Славься, Темная Властительница!

Долгим и тернистым был мой путь. Несколько лет я работал наёмным волшебником, набирался сил и опыта. Но это того стоило. Когда пришёл час решающего сражения с Темным Властелином, я был во всеоружии. Этого изверга звали Лоренсом Жадным, и хотя сам он колдуном не являлся, несколько из них состояли у него на службе. Но ни они, ни отряд закованных в холодное железо телохранителей не смогли остановить мой благородный порыв, и голова злодея покатилась по мрамору тронного зала, ознаменовав окончание эры тьмы. Я сделал это, я совершил, наконец, подвиг, который прославит меня в веках. Спустя несколько часов после схватки о гибели тирана уже знал весь город. Никогда в жизни я не видел столько улыбок и счастливых лиц, никогда не слышал в свой адрес столько тёплых слов. Благодарные жители единодушно выбрали меня своим новым королем, а труп злодея был осквернен и выброшен в выгребную яму. Звучит жестоко, но он получил по заслугам. Каким же чудовищем нужно быть, чтобы издеваться над этими святыми людьми?! На следующий день я познакомился с Гуамоколатокинтом. Этакая пичуга-переросток с длинным именем. Милейшее существо, он был министром при прошлом правителе. Поначалу я хотел его ощипать и выбросить на потеху толпе, но он оказался порядочной птицей, показал мне потайное хранилище и пообещал помощь в управлении страной. За хранилище, конечно, спасибо, а помощь… Обойдусь как-нибудь без неё, чай, не коров пасти. *** О, боги, как же я не прав! Пасти коров гораздо легче, чем управлять государством. Бегаю по замку в поисках Гуамоколатокинта. Надеюсь, он не передумал. *** Первые месяцы правления стали чем-то удивительным. Я, наконец, обрёл их: признание и понимание, которых мне столько лет не хватало. Наконец-то люди приняли и полюбили меня. Слуги смотрят на меня с почтением, а горожане низко кланяются. А как иначе? Я ведь спас их от ужасного правителя. Наверное, это не имеет особого значения, но сегодня я поклялся, пообещал самому себе, что сделаю Параракс самой счастливой страной на свете! *** Вот уже полгода, как я правлю Парараксом. Это сложно: столько проблем, и все требуют срочных и взвешенных решений. Выбор бывает непростым, порой я даже жалею, что взялся за это дело, однако стоит помыслить о том, что этот тиран по-прежнему владел бы страной, как мне становится совестно. Сегодня произошёл странный случай: к воротам замка пришёл человек, молодой парнишка с ясными голубыми глазами и светлыми кудряшками, одет он был как воин. Путник назвался безымянным героем и объявил, что собирается положить конец моей тирании. Было очень неудобно, я попытался объяснить ему, что конец тирании уже положен, но он не хотел ничего слушать, только и говорил про «эру тьмы» и «молот правосудия», а потом полез драку. К великому моему счастью, водная магия относительно нелетальна и мне удалось обезвредить буяна. Сказал ему, чтоб проваливал, но он, кажется, не понял. Решил, что я над ним насмехаюсь, и поклялся стать сильнее, после чего вернуться. Надо будет побеседовать на этот счет с Гуамоколатокинтом — возможно, он знает, что за дурь стукнула в голову тому человеку. Я окончательно запутался. Гуам говорит, что подобное в порядке вещей. Теперь я — Темный Властелин, и меня будут пытаться свергнуть. Почему!? Я ведь ничего плохого не сделал! *** Этот дурак-рыцарь вернулся! Орёт на всю площадь, что стал сильнее, и зовет меня на бой. Ну что за глупец!? С момента нашего боя прошло всего три дня. На этот раз прошёлся по нему более основательно, хотя парень всё равно твердил, что вернется, ибо не может бросить несчастный угнетённый народ. *** Видят боги, я не хотел этого делать. Мощность заклинания оказалась слишком велика, я был зол и несдержан, не смог обуздать эмоции. Герой, тот кудрявый паренек, он умер, умер от моей руки... Я не знаю, что теперь делать. Он не был злодеем, просто дурачком, считавшим, что несёт в мир справедливость. За что я его убил? Что его смерть дала миру? Мне нельзя плакать, Гуамоколатокинт запретил, сказал, что это