он ответил себе в мыслях: «Я обязан их проучить… Это дело решенное…». Встав, он по-воровски прислушался к двери: не пойдет ли его будить мама? Времени в запасе еще было десять минут, поэтому он должен был успеть. Не зажигая света — в комнате было полутемно от только поднимавшегося за окном красного солнца — и действуя больше наощупь, Костя осторожно вытащил из-под кровати тяжелую коробку и пакет со Славиной одеждой. Пакет он просто проверил: развернул и убедился, что все на месте. К коробке же юноша подтянул свой рюкзак и стал медленно перекладывать в него содержимое. Закончив, юноша уныло посмотрел на его разбухшие бока — ну и как он пройдет охрану?.. Точно заподозрят что-то… Время поджимало, поэтому Костя решил подумать об этом попозже, задвинул рюкзак за стол, чтобы мама случайно не нашла его и не решила заглянуть внутрь: что он там такое большое и тяжелое насобирал с собой на учебу? На кухне она готовила завтрак: отваривала яйца, нарезала колбасу, жарила готовые блинчики — ароматный запах расходился по всей квартире. Приняв душ через силу — в ванной его опять стали одолевать сонливость и апатия — Костя глянул на свое серо-зеленое лицо в зеркало и потянулся к очередному лосьону от прыщей: в своей жизни он перепробовал, наверное, все средства, что предлагали ближайшие магазины, но ничего не помогало: из-за этого у него был определенный пунктик, служивший поводом для раздражения: всякий раз, встречая какого-то нового человека, Костя отсчитывал время до того момента, пока этот знакомый со снисходительной улыбочкой не предложит ему какое-то стопроцентное средство от акне: «Покупаешь в «Пятерочке» пенку за 200 рублей — и дело в шляпе!», «Ограничиваешь сладкое… Сразу видно — сладкоежка!», «На ночь выпиваешь три ложки простого советского…». Парень пробовал все это, и его ужасно злило, что люди с порога навязчиво подсовывают ему какую-то ерунду! В такие мгновения он вмиг распалялся и закатывал глаза. В том числе из-за этого Алиса и Слава стали для него особенными людьми. Они не давали никаких советов по поводу его внешности. Костя долгое время морально готовился к тому, чтобы услышать от девушки наивное: «Слушай, а почему ты салициловой болтушкой из «Фикспрайса» за 40 рублей это всё не намажешь?», но она этого так и не сказала… Даже Матвей однажды, когда был в классе одиннадцатом, окинув глупенького младшего братика высокомерным взглядом, заявил: «Тебе надо пива меньше пить и всех этих энергетиков, тогда и будет результат». Костя тогда результата ждать не стал — заехал старшему в бедро с ноги, и тот раз и навсегда угомонился со своими бьюти-советами. Выдохнув, он отставил лосьон с мыслью: «И зачем теперь?», промокнул полотенцем стоявшие ежиком короткие волосы и увидел на нем зеленый цвет. Тут же испугался, что все смылось, опять глянул в зеркало — нет, на месте, просто красится — и успокоился. Пока Костя неторопливо жевал бутерброд, мама стояла у плиты и помешивала макароны — они предназначались для обеда: женщина уходила на работу, поэтому готовила их заранее. Делая это, она с беспокойством всматривалась в маленький телевизор над холодильником и с озадаченным видом слушала новости. Костя давно привык к мерному информационному шуму телевизора и не обращал на него внимания. Повернувшись к сыну, она опять недовольно задержала взгляд на волосах и с раздражением проговорила: — На обед разогреешь себе макароны, и вчерашние котлеты там лежат. — Я могу и сам себе сварить макароны… Что я… маленький ребенок? — Знаю я: как ты сваришь… Будешь сидеть голодным до вечера, лишь бы ничего не делать! — Ну что ты с утра пораньше завелась?.. — Костя уныло скользнул взглядом по ее бежевому узорчатому халату и, поднявшись к рассерженному лицу, задержал взгляд на нем: он видел его в пол-оборота, потому что мама опять отвернулась к телевизору; подумав, он как-то смято попросил: — Посидишь со мной?.. Женщина даже