Шесть скрещенных палочек

В тексте есть приличный кусок из оригинальной книги. — Поттер, сосредоточьтесь! — Я пытаюсь! — Мне не нужны Ваши попытки! Очистите сознание, немедленно. На счёт три. Гарри Поттер до хруста стискивает зубы, рискуя их сломать. Не страшно, волшебники от такого избавляются на раз-два-три. Парень поморщился — в последнее время маггловская присказка вызывала не самые приятные ассоциации. — Раз… И как, как его только угораздило?! Нет, он отлично понимал, как, но ярость никуда от этого понимания не девалась — и надо же, а, дважды на одни грабли! — Два… Попытка успокоиться, ожидаемо, ни к чему не привела — слишком силён был ассоциативный ряд между занятиями окклюменцией и тем, что к этим пресловутым занятиям привело. — Три. Легилименс! Он лежит на матрасе и пытается отдышаться после очередного кошмара. Сначала лицо мёртвого Седрика, леденящий душу хохот — а затем какой-то длинный коридор с последней дверью. Силой усмиряя дыхание, Гарри встаёт и достаёт чистый пергамент — так больше продолжаться не может. Дрожащим пером парень выводит строчки. «Дорогой Сириус, жизнь здесь становится невыносимой…» Он сидит в гостиной, в мягком кресле, напротив бледного семейства Дурслей. Похоже, он здорово всех напугал своими письмами, где всё чаще рассуждал о непрекращающемся кошмаре, в который превратилась его жизнь, и о смерти. В последнем письме даже спросил Гермиону, не знает ли она какого-нибудь маггловского ядовитого растения, умирать от которого не больно. Видимо, это и стало последней каплей — отговорки в духе «мы ничего не можем написать, сову могут перехватить» закончились, а на Тисовую улицу примчалась толпа нервничающих взрослых. Поттер ликовал — он уедет отсюда! Горящие глаза Рона, перепуганная Гермиона — Гарри, путая слова, пересказывает свои сны. — Ты должен рассказать всё Дамблдору! Подруга не меняется. Парни синхронно фыркают — вот ещё, делать такую глупость! Рон начинает пространно рассуждать о каких-то Чертогах Разума, упирая на когда-то прочитанную книжку о бессознательном — единственный маггловский томик в их доме, появившийся там благодаря мистеру Уизли. Гермиона поджимает губы и упрямо трясёт головой — Гарри смутно кажется, что где-то он такое уже видел… — Гарри, мальчик мой, ты должен был сразу обратиться ко мне! Дамблдор покачал  головой и печально вздохнул. Поттер пристыженно перевёл взгляд на дырки в своём кресле — на площади Гриммо почти не было целой мебели. — Ладно профессор Дамблдор, но Гарри, почему ты ничего не написал мне?! Сириус взмахнул своими всё ещё слишком худыми руками и продолжил наматывать круги вокруг сидящих крёстника и директора. — Но это ведь просто сны… — Не просто, мой мальчик, совсем не просто. Директор печально покачал головой, а затем резко сменил тон на деловой. — Профессор Снейп любезно согласился заниматься с тобой окклюменцией. Начнёте сразу, как он освободится. Гарри стонет и роняет голову на руки — лето загублено. Сальноволосый ублюдок хмыкает и осматривает чью-то бывшую спальню — лучше комнаты для занятий найти не удалось. Снейп медленно подносит палочку к виску, и вязкая серебристая субстанция отделяется от его головы, чтобы перетечь в блэковский Омут Памяти. Мерзкая ухмылка и такие же мерзкие объяснения, что такое окклюменция и зачем её надо знать. Первое занятие пришлось на начало августа, и от этого было ещё хуже — появившийся в доме крёстного в середине июня, он и забыл об этих уроках, занятый более интересными и важными вещами — Орденом Феникса, например. — Встаньте сюда. Сосредоточьтесь. Очистите Ваше сознание. На счёт три. Раз… Два… Три… Легилименс! Он лежит на матрасе и пытается отдышаться… — Это что, Ваша попытка защититься от меня? Я, конечно, безмерно счастлив, что мне не приходится лицезреть Ваши детские воспоминания, однако же, начинает надоедать. Поттер, целью наших занятий является не построение причинно-следственной связи, как мы с Вами оказались в одной комнате, а… Тут снизу раздался леденящий душу вопль, и Снейпа перекосило.  