Четкие линии

Пните того, кто сказал, что у декана Слизерина в фаворитах серебряные и зеленые тона. Никто не приписывает Макгонагалл любовь к красному, но по какой-то причине все поголовно уверены, что даже нижнее белье у декана Слизерина зеленое и в маленькую змейку. Сам же Северус отдавал предпочтение сочетанию синего с темным деревом. Успокаивающая гамма. Как единственное напоминание о том, каким бы мог быть его выбор. Ему ведь предлагали в свое время Когтевран, но Северус отказался в напрасной надежде, что тогда Шляпа передумает и отправит его в Гриффиндор. Появившаяся эльфийка пискнула обеспокоенно, заметив мрачное выражение лица мага, но поднос с ужином на столик поставила аккуратно, ни один прибор не зазвенел. Поклонилась и испарилась. Северус плеснул себе огневиски в бокал на два пальца. После тяжелого дня хотелось расслабиться. Как зельевар он не мог напиться, но вот снять кое-какие ограничения, расширить сознание, как говорят маглы, - запросто. Раскрепостить сознание просто необходимо, ибо подумать есть о чем. Зельевар обвел взглядом гостиную своих покоев. Два глубоких кресла у камина, магический светильник возле одного из них, письменный стол возле иллюзорного окна - какие окна в подземелье? - заваленный бумагами и опусами недоучек всех курсов. Маленький столик, на котором сейчас как раз расположился поднос с ужином. Сегодня у зельевара не было никаких душевных сил присутствовать в Большом зале, обмениваться бессмысленно-вежливыми фразами с коллегами, поддерживая иллюзию интереса. Возле стен, обрамляя дверь в спальню, возвышались крепкие шкафы, заставленные различными фолиантами. Единственное, что удалось скопить Северусу за долгие годы службы. Как бывший шпион, он всегда был легок на подъем. Шкафы были его личным приобретением, специально изрисованные рунами по углам, они легко уменьшались вместе со своим содержимым для простоты транспортировки. С каких пор его перестал устраивать уют его замкнутого мирка в пределах Хогвартса? С каких пор его не устраивает толстый ковер под ногами и согревающий камин? И вообще, какого черта он поцеловал мисс Грейнджер? Его жизнь в последние пятнадцать лет - бесконечная цепь условностей и рамок, выпестованных правил, что выступают в качестве стен. Собственные "нет" и "нельзя", что выступают в качестве поводка, ошейника и лабиринта, защищающего от несовершенства и неугомонности окружающего мира. Мисс Грейнджер каким-то непостижимым образом умудрилась привнести хаос в его размеренное существование, обойти эти стены и по нити Ариадны почти достичь сосредоточия лабиринта, его сокровенного центра, которого и сам Северус не касался вот уже много лет, чтобы не захлебнуться собственными горечью, желчью и болью, застаревшей, темной и почти уснувшей. Вес собственных ошибок. За которые расплатились дорогие ему люди. Легко сравнить мисс Грейнджер - Гермиону - с Лили. В чем-то они даже похожи. Лили была его первой любовью, как и полагается первому чувству, олицетворяла собой все, что желал в ту пору юный Северус Снейп. Умная, начитанная, интересная собеседница с легким характером и теплой улыбкой. А еще она знала о нем правду и не презирала за это. Лили не было дела до некрасивого лица или старой, потрепанной одежды, она знала, где живут Снейпы, знала слухи, что ходили вокруг их семьи. И про мать-ведьму, и про пьяницу-отца. Добрая девочка Лили знала это все, но не обращала внимания. Для нее имел значение только Северус. Пожалуй, ее дружба стала самым великолепным чувством в жизни тогда еще не зельевара. В ее лучах Северус отогревался, позволял себе чувствовать себя человеком, самым обычным, не ущербным уродцем, а почти всемогущим магом. Восхищение в глазах Лили сменилось дружеской теплотой, удивленные восклицания - подтруниванием, таким легким, что Северусу и в голову не приходило обижаться. В разрыве их отношений виноваты в