испугалась и, похлопав глазами, решила согласиться: слила макароны, выключила новости, в которых каждый день говорили об одном и том же, и нерешительно села напротив него за белый потертый стол — такой советский прямоугольный, бывший в каждом доме. Обычно они не ели по утрам вот так вместе: все куда-то спешат, завтракают на бегу, сама мама за стол не садится: выпьет кофе, наестся каких-то кусочков во время готовки и торопится на работу: как же без нее этот бухучет? Только когда отец после долгого отсутствия возвращался с вахты, они могли сыграть в образцовую семью. Сегодня Костя проснулся раньше, поэтому у них было время. Вчера женщина даже поругалась с ним: уж очень ей не понравилась его смена имиджа: пришел поздно… с зелеными волосами… бог знает откуда! Глянув на него строго, она принялась чистить яйцо и пробормотала себе под нос: — Ты откуда вчера такой пришел? — От Славы с Матвеем. Мама подняла на него напуганные глаза и сердито спросила: — Тебя этот красил? Костя отозвался лениво, предчувствуя, что вчерашний скандал все же не закончился: — Мне любопытно: ты словом «этот» собственного сына называешь? Женщина оскорбленно вскинула брови и сухо ответила: — Я говорю про вашего Мстислава. — О, ты его имя знаешь. А я думал: ты его вспоминаешь, только когда звонишь ему. Что? Не делай такие глаза… Слава сказал мне, что ты ему и потом звонила насчет Матвея. И вообще, знаешь, совет типа: не говори так свысока о нем при Матвее — он тебя не простит. Ты же знаешь, какой он злопамятный… Иначе бы не убежал от нас всех. Косте даже сплюнуть захотелось, когда он договорил это. И чего начал? Хотел же по-человечески с ней посидеть, сам завелся в итоге… Планировал как в нормальных семьях: совместный завтрак… или так бывает только в кино?.. А в реальности вы только ругаетесь или избегаете друг друга? Тоскливо. Помолчав, Костя решил вдруг быть умнее, взрослее, добрее и всё вот это вот, чего он ожидал от родителей. — Я покрасил волосы, чтобы поддержать девочку, которая мне нравится. У нее тоже цветные: в колледже над ней училки издеваются, я хочу ей помочь. Мама долго переваривала эту мысль, но радости своей не скрыла: улыбнувшись, переспросила: — Тебе нравится девочка? Костя закатил глаза. Моментами он очень уставал от того, что мама так уверенно подозревала в нем гея. Когда все эти тайны Матвея всплыли, парень сначала решил, что теперь-то он на фоне брата тут нормальный, не бьет же молния дважды в одно место? Но оказалось по-другому: мама стала ужасно беспокоиться, что все ее сыновья окажутся такими, поэтому срочно нужно что-то делать: главное — опять не проглядеть! Поэтому сейчас она так обрадовалась. Костя точно не хотел вводить ее в курс дел и замял тему. Тогда она перешла на свое любимое: — А как там Мотя?.. Тут сын даже разозлился и впервые в жизни честно и уверено признался себе: я ревную! Ответил кратко: — Спроси у него сама. Она удивилась холодности сына, отпила чаю и нерешительно произнесла: — Ты сегодня какой-то другой… Все нормально? — Сносно, — Костя выдохнул и отставил полупустую тарелку. — Не опоздаешь на учебу? — Без меня не начнут. — Времени уже… — Я ко второй, — он поднялся и не спеша зашагал в комнату. Мама проводила его тревожным взглядом: она чувствовала, что сын явно хотел с ней о чем-то поговорить, как-то пооткровенничать, но у них не получилось. От этого и ей самой было плохо, но она не знала, как растопить лед между ними. В комнате Костя сел за компьютерный стол и повернул голову к окну, долго молча смотрел, как по темному весеннему небу кляксой расплывался восход. Подумал: «Написать Алисе, чтобы она не приходила сегодня?.. Нет, слишком подозрительно». Провел в таком полусонливом, гнетущем состоянии около получаса, пока мама не ушла на работу. Она постучала к нему и, просунув светло-русую голову в дверной проем, попрощалась с ним. Костя обернулся к ней всем телом, но только