Навечно преданный

      Зима вернулась в Шотландию скоро и по-хозяйски, заявив свои права морозами и обильными снегопадами. В печных трубах голодным волком завыл ветер. И без того скудный солнечный свет, едва пробиваясь сквозь щедро посеребрённые изморозью оконные стёкла, совсем размылся в сумерках пронизываемых сквозняками комнат. Царивший в Эдинбургском замке уют вместе с обитателями перебрался поближе к каминам, приобретя некоторую леность и сонливость, которую не смогло стряхнуть даже наступившее Рождество.       К счастью для Его Величества новоиспечённая королева, в отличие от повелительницы вьюг и метелей, не спешила заявлять о своих супружеских правах, требуя от короля постоянного и особого внимания. Напротив, получив в первую брачную ночь достаточно оснований больше не беспокоиться о законности своего интересного положения, Мэри полностью погрузилась в придворные заботы, начав с формирования собственной свиты и распределения должностей между вошедшими в неё знатными дамами.       Джон был благодарен жене за это, ценя её талант выглядеть абсолютно довольной и счастливой, несмотря на то, что после свадебной ночи король так ни разу и не нашёл в себе сил притронуться к своей дражайшей супруге. В ответ на его невнятные оправдания после нескольких неудачных попыток расшевелить чувственный интерес мужа к себе Её Величество только понимающе вздохнула, озвучив при этом предлог, должный придать неловкой ситуации вполне приличный вид:       — Государственные заботы — ноша не из лёгких. Я знаю, что для Вас Шотландия и её интересы всегда будут на первом месте, мой король. Просто помните: если Вам когда-нибудь понадобится отвлечься от тяжких трудов — я всегда рядом! — и, запечатлев на губах Его Величества целомудренный поцелуй, королева без лишних объяснений прекратила всяческие поползновения в этом щекотливом направлении.       Несмотря на то, что проявленные Мэри чудеса понимания принесли Джону ощутимое облегчение, столь толерантное отношение к его неотзывчивости оставило в мятущейся душе монарха неприятный осадок. Слишком уж не вязалось нынешнее поведение Её Величества с той пылкой страстью, которую она так настойчиво демонстрировала до венчания, а потому казалось подозрительно продуманным и расчётливым. При других обстоятельствах новоявленный супруг обязательно потрудился бы выяснить истинные причины подобной терпимости, но сейчас такое положение вещей было слишком удобным, чтобы нарушать сложившийся между венценосными молодожёнами статус-кво.       К тому же, внимание шотландского монарха, вслед за его умом и сердцем, было занято совсем другими заботами.       После свадебного торжества нить, соединяющая короля с его секретарём, вновь покрылась налётом отстранённой покорности и услужливой вежливости, напрочь лишившись той сокровенной интимности, что не так давно весьма ощутимо связывала их души в практически единое целое. Как ни странно, но Джону, совершенно не обеспокоенному равнодушием в отношениях с женой, такая прохладность в общении с Шерлоком была почти невыносима.       Его Величество не строил догадок, а уже привычно чувствовал, что вернувшаяся к Преданному бесстрастность — не следствие обиды: скорее, памятуя о принятом монаршем решении и безоговорочно ему подчиняясь, Шерлок всего лишь прилагал максимум усилий, чтобы не становиться между Джоном и его избранницей. Желая действовать в интересах Хозяина и, естественно, безошибочно улавливая мучительные для Джона переживания по поводу имеющегося у того влечения к своей персоне, верный слуга старался ни единым жестом или словом, ни даже малейшей интонацией не усугубить и без того тяжкие терзания государя.        К сожалению, а может быть, к счастью, Его Величество не владел своими чувствами так же хорошо, как это получалось у вышколенного годами обучения Преданного.       Возможно, причиной этому являлись эманации пресловутой Связи, а, может быть, всё дело было в том, что эти двое действительно подходили друг другу слишком идеально, являя собой показательный пример легендарных половинок мифического существа андрогина, описанного древним греком Аристофаном, которым, несмотря на все ухищрения завистливых богов, всё же посчастливилось встретиться и обрести друг друга в бесконечном водовороте капризной и прихотливой госпожи Жизни. В любом случае, опрометчиво положившись на силу собственной воли, Джон вскоре смог в полной мере убедиться, что поговорка: «Сердцу не прикажешь!» — далеко не пустые слова, и сколько бы он ни пытался заставить его, непокорное, не замирать при появлении прекрасного Ангела, волею своенравной судьбы посланного королю в услужение — строптивый орган всякий раз на мгновение останавливался, а затем начинал биться с таким тревожным и сладким упоением, что всякие доводы разума просто сметались под его неистовым напором, оставаясь лишь тихим шёпотом где-то на самых задворках сознания.       