Скоро бессвязные крики довольно явно оформились в «кто-нибудь, помогите». Зельевар брезгливо отряхнул мантию и повернулся к своему ученику спиной. — Продолжим позже, Поттер. Процедив это сквозь зубы, мужчина вылетел за дверь комнаты, оставив Гарри лежать на полу — кровать убрали ещё на первой встрече, когда он при падении рассёк себе висок ножкой. Сейчас было уже четвёртое занятие и последнее летом, но Поттер не испытывал никакого облегчения — мучения продолжатся и в школе, директор уже предупредил.  Парень встал и хотел выйти из ненавистной комнаты, узнать, в чём дело, но тут в поле его зрения попал Омут Памяти. Сириус притащил его сюда сразу, как комната была выбрана под занятия, и Снейп всегда первым делом сливал в него какие-то воспоминания. «Ну, нет. Эта летучая мышь, конечно, здорово меня достала, но копаться в его грязном белье я не хочу» — Поттер передёрнулся. Он даже вообразить не мог, что именно может прятать раскаявшийся Пожиратель Смерти — особенно после всех тех ужасов, что рассказывал пропустивший стаканчик Сириус. Это уже стало традицией — Блэк с бутылкой огневиски удалялся на чердак, чуть позже туда проползал Гарри и, сидя на холодном полу и выпавших перьях, слушал байки крёстного. Такие вечера безумно нравились им обоим — Сириус получил слушателя, а Гарри странную пародию на семейную идиллию. Дядя Вернон тоже любил посидеть в гостиной со стаканчиком, раскрывая Дадли маленькие секреты своей работы. Но, всё же, что в Омуте? Жуткие пытки, которым Снейп подвергал магглов? Доказательства, что сальноволосый ублюдок поддерживает безносого гада? Тайные приказы? Какие-то извращения? Гарри поймал себя уже около Омута. Будь на его месте Рон, то он бы уже бродил по профессорским воспоминаниям, стараясь не упустить ни одной детали. Что стала бы делать Гермиона, Поттер даже не хотел думать — они с Уизли объявили девочке бойкот, потому что она, как и на третьем курсе, не придумала ничего лучше доноса Дамблдору. Как и после истории с метлой, парни жутко на неё обиделись, и игнорировали всё лето, не обращая внимания на укоризненные взгляды взрослых и тихие уговоры Джинни. Но даже Грейнджер, оставшись наедине с воспоминаниями, наверняка подсмотрела бы — хоть одним глазком.«Нет, нет и нет. Отец бы точно не одобрил» — Поттера это самовнушение с детства успокаивало. Раньше он любил воображать, каким был отец, а потом и вовсе выбил из взрослых всю информацию. Пожалуй, человек, который получился у Гарри в голове, действительно очень походил на Джеймса Поттера. Парень проверял, спрашивая у Люпина и Сириуса, как бы отец повёл себя в той или иной ситуации. Вот и сейчас, напоминание о нём помогло бороться с искушением, и гриффиндорец направился к выходу. Снизу раздался крик, дом ощутимо тряхнуло, и Поттер, не сумев удержать равновесие, завалился назад, затылком ныряя в Омут Памяти и погружаясь в чужие воспоминания. Он падал в холодной тьме, отчаянно кувыркаясь по дороге, и вдруг… Гарри стоял посреди Большого зала, но четыре факультетских стола куда-то пропали. Вместо них в зале было больше сотни отдельных парт, обращенных в одну сторону, и за всеми сидели ученики — низко склонив головы, они что-то писали на пергаментных свитках. Тишину нарушали только скрип перьев да редкий шелест поправляемого пергамента. Очевидно, здесь шел экзамен. Солнечные лучи потоками струились через высокие окна на склоненные головы, которые на ярком свету отливали золотым, медным, каштановым… Гарри осторожно огляделся вокруг. Где-то здесь должен быть Снейп… ведь это его память… И он действительно был тут — за партой, прямо позади Гарри. Гарри смотрел как