Naughty School Girls Get Spankings

Я даже не осознаю, что невольно задержала дыхание, пока сам мистер Томлинсон мне не приказывает: — Дыши, Вайлет. Не убивать же я тебя собираюсь. А вот насчёт этого я бы поспорила... В такие моменты, когда он злобно ухмыляется и когда в его глазах словно чертики начинают плясать, в голове невольно появляются мысли: а вдруг ему нравится шлепать меня? Хотя, по правде говоря, я уверена, что это ему определённо приносит несказанное удовольствие. Временами я всерьёз считаю, что он ещё с детства просил родителей, когда он вырастет, отдать его в школу, чтобы он мог наказывать там самых непослушных учениц. Что ж, я бы точно не удивилась... Нервно выдохнув поток воздуха, я осторожно впускаю в легкие новую порцию кислорода, иногда забывая, что это вообще надо делать. Если бы я только могла возразить, противостоять, хоть что-нибудь сделать, чтобы со мной так не обращались... Но это просто невозможно. Моя мать, довольно властная женщина, лично отправила меня сюда и уж точно не обрадовалась бы, если бы я вернулась. Я с полной уверенностью могу сказать, что ей плевать на меня. — Итак, за что я тебя наказываю? — спрашивает он своим соблазнительным голосом, опираясь на стол, стоящий рядом со мной. Готова спорить, он пялится на мою задницу. — Я лазила по деревьям, — бормочу я невнятно. — Ещё за что? — Я назвала мисс Уикхэм чокнутой занудой, — добавляю я неуверенно. Ох, я в полной заднице. Кто зовёт директрису "чокнутой занудой" прямо перед мистером Томлинсоном? Боже, какая я идиотка... — Ты также ослушалась меня, когда я просил тебя слезть с дерева бессчетное количество раз. А я ещё молчу про твой неуважительный по отношению ко мне тон и отвратительное обращение со мной, — он покидает стол и становится позади меня. Колени начинают подкашиваться, но я стараюсь удержать себя в руках. — Сколько? — спрашивает он сразу напрямую. — М... — я понятия не имею, сколько! В последний раз я предложила больше, чем он хотел; в предпоследний — меньше. — Я не знаю, сэр... — Ты не знаешь? — уточняет он своим строгим тоном. — Нет... Я все время неправильно угадываю, — признаюсь я, аккуратно выбирая слова. — Что ж, мне все равно нужно число. Я знаю, как сильно тебе жаль по поводу твоего проступка, — проговаривает учитель. Его голос звучит так властно. Интересно, он понимает, насколько сильно? — Ну... — начинаю я, а после, подумав, произношу: — Тридцать пять. Кажется, я слышу, как он усмехается. Он что, смеется надо мной? Что за придурок, а. — Как сильно? — Кхм, я не зна-а-аю.... 6, — закрываю глаза, пытаясь не начать плакать. — Вайлет, дорогая, — я чувствую, как он пытается сдержать в себе смешок, и я не выдерживаю: — В чем, блять, проблема? — выпаливаю, выпрямляясь и поднимаясь со стола, развернувшись к нему лицом. — Потому что я не вижу здесь ничего смешного! Его улыбка исчезает с его губ, когда он понимает, что я больше не стою, склонившись на стол. Выражение его лица становится серьёзным и, честно говоря, пугающим; он сжимает челюсть, отчего появляются желваки. От одного разъярённого вида мистера Томлинсона мурашки пробегают вниз по моей спине. — Становись в позицию и стой смирно, — приказывает он, указывая пальцем на стол. — Тогда прекрати смеяться надо мной. Порка сама по себе для меня большое унижение, — хнычу я, но все же подчиняюсь его приказу и делаю так, как было сказано. — Приказы здесь даю я, а ты лишь выполняешь их. Я не обязан делать то, что ты мне говоришь. Так же, как и не обязан отвечать на твои вопросы, — учитель произносит слова спокойно и отчётливо, а после чего вдруг больно шлепает меня по заднице. — Итак, ты хотела тридцать пять шлепков с отметкой в 6 из 10. Я собирался отшлепать тебя пятьдесят раз. Подавившись собственной слюной, я задерживаю дыхание, глаза широко распахиваются, а губы невольно приоткрываются. — Но... — мой голос дрожит от шока