Навечно преданный

      К сожалению, столь желаемый шотландским монархом покой не спешил раскрыть над Эдинбургским замком своих надёжных крыльев: едва успев переступить порог дворца, Джон был тут же оповещён камер-лакеем, что его ожидает прибывший пару часов назад гонец. Услышав столь странную для новогоднего рассвета новость, король сперва лишь досадливо отмахнулся:       — Какой ещё гонец? Кто-то решил проявить фантазию и прислал мне говорящее поздравление? У вашего гонца, случайно, нет с собой мандолины? Говорят, в Европе сейчас стало модным присылать к празднику такие вот поющие приветствия. Но в любом случае — пусть подождёт! Я устал и хочу отдохнуть, а пожелания и прочую ерунду можно послушать и попозже.       — Боюсь, что дело тут не в чьих-то фантазиях и поздравлениях, государь, — озабоченно развёл руками побледневший слуга. — Это не совсем обычный гонец, скорее — стражник, и послание он привёз от Его Величества Короля-Императора…       — Тогда это точно не поющее поздравление, — пробормотал Джон, всё ещё до конца не уразумев причину озабоченности камер-лакея. — Не войну же нам сарацины объявили?!       — Этого я не знаю, сир, не приведи Господи такой беды! — перекрестился слуга. — Но посыльный прибыл не один, под его началом ещё полдюжины императорских стражников, и спрашивали они не только о Вас, государь, но и о Вашем секретаре…       — Что? Зачем им Шерлок? Что у них к нему за дело? — хмель моментально слетел с Его Величества, а в прояснившейся голове гулко зазвенело от недобрых предчувствий. По напрягшемуся лицу Лестрейда Джон отчётливо понял, что чутьё капитана тоже просигналило о надвигающихся неприятностях.       — Они не сказали, но из подслушанного разговора я догадался, что им поручено задержать господина Шерлока и доставить к Королю-Императору, — чуть заикаясь, поделился тревожной информацией слуга.       — Где этот гонец? Почему меня не известили сразу? — вопросы звучали жёстко и резко, как удары кнута. Набычившись, король стремительно направился в сторону гостевых покоев.       — Ваше Величество, простите! Старший караула не велел Вам сообщать, сказал — до утра подождёт, — лепетал семенящий за королём лакей, на ходу то бледнея ещё больше, то заливаясь нездоровым пятнистым румянцем.       — Ты кому служишь, чёрт тебя подери? — рычал монарх, гулко печатая шаги по пустым коридорам. — Где эти вояки?       — Государь, прошу Вас! — забежав вперёд, капитан Лестрейд встал перед королём непоколебимой преградой. — Если они ждали ночь, то ещё пара часов ничего не изменят. Вам нужно освежиться и привести себя в порядок. И не делать выводов, пока не выяснится суть дела.       — Ты разве сам не чуешь, откуда палёным потянуло? — прошипел Джон, задыхаясь от накатившей злости. — Почему это вдруг сира Майкрофта заинтересовал мой секретарь? Кто ему донёс?       — Господин капитан прав, Ваше Величество, — встав плечом к плечу рядом с командиром охраны, Шерлок поднял перед собой руки в предостерегающем жесте. — Не стоит говорить с посланниками Короля-Императора в таком состоянии. Вам следует, как минимум, дать себе время успокоиться.       — На каком основании вы двое имеете право указывать вашему государю, что мне следует, а что нет? — недобро прищурился король.       — На том основании, сир, — коротко переглянувшись с Лестрейдом, взял ответственность на себя Преданный, — что не более часа назад Вы сами называли нас своими друзьями. А значит, у нас есть право не позволить Вам совершить опрометчивый поступок, который запросто может оказаться роковой ошибкой.       Всё ещё грозно хмурясь, Джон сложил руки на груди и выжидательно уставился на стоящих перед ним мужчин:       — А теперь можно без этих словесных вывертов?       — Государь, гонца Его Императорского Величества стоит принять со всем присущим Вам достоинством и авторитетностью. И выслушать, по возможности, максимально контролируя ситуацию. И эмоции, — Шерлок говорил убедительно и, в то же время, успокаивающе. — Нам неизвестно, по какой причине сир Майкрофт обратил внимание на мою скромную персону, вариантов слишком много, чтобы делать предположения на основании простых слухов из третьих уст. Но недооценивать ситуацию или предпринимать необдуманные действия, не разобравшись в ней — может оказаться фатальным. Кроме того, если Вы проявите пренебрежение к приказам Короля-Императора, это не только не поможет мне, но и, что несравнимо хуже, может плачевно сказаться на Вашей собственной судьбе. Вы устали и возбуждены. Пара часов отдыха, точная информация о деле, а затем уже спокойное принятие решения — только в такой последовательности, Ваше Величество. Пожалуйста. Вы должны дать себе время.       — Что ж, вы правы. Оба. Если это какая-то интрига, и в ней нужно будет разобраться — необходимо делать это на ясную голову, — кивнув, вполне хладнокровно согласился король. — Но, думаю, всё-таки будет лучше, если ты, Шерлок, сейчас же покинешь и дворец, и Эдинбург и отправишься подальше отсюда, в какое-нибудь безопасное место, пока всё не прояснится. На всякий случай.       — Прошу прощения, Ваше Величество, но Вам доподлинно известно, ПОЧЕМУ я не могу беспрекословно выполнить этот приказ, — покачал головой Преданный. — Необходимость находиться вдалеке от Вас для меня равносильна смертному приговору, а Вы, насколько я понимаю, не желаете допустить моей гибели. — Быстро сморгнув, словно не решаясь озвучить следующую мысль, Шерлок всё-таки произнёс: — Но даже если бы угрозы моей жизни не существовало — как бы я смог покинуть Вас, господин? В такой момент?       — Государь, — вмешался Лестрейд, к этому времени успевший благоразумно отослать прочь совсем растерявшегося камер-лакея, — простите, но, возможно, стоит обсуждать такие… щекотливые темы в более укромном месте? Я разделяю Вашу тревогу о судьбе мистера Шерлока, но Король-Император всегда отличался мудростью и справедливостью решений. Возможно, слуга просто что-то напутал или недослышал… Во всяком случае, пока Вы сами не поговорите с гонцом и не прочтёте доставленное письмо, любые предпринятые действия не могут считаться разумными и правильными.       Джон, усилием воли окончательно приведя себя в некоторое подобие душевного равновесия, и сам прекрасно понимал, что ему, после прояснения ситуации, скорее всего, действительно придётся довериться тем просьбам, а, возможно, и приказам, которые сир Майкрофт счёл нужным прислать своему шотландскому собрату. Это было максимально разумно и учитывало, прежде всего, интересы его, джоновой, страны. А чьи ещё интересы должны в первую очередь беспокоить правителя, как не собственной державы? Никто не должен пострадать от того странного выбора, который сделало непокорное королевское сердце — вот что имело первостепенное значение. Даже если для этого придётся страдать и самому Джону, и его немыслимо прекрасному выбору.       Тяжело вздохнув, Его Величество неохотно отправился в свои покои. Что ж, если нельзя решить вопрос как-то иначе, придётся довериться такой сомнительной вещи, как дипломатия. В конечном итоге, и Грег, и Шерлок правы: предпринимать что-то можно будет лишь тогда, когда в монарших руках окажется полная информация о происходящем — и да будет в помощь ему наступающий новый день…       Когда через несколько часов камер-лакей доложил, что командир прибывшего отряда просит королевской аудиенции, Его Величество принял того в своём кабинете совершенно бесстрастно и даже с некоторой ленной учтивостью.       Гонец — довольно нестарый ещё офицер императорской стражи — приветствовал короля, выразив своё почтение не лишённым сдержанного достоинства поклоном.       — Мне доложили, что вы прибыли по приказу Его Императорского Величества, — кивнул в ответ Джон, сразу же переходя к главному. — У сира Майкрофта ко мне какое-то неотложное дело?       — Да, Ваше Величество, — посланник Императора был само воплощение безукоризненной невозмутимости. — Мне поручено передать Вам вот это послание, — приблизившись, стражник положил на стол перед королём письмо, скреплённое хорошо знакомой Джону печатью, и несколько официальных бланков Судебной Коллегии, — а также арестовать человека по имени Шерлок, который в данный момент находится на службе Вашего Величества в качестве личного секретаря, и доставить его в Лондон на предстоящий суд. Здесь все документы, подтверждающие мои полномочия и данные мне указания.       — Суд? — удивление короля, несмотря на мрачные ожидания, было вполне искренним. Спрятав поглубже начинающие вновь подниматься негодование и панику, Джон изобразил на лице простодушную заинтересованность происходящим. — Моего секретаря в чём-то обвиняют?       — Не могу знать, государь, — едва уловимое смущение в голосе офицера говорило о том, что он действительно не находится в курсе событий. — Единственное, что мне известно: ордер, выписанный на его арест, является имущественным.       — И как это нужно понимать?       — Я могу ошибаться, государь, — по всему было видно, что выполняемое поручение несколько озадачивает и самого императорского посланника, что, в купе с нескрываемым уважением к шотландскому монарху, позволило стражнику высказать некоторые предположения, — но, возможно, этот человек является беглым рабом из тех проклятых Создателем мест, где этот постыдный пережиток прошлого ещё процветает. Во всяком случае, мы должны арестовать его именно как имущество и в этом же качестве доставить для разбирательства в Малую Судебную Коллегию.       Приятно впечатлённый тем, что стражник оказался его единомышленником, Джон изобразил на лице смесь изумления и возмущения.       — А что Король-Император велел передать лично мне? Кроме этого? — он потряс в воздухе так и не распечатанным письмом.       — Больше ничего, — качнул головой гонец. — Мне велено вручить Вам послание и далее действовать в соответствии с принятым Вами решением.       — Вот как? Что ж… — Джон, наконец, развернул исписанный чётким каллиграфическим почерком канцелярского чиновника лист и, пробежав его внимательным взглядом до самой подписи Императора, положил на стол текстом вниз. — И каким же, предположительно, должно было быть соответствие между моим решением и вашими действиями?       — Если Ваше Величество соблаговолит отправиться в Лондон незамедлительно, нам поручено сопровождать Вашу делегацию, присоединившись к ней. Если же Вам необходимо время, чтобы закончить какие-то важные государственные дела и собраться — мы должны будем отбыть в императорскую резиденцию без Вас, — доложил офицер.       — Но с моим секретарём? — уточнил король.       — Таков приказ.       — И каким образом вы намерены доставить Шерлока к месту назначения? — продолжая демонстрировать чудеса невозмутимости, полюбопытствовал Джон. — К нему будут применены какие-то особые меры?       — К сожалению, Ваше Величество, — неохотно пояснил стражник, — мы обязаны соблюдать определённые правила, продиктованные законами тех государств, в которых человека всё ещё можно считать имуществом. Разумеется, мы не будем использовать рекомендованные в подобных случаях колодки, но кандалы…       — Как ваше имя? — перебил посланника король.       — Джек Стэплтон, Ваше Величество, лейтенант императорской стражи, — выпрямившись, отчеканил тот.       — Вот что, лейтенант… — король встал и вышел из-за стола. — Вы, я вижу, человек умный и благородный, и разделяете мои взгляды на… некоторые вещи. Давайте договоримся сразу: на территории моего государства в кандалы заковывают только особо опасных преступников. Не думаю, что моего секретаря можно отнести к их числу. Поэтому, применительно к нему подобная строгость была бы недопустимой жестокостью, унижающей не только этого человека, но и меня, как гаранта соблюдения прав любого оказавшегося под моей юрисдикцией лица.       — Но у меня есть приказ, — попытался возразить гонец.       — Разумеется, и я его уважаю. Но почему вы должны отдавать предпочтение законам одних государств перед другими? Сделаем так: я даю вам своё королевское слово, что завтра не позднее полудня мы отправимся в Лондон все вместе, а вы в свою очередь не станете применять к мистеру Шерлоку никаких ограничительных мер, оставив его послушание на мою личную ответственность. Не думаю, что сира Майкрофта особо огорчит такой вариант.       — Вы не даёте мне выбора, государь, — ни по голосу, ни по непроницаемой физиономии нельзя было сказать, огорчён ли посланник предложением шотландского монарха или наоборот — рад такому развитию событий.       — Я предлагаю вам разумный компромисс, лейтенант, — пожал плечами король. — Считайте, что до завтра вы мой гость. Располагайтесь поудобней. Я распоряжусь, чтобы вам предоставили всё необходимое по первому же требованию.       Не возражая и ни на чём более не настаивая, лейтенант Стэплтон удалился с, как показалось Его Величеству, вполне удовлетворённым видом.       Сам же король, как только за гонцом затворилась дверь, позволил себе яростно выругаться, впечатав кулак в ни в чём неповинную кипу лежащих на столе бумаг.       Появившийся в кабинете Лестрейд, проводив взглядом беспомощно разлетевшиеся белые листы, тревожно уставился в хмурое лицо Его Величества:       — Всё настолько плохо, государь?       — Разве сразу не было понятно, что ничего хорошего в этом быть не может? — Джон упёрся кулаками в столешницу и закрыл глаза. — Проклятье!        Почему он не доверился интуиции, не последовал первому порыву: обезопасить Шерлока, отправить подальше, туда, куда влажные руки его прежнего хозяина вряд ли смогли бы дотянуться? Это могло бы дать реальный шанс спасти парня. Можно было бы приказать ему продержаться как можно дольше без Джона, обнадёжив обещанием обязательной встречи в будущем. А Королю-Императору написать: сбежал, мол, мальчишка, а куда — никому неизвестно. Что-то подсказывало шотландскому монарху, что сира Майкрофта не слишком возмутила бы подобная неприятность. Ну, пожурил бы собрата за излишнюю доверчивость, а теперь что? Какие ещё действия может предпринять Джон? Удариться в бега вместе с Преданным? Войну начать? Ситуация казалась ему абсолютно безвыходной. Оставалось лишь безропотным агнцем отправиться на заклание к кровожадному эплдорскому князю.       В конце концов — Его Величество заранее знал, на что шёл. А нести ответственность за свои поступки является одним из признаков подлинного благородства — качества, по мнению Шотландца, должного быть присущим не только королям, но и любому настоящему мужчине.       