кивнул. Мама в этом движении уловила тревогу и какой-то сердечный порыв: может, он хочет все-таки что-то сказать?.. Поэтому женщина задержалась на секундочку, выжидающе смотря на него, но сын насупился и отвернулся. Тогда она ушла. Услышав закрывшуюся квартирную дверь, Костя с шумом выдохнул и, хлопнув себя по коленям, поднялся. Времени немного — нужно торопиться. Взяв пакет, он разложил на кровати вещи: Славины топик, красную клетчатую рубашку (у мужчины вообще было много такого — в школе его даже одно время дразнили «клетчатый»), и прибавил к этому свои светло-синие джинсы. Джинсы показались юноше слишком скучными, тогда он взял ножницы и уверенными движениями сделал на них модные надрезы: вот так с дырками на коленках, конечно, другое дело! Начал парень с топика: натянул его с трудом, даже дышать поначалу было тяжело, потом вроде он подрастянулся. Глянул на себя в зеркало — и сглотнул. Да, пожалуй, это было даже слишком смело. Сидел он туго, очерчивал соски. Костя посмотрел на них с недовольным: «Стоят, как у рожей женщины, твою мать!». Но взгляд, конечно, цеплялся прежде всего за черную надпись «Slut» поверх белой ткани. Ее уж никак не пропустишь. Накинув сверху яркую рубашку, он застегнул ее, подумал: «Если совсем будет невмоготу, можно же и не расстегивать», потом, правда, поругался на себя за это: «Если уж решил действовать, чего такой мелочи бояться… Какая уж потом разница!» — и расстегнул ее. Глянув на часы, юноша забеспокоился, сунул в переполненный рюкзак пакетик с косметикой из «Подружки» — краситься он решил прямо на месте: идти в таком виде по улице было выше его сил, — проверил, что ничего не забыл, и отправился в колледж. Начинался апрель, но погода еще не устаканилась: днем солнышко, конечно, пригревало, но вот утром было холодно, поэтому Косте было непривычно от того, как щипало его ноги в прорезях джинсов. Он странно концентрировался на этом чувстве, и мысленный ход в его голове шел не линейно, а будто по кругу: образ за образом возвращал юношу к первоначальной идее. Парень и не заметил, как пришел к зданию колледжа. Даже остановился у калитки, выкурил три сигареты подряд. По мере приближения к месту назначения становилось все страшнее и страшнее. Он правда сделает это? Если он войдет внутрь, обратного пути не будет… Тяжелый рюкзак мучил спину, поэтому парень осторожно опустил его на бугорок — он как назло заскользил и съехал вниз. От резкого соприкосновения с землей его внутренности отозвались металлическим звоном — Костя втянул голову в плечи и даже глаза закрыл. Разлепил их по очереди и воровато оглянулся: никто не слышал — ну и слава богу. Докурил, с трудом водрузил его себе на спину и зашагал ко входу. Подходя к посту охраны, парень вдруг вспомнил: сейчас же все зазвенит, когда он пойдет через рамки, и не зная, что делать, скинул его с плеча и взял в руку. Охранницы на месте, к счастью, не оказалось. Юноша не удивился — он пришел посреди пары, обычно пост пустовал в такое время. Рядом с рамками был столик, куда можно было выложить металлические предметы, и он плюхнул туда свой рюкзак: плюхнул и опять разозлился на себя: «Давай еще сильнее трахни, чтоб оно взорвалось к хуям собачьим прям здесь!». Миновав рамку и турникет, он осторожно взял его (снимал его специально, чтобы ничего не пищало) и зашагал к раздевалке. Скинул в ней куртку, а черную шапку — оставил. Не считая рваных джинсов, сейчас он выглядел по-обычному: яркие волосы спрятал под шапкой, рубашку все же застегнул на пару пуговиц, чтобы не светить голым пупком раньше дела, и тихо зашагал к туалету на втором этаже. Везде шли пары и из приоткрытых дверей слышались голоса: где размеренные преподавателей, где шумные студентов. Проходя мимо, Костя смотрел себе под ноги и повторял в мыслях: «В каком же шоке они будут, да?». В туалете, в кабинке, открывая черные тени, юноша долго не мог унять дрожь в руках. От