Однострочники

Здесь время остановилось. Лошади лениво месят грязь подкованными копытами. Люди, увязнув в тишине, ещё пытаются возобновить разговор – перебрасываются натянуто-смешливыми фразами и вновь замолкают. Мы в ловушке, я знаю это. Не припомню только, как мы в неё попали. Сегодня воскресный день. Выходной для многих – время семьи, друзей, домашних обязанностей и пирушек в тавернах. И будь неладен Его Юношеское Величество со своими правами и… обязанностями. Мои волосы легко перебирает скудный ветер. Лес, поздноосенний и неприглядный, хмуро взирает на нас из-под грубых веток, украшенных ядовито-красной рябиной. Я в который раз корю себя – надо было заплести косу. Да, сейчас мгновение принадлежит царству мира и покоя, но ещё вчера за эти волосы враг мог удобно ухватиться и спешить меня самым простым способом. Но в моём новом одеянии так удобно предусмотрен капюшон. Его Нетерпеливое Величество даже расщедрилось на новую форму для своей личной гвардии. Не то, чтобы старая была хуже, но бойцам приятно знать, что вся кровь, которую пролили они и их братья за свою страну хоть как-то ценится в глазах её короля. Если не премиально, то хотя бы новым тряпьём. Латы из чёрного металла, кожаные жилеты и чехлы для оружия, парадные чёрно-синие бархатные мантии и плащи, украшенные гроздями бессмысленных наград. Моих экономических соображений хватает даже на то, чтобы просчитать, что оставить нас в прошлых серебро-зелёных мундирах и выплатить законные денежные премии вышло бы куда дешевле. Сегодня я выгуливаю своих лучших бойцов. Двадцать из шестидесяти. Если мы не вернёмся… Его Прекрасное Величество, боюсь, даже заметит не сразу. Только после завтрака, а, может – даже после обеда. Я провожу рукой по груди и чувствую твёрдость медальона. Ирония судьбы состоит в том, что он как раз на том самом месте, где вышит герб короля. Медальон мужа под властной дланью возжелавшего меня мужчины. Становится холодно. Я сжимаю руки, но это не согревает. На руках – перчатки, на плечах – меха. Холод идёт из души. Мои бойцы устали. Измученные прежними тяготами пути и боя, они хотят осёдлой жизни. Они почти не ропщут – мне не в чем их упрекнуть, но я чувствую недобрые взгляды. Женщина-командир. Убиться можно. Порой я шучу, что они, наверное, предпочитают в своих кругах говорить, что они мясники и лесорубы, лишь бы не признаваться под чьим руководством служат. Я шучу, но я знаю, что это правда. Я не помню, когда впервые села на коня, а когда – впервые взяла в руки меч. Столько событий в моей жизни слились в одно. В миг перед войной. До и после. Говорят, война погружает в сон. Меня она лишь только разбудила.