Кое-как собрав в кучу мысли и чувства, Джон повернулся к терпеливо ожидающему командиру охраны.       — Где сейчас Шерлок?       — В своих покоях, государь, — не замешкался с ответом капитан. — Ему действительно что-то угрожает?       — Магнуссен подал иск в Малую Судебную Коллегию, — Его Величество кивком указал на распечатанное письмо.       — Против Преданного?       — Против меня! — Джон запрокинул голову и сердито выдохнул. — Обвиняет в краже его имущества, а конкретно — принадлежащего ему раба по имени Шерлок, подробное описание внешности и особых примет прилагается… Ссука! Вот, сим документом меня вызывают в суд для решения этого «имущественного конфликта». Как тебе формулировочка?       — И Вы поедете?       — Есть варианты? — желваки на гладко выбритых щеках короля заходили злыми буграми. — Давай, выслушаю с большим интересом! Старый извращенец сможет отпраздновать двойную победу: вернёт себе Преданного, которого сам чуть не угробил, и получит возможность смешать с грязью моё имя — вот кому повезло с подарком к Новому Году!       — И ничего нельзя предпринять? — цепляясь за соломинку, отчаянно повторил обычно невозмутимый Лестрейд.       — Можно! — язвительно фыркнул Джон. — Ответить Императору, что мне плевать на его приказы, равно как и на повестки Судебной Коллегии, и посмотреть, к чему это приведёт.       Робкий стук в дверь прервал их бесплодный разговор.       — Ваше Величество, королева просит Вашей аудиенции. Конфиденциально, — у вошедшего в комнату с докладом пажа были длинные льняные волосы и испуганное круглое лицо. Увидев охваченного безнадёжным гневом монарха, парнишка дёрнулся и, согнувшись в нелепом поклоне от резкого «Не сейчас!», поспешил молниеносно ретироваться из кабинета.       — Я сожалею, государь, — со всем возможным тактом произнёс капитан. — Займусь подготовкой к отъезду. И проверю, как там Ваш секретарь.       — Грег! — остановил король направившегося к выходу друга и протянул ему полученное послание. — Передай ему, пусть ознакомится. Возможно, появятся какие-то мысли… И, видит Бог, если он всё-таки решит исчезнуть… я… Мне легче будет не сдержать слово, чем самому отдать его в руки сэра Чарльза, — Джон опустил больной взгляд на свои подрагивающие пальцы и сжал кулаки. — И пригласи ко мне Её Величество. Я был несдержан. Нехорошо.       Лестрейд молча кивнул, разворачиваясь и уже на ходу слыша тихое:       — И спасибо тебе, что не предлагаешь попробовать договориться с Магнуссеном, вернув ему Шерлока.       Он притормозил, горько поведя плечом:       — К сожалению, от меня ничего не зависит, мой король, — печаль и сожаление в глазах капитана были более чем искренними.       Оставшись в одиночестве, Его Величество с силой потёр ладонями лицо и в очередной раз постарался придать ему как можно более спокойное выражение.       Мэри — свежая и цветущая, в элегантном платье изумрудного шёлка и плечами, покрытыми подобранной в тон шалью — впорхнула в кабинет воплощением несбывшихся надежд.       — Простите, милорд, я, кажется, не вовремя?       — Ну что вы, дорогая, — натянуто улыбнулся король, оправляя манжеты. — Вы не можете быть не вовремя. Прекрасно выглядите!       — Благодарю Вас, сир. Даже если это простая любезность, мне всё равно приятно слышать такое из Ваших уст.       — Как вы себя чувствуете? Хорошо ли отдохнули? — пропустив мимо ушей тоненькую шпильку, вежливо продолжил супруг.       — Да, прекрасно, благодарю. Но я пришла к Вам по небольшому делу, а не ради учтивых слов.       — По делу? Вам что-то нужно?       — Что мне может быть нужно, милорд, когда Вы и так предоставили в моё распоряжение всего более, чем достаточно, — улыбнулась в ответ Мэри. — Скорее, это у меня для Вас есть кое-что любопытное.       — Новость? — внутренне приготавливаясь правильно отреагировать на сообщение о беременности, переспросил Джон. Надо же, выбрала время!       — Вполне возможно, — Её Величество протянула королю небольшое запечатанное письмо. — Нашла сегодня среди своей почты. Адресовано Вам, но отправитель не указан. Я решила лично доставить его в Ваши руки. Надеюсь, если это новость, то непременно хорошая.       Вертя в руках странное послание, король пожал плечами.       — Не думаю, что там что-то серьёзное. Ещё одно поздравление… — белый квадратик полетел на стол.       — Анонимное? — усмехнулась королева. — А вдруг там важное сообщение?       — Хорошо, посмотрю позже, — нетерпеливо отмахнулся Его Величество. — У вас ко мне ещё что-то? Мне приятна ваша компания, но так много дел накопилось…       — Да, да, конечно, — тем не менее, уходить Мэри не торопилась. — К Вам прибыл гонец от сира Майкрофта. Чего желает Король-Император?       — А вы любопытны, миледи…       — Вы сами когда-то сказали, что хотели бы иметь супругу, интересующуюся делами государства.       — Это не совсем государственные дела, — неохотно ответил Джон. — Так, несколько внутриимперских вопросов, требующих срочного решения. И моего присутствия в Лондоне.       — Лондон? — живо отозвалась Её Величество, мечтательно туманя взгляд. — Я давно там не была.       — Вы желаете сопровождать меня в этой поездке? — насторожился король. — Поверьте, там не будет ничего интересного. Скучные дела, скучные люди…       — Ну что Вы, государь! Разве мне может быть скучно рядом с Вами? — тут же засияла жемчужными зубками венценосная супруга. — Но от этой поездки мне действительно стоит отказаться, — продолжила она так, словно Джон и вправду предложил ей что-то подобное. — Последнее время мне немного нездоровится. Да и, боюсь, я буду совершенно лишней в вашем путешествии.       — Что Вы имеете ввиду? — не удержался от вопроса Его Величество, уловив в тоне королевы какой-то двойной смысл.       — О, ничего особенного, уверяю! — кутаясь в расшитую шёлком шаль, заверила Мэри. — Лишь то, что без меня в качестве обузы, в окружении… преданных Вам людей… Вам будет значительно сподручнее! Да и раз дело такое… срочное? — не до жены, хлопот и так хватит! А обо мне и в замке есть кому позаботиться. Хотя, если Вы перед отъездом побеспокоитесь об усилении охраны, мне будет немного спокойней.       Задетый странными намёками и словом «преданные», Его Величество не смог не съязвить в ответ:       — Непременно, моя дорогая! И да, вы правы. Это длинное путешествие, и вам нет нужды в него пускаться по бездорожью! Нам нужно вас беречь… тем более, что недомогаете! В таком положении… При таком положении вещей… Никак нельзя рисковать ничьим здоровьем.       По внезапно побледневшим щекам Её Величества король с лёгким злорадством понял, что его укол достиг своей цели.       — Вижу, вам правда нездоровится, миледи… Позвать доктора? — участливо потянулся он к супруге, со стыдом поругивая себя за несдержанность — вздумалось же ему обмениваться колкостями с беременной женщиной!       — Нет, государь, всё хорошо, — поспешила успокоить мужа Её Величество, растягивая побелевшие губы в очередной улыбке. — Пойду к себе, прилягу, и всё пройдёт. А письмо Вы всё-таки прочтите — мало ли какие там новости?       Говорило ли в Мэри женское чутьё или у её проникновенности были другие причины, но, последовав-таки совету королевы, Джон пережил ещё одно за этот бесконечный день потрясение: не настолько сильное, как после общения с лейтенантом Стэплтоном или прочтения императорского послания, но довольно ощутимое. Попавшее к Её Величеству послание, без адреса и подписи отправителя, оказалось совершенно непредсказуемого и необъяснимого содержания, которое ещё больше смутило и без того взбудораженный разум шотландского монарха, вновь и вновь водившего глазами по ровным, написанным, несомненно, аристократической рукой строчкам:       «Если Вам небезразлично благополучие Ваше и тех, кто Вам дорог — Вы ничего не знали ни об истинной сущности Вашего секретаря, ни о сути и смысле процедуры, которая была проведена в охотничьем домике для спасения жизни ЧЕЛОВЕКА.»       Было это угрозой или же, напротив, советом — Джон так до конца и не понял. На кучу лежащих на душе Его Величества камней со скрежетом лёг ещё один увесистый булыжник.       Господи, за что ему посланы все эти наказания? В чём его вина? Неужели лишь за то, что сердце его, повинуясь не собственной прихоти или воле, а каким-то совершенно неподвластным ему силам, выбрало объектом своих сладко-горьких мук, источником тревожного счастья и светлой окрыляющей радости не дочь Евы, а её ангелоподобного сына? Но разве должно карать за такое? Разве мог Джон что-то сделать со своей душой, которая, после встречи с Шерлоком, вдруг ощутила себя абсолютно целостной и законченной? Разве желал он себе хоть когда-то такого, разве об этом просил? И разве сможет теперь, когда вся его натура, вся внутренняя суть не просто связана с необыкновенной личностью этого удивительного, дарованного ему то ли райским светом, то ли пламенем ада существа, а смешана в неразрывно единое целое, переплетена паутиной чувств, мыслей, желаний, устремлений, всем тем, что делает человека не обычной земной тварью, а подлинным наследником небесных сфер, наполняя естество самыми возвышенными порывами и поистине божественным вдохновением, отказаться от этого великого дара ради призрачных и малозначащих ценностей заурядного людского бытия?       