Эй, кто-нибудь..! Сломанная игрушка

      В тот день отменили последний урок, но я не стал звонить шоферу, забиравшему меня после занятий. Надо было зайти в книжный магазин и купить тетрадей и прочую канцелярию. Я дожидался сигнала светофора, чтобы перейти улицу, когда меня неожиданно схватили за плечо и развернули. Я увидел Максима с перекошенным от злобы лицом.       — Лапу убери! — рявкнул я.       — Ты, мелкий ублюдок, — зашипел он, — что ты забыл в моей школе?! Здесь не место таким отбросам, как ты!       Я помнил, что Артем и Илья часто называли его «безумным Максом». Сейчас он явно был не в себе. Я успешно отучал себя от страха перед ним, он только разозлил меня, и я ответил с не меньшей ненавистью:       — Сам ищи другую школу, урод! Это я не хочу видеть каждый день твою рожу!       — Ах ты… — задохнулся он от ярости. Потом попытался скроить глумливую ухмылку. — Ты, сучонок, теперь крут, да? Тебя Бакаев на содержание взял, костюмчики тебе покупает? Наверно, нравится, как ты ему отсасываешь? Ты уж старайся, пидор, а то снова на помойке окажешься.       Меня не особо задевали его домыслы, но сам факт того, что он осмелился заговорить со мной, подначивать меня, вызвал гнев.       — А сам-то ты кто без своих дружков? Что ты теперь можешь, кроме как слюной тут брызгать? Ну?!       Ухмылка сползла с его губ.       — Ненавижу тебя! — снова зашипел он. — Откуда только ты, сука, взялся? Все каникулы мне испоганил, друга лишил. Ты и сейчас мне жизни не даешь, я задыхаюсь в одном классе с тобой…       — Вот даже как. Какой я, оказывается, плохой, — усмехнулся я. — По-моему, это ты отброс, Максим. Сдохни ты сегодня, и в школе действительно дышать станет легче.       Вряд ли Макс ожидал, что у меня достанет смелости огрызаться. Да так с ним, наверное, никто и никогда не разговаривал. У него была настолько обескураженная, тупая физиономия, что я невольно рассмеялся. Максим вскинулся, как от пощечины, и, матерясь себе под нос, бросился от меня через дорогу. Я закрыл глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце… И вдруг — скрип тормозов, грохот, дикий вопль, который тут же размножился, и теперь, казалось, орала вся улица. В двадцати шагах от меня старенький «Жигули» впечатался в бок маршрутки, осколки стекол как в замедленной съемке сыпались на капот. Водитель оторвал от руля залитое кровью лицо. Какая-то женщина истошно вопила, показывая рукой под колеса машины. Я почему-то знал, что там увижу. Толпа только начала собираться, я подошел одним из первых. На асфальте лежал Максим, с зажатыми между машинами ногами. Признаков жизни он не подавал. Эта картинка показалась мне нереальной, ведь только что я пожелал ему сдохнуть…       — Вызовите «скорую»! — кричали рядом. — У кого есть мобильник?       Ну, у меня есть. Я набрал номер экстренного вызова, каким-то чужим голосом назвал адрес и объяснил ситуацию. На заданные мне вопросы отвечал ровным, бесстрастным голосом. Может, я все-таки был в шоке? Никак не мог избавиться от ощущения, что сижу перед телевизором и слушаю сводку новостей по городу, где рассказывают о произошедшей несколько минут назад аварии, в которой подросток, перебегавший дорогу на красный свет, погиб под колесами автомобиля. Такому восприятию очень сопутствовали зеваки, сосредоточенно снимавшие все на камеры телефонов. Трясущийся водитель «жигулей» выбрался из машины, вытирая кровь с разбитого носа. Увидев зажатого под колесами парня, он начал отталкивать свою машину назад. Человека три бросились ему помогать. Ноги Максима были освобождены: мне стало видно, что под разорванной и пропитанной кровью штаниной одна нога была какой-то сплющенной и значительно длиннее другой. Парень вдруг застонал, открыл глаза и даже попробовал приподняться. Взгляд его был мутным, бессмысленным. Он слегка сдвинул свое тело, отталкиваясь локтями. Под новый истеричный женский вопль я увидел, как фонтанчик крови из поврежденной ноги взвился едва ли не на метр, и кровь пульсирующей струей стала заливать асфальт. Максим не обратил на это особого внимания и продолжил попытки подняться.       «Это ненадолго, он сейчас кровью истечет», — отстраненно подумал я.       