Славься, Темная Властительница!

Это было похоже на какую-то бесконечную сказку. Посетители говорили без остановки, и не было ни одного злодеяния, которого не приписали бы Торвальд. Она, судя по их словам, была настоящим чудовищем, только что без хвоста и рогов, хотя по некоторым рассказам хвост и рога все же были. Список ее преступлений был поистине бесконечен, а самым первым и самым страшным из них было убийство старого короля, Ледяного Тишеньки, как называли его люди, и узурпация королевской власти. Эта сатана в женском обличии выпустила на волю всех головорезов и воров честным гражданам на погибель, а чтобы те и помыслить не могли о спасении, создала грозную стражу. Она обложила их непомерными налогами, а за малейшие провинности отправляет трудиться в свой дворец. Некогда прекрасное здание она едва не превратила в руины, а цветущий город сделала одной огромной помойкой. Но и этого проклятой Мизори было мало. Западные территории она отдала в безраздельное пользование свирепым оркам, а в собственную столицу и вовсе ввела войска и нещадно разграбила. Ее стали называть Мизори Ужасная, вместе с ней в страну пришли голод и нищета. Продуктовые магазины, некогда ломившиеся от товаров, отныне пустовали, а если где и можно было что купить, то втридорога. Что еще? Ах да, город наводнили мерзкие зеленые твари, которым она позволила делать все, что заблагорассудится. Больше? Начала сгонять молодых юношей и девушек в казармы — мало ей тех сторожевых псов, что уже охраняют жуткий режим! Говорят, единственным, кто осмелился что-то ей возразить, был благородный гном, честный и отважный генерал Зы. Но королева его и тех немногих, кто поддержал генерала, выгнала из страны, хотя, ходят слухи, что их она скормила волкам. Именно волкам, ведь в Шишкином лесу завелись волки, вернее, их завела королева, чтобы они нападали на невинных путников. Мизори слушала молча, смуглый цвет лица и алкоголь позволяли девушке с грехом пополам держаться. — Сердце ее черное, как уголь, не знает ни жалости, ни сострадания, — гладко выбритый мужчина средних лет в поношенном сюртуке сдул со лба прядку волос. — Сам видел. Ехала она, значит, по городу, а на дереве котеночек мяучит. На ветку залез, да слезть не в силах. Зовет, значит, просит спасти. А она мимо проехала, только бровью недобро повела. И знаете что? — мужчина выдержал паузу. — Больше этого кота никто никогда не видел... История заставила вздрогнуть даже самых морально устойчивых. — В ейном замке томится прекрасная эльфийка, — не упустил случая упомянуть паренек, сын сапожника. — Не знаю, с какой целью, правда. Может, она у нас из этих? — Да не, непохожа, — тряхнула засаленной шевелюрой одноногая охотница. — Скорее из вредности. Как там люд говорит? Из зависти к красоте девичьей. Вот! — женщина запрокинула кружку, довольно причмокивая. Народ одобрительно закивал. — А еще она некромантка, — зашептала молодая девушка с красным, похожим на редиску носом. — Буквально вчера было... Ездила она по деревням и, где ни проедет, везде появляются живые мертвецы, худющие, и стонут. — Да что за бред! — не сдержавшаяся Мизори встала из-за стола. — С чего вы взяли, что это были зомби? Да может, это больные тифом. Может, она им помочь хотела. — Э нет, милочка, — замотал головой бородатый зверобой, — я эту историю знаю. Там одному зомбию башку снесли, и он того, помер. Зомбии это, руку даю. Да и стала бы эта дьяволица больным помогать? — А вдруг она не такая уж и плохая? Может, она ни в чем не виновата, — гнула свое Торвальд. — Может, вы сами дворец разграбили, может, сами воров выпустили, сами город изгадили. — Ты еще скажи, что мы сами пир закатили и съели все припасы, — оборвал ее плешивый старичок. Все дружно расхохотались. — Тебе эль в голову ударил. Сука она порядочная, вернее, непорядочная. Она Ледяного Тишеньку убила и заставила нас над косточками его поглумиться, — дед