Нечётный четверг

Последние дни Костя часто вспоминал их встречи с Алисой. Еще в самом начале их отношений, когда они даже не целовались, произошло нечто особенное! Они сидели у Алисы на кухне в свете розовой гирлянды, бежавшей ободком по потолочному плинтусу; было уже поздно — за разговором не заметили, как стемнело. За окном послышались хлопки салюта, и темное зимнее небо осветили яркие пятна. Девушка подошла к окну и, завороженно глядя на цветные вспышки, оперлась о подоконник. Парень встал рядом так же. В тесноте они касались локтями — совсем невесомо, но это ощущение было таким ярким: ярче, чем распускавшиеся цветочками позади серых многоэтажек салюты. Косте казалось, что вся его сущность сейчас концентрируется в этой точке локтя и что у него никогда и ни с кем не было телесного контакта чувственнее. Они стояли долго, не нарушая тишины, юноша не решался даже глянуть на нее сбоку, но прекрасно понимал: Алисе нет никакого дела до вида за окном — ей просто тоже приятно это случайное прикосновение, от которого внутри разливается тепло. Вспоминая это, Костя сначала улыбался, ощущая щекотание под ребрами, а затем грустнел, проваливаясь в чувство вины. Еще он злился на себя — особенно когда на уроках пытался перед учителями заступиться за нее и его осаждали презрительными взглядами, колкими замечаниями, а он не знал, что ответить: поверженный, молча садился. Только и мог, что сказать: «Да какое вам дело, э-э, чем цвет волос мешает, типа, учиться?..». В последний раз в ответ на это он получил от математички насмешливое: «Тебе Ремезов, судя по твоим оценочкам, и твои русые волосы мешают страшно. Сиди уж молча, пока не вызвала тебя… самого умного!». На прошлой неделе Костя ходил на родник. Он чувствовал спокойствие в этом месте, но в тот раз его начали раздражать люди: какая-то бабушка попросила его поднять по заснеженным ступенькам (сам родник — небольшое сооружение с крышей — был в низине) пятилитровку. Наверху она водрузила его на коляску. Косте эта бабушка не понравилась: ему сразу показалось, что она смотрела на него с осуждением (сидишь тут, мол, бездельничаешь, хоть вон помоги), поэтому глядел он сам на нее хмуро, а бабушка будто и не заметила — сунула ему в руку пару конфеток. Парень со скучающим видом глянул на эти мятные сосалки — самые гадкие конфеты на свете! И зачем старики их только покупают! Безвкусные, еще и от обертки хрен отдерешь! Потом она его поблагодарила, пожелала здоровья, сказала даже: «Повезло твоей девочке, что у нее такой сильный мальчик!». Костю это совсем размазало. Он после даже ушел с родника, но решил пойти не в город (от вида людей тошнило), а дальше, за ж/д линию, — там начинался частный сектор и бежала небольшая извилистая речка. В одном месте она разливалась шире и берег круто взмывал над покрытой вскрывшимся льдом водой. Там даже сделали ограду, чтобы никто не упал. Костя поставил локти на этот заборчик и устало подпер голову. У него не получалось. Было ощущение, что он все время ломится в закрытую дверь. Вначале казалось: нужно надавить сильнее — и она поддастся, распахнется. Сейчас остался только рыхлый осадок былых надежд — он не такой человек, чтобы справиться. Видимо, такие, как он, могут только сдаваться и нужно научиться жить с этим: с осознанием того, что ты слабый, что ты не можешь исправить свои ошибки, помочь человеку, которого любишь. Весна в этом году пришла рано — поломала лед, наполовину растопила снег и пустила воду пенящимся потоком по холодной речке — она пузырилась, оббегая белые глыбы. Костя долго стоял на берегу, сверху наблюдая за борьбой двух стихий: оставшимися стоять на