недопустимо для правителя, а я не могу сдержаться. Простите меня, кто-нибудь. С моих очей словно сорвали покрывало. В глазах моих слуг то, что я раньше принимал за почтение и благодарность... Это страх. Они меня боятся — непонятно почему, пусть даже я маг. Шепчутся у меня за спиной, опускают взгляд, стоит мне пристальней посмотреть на них. Когда я стал для них чудовищем? Почему стал? И был ли вообще человеком? *** Оказывается, у того мальчишки-героя был брат. Сегодня он приходил одержимый гневом и жаждой праведной мести. Неужели так тяжело поверить, что я — жертва? Что на меня напали первыми? Я пытался объяснить, видят боги, но на все мои аргументы он отвечал какой-то ересью о «молоте правосудия» и «наковальне справедливости». Он погиб. Глупо было надеяться. Напал на меня, будучи измождённым настолько, что просто истек кровью. Я предлагал ему отсрочить бой, помочь, перевязать раны, но во всех моих словах ему виделись лишь гнусные уловки повелителя тьмы. *** Девушка? Вы, наверное, шутите. Никогда не подниму руку на женщину. Я хотел бросить её в тюрьму, но она приняла мои действия за попытку насилия и перерезала себе горло. О, боги, неужели все герои настолько глупы?! Я ведь не был таким. Или был? Прекрасная идея! Мудрое решение! Я приказал обезглавить тело, а голову насадить на кол, выставив на воротах. Знаю, они еще больше возненавидят меня, но так будет лучше для всех. Пусть боятся! Страх оградит их от глупостей и необдуманных поступков. Гуамоколатокинт опять запрещает мне плакать. Говорит, что темный правитель должен смеяться. А знаешь, дневник, мне нравится его предложение. Смейся, когда радостно, смейся, когда грустно, и даже когда слезы застилают глаза. Смейся… Страницы сменяли одна за другой. Кое-где были желтые пятнышки, корявые рисунки, небрежные сноски на полях. Мизори не читала подряд, просто выхватывала кусочки текста. Этого было достаточно, чтобы окончательно потеряться. Девушка не хотела верить своим глазам. Это чудовище действительно видело себя таким? Тиран считал себя жертвой? Кем был её предшественник? Действительно ли она убила тирана или всё случившееся доселе — лишь страшный, бессмысленный сон? Кто-то должен был ей ответить, и больше всего на роль ответчика подойдет пичуга с длинным именем. — Чёрный! — Синий! — А я говорю чёрный! Все злодеи всегда одеваются в чёрное. — Синий — национальный цвет нашего королевства. В данном случае нет смысла подчёркивать направленность. В кабинете большой филин и рыжая эльфийка яростно спорили. Судя по всему, предметом спора был цвет будущих королевских одеяний. — Гуамоко, я хочу с тобой серьезно поговорить, — на стол с хлопком опустился дневник. — И если на то пошло, с тобой тоже, Мерль, — одернула она собравшуюся слинять девушку. — Поговорить? — пернатый министр лениво потянул крыло. — Что-то мне подсказывает, что тема будет не из простых. Ну, хорошо, я слушаю. — Я тоже, — эльфийка уселась на стул, положив руки на коленки. — Утром я соврала, когда сказала, будто ничего не помню. Я помню всё. Мы сидели в таверне, выпивали, и я повернула разговор в сторону королевской власти. Они говорили ужасные вещи! Они переврали всё на свете так, будто злодеем был не Дорц, а я! А потом я нашла вот это в тайнике под кроватью, ну под той, где, по твоим словам, яма с кислотой. Как мне это все понимать? — Именно так и понимать, моя Королева, — птица наклонила голову. — Злодейка здесь вы, а не Дорц. — Что ты сказал?! — Мизори побагровела, зубы сжались, глаза сузились. Полный ненависти взгляд упёрся в птицу, посмевшую столь неудачно раззявить клюв. — А если я ощиплю тебя и выброшу на потеху толпе?! Сжав кулаки, она двинулась на министра. Филин сделал шаг назад. Поначалу казалось, что он испуганно пятится, но в следующее мгновение несостоявшийся фамилиар грозно ухнул, расправляя исполинских размеров крылья, разом перекрывшие комнату. Жёлтые глаза его сверкали. Огромные, в палец длиной, когти царапали каменный пол. Мизори внезапно осознала, что вчетверо меньший по размерам беркут способен