зачарованный. Снейп-подросток выглядел чахлым и нездоровым, словно деревце, выращенное в темноте. Его прямые сальные волосы подметали столешницу, от крючковатого носа до пергамента, на котором он строчил, было не больше полудюйма. Гарри зашел к нему за спину и прочел на экзаменационном листе заглавие: «Стандарты Обучения Волшебству. Защита от Темных искусств». Значит, Снейпу сейчас примерно столько же, сколько Гарри, — лет пятнадцать-шестнадцать. Его рука так и летала по пергаменту — он написал по крайней мере на фут больше своих ближайших соседей, хотя его почерк был совсем мелким и строчки тесно лепились друг к другу. — Еще пять минут! Гарри чуть не подскочил от неожиданности. Обернувшись, он увидел невдалеке, между рядов, макушку профессора Флитвика. Профессор двигался мимо мальчика с взъерошенными черными волосами… сильно взъерошенными черными волосами… Гарри дернулся так резко, что сбил бы соседние парты, будь он из плоти и крови, но вместо этого просто скользнул, как во сне, через два ряда в третий. Спина черноволосого мальчишки стала ближе… вот он распрямился, отложил перо и подвинул к себе пергамент, словно для того, чтобы перечитать написанное… Гарри остановился перед партой и посмотрел сверху вниз на своего пятнадцатилетнего отца. Его захлестнуло волной возбуждения — он точно смотрел на самого себя, но с некоторыми заметными отличиями. Глаза у Джеймса были светло-карие, нос чуть длиннее, чем у Гарри, а на лбу не хватало шрама, но у обоих были одинаково тонкие черты лица, те же губы, те же глаза; вихор у Джеймса на затылке был точно таким же, как у Гарри, его руки могли бы быть руками Гарри, и Гарри сразу понял, что, если его отец встанет, они окажутся практически одинакового роста. Джеймс отчаянно зевнул и взъерошил волосы, растрепав их еще сильнее. Потом, кинув взгляд на профессора Флитвика, повернулся на сиденье и ухмыльнулся мальчишке, сидящему на четыре ряда дальше его. С новым приливом восторга Гарри увидел Сириуса, поднявшего большой палец в ответ на ухмылку Джеймса. Сириус лениво откинулся на спинку стула, наклонив его так, что он стоял только на двух ножках. Он был очень обаятелен: его прямые черные волосы падали на лоб с небрежным изяществом, о каком не могли бы и мечтать ни Джеймс, ни Гарри, и сидящая за ним девочка с надеждой глядела на него, хотя он, похоже, вовсе ее не замечал. А еще через две парты от нее — под ложечкой у Гарри снова сладко екнуло — сидел Ремус Люпин. Довольно бледный и изнуренный на вид (может быть, приближалось полнолуние?), он был поглощен работой — перечитывал свои записи, почесывал подбородок кончиком пера и слегка хмурился. Значит, где-то поблизости должен быть и Хвост… И действительно, не прошло и нескольких секунд, как Гарри заметил его — щуплого мальчишку с острым носиком и мышиного цвета волосами. Хвост казался встревоженным: глядя в свой пергамент, он грыз ногти и ковырял носками пол. Время от времени он с надеждой косился на свиток соседа. С минуту Гарри наблюдал за ним, потом снова переключился на Джеймса, который от нечего делать рисовал что-то на обрывке чернового пергамента. Он изобразил там снитч, а теперь выводил рядом буквы «Л.Э.». Что они означали? — Отложите перья! — проскрипел Флитвик. — Это и к вам относится, Стеббинс! Пожалуйста, оставайтесь на местах, пока я не соберу ваши работы! Акцио! Больше сотни пергаментных свитков взмыли в воздух и, ринувшись в протянутые руки профессора, сбили его с ног. Раздался смех. Несколько учеников с передних парт встали и, взяв Флитвика под локти, помогли ему подняться. — Благодарю вас… благодарю, — пропыхтел Флитвик. — Очень хорошо, Теперь все свободны! Гарри взглянул вниз на отца — тот поспешно зачеркнул украшенную завитушками надпись «Л.