своих местах массивными льдинами и весело летевшей вперед водой. Она то и дело покусывала лед и уносила с собой небольшие кусочки. Все это время он пытался быть сильным и стоять на своем. Сейчас перебирая в голове слова Славы, Пети, какие-то посты из феминистских каналов в телеге, на которые он подписался в надежде найти подсказки, Костя подходил к сложному решению: ему нужно признать поражение. Подумав об этом, он остановил себя, решил, что Слава бы подобрал другое слово. Наверное, ему нужно отказаться от самой концепции борьбы? Что-то такое он вроде говорил… Или нет? Разлепив ссохшиеся губы, парень тихо проговорил: — Я очень слабый… Но вода заглушила слова, и юноша не услышал собственного голоса. Он даже разозлился от этого и сказал увереннее, с расстановкой: — Я очень слабый. После сказанного все мышцы прошибла судорога — как же это стыдно. Почему он просто не может перестать быть таким?! Он ведь старался изо всех сил! Набрав побольше воздуха в легкие и закрыв глаза, Костя крикнул: — Я очень слабый! И это было сильнее, чем шум реки, — с дерева вспорхнула ворона. Костя глянул на нее, пригнув голову от неожиданного хлопанья крыльев. Кажется, он что-то решил. В очередной раз. Все это произошло еще за неделю до встречи с Матвеем. На следующий день после похода на речку парень зашел в колледже в туалет. Его там давно не было, и все встретили его презрительными взглядами: «Соскучился по пиздилке?». Костя выглядел расстроенным и молча курил, прислонившись спиной к двери учительской кабинки. Тимур стоял напротив в своем сером спортивном костюме, с безынтересным видом вафлил фильтр сигареты и цеплялся к юноше просто потому, что из-за своего положения не мог иначе. — Играешь сегодня со мной в молчанку, чмошник?.. — снисходительно спросил он. Костя пожал плечами и не отозвался. Тимур удивился и даже обрадовался, что его соперник сегодня не в настроении: даст бог кончится быстро и они разбредутся по урокам, а то, бывало, он как прицепится… как тут уйдешь, когда последнее слово всегда должно быть за тобой? — Уже не такой смелый, да? — подбросил еще кто-то. Костя ответил, глядя себе под ноги: — Я никогда и не был смелым. Все всполошились — он явно что-то затевает, — даже выдержали паузу, чтобы парень мог продолжить. — Я вам всем соврал, потому что я трус. Вот это — правда. И с Алисой я ничего не делал из того, что вам наговорил. Это все — выдумка, — сказать это вслух оказалось невероятно сложно, но парень справился. Ребята разочарованно переглянулись — это они и без него знали, надеялись: что-то интересное скажет. — Слушай, ну, что ты пиздабол — это и так понятно, — довольно улыбаясь, проговорил Тимур. — Кто такому чмоне, как ты, даст вообще? Думаешь, мы верили? Этой фемке нужен нормальный, кто ее сможет… — Ты не понял! — Костя тут же вспыхнул, но, контролируя свой гнев, направил его в нужное русло: — Я имел в виду, что я не самец, как ты… Я вот этот чмоня, знаешь, так ты меня называешь все время. Чмоня, чмошник, чухан. Я омежка, и мне нравится, когда девочка сама берет меня. Все, посмеиваясь, переглянулись, кто-то цокнул языком. Тимур не нашелся, что быстро ответить, и только глупо смотрел на него. Костя же распалился и продолжил, уверенно заглядывая ему прямо в глаза: — Я боюсь людей. Я мягкий, как гнилой пень. Я — трухля. Вот такой уж я, — он театрально развел руки в стороны, строго оглядывая всех. — И до этого момента, знаешь, я пытался казаться другим. Таким типа, как ты. Хотя, мне кажется, ты тоже трухля… Может, побольше меня даже, просто рисуешься, потому что тоже трус! Мне остоебенила эта параша! Знаешь, я никогда не побью тебя и