Затем обошел столпившихся зевак, развязал узел галстука и, подойдя к Максиму, плотно затянул шелковую ткань чуть повыше извергающей кровь раны. Крови было слишком много, ее запах ударил мне в нос, меня замутило. Давя рвотные позывы, я все туже стягивал галстуком бедро. Какой-то человек опустился рядом с нами на колени и помог мне, с силой потянув за один конец галстука. Потом ловко закрепил на бедре узел. Кровотечение сошло на нет. Я чувствовал, что сам сейчас вырублюсь. Поэтому поспешно поднялся и вернулся на тротуар.       Пошатываясь, я шел к школе, когда личный «лексус» Натальи Витальевны притормозил рядом со мной, и шофер открыл мне дверь.       — Слав, а что это там? — спросил он, кивком указывая на обилие народа и мигалок.       — Авария, парня сбили, — на автомате ответил я.       — Живой?       — Да вроде живой.       — А ты видел, да? — с жадностью поинтересовался он, — Ты че-то бледный как стенка, напугался, что ли?       — Испугаешься тут… — выдавил я из себя, садясь в машину.       — А знаешь, сколько я аварий повидал? Не сосчитать! Прутся всякие долбоебы через дорогу не глядя. Отвечай потом за них.       Понемногу отойдя от шока, я разглядел, что рукава моего нового костюма заляпаны кровью, мелкие брызги были и на брюках.       Дома кроме Олеси никого не было, но она занималась уборкой, и я, закрывшись в ванной, принялся спасать костюм. Поскуливая от жалости и досады, аккуратно смыл пятно холодной мыльной водой. После недолгих усилий ткань стала однотонной, но окончательный вывод можно было делать, лишь дождавшись, пока костюм высохнет.       В голове была каша из мыслей. Самая навязчивая — как объяснить Наталье Витальевне, куда я дел новый галстук. Но, вернувшись домой, она, естественно, не побежала проверять мой гардероб. Буднично поинтересовалась успехами в школе, а потом позвала в гостиную смотреть какое-то ток-шоу и пить чай. Я уж, было, совсем расслабился, смотря телек и беззаботно обсуждая чужие проблемы с опекуншей, когда в гостиную заглянул Вадим Артурович.       — О, Вадим, ты рано сегодня! — воскликнула Наталья Витальевна. — Вот и отлично, вместе поужинаем.       — Да, Наташа, я ужасно голоден. Поторопи, будь добра, Олесю.       Едва женщина вышла, Бакаев повернулся ко мне.       — Слава, пройди в мой кабинет, мне надо с тобой поговорить, — безапелляционно сказал он.       Я снова напрягся — этот тон не предвещал ничего хорошего.       — Твой одноклассник попал под машину сегодня недалеко от школы, — начал он, едва я прикрыл дверь. — Но, думаю, для тебя это не новость, так?       А я, дурак, опасался расспросов Натальи Витальевны! Теперь по закону жанра Вадиму Артуровичу оставалось только выложить передо мной окровавленный галстук.       — Да, я видел аварию, — ответил я, не решаясь смотреть ему в глаза.       — И никому не рассказал об этом?       — Я не хотел расстраивать Наталью Витальевну…       — Она все равно бы узнала. Максим друг Артема, я близко знаком с его родителями.       — А-а, понятно, — зачем-то ляпнул я, заинтересованно пялясь на узор ковра.       — Это ты оказал Максиму первую помощь? — без обиняков спросил он.       Ему обо всем уже известно, какой смысл юлить?       — Да, я.       — Хм, молодец. А почему ушел оттуда? Бросил товарища, даже «скорой» не дождался?       Почему? Почему я вообще туда полез, вот вопрос! Костюм испачкал. Лучший костюм в моей жизни!       — Слава, ты будешь мне отвечать? — уже жестко спросил Бакаев.       Если б я не тянул паузу, можно было бы сказать, что мне сплохело от вида крови. Вадим Артурович в упор смотрел на меня, но не в глаза, которые я прятал, не на лицо. Глубже. Мысли мои сканировал.       — Ты не хочешь узнать, что с Максимом?       Я прислушался к своим ощущениям: нет, не хочу.       — И что с ним? — нехотя спросил я.       — Он в тяжелом состоянии в реанимации. Ему ампутировали ногу.       Я чуть было опять не протянул «а-а-а, понятно», но вовремя прикусил язык.       — Слава, объясни мне кое-что: ты испытываешь неприязнь к Максиму?       Вадим Артурович немного повысил голос. А мне захотелось серой мышкой юркнуть под стол.       — Чё вдруг?       Он саркастически улыбнулся.       — Не строй из себя дурачка, у тебя выходит наигранно. Так все-таки, что у вас за отношения?       — Нет у нас никаких отношений.       — Но были? — сразу спросил он. Поскольку я упорно молчал, продолжил: — Вот что, Артем привел тебя в наш дом, ты нуждался в помощи, и мы ее тебе оказали. Не разбираясь, кто ты, откуда, что собой представляешь. И сколько я к тебе ни приглядывался, могу сказать одно: странный ты парень. Твои поступки мне непонятны. Я знаю, что ты сбегал из дома. Может, все-таки мне пора познакомиться с человеком, который третий месяц живет в моем доме?       — Вадим Артурович, какое вам дело до моих отношений с одноклассниками? — с вызовом спросил я.       — Не с одноклассниками. С Максимом, лучшим другом Артема. Бывшим лучшим другом, — веско сказал он. — Та еще была троица: Артем, Илья и Максим. Случалось им творить неприглядные вещи. Досадно, но Артем там был за главного. И вдруг летом он рвет все отношения с друзьями. А потом появляешься ты. Ненавидящий Максима. Все это как-то связано между собой?       Артем советовал мне не конфликтовать со своим отцом. Сейчас красивое лицо Бакаева выражало недовольство. Я внутренне сжался в комок, отчаянно надеясь, что пытать меня не будут. Только я и под пыткой ничего ему не скажу.       — Я еще раз спрашиваю, что тебе сделал Максим? И какое отношение к этому имеет мой сын?       Я сжал кулаки и заставил себя посмотреть в черные, прожигающие во мне дырку глаза.       — Ну так спросите об этом у своего сына, — тихо, но твердо сказал я.       В его глазах промелькнуло удивление.       — Вот волчонок, — озадаченно сказал он. — Хорошо, я так и сделаю. А ты уж не пожалей, что не рассказал мне СВОЮ версию.       Ну, вот и угрозы. Теперь от опекуна. А ведь этот человек нравился мне. Сильный, как скала, красивый, как античный бог. Я завидовал Артему, что у него есть такой отец, и невольно мечтал заслужить внимание Вадима Артуровича. Можно сказать, у меня получилось.       — Я должен уйти из вашего дома? — спросил я, вновь изучая ковёр на полу.       Он фыркнул.       — Не болтай чепухи. Я твой опекун, ты забыл? Я за тебя отвечаю. Тем более, что сам ты за себя отвечать отказываешься. Ступай в столовую.       Я долго ходил как пришибленный после этого разговора. Бакаев что, действительно намерен докопаться до истины? Я надеялся, что в этом случае Артем соврет что-нибудь правдоподобное.       Через неделю Макс оклемался, пошел на поправку, хотя и стал одноногим инвалидом. Наталья Витальевна несколько раз ездила к нему в больницу. Пыталась и меня с собой утащить, мне с трудом удавалось отмазаться под разными предлогами.       А на выходные приехал Артем. Я был в школе и не подозревал, какой «сюрприз» меня ждет. Стоило зайти в квартиру, как он набросился на меня, схватил в охапку и потащил в гостиную.       — Артем! — завопил я, оказавшись лежащим под ним на софе. — Совсем о**ел?! Как ты здесь оказался?       — Отец мне сам билет заказал! — довольно скалясь, сказал он. — Чтобы я с бедным Максиком повидался. А знаешь что, мы сейчас вместе поедем, только не в больницу, а ко мне на хазу. Славка, так трахаться охота, мочи нет!       Я начал спихивать его с себя.       — Дебил, да ты же не знаешь ничего…— начал я, но он заткнул мне рот поцелуем. Язык сунул так глубоко, что меня чуть не вырвало.       Я отчаянно барахтался под ним, и вдруг услышал резкий оклик Вадима Артуровича.       — Артем!       Сыночка как ветром с меня сдуло. Красный и злой, я поднялся, одергивая на себе куртку. Вадим Артурович смотрел на Артема, дергая желваками.       — Иди за мной, — прорычал он. — Поговорим!       Втянув голову в плечи, Артем поплелся в кабинет. Да, не вовремя он на меня запрыгнул. Интересно, это могло выглядеть как невинное дурачество двух друзей? Как он выкрутится?       Мне вдруг так тревожно стало. Мало ли, что этот псих сболтнет. Я уселся за комп в своей комнате, бездумно пялился на красивую картинку на рабочем столе. Было слышно, как внизу Наталья Витальевна с кем-то весело болтает по телефону. С полчаса никаких других звуков в мою комнату не проникало. Затем где-то громко хлопнула дверь, послышался удивленный голос опекунши, голос Артема. Мне стало совсем неуютно, хотелось одновременно заткнуть уши и ничего не слышать, и сделать вылазку и поговорить с Артемом.       