равной степени оба. У Лили накипело, наболело. Страх за друга, тревога, постоянное беспокойство из-за изучения тем Темных искусств, все более и более сложных зелий, вина за то, что нечаянно выдала несколько придуманных им заклинаний - Северус не винил подругу за это, но Лили вполне успешно справлялась с угрызениями сама. Чаша переполнялась, котел закипал, рано или поздно должно было рвануть. Брошенное им "грязнокровка" стало не оскорблением, а сигналом того, что Северус окончательно и бесповоротно перешел на сторону слизеринцев и Темного лорда. И вытаскивать его уже слишком поздно. Эти слова стали символом его выбора. А сам Северус не обладал в должной мере красноречием, чтобы объяснить, как тяжело приходится полукровке на факультете темных, чистокровных магов. Будь он в тридцать раз умнее большинства, талантливее, это не отменяет того простого факта, что живет он в магловском районе, в развалюхе, которую и домом назвать нельзя. Что мать - по большой ли любви или по глупости - сбежала из дома, выскочила замуж и тем самым отрезала сыну всякую возможность влиться в магическое общество, стать наследником семьи. Богатство никогда не волновало Северуса, он знал, что сможет заработать, чем и занимался, начиная с четвертого курса. Но, Мерлин, как он жалел, что не может назвать себя Принцем, не может принадлежать к роду отравителей, целителей и алхимиков-теоретиков. Все, что у него было в запасе, это острый язык, способный лишь выплевывать оскорбления, талант к зельям и чарам да тяжелый характер. Первая любовь чаще всего густо замешана на восхищении. И ей полагается быть несчастной. Северус, привыкший решать проблемы самостоятельно, так и не смог переступить через себя и объяснить Лили, что вынужден играть на два поля, что их дружба порицается всем факультетом и жестоко отстаивается самим Северусом. Он не смог объяснить, а потом стало слишком поздно. И вина за это будет преследовать мага всю жизнь - Снейп видел это так же ясно, как рассвет или закат. Он погубил не девушку, которую любил, он погубил самого лучшего - единственного - друга, перед которым открыл душу. И которая открывала душу перед ним. Больше ни от кого не видел Северус такого безоговорочного доверия. До появления одной несносной гриффиндорки. Гермиона Грейнджер была настолько похожа характером на Лили, что это даже пугало. Северус мог вспомнить каждый урок, каждый момент взросления волшебницы. От неуклюжей девчонки, всюду сующей свой нос, до прекрасной девушки, партнерши Виктора Крама. В ней он видел черты Лили. Гермиона точно так же стремилась узнать больше, с жадностью путника в пустыне пила она знания, читала книги и не могла оторваться. Ее полные ответы, ее красноречие на уроках - от желания показать себя и узнать больше. Но она не Лили. Там, где Эванс предпочитала игнорировать острые углы характера Северуса или отчитывать его на правах друга, даже просто морщиться недовольно, Гермиона... она обходила все сколы, обтекала их, как вода. Настолько просто и естественно, что Северус и сам не заметил, как стал общаться с волшебницей не только на учебные темы. Гермиона Грейнджер умна, этого у нее не отнимешь, но это не те книжные знания, не тот случай, когда человек просто-напросто запоминает целые абзацы. О нет, она думает, анализирует и задает вопросы, которые порой ставят в тупик даже такого гения зельеварения, как Северус. А еще в ней есть стержень. Пусть она обходит препятствия, ищет варианты, не предполагающие прямого столкновения - выходка с клубом до сих пор вызывает невольное восхищение и уважение - однако она не подстраивается ни под кого. Остается сама собой. И этим Гермиона Грейнджер совсем не походит на Лили Эванс. Обе пришли из магловского мира, обе не знали о существовании волшебства, обе попали на один и тот же факультет. Но Лили все равно поддалась веяниям Гриффиндора, его стремлению к "светлой" магии и отрицанию темной. Гермиона Грейнджер же... Северус не смог сдержать ухмылки. Некоторые обитатели львятника попадали в Больничное крыло с больно заковыристыми проклятиями. Девушка знала толк в обучении и наказании провинившихся. Пока что она только привыкает к своей власти старосты, но когда осознает открывшиеся перспективы, будет править в Гриффиндоре железной рукой. Наверное, ему должно быть стыдно. Северус помнил растрепанную девочку с копной каштановых кудрей, помнит восхищающуюся им заучку, помнит настойчивую львицу, буквально требующую дополнительных занятий. Он помнит ее еще ребенком, у них большая разница в возрасте, что для магов не редкость, но ведь Гермиона из другого мира, у них иные критерии восприятия действительности. Видимо, саму девушку это не волновало. Она мастерски скрывала свои чувства, и Северус упустил момент, когда восхищение его мастерством в глазах напротив сменилось чем-то более личным, более чутким, теплым и безбрежным. Он не мог дать названия этому чувству, превращающему карие глаза в расплавленную карамель и дорогой коньяк, пьянящий одним только ароматом. Гермиона Грейнджер опьяняла. Она с удивительной легкостью сочетала в себе умение лавировать и манипулировать с несгибаемой твердостью принципов. Во всем виноваты дурацкие книжонки, что появились в Хогвартсе разом с поколением Поттера. Они перевернули мировоззрение магов, научили видеть то, на что раньше никто не обращал внимания. Нельзя отрицать, что они существенно облегчили жизнь, разнообразили ее, сделали интереснее. И одновременно - добавили сложностей. Северусу так уж точно. Он долгие годы прятался ото всех за строгими костюмами и амплуа записного гада, чтобы кто-то взмахом кисточки разрушил тщательно выстраиваемую стену, показал то, что никто видеть не должен. Человечного Северуса, обычного мужчину. Северус ненавидел художника и одновременно восхищался талантом, с которым воплощал свои задумки в жизнь незнакомец. А еще некоторые картинки сводили с ума. Не те, где они танцуют с мисс Грейнджер или страстно целуются. Нет, как ни странно, сна лишали совсем другие. Взмах изящной кисти, гордо вздернутый острый подбородок, блестящая волна каштановых кудрей, струящаяся по воздуху. Северус проклял бы художника уже за то, что тот внес сумятицу в жизнь зельевара. В конце концов, они студентка и преподаватель, это против профессиональной этики, да и убеждений самого Северуса. Ему надо бы оттолкнуть девчонку от себя, выстроить новые стены. Но мисс Грейнджер не собиралась облегчать задачу. Она заводила разговоры обо всем, показывала свою эрудированность, а иногда - обычные подростковые сомнения и тревоги. Волновалась девушка всегда за своих друзей, даже за Драко, хотя тот и слизеринец. Она смеялась, хмурилась, кусала губы, морщила нос. Она обходила все заграждения и проникала сквозь стены. Она становилась все притягательней с каждым годом. Гермиону Грейнджер никто бы не назвал писаной красавицей, для этого есть Нарцисса Малфой из старшего поколения и Астория Гринграсс из младшего. Однако девушка обладала живым обаянием, чуткой натурой, что делало ее лицо одухотворенным. А появившаяся привычка ухаживать за собой только добавила ей баллов. Наверное, Северус слишком стар, поэтому быстро привыкает к чему-то. Так он привык, что практически все свободное время Гермионы принадлежит ему, их занятиям. Поэтому особенно невыносимо было видеть, что у девушки имеются дополнительные варианты. Сам того не желая, он уже примерил на себя роль партнера мисс Грейнджер, и та ему понравилась. Поэтому особенно невыносимо было видеть, как Поттер - чертов асексуал Поттер - подсовывает ей тосты и наливает чай, как подставляет плечо, чтобы уставшая девушка подремала чуток до уроков. Как он помогает ей с конспектами. Потом, в своих покоях, переосмысливая дневные события, Северус понимал, что