не напугаю! Я просто не могу этого сделать: ни физически, ни психологически. Плевать. Короче запомните, — голос вдруг опять задрожал, но Костя выдавил через силу: — Я с ней ничего не делал. Это она меня опускала… Наряжала как девочку, ставила раком и брала… Ясно вам?! Парни все еще посмеивались, но уже как-то нервно — их начинала пугать решимость Кости. Тимур тоже вдруг потерялся, прикидывая, что бы ему ответить… Съязвить, что он слабак?.. Ну, он только что сам это сказал. Посмеяться над тем, что он не мужик? Ну, вроде он и сам это понимает. Тогда он приплел свое любимое: — По-моему, ты просто педик, раз такое любишь. Костя, кажется, ожидал этого и подступил к Тимуру ближе, чем следовало, угрожающе заглянул в глаза. — Из-за того, что мне нравится, когда девочка главная?! По этой причине? Ты че, тупой? Я же сказал, что мне нравятся девчонки. Ты че, не всекаешь, что геям мужики нравятся? Знаешь, я уверен, что ты сам гей и тебе просто нужно принять себя. — Еблет тебе расквашу… — Тимур лениво пихнул его в плечо, и Костя приложился спиной о дверь. — Серьезно! Я же вижу… Знаешь, мой брат гей, ему тоже было трудно себе признаться… И у тебя так же, да? — Ну понятно, почему ты такой ебнутый, — парень нервозно показал зубы. — Он тебе в детстве в трусы залезал, да? Костя сжал кулаки и чуть не бросился на своего обидчика, как вдруг — вспомнил! — он же отказался от борьбы… Ему понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться. Ребята вокруг шакалили, Тимур с противной улыбочкой ждал реакции на его провокацию. Выдохнув, Костя спокойно проговорил: — Тим, мне жаль, что тебе сложно. А я понимаю, что тебе сложно, иначе бы ты так себя не вел. Сказал это, развернулся — и ушел! Все замолчали и переглянулись. Это было совершенно неожиданно. Костя раньше никогда не уходил первым, да еще с таким равнодушным видом. А ему самому было здорово. Он шел к кабинету по коридору и ощущал какую-ту мнимую силу. Понимал, что ничего крутого он не сделал, а ощущал себя круто. Как будто бы его до этого били и он принимал удары — падал от них, страдал. А сейчас вдруг пропустил их сквозь себя, прямо как Петя! На паре он заметил, что одногруппницы часто заглядывают в телефоны, набирают сообщения и насмешливо поглядывают в его сторону. За все полтора часа занятия Костя открыл общий чат колледжа только один раз и увидел сто непрочитанных сообщений. Юноша понимал, что обсуждали его поступок, но читать все это не было никакого желания, и он равнодушно отложил телефон. Изредка парень косился на Алису, сидевшую по диагонали на ряд от него, — она вот часто поглядывала на экран и выглядела озадаченной: ее короткие зеленые волосы сегодня были собраны в хвост, поэтому Костя сбоку мог хорошо разглядеть ее лицо. Ближе к концу она даже обернулась к нему сама, и они встретились глазами. Девушка смотрела удивленно, парень — без эмоций. Обычно, когда они сталкивались взглядами, Алиса хмурилась или даже показывала средний палец; Костя же всегда смотрел виновато и как-то умоляюще. А сегодня — совсем по-другому. Девушка — просто с любопытством и каким-то неверием. Костя — со спокойствием. После этого настроения в колледже сменились. Про Алису на время будто бы забыли — юноша своим поступком ее затмил. Тимур держал дистанцию, зато какие-то другие парни со старших курсов докапывались в коридоре, но делали это беззлобно: так, пошучивали. Костя примерял на себя маску равнодушия и отвечал со сдержанной улыбкой: «Да, люблю, когда девочка седлает мое лицо… Что уж тут поделаешь». Некоторые ребята даже хлопали его по плечу и говорили, что он, хоть и фрик, но хорош. Костя совсем не