выплеска адреналина сердце заходилось бешеным ритмом, в животе крутило. Сделав несколько глубоких вдохов, Костя сказал себе, зачем он это делает. Стало легче. Тогда он принялся густо наносить тени на веки. Вышло небрежно и ярко — так он и планировал. В зеркальце юноша увидел какого-то провинциального гота, разграбившего мамину косметичку. «Ну прямо жесткий нефор», — парень остался доволен результатом. Юноша расстегнул пуговицы на рубашке: очень боялся, что за всеми этим приготовлениями забудет; стянул шапку и ощутил, как у него подкашиваются ноги: закрыл крышку унитаза и сел поверх — было по-настоящему страшно. Прозвенел звонок с урока, и Костя вздрогнул, решил: хорошо бы дождаться звонка на пару, чтобы прийти в кабинет, когда все уже там соберутся. Стоять в таком виде в коридоре было выше его сил, поэтому он остался в закрытой кабинке. В туалет шумно набились ребята, хлопнула дверь, к потолку стали подниматься удушливые пары от вейпов. Костя различил голос Тимура и ощутил, как все тело налилось свинцом. Он не шевелился. Парни обсуждали какую-то ерунду, Костя повторял про себя: «Успокойся, просто тихо, нужно ждать». Вдруг сердце пропустило удар — прозвучало знакомое имя. «Алиса». — Ее попрут скоро с шараги. Пойдет на вебкам работать. Я видел вчера там такую с коровьим этим кольцом в носу, вся такая фиолетовая. Пизда у нее только не фиолетовая была, эх! Ребята загоготали. Тимур резво добавил к своим словам: — Гляну скоро, какая у нее пизда — скажу вам. Косте как будто в лицо плеснули воды — он с размаху отрыл дверь и бахнул кого-то ею по спине (он честно хотел сдержаться!). Тело заполнила холодная решимость. Все испугались от неожиданности. Юноша вынырнул из кабинки, как черт из-под земли. Ребята шарахнулись, обомлевшие от его дикого прикида. Парня вообще после того выступления в раздевалке боялись. Шушукались между собой: придет постреляет нас, больной совсем. Вот он и пришел разукрашенный и решительный, как Рэмбо. Тимур, шокированный, вжался в стену. — Погоди ссаться, — Костя почувствовал, как его эффектное появление сыграло ему на руку и, воспользовавшись этим, уверенно заговорил, глядя ему в лицо: — Че ты там сказал про нее? Тимур потерялся — слишком неожиданно! — даже вейп свой чуть не выронил и дико уставился на парня: сначала на его размалеванные глаза, волосы, потом почему-то на голый живот. Косте хотелось ему отомстить здесь и сейчас. И нужно было действовать наверняка. Полумеры не годились, ждать сил не было. Костя даже спросил себя: «Что бы сделал Слава?». И ответив — решил действовать. — Раньше я думал, что ты влюблен в нее и злишься, потому что она не отвечает тебе взаимностью… Но последние дни я… уверен, что ты просто влюблен в меня! Костя подскочил к нему и, стиснув в объятьях, плотно сцепил руки за его спиной так, чтобы он не смог быстро вырваться, зажмурился и тут же — грубо впился в губы. Реальность чуть-чуть надломилась и треснула. Косте казалось, что это длится вечность. Тимур попытался отпрянуть, но уперся затылком в забитое окно. Постарался вырваться, но парень держал крепко: ему понадобилось секунд десять, чтобы все-таки, пользуясь своим преимуществом в силе, высвободить руки и оттолкнуть от себя юношу. Костя налетел спиной на дверь учительской кабинки и остался стоять у нее, словно прилип. Тимур смотрел на него как-то оголтело и сплевывал прямо на пол. Косте, если честно, тоже хотелось сплюнуть, он даже подумал: «Господи, как противно! А Матвей так целуется каждый день и ему нравится? Пиздец!». Ребята вокруг замерли восковыми фигурами и наблюдали за развернувшейся сценой безмолвно. Это явно был тот момент, когда веселая травля переходит в уродливую и по прошествии лет ложится на память мерзким воспоминанием: «Я тогда там стоял, смотрел… и все это происходило». Ни у кого не было желания выяснять, чем Тимур ответит, поэтому парни постепенно стали прятать свои