и неожиданного страха. — Но ничего. Ты получишь сто шлепков с отметкой в 9, сладкая. — Не называйте меня сладкой! — не подумав, кричу я на него. Мне плевать, пусть думает, что хочет. Сейчас я чувствую не только страх. Я также злюсь. Зачем он это делает со мной? — Следи за своим языком. Я хочу, чтобы в этот раз ты считала. Если ты пропустишь хоть один раз, мы начнём все заново. Поняла? — с некими нотками злорадства и опасности в голосе произносит мистер Томлинсон, напрочь отбивая мою способность дышать и соображать. Теперь я точно уверена, что он чертов дьявол. — Да. — Да, кто? — он снова шлепает меня, причём очень-очень больно. — Да, сэр. — Почему не "папочка"? — спрашивает он таким тоном, будто все это для него сплошная забава. — Да... папочка, — шепчу я. — Хотя, знаешь, что? Забудь про "папочку". Обращайся ко мне "сэр". Мне нравится, как это звучит. С твоих губ, — решает он, наконец, слегка призадумавшись и ухмыльнувшись. — Есть, сэр, — отвечаю я нерешительно. Он точно сведёт меня с ума. По его выражению лица можно сказать, что ответ его устраивает, после чего он встаёт позади меня в свою привычную для наказани позу. Нахмурив брови, я с болезненным нетерпением жду, когда же он начнёт. Ох, я уже чувствую, как больно мне будет потом. Мистер Томлинсон начинает выполнять "свой долг", в то время как я покорно считаю, достигая отметки в двадцать шлепков без каких-либо проблем. Учитель продолжает отшлепывать меня, а я все так же продолжаю считать, в то время как его шлепки становятся все больнее и больнее, а моя задница — краснее и краснее. Интересно, ему так же больно, как мне? По крайней мере, он все ещё не трогал мою юбку... Надеюсь, он забыл про неё. На сорока четырёх он останавливается и делает шаг назад, произнося: — Теперь я буду использовать вот эту палку. Переведя взгляд назад, мне на глаза попадается палка, которая служила опорой для одного кустика, и которая сейчас покоится в его руках. С губ срывается стон, смешанный с хныканьем. От его руки было больно, разумеется, но не так сильно, как от трости. Наверное и что скорее всего, ему самому стало больно меня отшлепывать голой рукой... Спустя несколько мгновений он наносит первый удар палкой. Сжав зубы, еле выговариваю: — Сорок пять. Учитель набирает свой прежний темп, и я собираю все оставшиеся во мне силы, чтобы не упасть и продолжать считать. Если я пропущу хоть один, то можно считать, что меня больше нет. — Думаю, самое время внести некоторое разнообразие, тебе не кажется? — спрашивает он, фальшиво улыбаясь, в то время как я все не могу понять, к чему он клонит. И, прежде чем я успеваю среагировать, он задирает мою юбку наверх, откидывая её на спину так, что ему становятся видны мои черные кружевные трусики. — Сэр! Пожалуйста, не надо! — жалобно молю его я, хоть и понимаю, что это бессмысленно. — Тс-с! — затыкает он меня, медленно просовывая палец под тонкую ткань моих трусиков на боку. Пытаюсь вырываться, брыкаться, но его хватка словно железная. Учитель держит меня, прижимая к столу, пока я скулю и пытаюсь не умереть со стыда. Невыносимо медленно и мучительно мистер Томлинсон стягивает ткань трусиков вниз по моим бёдрам, а затем — к лодыжкам, где их и оставляет. — Думаю, мне не стоит напоминать тебе, какая у тебя восхитительная задница, Вайлет, — проговаривает он своим соблазнительным голосом, одной рукой гладя меня по бедру. Мне хочется заплакать, но я не позволяю себе, зная, что мы не дошли даже до половины. — Ты была очень непослушной, Вайлет, — будто удовлетворенно произносит мистер Томлинсон, после чего продолжает моё наказание. Я чувствую сильное жжение в пятой точке, когда я еле-еле произношу "семьдесят девять", после чего я, к своему некоторому удивлению, чувствую, как горячие слёзы начинают течь по моим щекам. Я ведь никогда не плакала, когда меня отшлепывали. Но в этот раз... Это невыносимо, столько