ожидал этого и удивился, что многим пришлась по вкусу его выходка: все-таки смелость ценится! За спиной они, конечно, явно смеялись, но главное — не в глаза. А еще девочки! Юноша примечал, как они в коридоре поглядывают на него со стороны, а потом шушукаются. Некоторые ему даже улыбались — насмешливо, но с легким налетом флирта, и Костя не без удовольствия догадывался, что кто-то из них ему скрыто симпатизирует. Через неделю, правда, эффект стал спадать: юноша больше всего боялся, что эти клоуны опять начнут клепать обидные мемы про Алису. Самое жесткое было, когда они запостили в чат колледжа какой-то ее старый тикток на тему феминизма и очень грубо его высмеяли, хотя там даже не было ничего такого. Костя тогда ночь не спал, не выпуская из головы мысли, что мир действительно выглядит ужасно: девочка снимает видео о том, что мальчики тоже могут плакать и это нормально, а потом эти мальчики пишут миллион рассерженных сообщений о том, какая же она убогая, раз так думает. Костя всякий раз залетал в диалог, пытаясь отстоять ее честь: то он писал какие-то большие сообщения, пытался объяснять все по уму, но это у него совсем не получалось: ребята доебывались до орфографии, говорили: «Слушай, ты вообще даун, сиди молчи в тряпочку»; то запрыгивал в чат с агрессией, посылал нахуй по двадцать человек на дню. Результат был один — ничего не получалось. Иногда Косте казалось, что все это они делают, только чтобы его спровоцировать, и Алиса была права: не реагируй он — конфликт бы сгладился быстрее. Слава богу, сейчас все это сошло на нет. В чате пописывали что-то про него, но это совсем не задевало. Мучили только учителя: они, видимо, решили додавить Алису. Костя даже подошел один раз после уроков к преподавательнице, которая вроде бы была более-менее, и открыто спросил: «Что все так к ней цепляются?». Молодая женщина призналась, что от них требуют: был педсовет, откуда-то сверху спустили разнарядку, чтобы в учебных заведениях не было никаких этих ваших ЛГБТ-детей, а главный их признак — цветные волосы, аниме-значки, поэтому их всех надо сделать нормальными, спрятать, чтобы никто и не подумал, что где-то такие существуют. Костя видел, как с каждым днем Алисе труднее от замечаний педсостава. Поначалу ее это совсем подкосило (она столкнулась с таким первый раз в жизни), потом словно бы попривыкла, а со временем это, конечно, доконало. Девушку раньше хвалили за оценки, за примерное поведение — со всеми дружит, без конфликтов, за любую стенгазету берется, в активностях участвует. А тут… чуть ли не каждый день начинается с фразы по типу: «Смотрите, какая у нас Вилорова опять размалеванная. Тебе не стыдно так выглядеть? Посмешище просто». Как-то, уже после той беседы с Матвеем, Костя опять зашел к ним. Его встретил Слава и сразу забеспокоился, но парень сказал, что ему просто нужна небольшая помощь. — Позвать Матвея? — мужчина повесил его куртку на крючок. — А где он? — В комнате второй занимается по учебе… Просил не беспокоить, вообще… — Отлично, оставим его там. Я, в общем-то, к тебе. Мстислав предложил сесть на кухне, но юноша запросился в комнату, и они пошли туда. Костя даже дверь прикрыл, и мужчина напрягся, ожидая услышать какую-то плохую новость. — Слав, — парень пошарил в рюкзаке и, выложив на темно-синее покрывало маленький розовый пакет из «Подружки», неловко попросил: — Можешь, типа, накрасить меня? Мужчина поднял брови и растерянно ответил: — Ну… Ты мне, наверное, сначала расскажи: чего это там тебя так жмыхнуло? Костя рассказал, как признался о своих сексуальных предпочтениях и перестал строить из себя альфа-самца в надежде, что это