вейпы в карманы и тихо удаляться из туалета. А Костя ждал: стоял и ждал. Его мучило любопытство: ну? Что он предложит ему в ответ? Ударит? Огрызнется? Все это уже было. Костя его удивил — пусть он его теперь тоже удивит. И Тимур удивил — юноша пристально смотрел ему в глаза, поэтому заметил, как в них блеснули слезы. Парень смахнул их тыльной стороной руки и, отвернувшись, зло прошептал: — Иди ты в пизду и оставь меня в покое, ебанутый псих. В этот момент Костя ощутил, что, кажется, дал маху. Перестарался. Хотя… как тут можно было перестараться? Он планировал его унизить, сломать — кажется, это у него получилось… Чего теперь ныть? А все-таки под ребрами неприятно шелохнулась совесть — у Кости она действительно жила в районе сердца и отдавалась в нем болью и противной колкостью. Чувство было похоже на то, что он вспоминал в контексте Пети: когда раскровил ему нос. Грустно глянув себе под ноги, Костя переступил через плевки на полу, водрузил рюкзак на одно плечо и вышел из туалета. Остановился на секундочку у выхода, замер в темноте (еще в начале года в тамбуре перегорела лампочка, и ее никто так и не поменял), прислушался: кажется, правда плачет… и ушел. Костя не помнил, как добрался до аудитории. Только у двери сердце как следует заколотилось, а ноги опять стали ватными. Как-то совсем механически он постучал и потянул за ручку. Пожилая учительница недовольно оторвала взгляд от журнала — тут же всмотрелась внимательнее: не почудилось ли ей? Парень переступил порог вяло, в ушах звенело — в классе висела тишина. По планам он должен был зайти с пафосом, но вышло как-то жалко — побоялся упасть от дрожи в ногах и поплелся к своему месту на заднем ряду. Поравнявшись с Алисой, робко повел в ее сторону глазами — она даже голову к нему повернула и смотрела снизу вверх напуганно. Тут же юноша ощутил прилив сил: ей-то уж точно он не собирался щекотать нервы, значит, нужно смягчить впечатление. Дойдя до своей парты, он осторожно опустил на пол рюкзак и обернулся к учительнице. Та все еще молча глядела на него, усиленно что-то соображая. — Ну что все залипли?.. — хрипло проговорил он, осматривая замерших одногруппниц, и добавил веселее: — Лучше скажите, как вам мой прикид? Никто не ответил. Учительнице понадобилось еще с полминуты, прежде чем она разлепила губы с тихим: — Ремезов… Коля… Костя, что происходит? — Да знаете, вот, подумал: обновлю имидж! — сказав это с вызовом, парень упер руку в бок и отодвинул край рубашки, чтобы топик было лучше видно. Дома он репетировал ярко, но в жизни вышло как-то серо: никто не посмеялся. Юноша с непониманием оглядел их: чего такие серьезные?.. А улыбнуться хотя бы? Вновь поднял недовольные глаза на учительницу — та смотрела на его рюкзак и соображала. Затем она дрожащей рукой поднесла телефон к уху и тихо попросила: — Елена Петровна, подойдите к нам, пожалуйста, очень срочно… Еще с минуту Косте казалось, что группа играет с ним в «Море волнуется раз» — вот все и замерли. От досады парень опустился за парту и, хмурый, стал заглядывать девочкам в глаза — они не выдерживали зрительного контакта и всякий раз отворачивались. На Алису он смотреть боялся. Через пару минут в класс уверенным шагом вошла завуч — женщина лет пятидесяти с темным каре. Звук ее каблуков было слышно еще из коридора, поэтому все заранее приготовились к худшему. Но Костю ее приход обрадовал — она растопила лед: от неожиданности охнула и даже шлепнула себя по ноге с возгласом: — Твою мать… Ремезов! Теперь-то Костя расплылся в улыбке — представление набирает обороты! — Ты обалдел — я не понимаю?! — она сказала это с вопрошающим жестом и переглянулась с учительницей, ища поддержки, — та ожила, закивала. — Что еще за цирк?! — Это акция, — смело ответил он. — Акция протеста! Я так всегда теперь буду ходить. — Будешь ходить так в другое место: в психушку для таких, как ты, — она перешла на крик и