Шесть скрещенных палочек

Когда Гарри вернулся, промокший и разбитый, никто из взрослых даже не заметил его отсутствия. Снейпа уже не было, а всем остальным не было дела, где пропадает Мальчик-Который-Выжил. Рон, Сириус, миссис Уизли — все они даже не сочли нужным проверить, где юный Поттер, почему профессор зельеварения уже ушёл, даже кто опрокинул подставку и почему кричала миссис Блэк. Парень уже приготовился к долгому разбору полётов, но спокойно проскользнул в комнату для занятий окклюменцией, где и нашёл короткую записку от Снейпа: «В сентябре». Два слова, предлог и существительное, написанные неровным колючим почерком профессора, таким знакомым по пометкам на полях работ. Гарри, к своему стыду, никогда особо не вчитывался, и поэтому не мог сказать, отличались ли буквы от обычных. Был ли мужчина, которого Поттер ненавидел и с которым сейчас ощущал самое сильное родство, разгневан? Был ли подавлен? Разочарован? Возможно, он испугался или даже порадовался — Гарри не мог представить себе, что испытывал человек, бывший для его отца «Гарри Поттером». Впрочем, о Снейпе оставшиеся две недели мальчик думал мало — слишком болезненные воспоминания пробуждали эти мысли. В первый же день он нашёл место, похожее на кладовку — возможно, это был шкаф — и начал прятаться там, чтобы подумать и собрать свой мир заново. Вопреки всему, никто его не искал, даже когда Гарри пару раз засыпал прямо там же. Возможно, что-то могла бы заподозрить Гермиона, но, так как они были в ссоре, девочка наверняка думала, что он прячется прицельно от неё. Лучший друг Рон, проводивший дни напролёт с близнецами, думал, что Гарри с Сириусом, а крёстный верил, что Гарри с Роном. Молли думала, что Гарри убирается наверху, а Ремус, отвечавший за верхние этажи, был уверен, что Гарри под опекой миссис Уизли. Даже Дамблдор, и тот считал, что Гарри готовится к учебному году в библиотеке Блэков, а Джинни, которая занималась там с Гермионой, полагала что он в своей комнате. А Гарри сидел в своём чулане, куда забегал, чтобы спрятаться от Дадли, и боролся с накатывающими воспоминаниями, плакал над своей уничтоженной реальностью и злился на весь мир. Он злился на обитателей Гриммо, потому что они, так заботящиеся о его безопасности, даже не замечали его отсутствия. Злился на Рона, потому что друг рассмеялся бы и разболтал каждому о том, что увидел в думосборе сальноволосого ублюдка. Злился на Сириуса, который продолжал каждый вечер уходить на чердак к Клювокрылу и надираться и ради которого Джеймс когда-то начал свою «Охоту на Гарри». Злился на Гермиону, из-за которой начались уроки окклюменции и он узнал то, что уничтожило его любовь к родителям. Злился на Северуса Снейпа, который вытащил такое из своей головы и не потрудился засунуть обратно. Злился даже на Критчера, который носил ему еду, уворачиваясь от тарелок и слушая проклятья. С первым появлением домовика Гарри обрадовался, что крёстный беспокоится, но, узнав, что это желание портрета Вальпурги Блэк, пришёл в ярость. Та вспышка, на самом деле, очень ему помогла — наконец-то удалось заплакать. Вместе с горячими каплями выходила апатия, в которую мальчик ещё не успел нырнуть с головой, так что теперь он мог относительно спокойно думать и пытаться вернуть себе душевное равновесие. Лишь на двоих сейчас не злился Гарри Поттер — на своих родителей. Этих он просто ненавидел. Любимые прежде образы превратились в тяжёлые и зловонные, и одна мысль, что их кровь течёт в его венах, наполняла отчаянием и желанием смерти. Гарри уже несколько раз заносил палочку над руками, чтобы произнести заветное «секо» и выпустить грязную кровь из своего тела, но Критчер всегда оказывался рядом, говоря какую-то бессмыслицу и позволяя выместить на нём свой гнев. Почему он ненавидел и Лили тоже, Гарри не знал и не хотел разбираться — слишком больно было разбираться в прошлом, слишком часто