поможет переключить внимание с Алисы на него. — Поэтому я вот хочу так выглядеть, как она, и прийти туда таким, чтобы ее поддержать. Чтобы эти училки тупые тогда уж лучше на меня накинулись. Как ты думаешь, это норм идея? Мужчина пожал плечами и, подумав, ответил: — Идея — просто пиздец, но я бы поступил точно так же! Костя широко улыбнулся и очень обрадовался, что Слава его поддержал. — В общем, давай ты мне макияж сделаешь ща. Я посмотрю, как это. И потом перед шарагой себе такой же сделаю. — Хорошо, давай попробуем… Только по улице с ним не ходи. — Ну, я могу в шарагу в балаклаве пойти и там ее снять. — Думаю, балаклаве охранник обрадуется еще меньше, чем косметике… Только это надолго, пошли сначала перекусим! Они сидели на кухне и ели холодные макароны прямо из сковородки. Слава все время повторял, что главное вилкой не касаться дна, потому что оно с покрытием, — и Матвей будет очень ругаться, если узнает. Косте было забавно, что в доме Мстислава его брат так уверенно заводит свои порядки, но получить от него нагоняй он боялся как никогда, поэтому ел осторожно, не оставляя царапин! К счастью, когда старший вышел попить воды, они уже отставили сковородку в сторону и пили чай. Матвей шел в задумчивости и опешил, заметив Костю. — Привет! — тот бодро протянул ему лапу. Старший хмуро покивал (он всегда, если видел кого-то неожиданно, в первую очередь примерял серьезное лицо и настораживался, ожидая худшего — вот и сейчас весь напрягся) и, пожав ему руку, спросил: — Что случилось? — Ничего! Просто в гости зашел. Костя почувствовал, что рука брата была немного запачкана в клее, и вытер свою о скатерть. Матвей посмотрел на него пристально, потом перевел взгляд на Славу — тот выглядел спокойным, — и решил, что нет причин для паники, поставил чайник и стал ждать. Было видно, что они говорили, а Матвей прервал их, — выглядело, словно был какой-то секрет. Мстислав уловил это и решил просто продолжить, чтобы сгладить это впечатление. — Так вот! Эта похожая ситуация, про которую я начал. Это было не помню на каком курсе, только у нас был очень мерзкий препод в колледже — мужик такой лет за пятьдесят ему. Вел профильный предмет технический. И у меня в группе было немного девочек… Трое! Вот он им постоянно в уши лил всякое: зачем вы сюда пришли на технологов печати! Да вы работать никогда не сможете… Да машины только мужской руке подчиняются! Я, ты знаешь, вообще не думаю, что его руке хоть какая-то техника могла подчиниться. Он такой синий к нам на пары приходил, что не мог с первого раза телефон на зарядку поставить — руки дрожали. Бесил меня пиздец, но я тогда не сильно смелый был. Так… ворчал иногда себе под нос, ну, пару раз ему, может, огрызнулся, но без особой охоты. Потом, кстати, много жалел, вспоминал всякие моменты, когда он сексистские штуки задвигал, а я сидел себе в телефон играл… Ну, маленький я был еще, трусливенький. Так вот. Экзамен летом. У меня автомат. Ну че-то он там то ли наугад ставил, то ли перепутал меня с кем. Короче — фортануло. Но нас там заставили сидеть до конца, потому что потом надо было еще помогать им идти какую-то хрень тягать… Так это. Вымучал он там двух девочек страшно, поставил им там то ли «три», то ли «четыре» — не помню. А только — нечестно. Они все лучше парней рассказывали, потому что знали, что он от них больше требовать будет, а он им там, как эти преподы-мужики совковые любят, заливал: «Ну, это ты вряд ли понять сможешь… Ну, выучить — выучила, а понять-то поняла что? Не женское это дело…». Отвратительно короче… Но я сидел, сыкло, молчал, только глаза закатывал. И там, короче, должна была последняя