Славься, Темная Властительница!

Мерль была в ударе. Мало того что усилиями эльфийки был починен целый комод, девушка умудрилась купить немного вполне себе неплохого лака, и теперь «темница» источала дорогой её сердцу запах олифы. Когда лак подсохнет, у неё будет великолепный комод, в который можно будет сложить инструменты. Впрочем, если их сложить, они непременно потеряются. Класть или не класть — вот в чём вопрос. А ещё нужно позаниматься со Шнобелем. На последнем их семинаре бывший йайон уже выучил такие нехитрые слова как «мама» и «папа», на очереди более сложные. *** Дверь в кабинет королевы широко отворилась и в помещение рыжим торнадо влетела эльфийка. Остановившись на мгновение, она поймала вопросительный взгляд правительницы и вместо ответа громко хлопнула дверью. Никакого эффекта. Тогда она хлопнула ещё раз, подкрепляя действия зверской рожей. Правда зверской она была исключительно в понимании самой Мерль, потому что если в этом личике и было что-то звериное, то, скорее, от негодующего пыжика. — Это возмутительно! — не удержалась остроухая. — Я требую… требую… требую! — Чего ты требуешь? — спокойно молвила Мизори, на секунду отрываясь от отчета. — Требую, чтобы ты наказала Шварца и Людвига. Вот! — А это часом не из дворцовой стражи? — Они самые. Только знаешь что, Миз? Им здесь не место, таким только курятники сторожить. — Странно. Ульфрик сказал, что оба очень хорошие воины. — Да причём здесь это?! Они совершенно бескультурные!!! — Ах, вот это уже интересно. В чём же выражалось их бескультурие? — Они… они… — девушка набрала побольше воздуха в грудь, — они учили гоблинов ругаться! Королева удивленно приподняла бровь. — Да, именно так. Сегодня я заглянула к Шнобелю, а он прямо с порога сказал мне такое! А потом ещё такое! И даже такое!!! Эти остолопы наврали ему, что это приветствие. Миз, ты слушаешь?! — А? Извини. Отвлеклась. Так они сказали тебе что… или что? — не то чтобы Её Величество чего-то стеснялась, просто жесты, кои изобразили её тонкие пальцы, вогнали пленницу в краску ничуть не хуже слов. — Миз! — за несколько секунд мордочка зеленоглазой стала краснее свеклы. — Это не смешно! Если ты не примешь меры, то мы получим бескультурных гоблинов! Да прекрати же ты смеяться, жестокая женщина! Я на полном серьёзе. — Если на полном серьёзе, — Торвальд перевернула страницу отчётной книги, — то ты права. Они поступили глупо. — Значит, ты их арестуешь? Или уволишь? Можно, конечно, казнить, но я не настаиваю. — Позволь мне закончить. У меня тут список из десяти человек, поступивших глупо. Три погрома в тавернах, два разбойных нападения, убийство, пускай и в порядке зашиты. — Вот, я же говорила! — А знаешь, что им за это будет? — она пристально посмотрела на собеседницу. — Ничего. Нет, ну разбойников и погромщиков, конечно, подержат в карцере и сделают строгий выговор, а вот Кляйстера, который случайно отрубил голову сопернику по карточной игре, грозит от силы штраф. А всё потому, что он командует обучением полуроты копейщиков. А мне нужны копейщики. — Ах вот ты, значит, как?! Значит, тебе пара чурбанов дороже родной пленницы?! Ну и ладно! Ну и возись с ними! — звонко топнув ножкой, девушка развернулась, словно на плацу, и чеканя шаг выскочила из кабинета. Спустя пару секунд послышался громкий шлёп и полуругань-полувсхлипы — видимо, конструкция платья к строевому шагу не располагала. Мизори плавно опустила голову на стол. И что ей в голову ударило? Нет, она всё прекрасно понимает, но стоит представить ситуацию, при которой Кляйстер будет расхаживать на свободе, а Шварц и Людвиг сидеть в тюрьме за то, что учили гоблинов материться… Да её Ульфрик на смех поднимет, не говоря уже о том, что сейчас каждый боец на счету. Спрашивается, из-за чего весь сыр-бор?! Возиться с этими длинноносыми, как с писаной торбой? Лучше бы научила их драить полы и не разбивать посуду в процессе мытья. Праведное негодование магессы вылилось в небольшой вихрь, разбросавший бумаги. А потом она представила себе эльфийку, такую