причин для злости и ревности как таковых, по сути, нет. Поттер вместе с Драко и Гермионой прошли на Высшие зелья. Слава Мерлину, Уизли это не удалось. Естественно, у них имеются общие темы для беседы, они помогают друг другу с конспектами. Да и Поттер слишком проницателен, чтобы не видеть, как устают его друзья на новых должностях. Однако день снова все переворачивал с ног на голову, и Северус с трудом сдерживал себя. Не помогало даже осознание, что Драко встречается с Уизли, на самом деле встречается - какой шок для всех! - а Поттеру по каким-то причинам не интересен никто в школе в качестве партнера. Впрочем, Петунье по силам отбить любую тягу к противоположному полу. Хорошо, если бы было так на самом деле. Не помогало и убеждение, что Гермиона - девушка постоянная в своей привязанности. Ни разу не попыталась, следуя тенденциям молодежи, вызвать дурацкую ревность. Северус бы разочаровался в волшебнице, поступи она таким образом. Гермиона и тут обыграла его по всем статьям. Терпения не хватило, он не выдержал. И поцеловал Гермиону Грейнджер. Вкус прикосновения к нежным, доверчиво приоткрывшимся губам сохранился даже спустя много часов. Гермиона обняла его за плечи, прикрыла глаза и доверилась целиком и полностью, позволяя делать с собой все, что угодно. Северус понимал, что если бы превысил квоту, то расплатился бы немедленным разрывом установившихся между ними отношений, которые, вопреки своей воле, начал особенно ценить со временем. Но это было бы потом, уже после всего. Северус осознавал, что Гермиона не беззащитная девушка, способна постоять за себя, но все равно подобное доверие пугало в той же степени, что и восхищало, подкупало своей невинностью и непосредственностью. Поэтому, хоть и стоило действие больших трудов, он отстранился и просто обнял девушку, позволяя ей уткнуться себе в плечо, отдышаться. Чуткое обоняние уловило запах шоколада и шампуня, исходящий от кудрявых волос. Гермиона краснела и доверчиво прижималась к нему, а Северус обнимал ее и чувствовал себя невозможно старым. И одновременно - полным сил, спокойным, уверенным. Как будто этот поцелуй наконец-то, после долгих лет, внес гармонию в душу. Им еще предстоит многое узнать друг о друге, раз уж переступили черту, но Северус мог признать, что доволен. Пусть роман с ученицей звучит как пошлое клише магловских фильмов, у них с Гермионой все будет иначе. Да, разница в возрасте большая, и однажды девушка может захотеть нормальной жизни, с молодым человеком, веселья и увлечений, которые Северус подарить ей не сможет. Но любые отношения - это риск. Расстаться, потерять партнера. Может произойти что угодно, вплоть до несчастного случая. Но это не повод не рисковать. Гермиона взрослая, умная, самодостаточная ведьма, и только она решает, чего хочет от жизни. Кто он такой, чтобы отговаривать ее? Однажды он, возможно, соберется с силами и расскажет девушке, как много она стала для него значить. Но это все потом, когда он убедится, что она не уйдет, не покинет его. Не в ближайшее время. Северус поставил бокал рядом с остывшим, нетронутым ужином. Отношения с Гермионой Грейнджер... это осложнения. Но сердце все равно не желает слушать доводов разума, девушка сумела проникнуть под все оболочки и преграды. И, так уж и быть, он позаботится, чтобы друзья Гермионы тоже уцелели в намечающейся войне. Даже если это невыносимый Поттер. Хотя вот тут чутье подсказывало удаляющемуся в спальню зельевару, что у мальчишки еще много тузов в рукаве. И это он будет защищать, а не наоборот. Люциус Малфой никогда не позволял себе употреблять крепкое спиртное раньше шести вечера, исключение составляли деловые встречи. Но в последнее время - с момента окончания Турнира Трех Волшебников - пришлось изменить традицию и разрешить себе бокальчик коньяка или виски в уютной, успокаивающей обстановке собственного кабинета. Нарцисса