Долго сопротивляться этим отчаянным, лишающим сна и покоя, атакам было просто невозможно. Да и как устоять перед соблазном сделать хотя бы один маленький шаг навстречу тому, к кому твоя душа тянется всеми своими обезумевшими фибрами? Особенно, если этому шагу придать невинно платонический вид.       Его Величество, уделив должное внимание борьбе с самим собой и проведя несколько бессонных ночей в самых противоречивых размышлениях, в который раз решил, что если уж между ним и Шерлоком нет места для плотской любви, то крепкая дружба — вполне достойная и, главное, допустимая ей замена. И, следовательно, он может с чистой совестью отдаться этой дружеской привязанности, не рискуя нарушить данные самому себе обещания.       Приближающиеся новогодние праздники были прекрасным поводом воплотить королевское намерение в жизнь.       Предприимчиво задумав возобновить подзабытую за суетой придворной круговерти негласную традицию посещать милое сердцу заведение старины Карла для встреч с самыми близкими друзьями, Его Величество, приняв участие во всех приличествующих кануну наступающего нового года дворцовых церемониях и удовлетворив тем самым требования к себе, как к монарху, остаток праздничной ночи запланировал провести в «Королевском дубе», пополнив короткий список участников дружеской пирушки именем своего незаменимого секретаря. Капитан Лестрейд, как лицо, заинтересованное во всех смыслах, с большой охотой поддержал желание короля, посчитав, что присутствие Преданного рядом с государем за пределами замка будет более, чем уместным.       Что касается Её Величества, то, как шотландский монарх и предполагал, его удивительно сговорчивая супруга не выказала никакого протеста в ответ на высказанное Джоном пожелание встретить Новый Год не в её компании, с улыбкой отметив, что мужская дружба — это святое, и её традиции надо чтить не меньше, чем семейные. В очередной раз отмахнувшись от назойливых сомнений, вызванных просто-таки неиссякаемой терпимостью королевы, Его Величество приказал послать к Карлу слугу с распоряжением приготовить всё для грядущего застолья, а сам отправился лично сообщить Шерлоку о предстоящей забаве.       Он нашёл секретаря в своём кабинете, пересматривающим королевскую почту. Преданный тут же поднялся, приветствуя государя поклоном.       — Работаешь? — вопрос прозвучал несколько неестественно, как обычно бывает в тех случаях, когда говорящий не знает, как лучше перейти к важному. — Есть что-то срочное?       — В основном поздравления, Ваше Величество, — не отрывая взгляда от зажатой в руке стопки витиевато исписанных листов, ответил секретарь. — С Рождеством, с Новым Годом… С бракосочетанием — запоздавшие.       — Всё равно, — подобрав со стола несколько писем и пренебрежительно их отбросив, пожал плечами король. — Разбирать почту в праздник? Можно найти занятие поинтересней.       С удовольствием отметив мелькнувшую в наконец-то поднятых на него глазах искру любопытства, Его Величество продолжил:       — Это же Новый Год! Вы в Школе разве никогда его не праздновали?       — Любые празднества противоречат политике воспитания кадетов Школы Идеальных Слуг, — после холодно отчеканенной фразы Джон на секунду почувствовал себя полным идиотом — разве можно было ожидать чего-то другого? — но мужественно продолжил:       — Да, глупый вопрос, прости. Но ведь ты должен знать, как проходят эти праздники? Чисто теоретически? Вас ведь там обучали всему на свете?       — Разумеется, я владею нужной информацией, — кивнул Преданный. — Но, насколько мне известно, все запланированные официальные мероприятия уже закончены. И лучшее завершение вечера — ужин в кругу близких и дорогих вам людей. Чисто теоретически, — он вновь отвёл взгляд.       Его Величество понял, что нужно срочно выкладывать все имеющиеся козыри, если он не хочет проиграть в борьбе за сокращение старательно выдерживаемой Шерлоком дистанции окончательно.       — На самом деле, это и есть наиболее важная часть торжества! Близкие люди, ужин, подарки… Думаю, именно сейчас самое время как раз перейти к настоящему празднованию. Так что идём! — Джон развернулся и размашистым шагом направился к выходу, не дожидаясь ответа. Как он и рассчитывал, Шерлок тут же последовал за ним, позволив, однако, своему недоумению взять верх над безоговорочным подчинением.       — Куда мы направляемся?       — Естественно, в «Королевский дуб»! — сдерживая усмешку, с самым серьёзным видом пояснил король. — Захватим Лестрейда, ещё пару ребят — и к Карлу Хопкинсу. Познакомлю тебя, наконец, с его женой и с её знаменитым вишнёвым пирогом, который тебе никак не удаётся попробовать. Как-то замотались мы с этим венчанием, а я ведь обещал. Вот, попросил Дулс расстараться ради такого случая. Добрейшей души женщина! А пиво у неё какое! На весь Эдинбург славится, не хуже выпечки! И рецепт, между прочим, передаётся в их семье из поколения в поколение и охраняется, поверь мне, не хуже военных секретов Шотландии. Даже собственному мужу она обещала открыть сию тайну только после того, как у них родится сын. Ума не приложу, какая между этими событиями может быть взаимосвязь, но кто знает, что вообще творится в головах у этих женщин?       