Сама мысль лишиться Шерлока — пусть даже не возлюбленного, а друга, близкого и самого дорогого — казалась шотландскому монарху ужасным порождением безумия. Представить же своего восхитительного гения в потных лапах эплдорского князя, в полной власти его гнусной похоти было абсолютно невыносимо. Если это случится, если жизнь, что позволила им встретиться, всё-таки будет настолько жестока и несправедлива — Джон готов, наплевав на все свои прежние принципы, взять карающий меч судьбы в свои собственные руки и раздавить мерзкую гадину, освободив мир от его тлетворного дыхания. Если не будет другого выхода, если иные способы спасти Шерлока исчерпают себя — он сделает это! И пусть потом его судят, пусть его грешная душа до скончания веков горит в аду рядом с душой им же отправленного в преисподнюю Магнуссена — он не будет роптать или сожалеть о содеянном. Пронести пистоль в зал суда не составит труда — никто не станет обыскивать уважаемого и заслуживающего всяческое доверие правителя Шотландии. А там, если судьи договорятся вернуть Преданного прежнему Хозяину…       Удивительно, но возможность принятого решения действовала на Джона успокаивающе и почти расслабляюще. Оставалось лишь постараться, чтобы Шерлок не догадался о намерениях Его Величества, иначе он просто не допустит подобного развития событий.       На то, что Преданный воспользуется предоставленной ему информацией и сегодняшней передышкой, дабы всё-таки покинуть с молчаливого королевского разрешения стены дворца и границы Шотландии, Ватсон не надеялся вовсе. И не из каких-то логических соображений. Он просто знал.       Погружённый в мрачные думы, автоматически отдавая распоряжения по текущим делам, требующим решения до отъезда, Джон не заметил вновь подкравшейся на бархатных лапах ночи, лишь краем сознания отмечая периодическое появление прислуги, поддерживающей мерцающий в очаге огонь или приносящей лёгкие закуски, не замечая, собственно, самой пищи. Пару раз зашедший уточнить какую-то мелочь, а на самом деле — чтобы проверить состояние своего государя, Лестрейд в конце концов тоже счёл за лучшее оставить того в покое. Тишина и неразрешимость окутали кабинет пеленой тоскливого безвременья, ненарушаемого ничем и никем.       Завязший в этом мороке, он, несомненно, вздрогнул бы от неожиданности, уловив движение скользнувшей в кабинет тени, невзирая на то, что помнил об охране на входе в апартаменты. Вздрогнул, если бы не глубоко въевшееся в кожу и внутренности ощущение абсолютно точного знания о том, чья это загадочная фигура замерла сейчас рядом с ним, ссутулившимся в кресле у пылающего камина — единственного источника света в этой погрузившейся в вечерние сумерки комнате.       Король молча нашарил в кармане сложенный вчетверо листок и протянул его за спину, не глядя на позднего гостя.       — Вот, сегодня мне это передала Мэри. Подбросили в её почту. Кто-то всё знает. И я не понимаю, как быть. Как поступить правильно.       Листок перекочевал в доверенные руки, а Джон горько продолжил:       — Мы ведь не сделали ничего, за что стоило бы краснеть, чего стоило бы стыдиться. Почему же всё теперь так запутанно?       Посетитель вышел из тени и опустился на одно колено рядом со своим государем.       — Вы позволите мне задать один вопрос, Ваше Величество? — И уловив поощрительный короткий жест, произнёс:       — Чего Вы больше всего опасаетесь на предстоящем процессе?       Величество вздохнул и пожал плечами.       — О, наверное, много чего! Предстать перед светом лицемером, не исповедующим собственные постулаты… Новых неожиданных каверз от князя Магнуссена, которые, вне всяких сомнений, обязательно будут… Презрения… Осуждения… Ооо… — Джон вцепился пятернёй в коротко остриженные светлые волосы. — Не слушай меня, Шерлок… Всё тлен… Ты же и так знаешь, ты не можешь не чувствовать, верно?       Король с трудом заставил себя посмотреть в глаза своего Преданного:       — Но даже не почувствовав — наверняка уже давно считал с меня всё, что только возможно, как ты это легко делаешь? Посмотри на меня, Шерлок, и сам скажи: чего я боюсь сейчас настолько, что не могу сомкнуть глаз, зная, сколько сил мне понадобится, чтобы вынести это проклятое разбирательство?       Тот с минуту, не мигая, смотрел в глаза своего сюзерена, затем, сглотнув, развернул вручённую ему бумагу. Быстро прочитав короткий текст, повёл листком перед носом, ещё раз оглядел депешу со всех сторон, прощупав её уверенными пальцами, и замер, смежив веки. Джон, не раз наблюдавший подобную картину во время глубокой задумчивости своего Преданного, старался не двигаться, не мешать анализировать и мыслить, лишь переводя пытливый взгляд с трепещущих ресниц на высокие скулы, на чувственную излучину верхней губы, на подрагивающий и чуть опущенный уголок рта и снова вверх, к высокому умному лбу, прикрытому тёмными завитками растрепавшихся кудрей, повторяя глазами этот маршрут вновь и вновь, пока не осознал, ЧТО он на самом деле делает. Пытается запомнить. Сохранить в памяти. На тот продуманный, самый крайний случай…       Он втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы. До чего же дошло — сидит, рефлексует словно глупый щенок, и, самое главное, не имеет сил прекратить это дурное представление одного актёра. Пусть даже сейчас его никто не видит, кроме Преданного… Жалеешь себя, Джон? Спешишь попрощаться, когда ещё ничего не сделано, не использованы все средства, чтобы выйти из боя победителем? Заранее сдаёшься? Позор.       