затравить волка. Гуамоко был огромен и, несмотря на всю свою цивилизованность, являлся страшным хищником. Страх вспыхнул в мозгу Торвальд лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы успокоиться. Опустив руки, она понуро потащилась назад, садясь на стол. — Почему я злодейка? — безвольно спросила она. — Ваше Величество однажды сказали, что не являетесь обладательницей ограниченных умственных способностей. Так почему бы вам самой не ответить на этот вопрос? Странно было слышать такой ответ от обычно мягкого и милого министра. Похоже, Латокинт обиделся и в самом деле хотел причинить девушке пускай духовную, но боль. — Когда мы открыли изолятор… Нет, тюрьму, давайте назовём вещи своими именами, туда первым делом попали выпущенные мной люди, — начала Торвальд. — Налоги, введенные мной, выше предыдущих. И войско — оказалось, что оно действительно необходимо. Старый король не делал ничего, что можно было бы считать злом. Более того, ещё когда я смотрела отчеты прошлых лет, то удивилась, обнаружив, что показатели обеспеченности едой и товарами неуклонно росли. За время правления Дорца люди стали жить в два раза лучше, почти не было войн, а из тех, что случались, страна выходила победительницей, голод остался в прошлом. Всё это отражено в бумагах. Я тогда подумала, что это обман. Но какой смысл обманывать самого себя? Тихон был настоящим героем, он столько лет мудро правил Парараксом. А я его убила… И меня никто не остановил. Почему ты меня не остановил, Гуамоко?! — А вы бы мне поверили? — ответила вопросом на вопрос птица. — Помнится, вас останавливала замковая стража. Где она сейчас? Ваше Величество, не надо делать такое лицо, будто перед вами говорящий круглоухий филин. — Передо мной и есть говорящий круглоухий филин, и он на редкость брехлив, — зло съязвила Торвальд. — Я повторяю вопрос: почему ты не рассказал мне?! И не надо отнекиваться и говорить, что я тупая и не поверила бы! — Вы не тупая, моя Королева, — тяжело вздохнула птица. — Просто вы — обычный человек и верите тому, что говорит большинство. А для большинства Тихон Дорц был ужасным Ледяным Властелином. Его боялись и ненавидели, его проклинали. Скажете, не так? — Но почему? Почему? Почему?! Почему именно так?! — удар кулаком по столу, и поднос с яблоками со звоном летит на пол. Хладный Король — один из сильнейших чародеев континента. Магистр воды, льда, кислот. С самого начала это казалось странным. Маги воды по достижении определённого уровня силы и мастерства получают редкую способность управлять водой в собственном организме. Их тела подобны глине, из которой можно вылепить практически всё что угодно. Неудивительно, что элементалисты этой стихии обычно очень красивы, перед ними меркнут даже прелести эльфов. Так почему? Почему на троне Параракса она увидела старика с усталым безрадостным взглядом и безразличным ко всему выражением лица? На него словно была возложена вся тяжесть мира. А может, так оно и было? В течение тридцати лет он хранил и оберегал это государство. Это было непросто. Теперь Мизори знала, насколько. Нескольких месяцев ей хватило, чтобы осознать ту непомерную тяжесть, что таит в себе королевский венец. Однако его ненавидели. Те люди, которым он отдавал все силы, радовались его смерти, смеялись, оскверняя его труп. А что будет, если погибнет Мизори? С ней поступят точно так же? Это нечестно! Это самая большая несправедливость на свете! Девушка обхватила себя руками, уставившись в одну единственную точку. Уточка на гобелене превратилось в мутное жёлтое марево, голова отчего-то закружилось, в ней одно за другим вставали на места события и поступки последних месяцев, их значения, их итоги. Значит, в глазах людей она теперь воплощение зла? Но как так и почему? — Почему? — повторила она вслух, тихо и спокойно. — Почему после всего, что я для них сделала, они ведут себя подобным образом? Почему они ненавидели прошлого короля, ведь он сделал для них столько хорошего? — Такова жизнь, — тихо ответила Мерль. Встав за спиной Торвальд, она медленно положила