смахнул со щеки слезу. — Да! Да! Да! Скажу! Именно так и было! — взвопила девушка, тарабаня по столу кружкой. Но в ответ ей слышался лишь смех и новые проклятия в адрес злобной королевы. У Мизори не осталось идей, остались только эмоции. У Мизори кончились аргументы. Все аргументы, кроме последнего, самого весомого — прямого правого. Который она и зарядила со всей дури прямо в нос плешивому. Тот инстинктивно замахал руками, но удержать равновесие не сумел, рухнул вместе со стулом. Секунду спустя из-под стола послышалось жалобно-громогласное «Наших бьют!», и началось... Первые несколько секунд Мизори справлялась неплохо. Стройной и верткой девушке удалось быстро вскочить из-за стола, уходя от неуклюжих ударов и попыток себя схватить. Ее ответная атака украсила лицо молодого сапожника фингалом, а грузного жреца свалила со стула. Но вот местные встали, и расклад изменился: даже с нечеловеческими рефлексами и «глазами на затылке» отбиться от такой толпы было нереально. Девушку медленно теснили в угол. Направленные на нее удары пока удавалось сбивать и блокировать. Только надолго ли? В таверне было тесно, она была пьяна, а впрочем, это относилось и к остальным участникам действа. Очень сказывалось отсутствие перчаток, и пускай противостояли ей не орки или гномы, а простые работяги, большинство из них были ребятами крепкими, поэтому очень скоро на руках и корпусе бунтарки не осталось ни единого места, которое бы не ныло. И вот, когда силы были уже на исходе и встал четкий вопрос: применение магии, сопряженное с нарушением инкогнито, нанесением тяжких телесных повреждений людям и их имуществу, или "темная" и круглый счет за лечение — и тут как снег на голову на дерущихся навалился человек. Мужчина приземлился в самую гущу королевоненавистников и до того, как они рухнули на пол, успел раздать несколько зуботычин. Когда он поднялся на ноги, Мизори едва не обмерла от удивления. — Сигурд Кружкорукий, мисс, — он небрежно смахнул съехавшую на глаза челку. — Позвольте... Договорить ему не дали. Не иначе как божьим промыслом сумевший встать раньше всех жрец дернул его за ворот, разворачивая к себе и отводя кулак для удара, вот только ударить он не успел, Сигурд сходу боднул его в нос. — Я... — Потом расскажешь, — заметив, что сзади к нежданному союзнику подкатил очередной задира, девушка несколькими пинками под колено свалила того на землю. Жаль, пнуть успела только раз. Положение изменилось. Теперь их было двое, но и соперники на ногах остались самые крепкие. Торвальд сошлась в противостоянии с охотницей и уже успела пропустить несколько чувствительных ударов. Эта женщина прекрасно владела ситуацией: понимая, что не способна сравниться с более молодой соперницей в скорости и реакции, она преимущественно отсиживалась в глухом блоке, выходя из него лишь изредка, чтобы провести молниеносную контратаку. У Сигурда дела обстояли не лучше, хотя, стоит признать, дрался он отменно — один против четверых соперников. Как ему это удавалось, девушка понять не могла, но седой инвалид обладал поистине каменным торсом: казалось, что сыпавшиеся на мужчину удары лишь сильнее разъяряли его. Кулаки же самого Сигурда били столь весомо, что после такого попадания противник обычно отступал к стенке, держась за отбитое место. Тем временем из одного зала драка перекинулась на остальное заведение. Клич «Наших бьют!» слышался отовсюду, а поскольку в заведении были как горожане с разных районов, так и вовсе гости с окраин, дрались все против всех. Билась глиняная посуда, взлетали вверх скамьи и табуреты, сыпались звуки смачных ударов и брани — вот все, что осталось от уюта и радушия «Веселой Стельки». Мизори уже начала выдыхаться и, чувствуя, что сил ей хватит от силы на пару ударов, нанесла их подхваченной со стола вилкой. Как и ожидалось, оборонительные способности соперницы перед мощью столового трезубца оказались