ударила по парте первого ряда рукой (девочки за ней даже подпрыгнули). — Сюда можешь больше вообще не приходить, клоун недоделанный! Больной! Давай собирай свои манатки и мотай куда хочешь: в сумасшедший дом, к извращенцам каким-нибудь, как ты… Куда угодно! Тут место для нормальных людей. Ты мне статистику не запорешь — убирайся! — Я никуда не пойду, — спокойно ответил парень и скрестил руки на груди. — Хотите отчислять — отчисляйте. А пока я здесь числюсь — ходить буду! И ходить буду — в таком виде! Ясно? — Сейчас я за охраной схожу — они тебя швырканут живо! — развернувшись, она тучей вылетела из кабинета. Все поежились, слушая удаляющийся гневный топот ее каблуков. Девочки вроде пооживали: кто-то щелкнул Костю на телефон, по классу пошел нервный шепот, полетели оповещения из чата — там другие группы уже обсуждали ЧП в туалете… — Я просто хочу сказать, что выглядеть, как я, — нормально! — парень подумал, что, кажется, его сейчас и вправду выкинут взашей, так что пора бы поторопиться. — Не нормально — судить людей по их внешности! Алиса вдруг резво вскочила с места и, подойдя к Косте, взяла его за руку, потянула к выходу. Он растерялся, напуганный, и еле успел прихватить рюкзак. Девушка практически бегом повела его на этаж ниже, чудом увидела пустую аудиторию и затащила туда. Закрыв дверь, они присели на корточки у стены (там были окна), отделявшей их от коридора, и попытались восстановить дыхание. Костя во все глаза смотрел на нее, а она — с встревоженным видом в сторону. — Почему?.. — спросил парень. — За тобой бы охрана пришла… — А теперь она придет за нами обоими? — Костя даже улыбнулся от этой мысли. Алиса подняла на него хмурые карие глаза и кивнула на рюкзак. — Чем он у тебя набит? — Неважно. Это мне потом понадобится. Они помолчали, и девушка побоялась расспрашивать дальше. — Слушай, можно я с тобой поговорю? — ноги устали, и юноша просто сел на пол, прислонился зеленым затылком к стене. Алиса пожала плечами и кивнула. — Я-я… Ты только не перебивай, ладно? Мне трудно формулировать… Э-э… — начал он немного сбивчиво, но страха не было — после пережитого стресса все остальное давалось уже легче. — Я ужасно поступил с тобой. Это было мерзко. Я просто выехал за твой счет. Реализовался типа… ну… Точнее попытался это сделать. Это было трусливо. И мне очень стыдно, типа, за то, что я такой импульсивный и еще очень маленький. Но мне честно очень жаль, что это принесло тебе столько неприятностей и боли… — Со мной раньше никто так не обращался! — она зло глянула на него, и в глазах загорелись янтарные искорки. — Ни в отношениях никто не подставлял меня так. Ни потом люди вокруг меня не говорили мне каждый день все эти гадости. Я знала и раньше, что многие мне улыбаются, а между собой называют убогой фемкой-лесбиянкой. Но это все было за глаза… И не трогало меня… Я всегда была выше какой-то обиды на глупых, темных людей, а тут… В глаза! Все! И одновременно! И девочки, и мальчики, и учителя. Ты очень жестоко со мной поступил. Ты понимаешь, что это стало спусковым крючком для них?! Костя позволил ей выговориться и слабо покивал. — Спасибо, что рассказала… Я бы мог сказать «понимаю», но… — парень замялся, боясь, что ей покажется, что он пытается вызвать жалость, но все-таки решил быть откровенным: — Но на самом деле эта ситуация мне не очень знакома. Меня травили всегда. Я всегда был изгоем: учителя, одноклассники… мой отец. А для тебя это было таким страшным переключением: с уважаемого человека на… мою роль. Извини, что я это говорю. Я был таким человеком, который тянул других туда вниз, в свое это болото, в надежде через них выбраться. И это было ужасно! Я не могу сказать, что я изменился, потому что это было бы ложью — люди, наверное, не меняются так просто… Так только в кино бывает типа… Но честно: я очень стараюсь, я все это время много думал, размышлял: как я делаю людям больно, как