вот маленькую, рыженькую, которая словно жрица из приходской школы, идущая на первый урок. И вот она вся улыбчивая и счастливая открывает дверь, а с порога её встречают дружным матом. Мерль вовсе не была неженкой, за годы плена она навидалась такого, что у иного уши отвалятся от банального пересказа всех тех пыток и извращений, коими пользовались и которым предавались тёмные властелины. Только при этом саму девушку никто никогда не обижал, в результате личность, могущая наблюдать поедание живых котят, от самой малой обиды впадала в жуткую депрессию. Глаза королевы обвели разбросанные по кабинету листы. Глубоко вдохнув, а потом выдохнув, она встала из-за стола и направилась в сторону темницы. *** Замок. Комната оказалась заперта. Это не было проблемой, так как Гуам таки выдал ей расположения некоторых тайных ходов, коими был пронизан замок. Один из них вёл в нужное помещение. Немного сырости, чада факелов и паутины, и она внутри той самой пёстрой комнатки. Девушка сидела к ней спиной, платье, уже видимо починенное, лежало рядом, а на коленке можно было рассмотреть белую полоску бинта. Мерль что-то писала, время от времени отрываясь, чтобы обмакнуть перо в чернильницу. Поначалу она очень удивилась тому, что сторонница прогресса и любительница всякого рода магических приборов использует оборудование от столь ненадежного поставщика как гусь обыкновенный, но много позже она осознала, что на магические ручки попросту не напасёшься энергии. Секунда концентрации, и под ногами образовано безвоздушное пространство. Как следствие шаги Мизори стали бесшумными. Даже чувствительный эльфийский слух бессилен против чародейства. Осторожно, чтобы ничего не уронить, она с коварством убийцы-дроу переместилась к подруге за спину, деловито заглядывая ей через плечо. Мерль продолжала выводить буквы и цифры, выписывая каждую закорючку и время от времени погружая перо в разноцветные чернила. По старой традиции плюсы она писала чёрным, а минусы красным. — Я, конечно, понимаю, нервы, обида и все такое, — могильно-холодный голос заставил стройное тельце вздрогнуть, — но никакая обида не в силах оправдать подобное, — тяжёлое дыхание из-за спины и просто жуткая аура ненависти. — Ты ужасный эльф! — Миз? Я, это… ну не такая уж она и толстая, я бы даже сказала, просто ширококостная… а толстая — это по эльфийским меркам. Эльфийские мерки они такие… — Я не про задницу говорю! Какого барлога ты мне влепила четвёрку по мудрости?! — Миз, четверка это ведь совсем не плохо. Это очень даже нормально. Это даже больше чем три! — попыталась оправдаться рыжая, но Торвальд была неумолима. — А Хош?! Сколько ты поставила этому орку?! Говори, чего молчишь?! — Восемь… — пропищала Мерль, медленно сползая под стол. *** Спустя двадцать минут обе девушки сидели за столом, попеременно отхлебывая травяной чай из больших глиняных стаканов. Всё это протекало в гробовой тишине. Нейтралитет был нарушен вовсе не словами. Всё так же безмолвно Мизори убрала с ноги подруги повязку и, сложив руну, приложила к коленке ладонь. — Спасибо, — тихо произнесла зеленоглазая. — Пожалуйста, — по-прежнему холодно, но уже чуточку мягче, ответила властительница. — Ты всегда выставляешь похитителям оценки? — Не только похитителям, это дневник такой, только не про меня, а про остальных. Что-то вроде путевых заметок. Ну, чтоб я потом много лет спустя могла бы всем сказки рассказывать. Там даже рисунки есть, — она развернула книжечку, показывая на редкость удачные изображения, передававшие не только внешность, но казалось, даже нрав носителя. — А оценки, чтобы много не писать. Вот можно писать, что у человека нос картошкой, щека распухла, уши на разной высоте и хронический метеоризм. А можно просто написать обаяние и напротив циферку два. Удобно? — Удобно, вот только это никак не объясняет, почему я тупее орка. — Ну, Миз, Хош ведь старенький, он много видел, а ты совсем ещё девушка, по эльфийским меркам — вообще ребёнок. И он немного поспокойнее, а ты такая живая и деятельная, и немножко