Э.», вскочил на ноги, сунул перо и экзаменационный билет в сумку, забросил ее за спину и подождал, пока к нему присоединится Сириус. Гарри обернулся и заметил неподалеку Снейпа, который пробирался к двери, перечитывая на ходу свой билет. Сутулый и угловатый, он двигался как-то судорожно, точно паук, и его сальные волосы подпрыгивали при каждом шаге. Стайка щебечущих девочек отделила Снейпа от Джеймса, Сириуса и Люпина, и Гарри, внедрившийся в ее середину, старался не терять Снейпа из виду одновременно прислушиваясь к разговору, который вели между собой Джеймс и его друзья. - Тебе понравился десятый вопрос, Лунатик? — спросил Сириус, когда они вышли в вестибюль. — А как же, — весело отозвался Люпин. — «Назовите пять признаков, по которым можно узнать оборотня». Прекрасный вопрос. — Ты уверен, что тебе удалось правильно перечислить все признаки? — с притворной озабоченностью спросил Джеймс. — Думаю, да, — серьезно ответил Люпин, когда они присоединились к скопившейся у выхода толпе учеников, которым не терпелось выбраться из замка на залитый солнцем луг. — Признак первый: он сидит на моем стуле. Признак второй: он носит мою одежду. Признак третий: его зовут Ремус Люпин. Все, кроме Хвоста, засмеялись. — Я написал про форму морды, зрачки и кисточку на хвосте, — взволнованно сказал он, — а больше ничего не мог… — Ты что, совсем тупой, Хвост? — нетерпеливо сказал Джеймс. — Раз в месяц гуляешь с оборотнем всю ночь напролет… — Говори тише, — взмолился Люпин. Гарри снова беспокойно оглянулся. Снейп шел за ними, все еще поглощенный чтением, — но это была его память, и если бы ему вздумалось выбрать на свежем воздухе другой маршрут, то Гарри, очевидно, больше не смог бы наблюдать за Джеймсом и его друзьями. Однако, к его огромному облегчению, когда Джеймс и трое его друзей направились через лужайку к озеру, Снейп двинулся вслед за ними — он никак не мог оторваться от своего пергамента и явно не смотрел, куда бредет. Держась чуть впереди него, Гарри по-прежнему внимательно следил за Джеймсом и остальными. — А по мне, вопросы были — лучше не надо, — услышал он голос Сириуса. — Я удивлюсь, если не получу, как минимум, «превосходно». — Я тоже, — сказал Джеймс. Он полез в карман и достал оттуда трепыхающийся золотой снитч. — Где взял? — Стащил, — небрежно сказал Джеймс. Он принялся играть снитчем, отпуская его не больше чем на длину руки и ловя снова — реакция у него была великолепная. Хвост смотрел на него с благоговением. Они остановились в тени той самой березы на берегу озера, где Гарри, Рон и Гермиона однажды провели воскресенье за домашним заданием, и бросились на траву. Гарри еще раз оглянулся через плечо и, к своей радости, увидел, что Снейп устроился неподалеку в густой тени кустарника. Как и прежде, он изучал материалы экзамена, и Гарри спокойно уселся на траву между кустарником и березой, глядя на четверку товарищей под деревом. На поверхности озера сверкали яркие блики, а на берегу, тоже залитом солнечным светом, сидела компания девочек, только что вышедших из Большого зала, — сняв туфельки и носки, они болтали ногами в прохладной воде и смеялись. Люпин вынул книгу и углубился в нее. Сириус с надменным и скучающим видом, что очень ему шло, поглядывал на прогуливающихся вокруг учеников. Джеймс по-прежнему играл снитчем, позволяя ему отлетать все дальше и дальше — казалось, что он вот-вот вырвется на свободу, — но неизменно ловя его в самый последний момент. Хвост наблюдал за ним с открытым ртом. Всякий раз, когда Джеймс демонстрировал особенно сложный бросок, Хвост ахал от восхищения и принимался аплодировать. Минут через пять Гарри стал недоумевать — его удивляло, почему Джеймс не попросит Хвоста держать себя в руках, но Джеймсу, похоже, нравилось чужое внимание. Гарри заметил, что у его отца была привычка взлохмачивать себе волосы — он словно боялся, что его прическа покажется кому-то чересчур