они делают больно мне. И я хочу это закончить. Раз и навсегда. Я больше не могу так жить. Она долго посмотрела на него и обхватила свои колени. Алиса все еще чувствовала тяжелую обиду, но она смешивалась со страхом и это как-то ускоряло мозг. Неожиданно девушка сказала: — То, что ты пришел сегодня такой, выглядит здорово. Уже не как позерство. — Тебе нравится? — Костя оживился и глянул на нее сбоку. Она быстро скользнула к нему глазами и опустила подбородок на свои колени. — Да. Я бы поступила так же, если бы хотела кого-то поддержать, но мне бы это далось легко — ведь это я. А тебе это далось сложно, да? Я видела, как ты трясся, когда заходил в класс… Я думаю, это очень храбро с твоей стороны. — Спасибо… — И то, что ты сказал ребятам на неделе… Опровержение, ну… Спасибо. — Прости, что я сразу не сказал. Я все время думал, что должен одолеть их, типа, силой. Размазать. Наверное, это была такая удобная ложь, чтобы не признавать себя… таким человеком, каким я являюсь. Так грустно, что я не сделал этого сразу. Так грустно, что я вообще это сделал! — Я долго думала, что ты в принципе все это время меня обманывал… И в итоге оказался таким же, как и все… И я чувствовала себя такой дурой, что тебе верила. — Нет, честно, — он повернулся к ней, умоляюще заглянул в глаза. — Я не врал, когда мы были в отношениях. Каждое слово, что я говорил, — это правда! Я никогда не смеялся над тобой! Алиса слабо улыбнулась, и ее уставшее лицо посвежело. Ей действительно очень важно было услышать, что Костя испытывал к ней искреннюю симпатию, потому все время бойкота ей казалось, что он презирал ее тогда, и это было невыносимо больно. В коридоре раздались шаги, и парень с девушкой притихли — они не зажигали ламп и сидели на полу в пустом классе, залитом весенним солнцем, поэтому никто не заглянул в этот кабинет и стало опять спокойно. Алиса достала телефон и зашла в чат колледжа. Со вздохом сказала: — Тебя ищут. — Пускай… Она пролистнула несколько сообщений и не веря спросила: — Ты… поцеловал Тимура? Костя вдруг постеснялся этого и с краской на лице оправдался: — Ну… Я вспомнил, что ты говорила, что он латентный гей, и решил ударить по больному. — Зря… — Почему? — Мне его жалко… Парень округлил глаза, затем полуотвернул лицо и мрачно спросил: — Тебе он нравится?.. — Тебе не обязательно должен нравиться человек, которого тебе жалко. — Это странно. Некоторых людей просто нужно проучить. Он много говорил про тебя гадостей. — Знаю. Люди говорят, чтобы на них реагировали. Не реагируй — и они перестанут. — Долго же придется терпеть… Такое себе. Да и… ты не реагировала, а все продолжали — почему? — Потому что ты реагировал, — она ответила равнодушно, без обвинения. Костя задумался. Про себя решил, что, кажется, она права: парень и раньше примечал, что девочки, с вызовом обсуждая в коридоре Алисину внешность (любимое у них — ее выпадающий из ряда передний зуб), поглядывали на Костю, а не на нее… Вряд ли бы они совсем перестали, молчи он? Хотя… может, стало бы потише?.. — Я говорила, что мы учились в одной школе и жили на одном районе с Тимуром. У него тяжеловато дома. — Отец? — У него нет отца. Он живет с мамой, дедушкой и бабушкой. У мамы тяжелый характер и тяжелая жизнь. Она пьет. — Ну знаешь… — Косте это вообще не показалось проблемой: он тут же подумал, что с удовольствием обменял бы отца-тирана на пьющую мать. — Бывает и похуже. Чего его оправдывать? — Она как уйдет в запой — открывает дома сезон боев без правил. И там так уродливо всё: дерется с дедом, с бабушкой — они же уже пожилые, слабые… В детстве ему много доставалось — мы все знали. Учителя не считали нужным скрывать. Нам их классная руководительница много рассказывала про его семью: дурная совсем, как будто не понимала, что его за это травить будут. Это уже после седьмого класса он подрос, стал таким крупным, на борьбу записался. До этого — его задирали. Я