руки на её плечи. Мизори была на взводе. Руки мягко прошлись по ее лопаткам, ключицам. Запустив их в пышные каштановые волосы, эльфийка принялась осторожно массировать виски. — Просто так повелось, что если к тебе приклеилось звание Тёмного Властелина, то от него уже не отмыться. Только это звание само никак не влияет на человека. Я со многими была знакома, и в целом они совсем неплохие, а некоторые даже очень добрые. Миз, если тебя считают злой, это вовсе не значит, что ты таковой являешься, и не значит, что надо таковой становиться. Ты мне поверь, я помню одного, прозванного Черным Императором Черепов, так у него был ручной кролик, и он очень его любил. Миз, это вовсе не приговор. — Кролик… — сердце отчего-то тягостно заныло. Попытка подруги её утешить обошлась лишь ещё большим расстройством. Повелители Тьмы виделись ей монстрами, сродни вивернам, мантикорам и василискам, безжалостными тварями, в убийстве которых нет ничего плохого, наоборот: чем меньше подобных чудовищ ходит по земле, тем лучше. А что теперь? Чем они хуже остальных? И чем она лучше них? По какому праву она их судит, и есть ли вообще тот самый Свет, во имя которого она так старалась последние годы? — Темные Властелины, существуют ли они вообще? И хотя вопрос был задан по большей части самой себе, ответ заставил ждать совсем недолго. — Конечно, существуют, моя Королева. — Филин подошёл ближе — так, что его голова оказалась на уровне груди сидящей девушки — и заглянул в ее темно-синие глаза. — Вы ведь хотели спросить про истинных темных властителей? Тех, кто творит зло ради зла, идет на все ради собственных прихотей и не стесняет себя в средствах? О таких правителях вы хотите услышать? Волшебница ответила кивком головы. — Да, были и такие, уж поверьте. Король Чародей только вначале был хлюпиком, в историю как самый жестокий чёрный владыка он вошёл не за красивые очки. Фрольм Неистовый поклялся, что не будет знать покоя, пока не помоет ноги в Западном Океане. Так далеко он, конечно, не дошёл, но крови пролил столько, что вполне можно было бы поднять уровень того самого океана. Его правление представляло собой одну большую войну против всех, с кем мы граничили. Гризельда Бессердечная тоже была в должной степени жестока, она умывалась исключительно кровью юных дев, которых ей доставляли по пятницам и средам. — Чтобы всегда оставаться юной? — уточнила Мизори. — Нет, она и так была вечно юной, вернее, вечно старой, точнее, вечно мертвой. Запутался. Гризельда была личом, но это к делу не очень и относится. Как я уже говорил, Темные Владыки — это не миф или сказка, а реальность. И я очень надеюсь, что Ваше Величество не перейдет никому из них дорогу. Это страшные существа… — И люди отчего-то считают меня таким вот страшным существом, — прошептала Мизори. — Здесь всё довольно просто, — филин начал мерить шагами кабинет. — Понятие добра и зла у подавляющего большинства рас, населяющих континент, подменено понятием личной выгоды. Если вы делаете то, что им выгодно, вы хороший, не выгодно — плохой. По этой самой причине сборщики налогов всегда злодеи; злодеи и стражники, не позволяющие нарушать закон, пусть даже при первой угрозе собственным интересам человек побежит к тому же стражнику; злые торговцы завышают цены; а если, например, такого злого торговца укусит бешеная собака, то, что ж, она не бешеная, а очень даже добрая. И теперь, когда мы подошли к роли короля, получается, что король в данной системе есть источник всего сущего зла, ведь именно он издает законы, ему подчиняются стражники и сборщики, он подписывает приговоры, он — высшая власть страны, поэтому он и виноват во всех её невзгодах. Ваше величество, просто задумайтесь на секунду: поддерживая порядок и справедливость в королевстве, вы ограничиваете свободу народа. Власть — это всегда ограничение свободы, а ограничение свободы — всегда зло. — То есть будь я хоть Люминой во плоти, для этих людей я всегда буду злодейкой? — Да, совершенно верно. — И нет никакого способа этот порядок поменять? — Нет… Хотя