Словно очнувшись от этого громкого вздоха, Шерлок открыл глаза. Голос его был ровным и спокойным.       — Вам следует сделать всё в точности так, как советует автор этого послания, государь.       Джон, нахмурился и тихо произнёс:       — Почему, Шерлок? А если это ловушка?       — Нет, государь, — Шерлок слегка качнул головой из стороны в сторону. — Письмо написал друг и он точно знает, что делает.       — Может быть, ты и имя можешь назвать? — Джон саркастически поднял бровь, тем не менее, понимая, что нисколько не удивится, если на самом деле услышит ответ на свой вопрос. Но Преданный лишь пожал плечом:       — Возможно, я мог бы. Но не стану, государь. Есть вероятность ошибки, а персона слишком… высоко, — он медленно поднёс бумагу к огню. — И лучше будет хранить то, что здесь написано, в более надежном месте. Например, в памяти.       Джон, помнящий каждое слово послания, не протестуя, наблюдал за пламенем, быстро пожирающим предложенную пищу, когда почувствовал, как узкая ладонь тепло легла на его запястье. Оторвавшись от ярких оранжевых языков приручённой стихии, он вновь повернул голову к Преданному и наткнулся на взгляд, от которого все страхи и планы тут же вылетели из головы, оставив после себя только звенящую пустоту. Шерлок никогда ещё не смотрел на своего короля так твёрдо и нежно.       — Вы по-прежнему верите мне, государь? — Джон завороженно кивнул. — Тогда обещайте, что последуете моему совету и указанию Вашего анонима. Вы обещаете?       Джон снова кивнул и, не в силах больше сдерживаться, провёл ладонью по щеке коленопреклоненного Преданного. Чуть дёрнул уголком рта, но тотчас опомнился и, опасаясь, что улыбка его в этот момент может выглядеть слишком жалкой, поджал губы.       Массивные часы, расположившиеся на каминной полке, мерно отсчитывали уплывающие в никуда минуты.       Шерлок, ещё раз вглядевшись в пронзительно-голубые глаза, поднялся с колен и, подойдя к двери, медленно задвинул щеколду. Так же медленно вернулся на прежнее место и, окунаясь сияющей бирюзой в затягивающий аквамарин джонового взгляда, потянулся к шнуровке на своём камзоле.       Не сразу сообразивший, что происходит, а возможно, не до конца веря собственным органам чувств, Его Величество очнулся лишь тогда, когда тёмно-серый бархат плавно упал к его ногам, а трепетные музыкальные пальцы так же неспешно взялись за белоснежный батист сорочки, обнажая ровную и гладкую, лишь кое-где ещё хранящую отметины чужой жестокости, кожу стоящего перед ним личного Ангела. Голос предательски дрогнул:       — Что ты делаешь, Шерлок?       Тот, явно ловя себя за язык, чтобы не произнести своё коронное «это же очевидно!», чуть улыбнулся:       — Ты сказал, что я могу прийти, Джон. Помнишь — тогда, в палатке.       Джон помнил. Ещё бы. Сердце сделало кульбит и часто заколотилось, пускаясь во все тяжкие, осознавая предел бесконечного и уже давно кажущегося безнадежным томления. Только чёртово фамильное упрямство, вопреки поднимающемуся, словно цунами, желанию, попыталось не согласиться с происходящим безоговорочно:       — Я сказал это ДО своей женитьбы.       — Ты сказал это ПОСЛЕ того, как принял решение жениться и сделал предложение. Это было менее важным? — пальцы на кипенно-белом замерли в ожидании.       Джон, секунду подумав, покачал головой, соглашаясь с аргументом.       — Резонно.       Батист невесомо лёг на бархат, и Шерлок, вновь опустившись на колени перед своим хозяином и сжав его небольшую, но сильную ладонь, положил её на свою обнаженную грудь. Тихо прошептал:       — Джон…       В том, как было произнесено это единственное слово, вместилась вся глубина вырвавшихся из строгого плена и устремившихся к Его Величеству чувств Преданного, позволившего себе наконец быть просто человеком: и тоска — Джон, я не способен знать всё, я тоже не представляю, чем закончится для нас этот процесс, — и глубокое сожаление — Джон, как жаль, что я не пришёл к тебе раньше, — и священный трепет — Джон, прикоснись, я твой, пусть на одну лишь ночь, пусть только на один миг, — и настойчивый призыв — что же ты медлишь, Джон? — и горькое отчаяние — Джон, я не прощу себе никогда, если не…       Под ладонью стучало взволнованно и жарко. И Джон потянулся. И за призывом, и за отчаянием, и за тоской, и за сожалением…       Джон Хемиш Ватсон Шотландский целовал. Целовал исступленно, неистово, и податливые, так давно желанные уста отвечали ему чуткими и отзывчивыми прикосновениями, а ловкие и не менее желанные руки уже расстёгивали ставший невероятно душным и неуютным камзол, тянули его с плеч, ныряли под тонкое полотно нательной сорочки, вызывая мурашки и выманивая откуда-то из подреберья долгий и мучительный стон, льющийся прямо в раскрытые навстречу его, джоновому, нетерпению умопомрачительные в своей ласковости губы.       