быстро смирилась с тем, что в такие моменты главу семейства лучше не трогать. Люциус не напьется - фи, моветон! - зато расслабится и перестанет хотя бы на время быть таким дерганным и нервным. За блестящей маской аристократа изменения незаметны, однако Люциус знал, что супруга ощущает их. За годы совместной жизни Нарцисса изучила его досконально: повадки, манеру поведения, даже причины появления маленькой морщинки на высоком лбу. И действовала по ситуации. Приказывала эльфам накрыть ужин в саду, среди любимых роз Люциуса, или, наоборот, принести в кабинет, чтобы супруг мог отдохнуть за закрытыми дверями. Малфой-старший всякий раз благодарил Мерлина за столь понимающую супругу. Навалилось много, очень много. Те, кто умел читать между строк, улавливать веяния, понимал, какой напряженной стала ситуация в обществе. Возрождения Темного Лорда не хотелось никому, разве что постоянным обитателям Азкабана. И уж совсем не нравилось Люциусу Малфою количество прячущихся Пожирателей Смерти на десятилетие. То Питер Питтегрю, то Барти Крауч-младший. Только чудо помогло их вовремя разоблачить и отправить по месту назначения. Даже страшно представить, к каким последствиям могло привести нахождение на свободе этих двоих. Нельзя считать трусливого Питера более безопасным, чем Барти-младшего. Крысеныш всегда был готов ботинки вылизывать сильнейшим магам, за что удостаивался от них лишь брезгливого недоумения. Но он преступник, ему нельзя было показываться, и Питер обязательно пошел бы к господину. А Барти... Что ж, тот глупец, кто считает, что Лестрейнджи взяли к себе в группу папенькиного сыночка. По выдумке и садистским наклонностям Барти не уступал незабвенной Беллатрисе. И он наравне с остальными сводил с ума Лонгботтомов, что бы там ни кричал в суде. Заклинания на второй палочке были обнаружены. Однако возрождения Лорда избежать все же не удалось. Метка пульсировала, как рана, ее нарывало, словно под кожу попала инфекция. Первое время Малфою приходилось даже пить обезболивающее, что так любезно поставлял ему Северус Снейп. Благо товарищ по несчастью понимал все без слов, даже мазью необходимой снабдил. Метка потемнела, стала более четкой, и Люциус опасался, что вот-вот возродившаяся Тварь призовет его. В этом случае отмазаться и остаться на своей стороне будет тяжелее, чем в прошлый раз. Тогда ему помогло чистое прошлое, связи и деньги рода, но сейчас на него заведено дело, прошлое его темнее некуда, несмотря на снятые обвинения и должность в Министерстве. Метка пульсировала и рвалась два месяца, после чего... все затихло. Она не исчезла, не выцвела, но больше не горела, не звала. И это настораживало еще сильнее. Поэтому Люциус поддержал инициативу Отдела Тайн по расследованию, почти с радостью сходил на допросы, хотя после них ощущал себя выжатым, как лимон. Невыразимцы дотошно расспрашивали о прошлом, и лишь клятва, что полученные сведения никак не повлияют на нынешнее положение рода, давала Люциусу силы вспоминать, снова и снова, по кругу. Каждую мелочь, каждый взгляд, каждое слово. Он переворошил те воспоминания, которые хотел бы забыть, отдал их в Отдел Тайн. Лишь бы они нашли крестражи и покончили с проклятой тварью. С каким облегчением понял он, что невыразимцы понятия не имеют, у кого все это время находился дневник Темного Лорда. Который уничтожил Северус. С которым, в свою очередь, они вместе напивались после допросов, позволяя Нарциссе видеть себя в недостойном джентльменов и уважаемых магов состоянии. Нарцисса - ангел во плоти - никогда не ставила им это в упрек, лишь приказывала подать специальный отвар и легкий завтрак. Если бы Люциус мог, он бы заново влюбился в жену, потому что сильнее любить уже просто невозможно. Помимо этого настораживало появление на арене новой фигуры - владельца СМИ магической Британии. Сразу все налаженные связи с газетами и