недумательная. — То есть я не разбираюсь в жизни? — Как-то вроде того. Миз, ты не сердись, у всех свои достоинства и свои недостатки, а книжка, она должна быть честной. — Вот уж чего за собой не замечала. Вроде вполне приличный опыт — рыбу ловить умею, умею ставить паруса, колдовать, читаю руны, три года путешествовала. Вроде достаточно. — Эм, Миз, а какие выводы ты сделала из всего этого? В смысле, ты вроде хочешь быть хорошей и пытаешься сделать разные хорошие вещи, но когда судьба сама предоставляет шанс совершить какой-нибудь подвиг, ты делаешь всё наоборот. Нет, если ты не хочешь становиться доброй — будь злой, это нормально, и ты не будешь разочаровывать окружающих. — Ты все ещё за те глупости? — Да, понимаю, тебе они кажутся глупостями, да и я погорячилась. Только посмотри на это со стороны: целый народ долгие годы был оторван от мира. Ему даётся шанс вернуться, измениться, стать другим. Они могут стать чище, воспитаннее, лучше. А их самым наглым образом портят. А ты? Ты ничего не делаешь. — Сила обстоятельств. — Тогда зачем делать вид, что ты герой? Герои ведь не смотрят на обстоятельства. — Знаешь, ты права, — Мизори отодвинула стакан в сторону, — это всё так относительно. В детстве нам часто рассказывали истории о… Серебряном Мече и множестве других героев. И знаешь, меня всегда поражала одна деталь. Почти все они были скитальцами, странниками без рода и племени, сиротами, безземельными рыцарями. И только теперь я поняла, что иначе и быть не могло — любой конфликт, что ты встречаешь на пути, ты судишь в соответствии с личными убеждениями, чисто, непредвзято, от первого лица. Тебя не отягощают интересы семьи или короны. Ты свободен и ты беспристрастен. — То есть… — Да, я просто не знаю, что делать, — королева смотрела на собеседницу глазами затравленного зверя. — Честь, совесть и справедливость или благо большинства. И ещё прошлое. Те люди, которым я помогала раньше. Пошло ли это им на пользу или я и там наломала дров? Самое же непонятное во всём этом то, что я никогда не стремилась становиться героиней. Мерль тихо сходила с ума. Не хотела становиться героиней? Мизори?! — Это вообще как?! — не удержалась она от вопроса вслух. — Чтобы загладить вину перед тобой, о, прекраснейшая из пленниц, я расскажу тебе эту историю. Слушай, было это пять лет назад, ещё в академии. Я была на двадцать сантиметров ниже, на три тона светлее и в пятьдесят раз циничнее. Я делила комнату с одной блондинкой, мечтавшей стать жрицей. Хорошая была девушка, добрая… — А сейчас мы продолжим нашу лекцию. Начнём с закрепления уже пройденного. Кто ответит на вопрос, что представляет из себя магия исцеления? Уолли, умничка моя, давай, порадуй учителя. — Перст мужчины устремился в сторону одного из учеников, юношу в сером форменном хитоне и с красивыми до неприличия голубыми глазами. Паренёк сглотнул и, ёжась под пристальным взглядом преподавателя, поднялся с места. — Исцеляющая магия бывает двух видов: духовное и природное исцеление. Первое использует душу человека как остаточную память и приказывает телу ей соответствовать, позволяет полностью нигилировать эффект от ранения, но внешне никак не проявляется, также необходим предмет-медиум. Тесно связано с големостроением и некромантией. Второе использует прямое магическое воздействие на клетки, заставляя их делиться, меняться, либо самоуничтожаться, является подшколой земляной элементалистики, связано с эстетической магией. — Исчерпывающе. Очень полный ответ. Садись, Уолли. Студент опустился на место, вытирая холодный пот; мэтр Патрик был вовсе не тем человеком, от которого он желал бы получать похвалу, и всё же это было куда лучше ссоры. — А сейчас мы попробуем практически закрепить изученное на примере двух простейших заклинаний обоих школ. Так, все смотрим на меня. Торвальд, это и тебя касается. Перестань корчить из себя спящую красавицу, дураков, готовых тебя облобызать, в этом классе нет. Раскрыв затёкшие спросонья глаза, будущая колдунья устало посмотрела на преподавателя: женоподобное лицо было преисполнено праведного гнева, оно требовало объяснений, но вместо оного получило лишь невнятное «Чё?». — Мы сейчас собираемся рассмотреть азы исцеляющей магии, — еле сдерживая себя, прошипел лектор, — думаю, это полезные знания, необходимые любому магу. Даже несмотря на элементальную природу своих сил, вы сможете применять их при должном уровне подготовки. — И чё? Очередной безразличный ответ заставил мужчину побагроветь от злости, а ведь красный цвет совершенно не подходил его зелёным глазам. Сжатая в кулак рука приняла форму ладони. Но Торвальд… Торвальд сейчас смотрела на него с тем же ехидным презрением, с коим нашкодивший варг пырится на своего хозяина. — Сможешь управлять болью! — послышалась звонкая пощёчина, и сидевший на противоположной парте Алан ухватился за пылающую щеку. — Вот так! — Мэтр приложил палец к месту удара, и мальчик удивленно заморгал глазами. — И нигилировать синяки и ушибы, — очередное прикосновение заставило красноту отступить. — И оно мне надо? — Мизори блаженно потянулась. — Я получать синяки не собираюсь и болеть тоже. — Она хотела ещё что-то сказать, но тяжёлая рука опустилось на плечо молодой девушки. — Боль есть и будет всегда, — раздался приглушённый высокой полумаской голос, — расскажите нам, мэтр. Мизори осунулась. Даже сквозь толстую армированную перчатку она могла почувствовать тот дикий жар, что излучало тело говорившей. Катрина — или Кэти Запеканка, как за глаза дразнили её местные, — была одной из четырёх человек, пока ещё способных хоть как-то держать порывистую колдунью в узде, но если первые трое делали это преимущественно за счет своего авторитета, Катрина использовала силу. Нет, даже не силу и даже не угрозу применения силы, лишь потенциальную возможность, но и этого было достаточно, чтобы бросить тело юного дарования в холодный пот. Торвальд замолчала и вела себя тише воды и ниже травы до конца занятий. *** Общежития при академии представляли собой небольшие двухэтажные коттеджи с комнатами, рассчитанными на размещение двух человек, но если в архитектуре этого грандиозного магического исследовательского комплекса преобладал гранит и мрамор, то домики были построены из куда более тёплого и здорового дерева. Лет им было немало, собственно, даже больше, чем каменным собратьям, ведь регулярно, раз в несколько десятков лет, земляные элементалисты отращивали у них самые настоящие корни и листья, обновляя износившуюся древесину. Эмми сидела у окна, время от времени поглядывая на улицу. Хотя гораздо чаще взор её был направлен на лежащую на столе тетрадь: хитрое переплетение рун было донельзя загадочным и непонятным, вернее, попросту неправильным. — Она одержима демоном альтруизма, — послышалось со стороны входа. Девушка обернулась, и россыпь белокурых волос рассыпалась по плечам. В глазах отразился вытянутый силуэт подруги. — Не мне тебя учить, но, может, хватит делать за других академические задания? — Не вижу ничего плохого в том, чтобы немного помочь нуждающимся. Помнится, наша с тобой дружба начиналась именно так. Откуда-то послышался едва различимый треск. — Но сейчас я всё делаю сама,— парировала Торвальд, — друг не должен садиться тебе на шею. Она у тебя и так особой прочностью не отличается, того гляди хрустнет, и государство лишится ещё одной потенциальной жрицы. — Смешная ты, как можно помогать множеству людей, если бессилен даже помочь однокласснику с домашней работой? — Я не смешная. Я практичная. Послушай, Эмм, ну брось ты уже эту дурацкую идею. Лучше айда со мной. Свежий солёный ветер, тугие паруса, бесконечное море, свобода, богатство, веселье. Сожженные торговые суда и сундуки, набитые золотом. Что ещё нужно для счастья? — А не слишком ли восторженные слова для описания пиратства? Морской разбой — это беззаконие, жестокость и смерть невинных. — Мы будем другими пиратами, мы не будем никого убивать. — Ты серьёзно? — тон Эммы говорил о том, что она слабо верит вышесказанному. — Конечно серьёзно! За кого ты меня принимаешь? На