аккуратной. Кроме того, он все время косился на девочек у воды. — Перестань, — наконец сказал Сириус после того, как Джеймс снова эффектным броском поймал снитч и Хвост издал очередной ликующий вопль, — а то Хвост описается от восторга. Хвост слегка покраснел, но Джеймс ухмыльнулся. — Как скажешь. — Он засунул снитч обратно в карман. Почему-то Гарри был почти уверен в том, что Сириус — единственный, ради кого Джеймс готов прекратить рисоваться. — Скучно, — сказал Сириус. — Когда наконец будет полнолуние? — А я бы и без него обошелся, — мрачно сказал Люпин из-за своей книги. — Между прочим, нам еще трансфигурацию сдавать. Если тебе так скучно, можешь меня проверить. — И он протянул ему книгу. Но Сириус лишь презрительно хмыкнул. — Оставь себе, я всю эту чепуху наизусть знаю. — Сейчас развлечемся, Бродяга, — спокойно сказал Джеймс. — Гляди, кто там… Сириус повернул голову — и замер, как пес, почуявший кролика. — Великолепно, — мягко сказал он. — Нюниус. Гарри обернулся и посмотрел в ту же сторону. Снейп около кустов только что поднялся на ноги и теперь прятал свои листки в сумку. Когда он вышел из тени и зашагал по лужайке, Сириус и Джеймс встали. Люпин и Хвост остались сидеть. Люпин по-прежнему смотрел в книгу, хотя его зрачки не двигались и между бровей пролегла едва заметная морщинка. Хвост переводил взгляд с Сириуса и Джеймса на Снейпа и обратно, и лицо его светилось жадным нетерпением. — Как дела, Нюниус? — громко сказал Джеймс. Снейп отреагировал так быстро, как будто ждал нападения: уронив сумку, он сунул руку в карман и уже доставал оттуда волшебную палочку, но тут Джеймс воскликнул: — Экспеллиармус! Палочка Снейпа подлетела вверх футов на двенадцать и шлепнулась в траву позади него. Сириус рассмеялся отрывисто, словно залаял. — Импедимента! — сказал он, направив палочку на Снейпа, и Снейп, рванувшийся за своим оружием, упал ничком на полпути к нему. Гуляющие стали оборачиваться в их сторону. Некоторые ученики поднимались на ноги и подходили ближе. Одни смотрели на происходящее с неодобрением, другие — с удовольствием. Снейп, тяжело дыша, лежал на траве. Джеймс и Сириус приблизились к нему с поднятыми палочками; по дороге Джеймс поглядывал через плечо на девочек у озера. Хвост тоже поднялся на ноги и наблюдал за ними с жадным интересом — он даже отошел от Люпина, чтобы лучше видеть. — Как прошел экзамен, Нюнчик? — спросил Джеймс. — Я смотрел на него — он возил носом по пергаменту, — злорадно сказал Сириус. — Наверное, у него вся работа в жирных пятнах, так что ни слова не разберешь! Кое-кто из зрителей засмеялся: Снейпа явно не любили. Хвост пронзительно захихикал. Снейп пытался встать, но заклятие еще действовало, и он корчился, будто связанный невидимыми веревками. — Вы у меня дождетесь! — выпалил он, глядя на Джеймса с откровенной ненавистью. — Дождетесь! — Дождемся чего? — хладнокровно сказал Сириус. — Что ты хочешь сделать, Нюнчик, — вытереть о нас свой сопливый нос? Из уст Снейпа извергся поток ругани и проклятий, но его палочка лежала в трех шагах от хозяина, и ничего не случилось. — Ну и грязный же у тебя язык, — презрительно сказал Джеймс. — Экскуро! Изо рта у Снейпа тут же полезла розовая мыльная пена, она покрыла его губы, и он задыхался в ней… — Оставьте его в покое! Джеймс и Сириус оглянулись. Свободная рука Джеймса немедленно взлетела к волосам. Кричала одна из девочек у озера, с густыми темно-рыжими волосами до плеч и поразительно зелеными глазами миндалевидной формы — такими же, как у Гарри. Его мать. — Что, Эванс? — сказал Джеймс. Сам тембр его голоса вдруг изменился — он стал более глубоким и мелодичным, более взрослым. — Оставьте его в покое, — повторила Лили. Она смотрела на Джеймса с откровенной неприязнью. — Что он вам сделал? — Ну, — сказал Джеймс с видом человека, серьезно обдумывающего заданный