журналами превратились в односторонние. То есть владелец талантливо играл на желании магов контролировать эту сферу деятельности, но на самом деле никакой власти не давал. Газеты писали только то, что он им приказывал. При этом Гриффин умудрялся оставаться в тени и быть со всеми любезным. Его принимали в знатных домах, он доставал аккредитации, его любили в Министерстве, но никто ничего не знал о нем, как о личности. Люциусу доводилось видеть Эрика Гриффина на парочке министерских приемов. Колоритная фигура, сильная личность, от одного его взгляда по позвоночнику проходила невольная дрожь. Люциус помнил, что таким же был до своего сумасшествия Темный Лорд: сильный лидер, имеющий свою цель и идущий к ней практически напролом. Если можно назвать "проломом" изящество, достойное самого Салазара Слизерина. И в какой-то момент, Люциус мог бы поклясться, цель Гриффина слегка изменилась. Он как будто пожелал чего-то другого, стал более... подобрать слово было сложно даже потомственному аристократу, занимавшемуся риторикой. Гриффин словно воодушевился, загорелся изнутри. А еще стал ждать, выдавая признаки нетерпения, но тем не менее, не выходя из засады. Хотелось бы иметь такого человека на своей стороне. Гриффин абсолютно точно не боялся ни Министерства, ни Отдела Тайн. И тех, и других он, мягко говоря, деликатно, иносказательно послал, разоблачив соглядатаев и уволив парочку подкупленных журналистов. И все это ради одного художника! Те крохи информации, что попадали в руки Малфою, указывали на интерес Отдела Тайн к талантливому, но неизвестному художнику, иллюстратору новых учебников и автору рисованных книг. Гриффин прикрывал его, наплевав на собственную безопасность. Хотя, если учесть, что он до сих пор жив... Это говорило о многом, об очень многом. Люциус приложил немало усилий, чтобы заполучить Гриффина не в друзья или должники, но хотя бы в приятели. И насмешка в глазах мага больно ранила самолюбие. Гриффин словно насквозь видел все потуги аристократа и про себя смеялся над ними, как над действиями несмышленого ребенка. Хотя на словах оставался исключительно вежливым. На фоне этого открытие отношений Драко стало... досадной новостью. Люциус не настаивал на сохранении целибата, что уж там, сам грешен, до женитьбы слыл ловеласом. Но вот кандидатуру сын мог бы выбрать и получше. Астория умная девочка, осознает, какие отношения в большинстве своем царят между супругами в договорном браке. Нарцисса и сам Люциус случайные и очень счастливые исключения из правил. Она может потерпеть любовницу или любовника мужа, но сына Артура Уизли, этого конопатого, неуклюжего Предателя крови... От одной лишь мысли Люциуса бросало в дрожь. Разрыва контракта с Гринграссами он хотел меньше всего на свете. Невесту Драко они с Нарциссой подобрали на второй год жизни сына, все рассчитали, проверили и перепроверили. Род Малфой требовал от супругов своих наследников многого. Так как ребенок один, ему отдавались все силы матери, поэтому ею могла стать только волшебница с потенциалом выше среднего, способная выносить плод. Разумеется, чистокровная, без ярко выраженных наследственных болезней. Из семейства, с которым Малфои не пересекались минимум два поколения, чтобы не смешивать кровь слишком сильно. В Британии таких родов оставалось крайне мало, с любым Малфои скрещивались не раз, и не два. Предпочтительнее всего были Блэки, но невеста из данного рода досталась самому Люциусу. Поэтому Гринграссы, находившие себе супругов преимущественно в Норвегии и Франции, стали идеальным вариантом для разбавления застоявшейся крови. Чистокровная девочка, с сильным потенциалом. Когда Драко было два года, выбор пал на само семейство, оставшееся время Нарцисса и Люциус присматривались к Дафне, а затем и к Астории. Выбор пал на младшую. Нейтралы Гринграссы согласились не без колебаний, все же слишком уж