Туринских рудниках за них дадут немалые деньги. Светловолосая девушка в бессилии опустила руки. Три года, они делят эту комнату три года, и всё это время она пытается привить Мизори хотя бы крупицу сострадания и стабильно терпит неудачи. И всё же она не безнадежна, безразлично презрительное отношение к народам в целом не распространялось на отдельные личности. Последние полтора года никто не обижал Эми и её многочисленных друзей, хотя до конца и не ясно, вступалась ли за них Торвальд из благородства или же драки ради. — Ты непрошибаема, — опустив плечи, белокурая девушка выдавила из себя слабую улыбку, — ну что ж, у каждого своя дорога. Ты будешь грабить и разорять, а я попытаюсь сделать то немногое, чтобы уменьшить страдания тех, кому с тобой и тебе подобными не повезёт столкнуться. — Нельзя быть такой доброй! — не сдержалась потенциальная пиратка. — Не забивай голову чужими проблемами. Боги воздадут им всем по заслугам. Разве не так вы, жрецы, говорите? — Да не существует никаких богов! Громко, слишком громко она произнесла то, что говорить не следовало. Тяжело дыша, она затравлено смотрела на подругу. Услышала, как тут можно не услышать. Она чувствовала себя мамашей, у которой малолетнее дитё спросило о причинах своего появления на свет, спросило и сейчас смотрит большими невинными глазами, требовательно, непреклонно. И ведь не отвертеться от объяснений, чего доброго начнет выспрашивать у посторонних. — Можно я промолчу? — спросила девушка скорее для виду. — Это информация для жречества и придворных магов, она не для студентов. И не вздумай выспрашивать у преподавателей. Если они узнают, что я проболталась, меня отчислят, а тебе всё равно ничего не скажут. Синеглазая колдунья продолжала буравить подругу взглядом. Чёрта с два она отступится! Нет богов? Это вообще как?! Эмми тяжело вздохнула, отложив перо и тетради в стороны. Рассказ будет долгим, не таким долгим и подробным как на лекции ректора, но минимум час займет точно. Последняя Война. Никто не помнит, какая по счету. Все они в той или иной степени считались последними, ведь кто поверит, что пережившие столь ужасные времена люди, их внуки, или даже правнуки вновь возьмут в руки оружие, дабы сойтись в смертоубийственной схватке. Последний раз конфликт разгорелся между Северным и Южным континентами. — Что за бред! — не выдержав, прервала рассказ Торвальд. — Какие ещё Северный и Южный? В мире только один континент. — Уж будь любезна дослушать, а лучше более усердно посещай общеобразовательные предметы. — На улице вновь что-то щёлкнуло. Рассказ продолжился. Две великие силы двинули друг на друга многомиллионные армии и флоты, число судов в которых измерялось тысячами, небо затмили невиданные в наши времена машины и сотни драконов, встававших то на одну, то на другую сторону. Легенды гласят, что таких сражений человечество ещё не знало. Кровь красила океаны в алый цвет, а небеса были чёрными от дыма. Но будто бы и этого было мало. Мощь сторон была равна, и чтобы хоть как-то изменить это равновесие, с небес спустились боги-покровители. Так было и раньше, на протяжении всей своей истории небожители так или иначе влияли на мир смертных, подсказывая и направляя, делая это преимущественно инкогнито, но в этот раз всё было иначе. Явившись в своем истинном облике и наделённые нескончаемой силой, они присоединились к сражению. — Бред, бред, бред! — опять не выдержала Мизори. — Ты противоречишь сама себе. То ты говоришь, что богов нет, то они есть. — Если их нет, то это вовсе не значит, что никогда не было. — Куда же они делись? — Туда же, куда Северный и Южный континенты. Они мертвы, их больше не существует. Глупо, не правда ли? Мизори никогда не была религиозной. В детстве они с семьёй несколько раз ходили в храм. А чуть позже, в бытность свою юнгой, она нет-нет да посещала крохотную корабельную часовенку, которой по совместительству заведовал кок. Даже сейчас, будучи без двух лет магом, она не упускала случая поставить свечку Люмине, и на всякий случай Хиларет, и