подождите, я помню, как-то одному королю удалось. Звали его Пилат Милосердный, и он повелел всем людям в своем королевстве быть богатыми, здоровыми и счастливыми. Поскольку неисполнение королевской воли каралось смертью, народу ничего не оставалось, кроме как стать таковыми, правда, голов пришлось снять изрядно. — Боюсь, нашей Миз этот метод не подходит, — эльфийка ободряюще потрепала колдунью по волосам. — Обещаю, когда тебя убьют, я уговорю героя похоронить тебя в красивом гробике подальше от этих нехороших людей. — Меня что, серьёзно убьют?! — Всенепременно. Рано или поздно зло терпит поражение под напором большего зла, которое, в свою очередь, уступает ещё большему, так происходит круговорот зла в природе. — Латокинт запрокинул голову, обмениваясь взглядом с Мерль. — Слушайте госпожу пленницу, может, она и излишне инфантильна, но в придворной жизни разбирается прекрасно. — Да катитесь к дьяволу! Я просто свалю! — не сдержалась королева. — Моя королева не сделает этого, — возразил министр. — Почему это? — Вы не настолько жестоки. Только представьте, что произойдёт с Парараксом, если его постигнет безвластие. Вы до сих пор не решались рубить головы преступникам, а покинь вы страну, погибнут сотни, а возможно, тысячи невинных. — Не таких уж невинных, — зло бросила Торвальд. — Не более невинных, чем Ваше Величество, — смиренно согласился Гуам. — Вы будете вспоминать о совершённом до конца своих дней, а история запомнит вас как трусиху, сбежавшую от собственного народа. К тому же даже если вы отречётесь, есть немалый шанс, что вас попытаются использовать в очередном раунде борьбы за престол. Мне продолжать? Список довольно длинный. В любом случае на месте Вашего Величества я бы остался, хотя бы ради собственной безопасности. Жизнь королевы, пускай даже тёмной, гораздо безопаснее жизни вольной искательницы. Да, вас тоже будут пытаться убить, но от врагов вас будут отделять стены замка, армия и стража, к тому же вы можете ни в чём себе не отказывать… Ваше право как монарха. — Миз, ты только не сильно огорчайся, ну, можешь поплакать немножко, думаю, один раз Гуамоко разрешит. — Да не собираюсь я ныть, — волшебница утерла нос кружевной манжетой. — Плакать — значит демонстрировать слабость, так говорил один мой знакомый боцман. А демонстрировать слабость — всё равно, что самому предложить себя унизить. — Глаза, уже начавшие поблескивать, вернули былую холодность, и в их темно-синей глубине заплясали крохотные молнии. — Они называют меня Темной Властительницей? Отлично! Они получат Темную Властительницу! Голос ее сорвался на крик и вместе с порывом ветра эхом пронесся по комнате, заставляя филина и эльфийку слегка поежиться. — Вот это боевой дух! — первым в себя пришёл круглоухий министр. — Моя королева, я знал, что вы перспективны, но даже помыслить не мог, что настолько отважно примите эту ношу. — Миз, ты же это не на самом деле, а только постольку поскольку? — На личике пленницы отражалась неподдельная тревога. — Нет, это, конечно, твое право, но мне хотелось бы, чтобы мы и дальше оставались друзьями. — Вот дурочка остроухая. Конечно постольку поскольку. Как говорил Форкинс, если враги тебя боятся, то можно обойтись и без сражения. И, конечно, мы останемся подругами, тем более что в моем нынешнем статусе особо не приходится рассчитывать на обилие таковых. — Ну, тогда… — зеленоглазая девушка вытянулась в струну, вознося вверх левую руку и прижимая правую к груди. — Славься, Тёмная Властительница! — звонкий голосок салютующей эльфийки огласил помещение. — Славься, Тёмная Властительница! — вторил ей взмахнувший крылом филин. «Слав., Темн. Власт.», — табличка с большими буквами появилась в куриной лапке. Мизори не выдержала. Мизори засмеялась. Она смеялась искренне и громко, смеялась над королевством, над покойным монархом, над народом и, наконец, над собой. Смеялась с иронией, состраданием, злобой, стыдом, виной и толикой счастья. И если судьба так решила, то так тому и быть. Славься, Тёмная Властительница! Славься и смейся! Конец?