Никогда, никогда раньше ему не приходилось быть с мужчиной, никогда раньше, до знакомства с Шерлоком, он не помышлял даже представить себе подобное, а уж мечтать о таком — и подавно. И ещё, Джон не слишком чётко представлял — как. Это с женщиной — всё понятно, привычно с юности, а тут… Но мозг, отвечающий за логику и знания, к счастью, почти отключился, отдавая себя и своего хозяина на волю инстинктов и так тщательно сдерживаемых порывов. И слава Богу, потому что тело, получившее, наконец, возможность дать выход дурманному вожделению, тело, подрагивающее от того самого запретного и непредумышленного желания к конкретному и совершенно невероятному мужчине, в отличие от разума, откуда-то знало всё.       И, конечно же, всё, абсолютно всё знало тело этого невероятного мужчины, который, будучи уже непостижимым для Джона образом совершенно обнаженным, решительно избавлял теперь от последних деталей туалета своего короля, господина, друга и без одной минуты любовника, прикасаясь, подлаживаясь, соединяясь именно там, где нужно, как нужно, как хорошо…       Мягкий ворс ковра ласково коснулся коленей, томно ударил в ладони, тут же снова оказавшиеся на распростёртом под Джоном стройном и красивом стане, на коже, кажется, светящейся изнутри перламутром и млечной звёздной дорогой, ведущей по живому и тёплому шёлку и переливам стальных мышц под ним.       Сила и нежность. Покорность и страсть.       Джон целовал и трогал, трогал и снова целовал, и, совсем сойдя с ума от неотвратимо сбывающейся нереальной мечты, не ведал, что творил, не осмысливал, а просто летел, ощущая себя то ли музицирующим бардом, то ли отчаянно смелым танцором, а возможно, и вовсе строкой из песни или гармоничным движением танца, исполняемым кем-то, несомненно гениальным. И этот гений вёл их в совместном танце-полёте-песне, играя на нём, Джоне, как на музыкальном инструменте, одновременно и себя вручая в руки своего венценосного любовника, превращаясь для него в скрипку, песню, танец, отдаваясь со всей пылкостью, на которую только способна человеческая плоть, со всей жертвенностью, на которую способно неравнодушное сердце, со всем умением, на которое способен Преданный, поднося себя как дар, как нечто исключительное, нечто восхитительное и восхищенное одновременно.       И Джон брал. Забыв себя, забыв предубеждения прошлого, забыв опасения за будущее. Забыв, кто он такой. Помня лишь то, что здесь — рядом с ним, под ним, под его нетерпеливыми ладонями, ненасытными губами — находится то, что он уже не сможет ни забыть, ни отпустить. Никогда. И в объятиях этих крепких и нежных рук, в обхвате стройных бёдер, в каждом изгибе трепещущего, слившегося с его собственным тела, он готов был поклясться, что чувствует ответную уверенность: НИКОГДА!       Сознание взрывалось миллиардом фейерверков, распадалось тысячью звёзд. Джон тонул в ощущениях, ритме и наваждении, на секунду всплывая на поверхность, чтобы собраться воедино, отвечая на ласку и даря её, и ловя краем слуха, а может быть — кто тут разберёт? — и осязания, нетерпеливое, безостановочное, захлебывающееся: «Джон-джон-джон…», — а после вновь погружаясь в бесконечность и безвременье.       Содрогающиеся звезды.       Никаких границ.       Всегда только с.       Никогда без.       Никогда!..       Среди ночи он проснулся. Уже в уютной постели, в которую они с Шерлоком, чёрт знает как и в какой момент, но, оказывается, всё же перебрались, чувствуя приятную истому и лёгкое недоверие к постепенно приходящему осознанию случившегося. Лунные отблески освещали комнату, подсвечивая простыни тёплым, кремовым, переливаясь на алебастровой коже лежащего рядом мужчины, тайной путаясь в беспорядочных тёмных кудрях, разметавшихся по подушке.       Шерлок спал, едва прикрытый тонким покрывалом, всем существом обратившись к своему королю и почти неуловимо посапывая. Джон неверяще и восхищённо обласкал взглядом расслабленные черты дорогого лица. Потворствуя соблазну, легонько дотронулся до шёлка волос, убрав со лба непослушную прядь, и пропустил между пальцев податливые локоны. Подумалось, что, наверное, он мог бы делать это вечно…       Любовник, не открывая глаз и, скорей всего, не просыпаясь, потянулся навстречу и, опутав короля ласковыми руками, прижав своего господина к мерно стучащему сердцу и глубоко вздохнув, снова затих.       На Джона опустилось умиротворение. Тревоги подождут до утра. Да. Пусть всё остальное будет только утром. А сейчас у него ещё есть несколько часов счастья и… просто счастья. Он коснулся губами оказавшейся поблизости безукоризненной скулы и вновь закрыл глаза, легко погружаясь в царство Морфея.