непременно богу молний Абочусу. Бред, никогда не завися от богов и не клянча подачек, девушка всё равно стремилась приобщиться к великим таинствам. Это было естественно. — Я была в храме. Касалась священного огня, один раз даже приносила жертву. — Похвально, но огонь, горящий в больших залах, вряд ли можно назвать священным. В лучшем случае это продукты горения летучего газа. В худшем — невидимые дрова. Настоящие алтари спрятаны и они не горят, они потухли давным-давно. Боги не слышат наших молитв, они не совершают чудес, не защищают. Жречество континента несёт на себе обязанность хранить это в тайне. Мы творим чудеса от имени богов, даруем проклятия и исцеление. — То есть вы все врёте?! Две тысячи лет вранья?!! — Мизори едва не поперхнулась, она не считала себя порядочной, нет, да и к иным жрецам относилась с подозрением. Но водить за нос целый континент в течение двух эпох?! Каста долгополых очень сильно поднялась в её глазах. — Всему есть своё объяснение. Представь на секунду, что будет, если народы узнают правду? Начнётся анархия, ведь порой посмертное воздаяние — единственное, что останавливает человека от поступков низких и неблагородных. — Первым делом я бы разграбила парочку храмов, — шатенка почесала за ухом, прикидывая, сколько на этом можно было бы поиметь. — А когда храмы кончатся, люди примутся за дворцы. Поверь, Миз, лучше не станет точно, к тому же наше враньё не такое уж враньё. — О чём ты? — Помнишь, я говорила, что алтари погасли? Одновременно с этим стало происходить кое-что ещё. Магия старой эры основывалась на поклонении богам. Ты молил покровителя, а он давал тебе силу, ты ею пользовался. Всё очень просто, удобно и надёжно. Конечно, колдуны и волшебники рождались и тогда, но сил у огненного мага того времени было не больше, чем у нынешнего земляного. Их было мало, всего лишь единицы. Когда боги исчезли, количество зафиксированных рождений и пробуждений увеличилось стократно, равно как и их сила, которая превысила силы древних жрецов в несколько раз. Мы живём в Эпоху Магов, Мизори, и большинство исследователей сходятся во мнении, что часть силы исчезнувших демиургов перешла к ним. В этой ситуации жречество приняло то самое решение. Если колдуны унаследовали могущество богов, значит, они являются наследниками и проводниками их воли. Маги были поставлены вне классовой иерархии, была заложена Астралорская Академия и правила поведения нового жречества… Мизори, ты слушаешь? — Хырррр. — С кровати, на которой сидела девушка, послышалось недовольное сопение, а вслед за ним звук удара. Это карающая сандаля будущей жрицы нашла свою цель. — Я что-то пропустила? — Торвальд рассеяно хлопала ресницами. — Да, я только что рассказала, что богов не существует. — Вот дьявол! Это значит, все те свечки, что я поставила, были зазря?! Гадство! А впрочем, — пальчики девушки нервно массировали подбородок, — значит, после смерти не будет никакого воздаяния и можно смело пиратствовать. — Что в этом пиратстве такого, что ты только о нём и грезишь? — Ну как же, свобода! Нет существа более свободного, чем воздушный элементалист посреди океана. Можно делать что угодно и ни от кого не зависеть. Разве что король. Да, король свободнее пирата, ему и делать-то ничего не нужно, за него всё сделают другие. Очередной щелчок, оставленный без внимания. — Действительно жаль. Из тебя могла бы получиться славная жрица или героиня. Вот не надо смеяться. Почитай книжки, там каждый второй герой — бывший негодяй. — Благодарю покорно. И вообще, почему ты до сих пор не попыталась заарканить Катрину? Наша Запеканка куда благороднее меня. — Но она уродлива, — отвела взгляд Эмма, — чудовище не может быть героем. На этот раз щелчок прозвучал совсем близко, и взгляд подруг остановился на бешено вращающемся посреди стола камешке. Что самое странное, камешке прозрачном. Хотя прозрачность его уже сходила на нет. Ещё немного покрутившись, камень встал на крохотные ножки, огляделся, сориентировался. — Хозяин просил передать, что если сиятельная