бесполезны. Женщина взвизгнула, одергивая руку, и тут же получила прямой правый по носу, удар ладонями по ушам, коленом в печень. Этого оказалось достаточно, и Торвальд употребила остатки сил на помощь своему заступнику. Благодаря отваге, доблести и грации, а также табурету ее рейд по тылам имел ошеломительный успех. Враг был разгромлен, и те немногие, кто еще мог ползать, спешили воспользоваться этой способностью, дабы вновь не попасть под кулаки, сапоги, кухонную утварь и прочие предметы быта. — Как я уже говорил, меня зовут Сигурд. — Мужчина утер с лица кровь. — Рада знакомству, Изори. — Девушка с жалостью разглядывала свое платье. Редкая удача, что дело не дошло до борьбы, но все равно надеть это ей уже вряд ли доведется. — Спасибо, что помог. — Ну что вы, моя леди, я просто не мог удержаться от участия в хорошей драке. Куда интереснее, как вы решились на столь отчаянный шаг. Нападать на такое количество людей даже с вашими навыками... — Не люблю брехунов, — зло буркнула Торвальд. — Несут всякую околесицу за спинами честных людей. Думают, что все им можно! Что никто не возразит! Эти пьяные скоты! На слове «скоты» волшебницу повело в сторону, и она наверняка упала бы, не подставь Сигурд плечо. — Подлецов везде хватает, — отозвался Сигурд. — Я тоже не местный, но судя по тому времени, что провёл здесь, город не так уж беден. Все лучше, чем у нас на севере. Там и в урожайные годы порой голодаешь. Стало быть, не так плоха их королева. — Ага. Она отличный человек. Ум-ни-ца… — Торвальд снова повело в сторону. — И за что её так невзлюбили? Они не заметили, как оказались на свежем воздухе. Осенний ветер мигом выветрил из головы большую часть хмеля. Спутник заботливо набросил на плечи Мизори плащ. Правда, этот плащ принадлежал ей. Зато рука на талии принадлежала ему. — Действительно. Давным-давно я был военным. Представь, Изори, ты отдаешь за людей свою кровь, а они даже пивом угостить жлобятся. Мало того, чуть что, сразу обзывают головорезом и солдафоном. — По небритой щеке мужчины скатилась скупая слеза. — Вот уроды. Как же несправедлив этот мир, если тех, кто больше всего для них делает, всегда ждёт хула и клевета?! — Не всегда. Поверь, есть среди них и хорошие люди. Надо только поискать. — А это мысль. В этом городе еще полно таверн, и я уверена, что в одной из них мы обязательно найдем доброго человека, который угостит отставного солдата и при этом помянет добрым словом свою королеву. В голубых глазах задиры сверкнула надежда. Он уже находился подшофе и в любом случае намеревался продолжить путешествие по питейным заведениям. Так почему бы не совместить приятное с полезным? — Вперед! — скомандовал Сигурд. И приобняв друг друга за плечи, герои двинулись в путь. Сторонний наблюдатель сказал бы, что никакие они не герои, а просто пьяная женщина в помятом платье и слегка пошатывающийся мужчина, делающий вид, что не может отыскать у своей спутницы талию. Однако в глазах самих искателей приключений они были очень даже героями и могли подтвердить сие самыми весомыми аргументами. *** Йозефа Цвейга утро застало не в самом добром расположении духа. За стражником была официально закреплена должность привратника. По ночам они с напарником сторожили недавно починенные ворота, а днем отваживали от замковых дверей всякого рода надоед. Конечно, порой попадались люди и с дельными предложениями — их отсылали к министру Гуамоколатокинту, но в основном прошения об аудиенции имели под собой куда более низменные мотивы, сводящиеся к «подайте богов ради». Неудивительно, что Цвейг был сердит, ведь сегодня именно его очередь избавляться от попрошаек. — Ну, посмотрим, кто там обивает пороги, — зло проворчал солдат, распахивая тяжёлые ставни. Против его ожиданий пороги околачивал только один человек: девушка спала у самого входа, удобно умостившись под козырьком. — Эй, поднимайся, сестренка, — беззлобно буркнул