ударов за раз я не получала никогда. Пытаюсь сдержать их, но они продолжают медленно литься, обжигая кожу, и я всхлипываю, мысленно молясь, что он не услышит. Но уже вскоре я не выдерживаю и громкие всхлипы и стоны от боли выскальзывают с губ, в то время как я пытаюсь устоять на месте, прижимая колени друг к другу. Он безжалостно продолжает наносить удар за ударом, не щадя уже покрасневшую — а может, уже и посиневшую — кожу бёдер. На восьмидесяти семи я дергаюсь, едва удерживая равновесие. Он кладёт руку мне на поясницу, тем самым удерживая на месте. Чувствую, как он подходит ближе и прижимается своей нижней частью тела к моим бёдрам, пока его свободная рука все так же продолжает меня удерживать за поясницу. Ощущение его так близко... оно настолько реально и настолько неправильно, что я ещё сильней пытаюсь брыкаться, лишь бы уйти от него подальше. — Хватит двигаться, Вайлет, — приказывает он, чуть отходя и добавляя ещё один удар. На последнем шлепке он останавливается, спрашивая: — Теперь ты будешь послушной девочкой? — Д-да, — всхлипываю я. Изо всех сил стараясь не разрыдаться, я пытаюсь сдерживать слезы, но моя задница буквально горит от его ударов, и я чувствую, как мои плечи дергаются от того, что я плачу все сильней и сильней. *Шлепок* — Сто, — шепчу я, наконец-то, пытаясь подняться, но он останавливает меня. — Нет ещё. Оставайся в этой позиции и не двигайся. Я серьезно. Не двигайся, — приказывает он сердито, отходя от меня, после чего и вовсе исчезает. Я даже не пытаюсь позвать его или спросить, почему он уходит каждый раз после того, как отшлепает меня. Все, о чем я позволяю себе и могу думать, так это о моей пятой точке и о том, как она у меня болит. Медленно опускаю руку к пояснице, осторожно гладя её, а затем все ниже и ниже, пытаясь хоть как-то уменьшить боль; слезы все продолжают литься, а моя ненависть к жизни — только увеличиваться. После нескольких минут, которые мне кажутся вечностью, учитель возвращается, тут же грозно проговаривая: — Вайлет! Я сказал тебе не двигаться. Тут же возвращаю руку на её прежнее положение: его голос звучит устрашающе и даже опасно. — Разве я говорил, что ты можешь трогать свою задницу? — спрашивает мистер Томлинсон, и у меня застревает комок в горле. — Нет? — выдыхаю я, все ещё лёжа на этом чертовом столе. — Нет, я такого не говорил. Тогда почему ты ослушалась моего приказа? — продолжает он, вновь подходя ко мне сзади, и я чувствую ткань его костюма своей голой кожей. — Простите. Просто мне очень больно, — жалобно отвечаю я, прикрыв глаза. — Встань, — приказывает он, после чего я сразу же повинуюсь его приказу, собираясь поднять трусики. — Их не трогай. Останавливаюсь, непроизвольно переводя взгляд на него. Моё лицо приобретает новый оттенок красного, хотя я уже и так умираю со стыда. Почему ему всегда надо сделать ещё хуже? — Подними свою юбку, — вновь приказывает он, давая мне время его исполнить, при этом не спуская меня глаз ни на секунду. — Зачем? Зачем вы заставляете меня это делать? Мисс Уикхэм никогда такого не делала, — спрашиваю я, неуверенно скрещивая руки на груди и не прикасаясь к юбке. — У каждого свои методы наказания. Что ж, вот он мой. Унижение — это то, что заставляет людей подчиняться, — объясняет он терпеливо, после чего его глаза падают вниз на мою юбку. Учитывая то, что я стою, смотря на него, и он уже видел мою задницу, я не хочу, чтобы он увидел что-либо ещё. — Я не хочу, чтобы увидели мой... перед, — шепчу я, нервно переводя взгляд вниз на ногти. — Тогда повернись. Ты будешь стоять в углу, пока я не скажу тебе, — он указывает на дальний угол по правую сторону. — Оставь свои трусики здесь. Иди. — Думаю, я приберегу их для себя, — соблазнительным тоном шепчет учитель позади меня, и, когда я поворачиваю голову в его сторону, вижу, как мистер Томлинсон кладёт мои трусики к себе в карман пиджака.