Но очень скоро Артема в доме не было. Шофер отвез его в аэропорт. Воцарилась давящая тишина. Прислуга ходила на цыпочках, Наталья Витальевна поспешно уехала к подруге. А из кабинета хозяина волнами расползался холод. Он и до меня добрался, и я начал дрожать. Да что за черт! В чем я виноват?! Блядь, если я стану козлом отпущения, не знаю, что сделаю! Не выдержу, заору, наверное, такого наговорю в горячке, что всем плохо будет, не только мне.       Я думал, что смогу так вечно сидеть и предаваться тревожным мыслям. Но банальный голод выгнал меня из комнаты. В последнее время меня так усиленно кормили, что я вошел во вкус, и, не успев отобедать, я жил в предвкушении ужина. За два месяца набрал килограмма три и не собирался на этом останавливаться. И вот такого человека оставили без обеда, и время ужина давно прошло. Я на цыпочках пробрался на кухню, нашарил в холодильнике сок, сделал себе бутерброд и как волчонок набросился на еду. Покончил с ней в пять секунд, и мой желудок потребовал продолжения банкета. Но, едва я поднялся, как в дверях кухни появился Вадим Артурович. Спокойный, сосредоточенный, а в лице — ни кровинки. И спину он держал слишком прямо, словно принуждал себя к этому.       — Я зашел в твою комнату, а ты вот где, — сказал он. — Я и забыл, что пора ужинать. Что-то Наташа задерживается.       Я молчал и не мигая смотрел на него, словно меня застали на месте преступления. Вадим Артурович подошел ко мне и положил руки на плечи. Я разглядел на его лице горькую складку у рта, которую раньше не замечал.       — Слава… — начал он и замолчал на несколько секунд. Его руки переместились с моих плеч на щеки. Он приподнял мне голову и заглянул в глаза. — Слав, я тут слишком давил на тебя. Ты извини, я просто привык все контролировать. Как оказалось, у меня не всегда это получается.       Уголок его рта пополз вбок, резче обозначив складку.       — Не держи на меня зла, хорошо, мальчик?       Я оказался не готов к такому разговору. Тупо смотрел на него и с трудом заставил себя кивнуть.       — Вот и хорошо. Но я бы хотел, чтобы ты впредь больше мне доверял. Тогда я всегда смогу помочь тебе. Слава, я… я тебя не оставлю, ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку и… понимание.       Большой, властный, богатый человек волновался, разговаривая со мной! Что этот трепло наболтал отцу?       — Спасибо, Вадим Артурович, — едва слышно сказал я.       Он обнял меня и шепнул на ухо:       — Прости меня.       — За что?       — За Артема.       Он отстранился, погладил меня по голове и вышел из кухни. Скоро вернулась Наталья Витальевна и позвала меня ужинать. Но что-то аппетит у меня пропал.       Мне так и не суждено было узнать, что Артем сказал отцу. Только тот изменил свое отношение ко мне. Никакого пренебрежения больше не было. Была забота, искренний интерес к моей жизни. Не сразу, конечно, но, спустя какое-то время наши отношения больше всего походили на отношения между отцом и сыном. Мои детские мечты стали реальностью. Я спокойно учился, забыв, что когда-то в моей жизни были бытовые проблемы. Общался с одноклассниками, начал встречаться с девушкой. Когда закончил школу, поступил в тот вуз, который выбрал сам в ставшем мне родным Ёбурге. Хотя мне на выбор были предоставлены все учебные заведения мира.       В 2008 финансовая империя Бакаева пошатнулась. Вадим Артурович работал сутками, чтобы избежать катастрофы. Неожиданно даже моя скромная помощь оказалась востребованной. А я готов был в лепешку расшибиться ради него. Я прошел ускоренный курс «Как не потонуть в условиях кризиса и потопить конкурентов». Его преподавал мне приближенный к Бакаеву главбух. По окончании курса, совпавшем с окончанием финансового кризиса компании, Яков Иосифович (100% еврей!) сказал мне: «Настоящим бухгалтером не становятся, а рождаются. Возможно, и в тебе есть Божий дар построить пирамиды и поиметь налоговую, до конца жизни оставаясь на свободе». Вадим Артурович гордился мной, его окружение пророчило мне карьеру его правой руки. Пока я учился в универе, продолжал жить в доме Бакаевых. Потом его фирма предоставила мне вместе с работой квартиру. Очень вовремя, надо сказать, так как у меня сложились серьезные отношения с одной девушкой. И так я окончательно развязался с Артемом, который, пока я жил в доме его родителей, не пропускал случая затащить меня в свою постель. Хорошо еще, что его визиты из Москвы были нечастыми.       