девочка отвечать, и тут хер знает, что ему в голову взбрело, только он прицепился: «Типа ты в каком виде в учебное заведение пришла? Не стыдно?». А она была там в юбке какой-то, ну выше колена, да… Но обычная юбка в складку такая белая, на улице июнь-месяц — жарко пиздец. А он доебался: «Идешь на пересдачу. В таком виде к экзамену не допускаю». Я потом подумал еще, знаешь, может, он хотел, чтобы она после за ним одна бегала пересдачу выпрашивала: ну, понимаешь… бог знает, что у таких ебнутых мужиков на уме. Доведут девочку до слез, а потом пожалеют — и рады. В общем, она вышла, расплакалась очень. Я тогда уже не выдержал, слава богу, понял, что надо делать. Очень разозлился, вылетел из кабинета, взял ее за руку и повел в туалет. Через пять минут возвращаемся: заходит она в моих штанах: даже с ремнем велико, они мешковатые, руками придерживает, чтобы не улетели; а следом я — в юбке! На меня парни обернулись и аж присвистнули! Там, конечно, все обалдели. Я там как топ-модель: у меня носки такие длинные адидасовские, кеды цветные, ноги небритые, я еще ее ростом повыше — мне юбка покороче… Ну, как на парад, в общем. Препод тогда вообще дар речи потерял. Она ему весь билет наизусть ответила — волновалась, конечно, дрожала вся, а он только на меня в упор смотрел, серо-зеленый. А я сидел весь такой невозмутимый: на спинку стула откинулся, руки скрестил и ногу на ногу еще закинул. Он все пропустил мимо ушей, что она отвечала, просто поставил «пять» и отпустил. А потом, знаешь, как-то… я даже не ожидал тогда: маленький еще был, не знал, что такое бывает. Ну, он под Новый год, подвыпивший, мне там что-то сальное на ухо сболтнул. Попросил сначала станки там ему помочь подлатать, а когда мы вдвоем остались по плечу погладил так «по-отечески» и шепнул что-то, мол: «Юбочки часто надеваешь?». Мне кажется, я ничего тогда и не сказал, только так зыркнул на него, что он даже отступил. Противно, в общем, было. Я спустя время, когда вспоминал, думал: надо было мне его руку в этот станок сунуть, чтобы знал. — Ничего себе! — Костя удивился. Слава слабо улыбнулся — видно было, что тема неприятно ворошила его сердце, — и скользнул взглядом к Матвею. Тот стоял, забыв про вскипевший чайник. — Ну, это с юбкой ты конечно мощно! И тебя не доебывали парни? — Костя не заметил сложной эмоции на его лице и продолжил с энтузиазмом. — Да не, это уже на старших курсах было, да и я душа компании, знаешь, ну или шут — кому как угодно. В общем, мы ладили. Они просто решили, что я такой отбитый. Та девочка была очень благодарна мне! Даже встречаться предложила! — А ты согласился? — вдруг хрипло спросил Матвей. Мужчина смерил его удивленным взглядом и ответил: — Моть, я давно пытаюсь тебе признаться, знаешь, просто не знаю, как ты отреагируешь… В общем, я гей… — Слава прыснул от смеха, и Костя вместе с ним, а парень насупился. — Но мы с ней потом крепко дружили, я даже каминг-аут сделал. Она сказала, что догадывалась. Матвей отвернулся и стал наливать себе чай. Мужчине показалось, что, может, он обиделся, что они так посмеялись, и подошел к нему, поставил рядом две кружки. Парень наполнил их и встретился взглядом исподлобья с улыбчивыми глазами Славы. Мужчина хотел чмокнуть его в висок, но побоялся делать это при Косте: Матвей стесняется его. Парень опустил в свой зеленый чай ломтик лимона и тихо сказал: — Про этого препода звучит просто отвратительно. Ты эту историю хотел мне рассказать? — Нет, это только закуска, — Мстислав грустно улыбнулся и щекотно провел пальцем по тыльной стороне руки юноши. Тот все же постыдился нежности и ушел в свою комнату. Слава выпил