госпожа Мизори не соизволит спустить вниз свой досточтимый зад, следующим, что влетит в окно, станет файербол, — проскрипело волшебное создание, возвращаясь к изначальной безжизненной форме. — Кажется, мне пора, — колдунья резко подскочила, пытаясь с помощью расчески придать волосам более-менее пристойный вид. — Ты снова с ним встречаешься? — в словах Эмми сквозило осуждение. — Миз, ты интересуешь его исключительно как маг, он тебя использует! Миз!!! Но девушка уже распахнула окошко и, ловко сиганув через подоконник, скрылась в ночи. Первым, что она увидела, был большой букет. В ноздри ударил запах роз, пускай и выращенных магически, но от того не менее прекрасных. — Они восхитительны, — не удержалась магесса. — Они ничто в сравнении с тобой, — тихий спокойный голос не излучал особого восторга, как, впрочем, и не давал сомневаться в искренности слов. — Какая банальная лесть. Я знаю, что у нас есть девушки и посимпатичней. — Симпатичней? Ах, вот ты о чем. Нет, я имел в виду талант. Ты гораздо способнее жалких растений. — Воспользовавшись замешательством Торвальд, парень ловко ухватил её под руку. — Каков наглец, — вознегодовала студентка, однако освободиться даже не попыталась, — верно говорит Эмми, ты мне не пара. — Тоже мне новость. Поменьше общайся с этой шизофреничкой, она хочет тебя использовать. Парень на секунду остановился, в свете луны русые волосы переливались серебром. Нет, Штернмаера сложно было назвать красавцем, симпатичный, не более того. К тому же прямая противоположность тому типу мужчин, что нравились Торвальд. Но было во взгляде карих глаз что-то таинственное, манящее, необычное. Неизменный белый костюм, толстые стёкла очков, большую часть времени пребывавших на широком, с небольшой горбинке носе. Нет, Мизори он нравился не за внешность, это точно. Йохан был талантлив. Вот уже три года никто не мог оспорить занимаемое им место лучшего мага-теоретика. К тому же он был волшебником, а сильные волшебники — явление очень даже редкое. И то упорство, с которым он двигался вперёд. Казалось, что для этого человека не было ничего невозможного. Год назад Мизори сказала, что между ними никогда ничего не будет. И что же теперь? На мгновение ход размышлений прервался, и девушка почувствовала на губах постороннюю влагу. — Если продолжишь в том же духе, тебе понадобится кушетка, — она попыталась изобразить негодование. — Кушетка? Неожиданно смело. Но вот табуретка точно скоро понадобится. — А дальше? Боги мертвы, континенты уничтожены, на магах ответственность. Что дальше? — требовательный голос подруги прервал лирическую ностальгию, которой внезапно предалась колдунья, но которую не очень-то стремилась афишировать. — Дальше? Дальше будет потом. Но суть, я думаю, ты уловила. — Да, ты героиней становится не хотела. А чтобы ею стала, хотела та, другая, которая жрица. — Да, Эмми. Её хрустальной мечтой было сделать из меня поборницу справедливости. Она считала, что раз уж маги унаследовали могущество богов, они унаследовали и ответственность. Что мы должны вести народы континента к свету, силой и личным примером должны бороться со злом. Красивые идеалы, но тогда они мне казались сущим бредом. Ах, что-то я совсем заболталась, — девушка лениво потянулась, опуская на тумбочку до сих пор покоившуюся в руках книжку с заметками, — меня ждёт план посевной. Надеюсь, ты не обидишься, если я никого не уволю? Но солдаты получат выговоры, это я могу пообещать. — Пока, Миз, ты тоже на меня не сердись. — Мерль сердечно попрощалась, и спустя полсекунды из комнаты понеслись новые возмущенные словоизлияния: — Миз! Ты плохая королева! Чего ты тут про меня накалякала?! Миз, я ведь не могу разобрать твой почерк! *** Осторожно притворив за собой дверную створу, королева прислонилась к стене. Грудь под шёлковой блузой тяжело вздымалась, а тело не могло отойти от внезапно нахлынувшей на него слабости. Слишком неприятные воспоминания растревожил разговор с рыженькой пленницей. Она вновь переживала тот день, тот судьбоносный год…