не хотела тебе все это рассказывать. Пожалуйста, не используй это против него. Мне иногда кажется, что он там на меня нападает, потому что понимает, что я знаю, и боится, что всем расскажу. Поэтому я и просила тебя тогда не трогать его. Я надеялась, он поймет, что я не желаю ему зла, и отстанет… Костя долго молчал, и почему-то ему вдруг стало очень интересно: — А полицию на нее не пробовали вызывать?.. — он будто бы уже и знал ответ, но ему хотелось узнать: а как вообще бывает? Они на отца никогда не вызывали. — Вызывали… Поэтому и педсоветы в школе проходили насчет их семьи. Но там, знаешь, как обычно: бабушка вызовет, когда уж совсем невмоготу… Ну придет участковая… Посидит у них, послушает, как они друг на друга жалуются. Скажет: «Надо жить дружно!». И уйдет восвояси. Один раз, мы слышали, родители писали на нее заявление — а потом что? Забирали его… Их ребенок же — как тут не простишь. Так и прощаешь всю жизнь. Парень ярко представил картину: его отец состарится, станет слабым, а Костя будет жить с ним и вдоволь отыграется за свое детство. И это видение ворохнуло в его душе такую сильную жажду мести, такое садистское удовольствие, что он даже испугался. Резко и твердо сказал себе: «Я не хочу быть таким человеком». Сейчас юноша почувствовал прилив силы, и он дал ему стальную уверенность: развилка есть и путь можно выбрать. Главное — не превратиться в своего отца. — Звучит ужасно… — Костя тоже обхватил колени и вздохнул, думая о том, как тяжело, когда ты маленький и ты не только сам жертва насилия, но и вечный наблюдатель. Он, конечно, тоже наблюдал за наказаниями брата, но Матвея… Матвея он и сам недолюбливал — это ощущалась проще. — Ты помнишь его адрес?.. В колледж мне, кажется, путь уже закрыт. — Помню, но я же сказала: не надо! — Алиса даже испугалась и повысила голос. — Нет, я… Хочу все поправить, — юноша сказал это сдавленно, не глядя на нее. — Поговорить с ним… Девушка помотала головой: она чувствовала, что Костя говорит искренне, но опасалась, что он в очередной раз не справится с собой и среагирует на провокацию Тимура. Раздался звонок — а за ним еще два. Эвакуация. — Сильно они меня испугались, — удивился Костя. — Уйду через окно. — Им повезло, что они прятались на первом этаже. Костя поднялся и размял затекшие ноги. Алиса встала рядом и удивленно посмотрела на него сзади. У нее все время было ощущение, что заговори она с ним, он потом и не отлипнет. А тут… просто извинился. — Слушай, Лиса, я хотел сказать тебе еще… — парень обернулся вполоборота. — Ты мне действительно очень нравишься, но я боюсь, что я еще очень зеленый (в прямом и переносном смысле — ха!) для отношений, — юноша мягко заглянул в ее лицо. — Я боюсь, что я еще не готов быть с кем-то, потому что я плохо управляю собой, причиняю боль. Мне надо научиться держать себя нормально. Я не хочу больше никого ранить. Поэтому я могу попробовать для начала быть твоим другом. Я раньше никогда не дружил. И мне этому тоже нужно учиться, но я стараюсь! Хочешь… дружить со мной?.. — под конец голос его немножко дрогнул от волнения. Алиса так удивилась, что даже ответить ничего не смогла, только протянула парню руку, и он пожал ее. Они пристально вгляделись друг другу в глаза и все-таки обнялись. От ощущения тепла чужого тела на душе сразу стало спокойнее. В коридоре послышались шаги, и Костя отступил к окну. — А куда ты идешь? — девушка с тревогой проследила за его движениями. — Нужно еще в одно место… Спасибо! Парень сначала аккуратно спустил рюкзак с первого этажа, затем напоследок встретился с девушкой взглядом и благодарно кивнул. Через секунду он выпрыгнул сам и что было силы понесся через школьную спортплощадку — прямо так без куртки. Где-то в отдалении стояли эвакуированные студенты и встретили его появление восторженными возгласами: «Беги, Форрест, беги!». А все-таки он чертовски любит быть в центре внимания!..