ему вопрос, — пожалуй, все дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чем я… Многие зрители, включая Сириуса и Хвоста, засмеялись, но Люпин, до сих пор притворяющийся, что читает, даже не улыбнулся. Не появилось улыбки и на лице Лили. — Считаешь себя остроумным, — холодно сказала она. — А на самом деле ты просто хвастун и задира, Поттер. Оставь его в покое, ясно? — Оставлю, если ты согласишься погулять со мной, Эванс, — быстро откликнулся Джеймс. — Давай… пойдем со мной на прогулку, и я больше никогда в жизни не направлю на Нюнчика свою волшебную палочку. Тем временем Чары помех, наложенные на Снейпа, слабели. Медленно, дюйм за дюймом, он подползал к своей палочке, отплевываясь от мыльной пены, но Джеймс этого не видел. — Я не согласилась бы на это, даже если бы у меня был выбор между тобой и гигантским кальмаром, — сказала Лили. — Не повезло, Сохатый! — весело сказал Сириус и снова повернулся к Снейпу. — Стой! Но он опоздал: Снейп уже направил свою палочку прямо на Джеймса. Вспыхнул яркий свет, и на щеке Джеймса появился глубокий порез. Кровь хлынула ему на мантию. Еще одна яркая вспышка — и Снейп повис в воздухе вверх тормашками; мантия свалилась ему на голову, обнажив тощие, бледные ноги и серые от грязи подштанники. Многие в маленькой толпе разразились ликующими криками; Сириус, Джеймс и Хвост чуть не захлебнулись от хохота. В уголках губ у Лили что-то дрогнуло, и Гарри на мгновение показалось, что выражение ярости на ее лице вот-вот сменится улыбкой. Но она громко сказала: — Опусти его! — Пожалуйста, — сказал Джеймс и взмахнул палочкой. Снейп шлепнулся на землю, точно груда тряпья. Выпутавшись из подола мантии, он быстро вскочил на ноги с палочкой наготове, но Сириус сказал: «Петрификус тоталус!» — и Снейп снова упал плашмя, как доска. — Оставьте его в покое! — крикнула Лили. Она тоже выхватила палочку. Джеймс с Сириусом настороженно следили за ней. — Послушай, Эванс, не заставляй меня с тобой сражаться, — серьезно сказал Джеймс. — Тогда расколдуй его! Джеймс тяжело вздохнул, повернулся к Снейпу и пробормотал контрзаклятие. — Ну вот, — сказал он, когда Снейп вновь с трудом поднялся на ноги, — тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус… — Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок! Лили прищурилась. — Прекрасно, — спокойно сказала она. — В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоем месте я бы постирала подштанники, Нюниус. — Извинись перед Эванс! — заорал Джеймс, угрожающе направив на Снейпа палочку. — Я не хочу, чтобы ты заставлял его извиняться! — закричала Лили, обращаясь к Джеймсу. — Ты ничем не лучше его! — Что? — взвизгнул Джеймс. — Да я никогда в жизни не называл тебя… сама знаешь кем! — Ходить лохматым, как будто минуту назад свалился с метлы, выпендриваться с этим дурацким снитчем, шляться по коридорам и насылать заклятия на всех, кто тебе не нравится, только потому, что ты от природы… Непонятно, как твоя метла еще поднимает в воздух твою чугунную башку! Меня от тебя тошнит! Она круто развернулась и быстро зашагала прочь. — Эванс! — крикнул Джеймс ей вслед. — Погоди, Эванс! Но она так и не обернулась — Какая муха ее укусила? — сказал Джеймс, безуспешно пытаясь сделать вид, что ответ на этот вопрос его вовсе не интересует. — Сдается мне, она считает тебя немножко зазнайкой, дружище, — сказал Сириус. — Ну ладно. — В голосе Джеймса зазвенела обида. — Ладно же… Опять вспыхнул яркий свет, и Снейп снова повис в воздухе вниз головой. — Кто хочет посмотреть, как я сниму с Нюниуса подштанники? Но Гарри так и не узнал, выполнил ли Джеймс свою угрозу. Он наконец-то смог ощутить своё тело, пусть и очень смутно, и изо всех сил рванулся прочь. Вынырнув, Гарри несколько секунд слепо шарил вокруг, пытаясь подняться. Скрюченные пальцы вцепились в чью-то мантию, а