теперь голоса родителей переплетались с голосами Дадли и его дружков. Иногда Поттеру казалось, что он вовсе сходит с ума от этого кошмара, но всё равно заставлял себя вслушиваться и запоминать. К последней неделе, когда семейство Уизли вместе с Гермионой и Гарри должны были отправиться в Косой Переулок за покупками, мальчик смог придумать свой первый шаг к восстановлению. Он должен отречься от родителей. Не на словах, даже не через магические клятвы — официально, по всем правилам. Гарри старался не думать, на что он будет жить после подобного опрометчивого поступка. Мальчик надеялся, что Сириус согласится содержать его, но что-то глубоко внутри подсказывало — крёстный не простит. Последний Блэк слишком любил Джеймса, Лили и своё Мародёрское прошлое, чтобы понять своего крестника и взглянуть на школьные проделки с другой стороны. В принципе, можно будет попроситься к Уизли — они добрые и пустят его пожить, но они были слишком бедны, чтобы спокойно кормить ещё один рот. Но, даже несмотря на все эти разумные доводы, Гарри не собирался отступать. Мальчик знал — только так он снова сможет стать целым. Сейчас ему казалось, что его душа раскололась на три части — на того маленького Гарри, которого били тяжёлыми ботинками по животу, на волшебника Гарри Поттера, потрясённого предательством родного отца, и на Дадли Дурсля, который хохотал и искал себе новую жертву. Два дополнительных голоса кричали, хохотали, умоляли, злорадствовали — и Гарри знал только один способ заставить их замолчать. Это предательство отца вынудило его душу обрести сразу три ипостаси, и всё закончится тогда и только тогда, когда эта мерзкая грязная кровь перестанет течь по его телу. В день, когда они целой процессией выбрались за покупками, Гарри было невероятно стыдно — ему хотелось осуществить задуманное немедленно, но тогда у него не будет денег, и он не сможет закупиться к школе. К тому же, идти отрекаться стоит тайно, без свидетелей — он точно знал, что никто не поймёт его стремления избавиться от связи с родителями, пусть и совершившими нечто столь мерзкое. Самой же большой проблемой было то, что он даже не представлял, куда в магическом обществе обращаются по подобным вопросам. В банке он долго мялся, а потом подошёл к первому попавшемуся гоблину и выпалил: — Скажите, как я могу отречься от семьи? Работник некультурно выпучил глаза, но потом уверенно поманил Гарри за собой. Сопровождающие его волшебники снова ничего не заметили, им даже объяснять ничего не пришлось. Если бы Поттер не был столь взволнован, ему было бы больно, как было больно все две недели сидения в кладовке. Гоблин привёл его в комнату, а потом на пару минут исчез, чтобы вернуться со своим соотечественником. Очевидно, его уже предупредили, так что он сразу перешёл к делу. — Вы хотите отречься от всего рода Поттеров или только от кого-то конкретного? — А так можно? И Гарри, распахнув глаза, слушал о возможности выжечь Джеймса и Лили Поттеров из собственной крови, при этом оставшись наследником лорда Чарльза. А потом быстро, зажмурившись и скрестив пальцы, согласился и попросил тут же провести ритуал. Вышел из Банка Гарри уже почти чистым — что-то продолжало терзать его, но он пока не мог понять, что. Уизли и остальные Орденцы уже ушли, забыв его в Банке, но мальчик не обижался на них, окрылённый свободой и лёгкостью. Он сам прошёл по всем магазинам, купив всё необходимое по списку, и даже купил пару новых мантий, дабы отметить начало новой жизни. Он без проблем вернулся в особняк Блэков, добравшись камином из Дырявого Котла, и никто не заметил его возвращения, кроме приветливо кивнувшего портрета Вальпурги Блэк. Гарри не обратил на это внимания, автоматически кивнув в ответ, и прошёл в свою каморку. Там он заказал у Критчера полноценный ужин с огромным десертом и с радостью начал поглощать нежное мясо, грибной суп и всевозможные сладости.