с Костей чая. Они еще поболтали про опыт мужчины в колледже, и юноша очень вдохновился его поступком. Он органично ложился на задуманное им. Позже они переместились в комнату. Слава красил Косте глаза, от напряжения прикусывая нижнюю губу и хмуря брови. Затем он медленно отодвинулся и внимательно посмотрел на плоды своего труда. — Ну как оно? Мужчина не выдержал и рассмеялся, протянул юноше зеркало. — Честно говоря — отстой… Размалевали тебя, как Рэмбо... — признался начинающий визажист. — Почему так криво?! — Это оказалось сложнее, чем я думал! Меня раньше подруги красили, а у самого — руки-крюки. — Ну ты вот тут ровно просто подмажь, чтобы оно одинаково было. — Да не получается, я уже вон там подмазывал, пришлось другой глаз тоже переделывать. Портит это образ… — Че делать? Может, у Матвея руки попрямее? — от безысходности предложил Костя, но тут же подумал, что брата в это впутывать — слишком неловко. — Это просто сложно! Это не руки! Давай ты в шарагу придешь, сам слегка подмажешь, как будто это гранж-стайл, и разотрешь, растушуешь вот так, — Слава натыкал что-то в пинтересте. — А вот это вокруг обвести я смогу? — Нет, даже не пробуй — будешь, как панда. Только верхнее веко намажь… — Вот этот ошейник еще хочу, — Костя указал на фото. — Это называется «чокер». У меня есть. Ты уверен?.. — Да. — Очень смело… Как-то даже слишком. — Нужно сделать все. Будет тупо, если не хватит какой-то последней детали и в итоге никто ничего не поймет. — Поймут и так. — А вдруг нет? — Я боюсь за тебя в таком образе там. — Меня и без образа там отпиздят — это похуй. Мне не привыкать. Вот… самое главное, — он достал из рюкзака коробочку с зеленой краской для волос. Слава изучил упаковку и спросил: — Она несмываемая. Точно хочешь? — Да. — Окей. Волосы у Кости были светло-русые, поэтому сильно осветлять их не пришлось и краска легла хорошо. Матвей даже испугался, когда через час увидел его на кухне. Смывалка у Славы была такая себе, поэтому у парня на лице остались еще и следы теней. — Ты че, хочешь, чтобы его отец на этот раз просто грохнул? — Матвей криво усмехнулся, а потом даже сердито посмотрел на партнера. Тот поежился и пожал плечами. — Нормально все будет, — начал Костя. — Ему плевать: какие у меня волосы. Он меня с любым цветом на дух не переносит… Че под него подстраиваться… Матвей закатил глаза и стал доставать из холодильника продукты для ужина. Ему разрешили наступать на ногу, и он спокойно ходил по квартире, но на улицу пока не выбирался. Позже Костя ушел. Прощаясь Слава предложил ему: — Давай-ка, когда отец вернется, ты первую ночь у нас переночуешь, а днем вернешься и видно будет? Но парень помотал головой и, на прощание крепко пожав руку, воодушевленный, ушел. Перед сном в кровати мужчина чувствовал исходящее от Матвея раздражение и не решался с ним заговаривать, листал ленту. Юноша изредка недовольно косился на него, затем сказал, что ему мешает свет. Мстислав молча выключил лампу и отложил телефон. Матвей ожидал, что партнер сам завяжет разговор, но этого не произошло, поэтому он сухо начал: — Что ты делаешь с Костей? Ты понимаешь, что отца это точно выбесит? Они лежали просто рядом, но не в обнимку — впервые за долгое время. Слава ответил со вздохом: — Он попросил — я ему помог. Это его желание. — Ну сказал бы, что это тупое желание. Он же не понимает. — Матвей, ему через месяц восемнадцать лет, он взрослый человек. Он все понимает. — Возраст тут не причем. Ты должен был быть умнее, а ты только потакаешь. — Да какая муха тебя укусила? — Слава даже фыркнул и отвернулся. — Слушай, я пытаюсь быть сдержанным и общаться с ним