дрожащие руки потянули его в вертикальное положение. Повернув голову, Поттер уставился в бледное лицо Снейпа. Профессор с расширенными глазами тряс ученика, как тряпичную куклу, и что-то орал — последний не слушал, бросив все силы на попытку вырваться из захвата. Когда парню это наконец-то удалось, он вышиб дверь и кинулся вниз. Отвращение душило его, гнало прочь с площади Гриммо, как можно дальше от всех этих людей, больше напоминающих сейчас мерзкие личинки. Свалилась подставка для зонтиков, с первого раза взяла высокую ноту Вальпурга Блэк, а Гарри Поттер, справившись с замком, выскочил из вызывающего тошноту дома. Сначала дневной свет ослепил парня, а затем ливень промочил до трусов, но он, не останавливаясь, продолжал бежать, с каждым шагом ощущая, как разрушается его внутренний мир. Отец! Как ты мог? Почему именно ты? Гарри даже не пытался оправдать увиденное возрастом — не оправдывается такое подростковым максимализмом, никогда. Выбежав на пустырь, парень тяжело опустился на землю, а в голове, помимо воли, крутилось совсем другое воспоминание… Им с Дадли по восемь лет — ещё слишком маленькие, чтобы брать на себя ответственность, но достаточно большие, чтобы осознавать последствия. Они на заднем дворе своей школы — уже очень поздно, занятия закончились, и никого нет, кроме Поттера, Дурсля и его банды. Гарри лежит на земле, свернувшись и защищая руками живот, а парни, радостно гогоча, бьют его ногами — в тот год в их городке в моду вошла обувь с жёсткой подошвой, и привычные удары стали гораздо больнее. Веселье прерывает визг — это Сьюзи, милая пухленькая девочка, которая учится с ними в одном классе. Она нравится Дадли, потому что пирожки её мамы самые вкусные. Она всегда добра к Гарри, делится с ним карандашами и учебником. — За что вы его бьёте? Дадли никогда не задумывался над этим вопросом. На секунду он смущается, но потом желание покрасоваться перевешивает, и он улыбается щербатым ртом — два передних верхних зуба недавно выпали, и он немного шепелявит. — Потому что он родился. Гарри пытается уползти, но Пирс замечает это и с силой бьёт в солнечное сплетение, интуитивно выбрав место побольнее. Гарри больше ничего не слышит — в глазах стремительно темнеет, и лишь где-то далеко плачет Сьюзи, зовя маму.   Сьюзи перевели в другую школу на следующий же день, с Дурслями провели не самую приятную беседу, и больше Гарри на территории школы не избивали — сам же он неделю провёл в чулане, шевеля искусанными губами и молясь сорванным голосом, чтобы всё закончилось. Несколько его костей треснуло, но ничего слишком серьёзного ребята с ним не сделали, что позволило тёте Петунии сэкономить на обезболивающих.  Гарри со всей силы ударил по липкой земле кулаком, поднимая тучи брызг. Его худшее воспоминание, которое парень запрятал так глубоко, как только мог, оказалось близнецом худшего воспоминания ненавистного учителя. Только вот над Снейпом издевался тот, кого рисовали непогрешимым. — Как ты мог, отец? Почему именно ты? Гарри показалось, что от звука собственного голоса его внутренний мир окончательно рухнул. Хрустальный образ человека, которого Поттер действительно любил и изо всех сил старался не идеализировать, вспенился и стёк куда-то вниз зловонной жижей. Он ведь специально спрашивал! Читал газеты, переписывался с однокурсниками, спрашивал у Сириуса и Ремуса… Боль в груди сменилась вязким комком, который Поттер охарактеризовал как «ненависть». Во рту стало кисло, и парень сплюнул вязкую ниточку слюны. — Ненавижу тебя, Джеймс Поттер. Ты не отец мне больше. Слышишь? Я отрекаюсь от тебя, самодовольный кретин! Ненавижу… Слёзы оставляли липкие дорожки на лице и затекали в нос, когда Гарри окончательно лёг на землю, погружаясь щекой в грязь. Горло начало пощипывать, но Поттер продолжал шептать бессвязные обвинения и жалобы.