страж, легонько ткнув гостью кончиком копья. — Здесь тебе не ночлежка, это дворец ее величества Мизори Первой, владычицы Параракса. К его удивлению, тело шевельнулось, пробормотав что-то невнятное. Из-под плаща послышалось сонное «Чей-чей?». Потом фигура замерла, будто что-то соображая, а затем внезапно вытянулась в струну, обогнав стража в росте на целую голову. — Этой сучке?! Костлявой? Да она Тишеньку ледяного убила! Котеночка невинного изничтожила! Разводит драконов и похищает эльфиек! — девушка сдобрила тираду несколькими особо изощренными бранными эпитетами. — Покажи мне эту тварь! Она должна за все ответить! Впавший в ступор Йозеф не знал, что делать. — Да кто ты такая, чтобы оскорблять нашу королеву?! — попытался перехватить инициативу стражник. — Я — Мизори Торвальд, заступница всех униженных и угнетенных! — выпалила та, хватая солдата за грудки. — Мой долг спасти народ этого королевства от самозваной угнетательницы! Запах алкоголя, исходящий от этой буйной особы, был столь силен, что у несчастного охранника закружилась голова. Цвейг уже собирался применить силу своего голоса и позвать на помощь, пока вдруг не осознал, что это лицо ему знакомо. — Так ты приведешь сюда эту монаршую дрянь?! — девушка тряхнула его еще раз, да так, что со спины его отцепился и с грохотом упал на землю щит. — Осмелюсь доложить, Ваше Величество, что королева Параракса и вы — это одно и то же лицо, — зашептал солдат. — И... — Тс-с-с, — шикнула на него Мизори, до которой совершенно внезапно начала доходить вся абсурдность текущего положения. — Никому ни слова! — Достав из чудом сохранившегося кошелька серебряную монетку, она сунула ее в руки стражника. — А не то казню, — на всякий случай добавила Торвальд и вразвалочку поплелась во двор. *** Новое утро встретило Мерль озабоченными филинами и пьяными королевами. Сперва Гуамоко допытывался у нее, не видела ли та Величество, а наутро это самое Величество приползло к ней под дверь. Никогда еще грозные синие глаза не смотрели столь жалобно, эльфийка даже выдвинула гипотезу, что ее подруга у кого-то этому научилась. Но дело не требовало отлагательств. Для начала волшебнице была предоставлена кружка отвара и большое полотенце с неизменной уточкой. Вода для ванны была поставлена греться. А Мерль тем временем тщетно пыталась расспросить, что же произошло вчера ночью. Похоже, Мизори не помнила ничего из произошедшего… Запах цветочных масел и благовоний, несмотря на все старания, так и не смог перебороть сырую атмосферу помещения. Комнатка не имела окон, единственным источником света являлся камин. Дымоход давно не чистили, потому потолок комнаты был покрыт тонким налетом копоти. И все же нельзя было отказать этому местечку в уюте. Большая мраморная ванна являла собой прекрасный пример работы камнерезов, а в свете камина она виделась необычно багряной. На стенах плясали таинственные тени, сосновые поленья потрескивали в очаге, создавая вместе с бульканьем воды в котле причудливую мелодию. Мизори лежала, устремив глаза в потолок, задумчиво изучая пятна копоти и затесавшиеся то там, то здесь колонии плесени. Мерль расположилась рядом, с гребнем и мочалкой. Изредка эльфийка пыталась завести разговор, но из этого отчего-то ничего не выходило. — Ты что, подралась? — остроухая отметила многочисленные синяки и гематомы. — Нет, вряд ли. С чего бы мне драться? — пожала плечами королева, подставляя спинку под мочалку. — Я же была в окружении своих славных поданных. — Тогда откуда синяки? — Снимала котенка с дерева, упала. Разве могла я пройти мимо? Так что это не синяки, а героические ранения,— безжизненно ответила она. — А люди? Ты же хотела поговорить с людьми. — Ну, видимо, поговорила и, может, даже с людьми, только совсем не помню о чем. — Погоди-ка, это что? Засос?! — Наверное, благодарные подданные целовали мне ноги, — резонно предположила волшебница. — Длинные