нормально, но он будто назло мне исполняет такое… и теперь будет там, как клоун, сидеть. — Сказать кое-что жестокое?.. — Ну, рискни! — Матвей весь приготовился к удару. — Мне кажется, ты говоришь, как твой отец. Извини. Матвея эта фраза сильно осадила. Он задумался и долго не отвечал. Спустя несколько минут тихо проговорил: — Я просто беспокоюсь, понимаешь… — Матвей, я понимаю. Я тоже беспокоюсь, но Костя самостоятельный человек. Здорово, что мы как люди, у которых есть возможность, можем предложить ему переехать к нам, как-то повлиять на отца… Но его решения — это его дело. Я считаю, что у него самая главная проблема — это выученная беспомощность. Он должен научиться действовать сам. Уверенно. Действовать, ошибаться, признавать ошибки и исправлять их. Иначе он так всю жизнь и проживет с отцом, которого ненавидит. Знаешь, как часто такое бывает? Я столько семей знаю, где взрослые люди живут с родителями, с которыми не ладят, ругаются каждый день и всё никак не разъедутся, хотя шансы были… Матвей тяжело вздохнул. Он не понимал, почему его так выбесила эта ситуация. Может, он обиделся, что неделю назад они с Костей сидели вместе и с большим трудом достигли особо уровня откровенности, а теперь брат пришел к его партнеру и просто за пять минут рассказал ему все секреты. А главное: Славе для этого даже не нужно стараться, подбирать слова, ему просто достаточно быть Славой. Несправедливо. Почему одни люди такие разговорчивые и открытые и им все доверяют, а другие — такие как Матвей: они и стараются, а им все равно никто не верит? — А ты меня обнимешь?.. — жалко выдавил юноша и зажмурился. Мужчина ничего не ответил, но послышался скрип матраса и через секунду Матвей ощутил теплое прикосновение. — Единственное, что меня правда пугает… — задумчиво начал Мстислав. — Это, ну, понимаешь, эта смена имиджа — действительно очень смело. На такое решиться — дорогого стоит. И я немножко боюсь… что на такое… не просто так решаются… А как бы напоследок. — Ты говоришь про суицид?.. Да нет… У нас вся жизнь была такая исковерканная — и мы же как-то дожили до этого момента. — Сейчас ему труднее. — Ну, не знаю… Ну, что там у него: любовь эта неудавшаяся. Они же подростки. Ромео и Джульетта — тоже мне! — Когда ты юный, чувства острее. Вообще, это больно в любом возрасте. И знаешь: Ромео и Джульетта — действительно подростки… — Да ладно тебе сгущать краски. Он говорил тебе что-то такое? — Они необязательно о таком говорят… У вас дома нет оружия? — Да нет — откуда? — Ну иногда родитель ходит на охоту там… И вешает ружье на видном месте. — Мы не в Америке. — Ну-ну. Вон тут недавно опять мальчик в школе устроил эту вашу Америку. — Да не будет он никого стрелять — это же Костя. В нашей семье про такое только на меня думали. — А ты хорошо своего брата знаешь? Матвей задумался и скомканно ответил: — Ну и ладно: допустим, ты его уже лучше меня знаешь. И что? Считаешь: правда пойдет стрелять? — Не думаю… Просто мы сидели с ним, все было ок. Потом он ушел и я что-то забеспокоился… Как бы раньше он не был таким решительным. — Ой, не накручивайся… Они помолчали. После паузы Матвей с напускным равнодушием спросил: — А когда ты мне расскажешь ту историю, которую хотел? Ты ведь не забыл? — Я помню… — сонливо ответил Слава, не открывая глаз. — Я немного подрастерял уверенность за эту неделю… Но я работаю над этим. — Почему? Что-то не так? — Не знаю… Бывает, ты планируешь что-то, а потом перед самим разговором у тебя ладошки мокрые. — Не могу поверить, что ты меня стесняешься… — Не совсем это… — А что? — Спокойной ночи, — Мстислав чмокнул его в плечо и покрепче прижал к себе.