И вот, пожалуй, еще один эпизод из моей юности.       Шел четвертый месяц моей новой жизни в семье олигарха. Приближался Новый год и каникулы. Меня ожидала сказочная поездка на острова в Атлантическом океане.       Однажды я заметил припаркованный возле школы «ниссан» моего бывшего «отчима». Непонятно было, какого лешего он тут делает посреди рабочего дня. Я сделал вид, что не заметил его. Однако и на следующий день, и через день мне на глаза попадалось знакомое авто. Почему-то это стало меня нервировать, и я решился подойти к нему. Нацепив на лицо мину пофигиста, я твердым шагом направился к машине. Навстречу из нее вышел Дмитрий Васильевич, осунувшийся, постаревший. Зимнее пальто болталось на нем.       — Слава! — закричал он издалека, словно боялся, что я пройду мимо.       — Что вы здесь делаете? — не тратя время на любезности, спросил я.       — Я… Я вот… Привез тебе, хотел передать… — засуетился он, достал из кармана пачку конвертов и протянул мне.       Письма от Витька! Их было шесть штук. Сколько же времени они провалялись у этого козла?       — Могли бы просто переслать их по почте, — сухо сказал я.       — Я не знаю твоего нового адреса, — проблеял он и замолчал, переминаясь с ноги на ногу.       Я уже хотел развернуться и уйти, как он спросил:       — А как тебе живется, Слава?       — Очень хорошо. У меня все в порядке.       — А в школе как дела?       Меня начинал бесить этот треп.       — Просто отлично. Ну, мне пора.       — Слава, подожди! Послушай, я сказать хотел, — торопясь и волнуясь, сказал он, — Я виноват перед тобой, я не должен был тебя выгонять. Верочка… она бы мне не простила этого.       — Если вам так нужно мое прощение…       — Да, очень, очень нужно! — перебил он и схватил меня за руку, — Славик, я тебя прошу — возвращайся домой! Я, дурак, избавился от единственного, что мне оставалось от Веры. Пожалуйста, вернись, я тебя официально усыновлю. Я буду хорошим отцом, обещаю!       Да он спятил! И вид у него нездоровый. У мужика даже слезы потекли.       — Мне теперь так одиноко! Я все время смотрю на фотографию Веры. Еще и сны эти идиотские… Я с ума сойду один, Слава! Нам ведь обоим тяжело, так ведь? Мы должны держаться друг друга!       И вот тут меня прорвало. Я-то думал, что боль моя отступила, я успокоился и оставил прошлое позади. А боль затаилась во мне созревшим нарывом, который вдруг вскрыли. Я вырвал свою руку, стал орать на него, через слово вставляя мат. Напомнил, как умолял меня не выгонять, как он, упиваясь своим горем, наплевал на мою боль. Сдохни я тогда, ему бы это только на руку было. Что ж теперь-то случилось? Совесть заела? Иди просто поплакаться некому? Я тебе не психолог, козел, не мамочка, сопли твои вытирать!       — Только попробуй еще здесь появиться! Будешь меня доставать, пожалуюсь Бакаеву. Его охрана вправит тебе мозги, мудак!       — Слава, мальчик, успокойся! — испуганно бормотал он, пытаясь снова схватить мои руки.       Я ударил его. Он снова сунулся ко мне, но вдруг, посмотрев в сторону, поспешно шмыгнул в машину и отчалил. Я обернулся. К воротам школы подъезжал Бакаевский «лексус».       «Отчим» больше меня не доставал. Видно, внял голосу разума. А я после такой встряски почувствовал себя лучше.       Дома перечитал письма Витька на сто раз. Блядь… не пересохни навсегда мои слезы этой осенью, залил бы ими каждую строчку. Первое письмо было полное негодования и упреков, во втором гнев усилился. И уже в третьем — отчаянье и просьбы просто написать, что я жив. И дальше по нарастающей. Наверняка этот мерзавец отчим не отвечал на звонки Алины. Полный раскаяния и жалости к нам обоим, я тут же написал Витьку. Рассказал о смерти мамы, о том, что попал в другую семью, о своей новой жизни, о школе. Еще о том, как скучаю по нему и с каким нетерпением жду его возвращения. Тогда я обязательно приеду. Витёк, ты меня и не узнаешь!