же они у тебя, — недовольно проворчала Мерль, намыливая королевскую шею. Произошло нечто несправедливое. Подруга отправилась на поиски приключений, нашла эти самые приключения, вернулась по шею в этих самых приключениях, но ничегошеньки не рассказывала. Едва ли не заново родившаяся девушка вышла из воды, нехотя ступая на холодный пол. Вездесущий ветер высушил ее в несколько мгновений. Правда, ощущение чистоты и свежести были изрядно подпорчены тупой болью от синяков, до сих пор разливающейся по телу. Долго же их придется выводить, хорошо хоть обошлось без ран и переломов. Мерль снова предложила отвар, но в этот раз Торвальд отказалась. Эльфийка смотрела на нее так жалобно, что пробудь Мизори в ее обществе еще немного, выложила бы все как на духу, а этого ей не хотелось. По крайней мере, до той поры, пока она не разберется в столь нелепой ситуации. Девушка соврала. Она помнила все прекрасно, большую часть уж точно. За длинную ночь блужданий по столице она не услышала о себе ни единого доброго слова. Конечно, если не считать таковым прилагательное «отменная», но, вот беда, сразу за ним следовало существительное «сука». Как такое возможно? Она ведь столько всего сделала для этих людей. Её едва не убили, причём не один раз. Она рисковала ради них жизнью, свободой, здоровьем, наконец. И достигла неплохих результатов! А старый король? Это чудовище на троне. Отчего-то теперь его все превозносят, хотя пару месяцев назад дружно желали старику самой жестокой смерти из всех возможных. И радовались на его похоронах они очень даже искренне. Что за бред здесь творится? За размышлениями Мизори не заметила, как уперлась в тупик. Эту часть коридора посещали редко, а все из-за того, что здесь располагались покои предыдущего властелина. Гуам говорил, что этот участок буквально нашпигован ловушками. — Что за вздор? Кто будет ставить ловушки вблизи своей комнаты? Один сбой, одно случайное срабатывание — и ты покойник и обладатель первенства в состязании на самую нелепую смерть. Торвальд решительно направилась к двери, потянула за ручку. Тело девушки напряглось, готовое отскочить в любое мгновение. Но ничего не произошло. И она вошла, осторожно притворив за собой дверь. Удивительно, но эту комнату не коснулось разграбление. Все здесь осталось так, как и при последнем хозяине, разве что слой пыли толщиной в палец покрывал большинство предметов нехитрой утвари. Что здесь было? Несколько больших кованых канделябров, письменный стол, несколько шкафов, заполненных книгами и разного рода безделушками. Например, в одной из застекленных витрин стояли солдатики, там же находились формочки для отливки, кисти и краски. Гобелены в комнате отсутствовали, стены были обшиты деревом и окрашены в мягкие голубые тона. Давно завядшие цветы стояли на окне в запыленных вазах, только большому кактусу удалось сохранить привычную зелень толстого стебля. О картинах стоило говорить в последнюю очередь. Большинство из них оказалось весьма фривольного содержания, но нарисованы они были хорошо. Особенно Мизори приглянулось полотно, изображающее Темную Властительницу. Женщина, на которой из одежды была только корона, восседала на троне из черепов, по бокам стояли атлетичного сложения стражи, у ног простирались ниц обнаженные невольницы. Торвальд иронично улыбнулась; давным-давно она мечтала стать капитаном пиратского судна и примерно вот так, вернее, почти вот так видела свое будущее. Перебирая взглядом один предмет за другим, она неспешно подошла к кровати. Если, конечно, можно было назвать кроватью это поистине королевских размеров ложе, убранное шёлком и бархатом. «Там кислота», — вспомнились ей слова филина. Именно там. Почему Гуамоко выделил именно кровать? Торвальд тщательно осмотрела ее и не без труда, но все же нашла потайной механизм. Стоило повернуть бронзовый шарик-набалдашник, как ложе со скрипом съехало в