специфичным был род. Но ведь согласились! Тогда супруги праздновали победу - Драко как раз должно было исполниться одиннадцать лет. Теперь все могло полететь к Мордреду из-за внезапно вспыхнувшей страсти Дракона. Люциус потер переносицу. Своим сыном он гордился, что уж и говорить. Из всех возможных вариантов он выбрал для своей компании наиболее удачные. Панси Паркинсон, наследница рода, Забини, талантливый зельевар, весь в свою матушку, Поттер, будущий наследник не только Поттеров, но и рода Блэк. В нем единственном сохранилась кровь семейства в большей части - целая четверть! Блэки возрождались и из меньшего. К несчастью, Драко, как и Нарцисса, принадлежал Малфоям. Гермиона Грейнджер... грязнокровка, но девочка талантливая. Люциус рассматривал ее как стимул для сына к учебе, к становлению первым, лучшим. Неплохой щелчок по носу для аристократа, если какая-то маглокровка станет учиться лучше него. Все изменилось, когда Драко попросил семейные артефакты для нее. Люциус видел, как дернулась вопросительно бровь Нарциссы, это стало единственным признаком удивления супруги. Он и сам испугался, что сын выбрал в невесты... Гермиону. Но нет, мальчик просто боялся за подругу, которую позвали на беседу в Отдел Тайн. Отдел Тайн. Неплохое будущее для девочки, ее можно будет использовать через дружескую связь с Драко. Правда, сын был слишком наивным, немного идеалистом, но Люциус считал, что время уберет эти черты, прибавит наследнику цинизма. А еще явная заинтересованность в ней зельевара.... Разумеется, Северус благороден до драклов, не прикоснется к девочке, пока той не стукнет... семьдесят, но ведь какой потенциал для упрочнения связей! Когда Сириус принес рисованные книги, Люциус пожалел, что не уделял данному вопросу достаточно внимания, слушал отговорки сына и верил. Впрочем, тот не солгал, что заставляло в очередной раз гордиться еще одним изворотливым Малфоем. В книгах для него действительно не было ничего возмутительного и ужасного. Лучше бы он с грязнокровкой встречался! А не со ставленником Дамблдора. Люциус метался по кабинету, не слушая заверений Сириуса, что у Рона критичный взгляд на жизнь, что он аналитик. Он бы проклял рыжего отпрыска Предателей крови, если бы не простая фраза родственника жены: - Когда-то моя мать металась точно так же. Словно ведро ледяной воды, слова остудили пыл Люциуса, и маг упал в кресло. Блэк давно покинул резиденцию, а Малфой все еще сидел, пришибленный. Для близкой родни не было секретом, что Сириус любил своего лучшего друга, Джеймса Поттера. Леди Вальбурга считала данное чувство юношеской блажью, запустила его, а когда осознала, стало слишком поздно. Сириус не просто увлекся, он полюбил, всей душой и сердцем, как умеют только Блэки, отдавая всего себя. Полюбил настолько, чтобы радоваться счастью Джеймса, помогать тому завоевать рыжую невесту - да что всех тянет на рыжих! Стал крестным их сына и частым гостем в их доме. Просто любил, горел, не сгорая, жил ради Джеймса. Который так ни о чем и не узнал. Сириус понимал безответность своей привязанности, страдал, но молча. Вальбурге бы смириться, позволить мальчику любить, но леди была слишком горда, слишком своенравна. А Сириус не мог отказаться от смысла своей жизни, увидеть кого-то своей супругой, продолжить род. Поэтому ушел из дома. Навалилось осознание, что он может потерять Драко. Нет, тот никогда не откажется от фамилии и рода, слишком... слишком Малфой. Но вот отношения будет уже не вернуть. Рон Уизли был не самым худшим вариантом, если честно. Если убрать со счетов родителей, то получались неплохие перспективы. Заповедник, Банк, Министерство, бизнес - братья Уизли охватили практически все значительные ниши жизни магической Британии. Осознав это, Люциус рискнул попросить характеристику младшего сына у Северуса. Звезд с неба не хватает, но старательный, при наличии стимула. А еще талантливый аналитик, неплохое логическое мышление. Кем хочет стать, неясно, но это и понятно - профориентацию в прошлом году саботировал весь пятый курс. В любом случае, из него может выйти толк. Но... это же Уизли! И Люциус не знал, как поступить. Астория Гринграсс идеальная пара для сына, но ее консервативное семейство... - Дорогой? - Нарцисса постучалась и приоткрыла дверь. - Тебе письма. Люциус с обреченностью увидел печать Грингассов и решил отложить пухлый конверт, прочитать сначала письма из школы. Странно, от Драко и от... Астории. Последнее было вскрыто. Маг поднял глаза на устроившуюся на диванчике жену. - Прочитай, - с ласковой, обнадеживающей улыбкой проговорила его снежная фея. Это немного успокоило волнующуюся душу Люциуса. Слова Астории... стали полнейшей неожиданностью. Юная мисс Грингасс писала, что не возражает против отношений Драко с представителем семейства Уизли, в частности, Роном Уизли. В свою очередь рассчитывает на подобную услугу от своего будущего супруга. По окончании чтения, Люциус поднял глаза на Нарциссу. - Умная девочка, - промурлыкала жена, - я в ней не сомневалась. Драко, по сути, писал о том же самом. Что Астория не возражает против романов на стороне и наличии любовника в поместье. И что Рон отличный парень, которого Драко очень сильно любит. Впервые Люциус получал подтверждение страстности натуры сына, унаследованной от матери. Письмо Грингасса вскрывал он с оптимизмом и настороженностью одновременно. Пять страниц, три из которых лорд скачущим нервным почерком жаловался на дочерей, что прикрывали друг друга, на жизнь, на разбитые надежды, на то, что недоглядел. Писал красиво, вежливо, прикрывался этикетом, однако стресс прорывался в каждой строчке. В связи с помолвкой детей, они с Люциусом перешли на приятельские отношения, поэтому лорд мог позволить себе такое поведение. Да и кому ему пожаловаться, если жена всегда на стороне дочерей? На последних двух страницах паника лорда уже утихла, и он спрашивал, не помешает ли подобное "препятствие" заключенному договору. Люциусу оставалось только догадываться, в каких смертных грехах призналась Астория, раз довела обычно сдержанного отца до такого состояния. В любом случае, дети сумели уладить конфликт, это плюс. Люциус перебрался под бок к жене, расслабленно откинул голову той на плечо. Нарцисса взяла его за руку, ласково перебирая пальцы. - Нам нужно стать немного более лояльными, дорогой, - тихо произнесла она. - Мистер Уизли не копия своих родителей, у него есть голова на плечах. Кажется, собирается пойти по стопам старшего брата, Уильяма. А мисс Грейнджер талантлива и умна, амбициозна, раз сумела привлечь внимание Отдела Тайн и получить согласие на стажировку в качестве будущего постоянного сотрудника. Это должно примирить тебя с тем фактом, что нам все равно придется принимать в гостях супругу крестного нашего сына. Люциус вздохнул. Осведомленность Нарциссы поражала. Впрочем, тут дело явно не обошлось без Сириуса. Вот ведь... коврик блохастый. Захотел счастья племяннику и первым делом помчался к кузине. Хотя он прав, неизвестно, как бы отреагировал Люциус, если бы узнал все так, как было разыграно перед Драко: в кафе, в магловской части Лондона. Сыну совсем не обязательно знать, что отец проследил за ним, чтобы получить подтверждение своим опасениям. Хотя... мистер Уизли явно что-то заподозрил, это было видно по пристальному, подозрительному взгляду. В самом деле, какова вероятность, что Сириус, потомственный Блэк, дал обнаружить какие-либо свои секреты случайно? Нулевая. Да, талантливый аналитик и разрушитель проклятий семье не повредит. Равно как и ведьма из Отдела Тайн. Люциус легко коснулся губами вкусно пахнущей шеи жены. Какое счастье, что в семье есть талантливые, изворотливые и весьма преданные Блэки. Но с Северусом он все равно поговорит. По всем вопросам.