сторону, обнажая небольшое углубление в полу, на дне которого лежал небольшой сундучок. Следующие секунды девушка едва не умерла от переизбытка чувств. Вначале она думала, что сумеет отыскать там деньги. Как же обидно было ничего внутри не обнаружить! Ничего, кроме нескольких рисунков и потрепанной книжки. Рисунки. На первой работе она могла лицезреть портрет семейной пары: молодой мужчина, девушка с золотистой косой с крохой-ребятенком на руках. Поначалу Торвальд пришла в замешательство, но, взглянув в глаза юноши, все стало ясно. Медовые золотые глаза, они не меняются с годами... — Прости, — невольно вырвалось у нее, и в голове мелькнула мысль, что, возможно, покойный король был не такой уж сволочью. На следующем полотне был изображён тот же мужчина, только с другой девушкой. Пышная брюнетка с пышными волосами и глазами цвета шоколада улыбалась художнику. — Должно быть, его невеста погибла. И сердце короля погрузилось во тьму. А потом он обрёл новую любовь, — предположила Торвальд. На третьем портрете девушка была огненно-рыжей, на ней красовались белоснежный фартук и чепчик. На четвертой — снова блондинка, с парой мальчишек-подростков. На пятой — очередная прелестница с серыми волосами. Шестая… Седьмая... Восьмая... На двенадцатом рисунке Мизори внезапно осознала, что судьба распорядилась с жизнью Ледяного Властелина в высшей степени неправильно. Убить этого кобеля стоило намного раньше, ну или, по крайней мере, кастрировать. Отбросив в сторону портреты, королева взяла в руки книгу. Поморщилась — книги вызывали у нее нервный тик. Тонкие странички были исписаны красивым, похожим на женский почерком: даты, события, чувства... Я плохо помню, когда начал тебя, но прекрасно помню зачем. У меня никогда не было друзей, с которыми можно было бы поделиться мыслями и секретами, потому я решил записывать их в тетрадь. Наверное, потомки будут долго смеяться над правителем, ведущим дневник, но сейчас мне это не очень важно. Я — король, полновластный владетель далеко не самого последнего государства, и здесь я хотел бы поведать о том, как я к этому пришёл… Всему виной детство. Нет-нет, я не проявлял лидерских или бойцовских качеств, скорее наоборот — был слишком мягким и тихим. Ещё мне достался весьма редкий цвет волос — светло-синий. На нашей улице ни у кого не было такого. И никого на нашей улице не шпыняли так, как меня. Время шло, но, становясь старше, я так и не избавился от роли изгоя и объекта насмешек. Все поменялось в тот день, когда во мне открыли дар мага. До сих помню страх ребят, когда вода из сортира, в который меня собирались мокнуть, взметнулась выше крыш близлежащих домов. Это было пробуждение, переломный этап моей абсурдной жизни. Я думал, теперь-то все изменится! Я поступил в академию. Здесь, в кругу таких же волшебников, можно было надеяться на понимание, а возможно, даже сочувствие. Как же я был неправ! Старшекурсников интересовало лишь волшебство, ребята же помладше не упускали ни единой возможности поглумиться надо мной. Ведь, как вскоре выяснилось, я — водяной элементалист. Водная магия преимущественно женская, потому меня почти сразу прозвали Снежинкой — вдвойне обидно было от того, что в нашей группе была девочка с огнем, которую никто не задирал, что, впрочем, неудивительно: какой дурак станет задирать огненного мага! Однако время шло, и вскоре стало ясно, что мой талант невероятен. Меня включили в избранную группу, а прозвище Снежинка навсегда осталось в прошлом. Теперь меня обзывали Снежной Королевой. Мир жесток, никто не боится водной магии. Лишь к последнему курсу, когда я, наконец, освоил лед, ко мне стали относиться по-человечески. Однако этого было мне мало. Всю мою юность меня тяготило отсутствие признания со стороны людей, поэтому я решил сделать что-то по-настоящему славное. Что-то, что заставит людей полюбить и зауважать меня. Я решил убить темного властелина…