Справедливо предположив, что такое обилие совершенно сумбурной информации сможет отвлечь Шерлока от нежелательных возражений и выводов, Джон, не замедляя шаг, устремился во двор, где их дожидался командир охраны с несколькими стражниками, осёдланными лошадьми и парой тёплых плащей.       И всё же, садясь в седло, Преданный не смог сдержаться, чтобы не высказать некоторых сомнений.       — А Её Величество? Разве она не должна встречать наступающий год рядом с Вами, государь? — законный и вполне невинный вопрос секретаря привёл Его Величество в некоторое, к счастью, не слишком заметное в полумраке смущение. Отведя в сторону сконфуженный взгляд, король старательно попытался придать голосу полушутливый оттенок:       — Ну… у дам всегда голова болит в самый неподходящий момент, правда? Думаю, такая важная информация тебе тоже известна. — И уже вполне серьёзно добавил: — Хотя, сегодня Мэри действительно лучше остаться во дворце и отдохнуть хорошенько: день выдался тяжёлый, пива всё равно нельзя, да и от вишни у неё сейчас изжога…       Несмотря на крайне ограниченный срок, отпущенный Его Величеством на подготовку, бывший сержант справился с поставленной перед ним задачей блестяще: к прибытию дружной компании в пабе не осталось ни одной живой души, кроме самого Карла, его пышной розовощёкой жёнушки, источающей ароматы свежеиспечённой сдобы и волны простосердечной доброты, и пары слуг — судя по всему, закончивших военную службу ветеранов, ещё довольно крепких и расторопных, чтобы справиться с работой в эльхаусе, и достаточно заслуженных, чтобы вместе с хозяином присоединиться к королевскому застолью. Широкий дубовый стол был накрыт на славу — выставленных на нём закусок и напитков хватило бы на две дюжины изголодавшихся солдат, а по доносившимся из кухни запахам и звукам следовало предположить, что запасами приготовленного провианта вполне можно накормить всю личную охрану шотландского монарха.       Вскоре после того, как первые тосты были произнесены, первые кружки пива, оказавшегося действительно необычайно вкусным, выпиты, причём, расщедрившийся капитан Лестрейд, вняв настойчивым полупросьбам-полуприказам государя и лично проверив состав охраняющего прилегающий квартал ночного дозора, позволил и своим ребятам отведать живительного пенистого напитка, сваренного умелыми ручками госпожи Хопкинс, наступил тот благодатный и так любимый Джоном момент, когда сидящие с ним за одним столом люди переставали видеть в Его Величестве только государя, а замечали и обычного человека, признавая за королём право хотя бы иногда побыть просто хорошим, своим в доску парнем, весёлым и надёжным, с которым приятно перекинуть стаканчик и нестрашно пойти в бой, сражаясь бок о бок. Если понадобится — насмерть.       Атмосфера за столом становилась всё непринужденней. Из закромов памяти были извлечены старые истории, основная часть которых начиналась со слов «а вы помните, как…» Голоса делались громче, жесты — свободней, а шутки — фривольней. Сообразительная Дулс, вынеся гостям обещанный пирог и ещё раз поздравив монарха и его сотрапезников с наступающим Новым Годом, поспешила исчезнуть, сославшись на тяготы своего положения, пока импровизированная вечеринка не приняла слишком уж брутальный характер.       Проводив хозяйку возгласами сожаления, гости тут же поспешили утешить себя новой порцией веселящего эля, добрыми кусками вишнёвого чуда, под золотистой корочкой которого обнаружился воздушный, тающий во рту мякиш, пропитанный соком пахнущей летом восхитительной начинки, обволакивающей язык кисло-сладкой симфонией удивительно гармоничного вкуса, а так же традиционной солдатской игрой — метанием коротких стрел в висящее на стене дно бочки из-под вина. При этом каждое удачное попадание сопровождалось одобрительными окриками, а каждый промах — насмешливым улюлюканьем и довольно остроумными, хотя и не совсем приличными замечаниями в адрес неудачливого «мазилы».       Между этими приятнейшими занятиями деятельный трактирщик притащил откуда-то волынку, угрожая продемонстрировать недавно приобретённое умение играть на столь прихотливом инструменте. Увидев сие музыкальное чудо, не особенно надеящийся на мастерство неожиданного исполнителя абсолютно трезвый на первый взгляд капитан слегка заплетающимся языком сходу пообещал использовать бедное приспособление в качестве мишени для следующего своего броска, однако, был весело остановлен более снисходительными к чужим дарованиям товарищами.       Воспользовавшись всеобщей возней и увлечённостью простыми, но милыми сердцу собравшихся забавами, слегка подвыпивший король поманил Шерлока за собой.       Отойдя в проём небольшого окна, Джон прикрыл распахнутую в ночь створку и окинул своего секретаря плутоватым взглядом. Тот был, как всегда, собран и спокоен — лишь крохотная капелька бордового и липкого в уголке рта, да чуть более насыщенный зеленью блеск глаз напоминали о том, где и по какому поводу они в данную минуту находятся. С трудом удержавшись, чтобы не потянуться рукой за притаившимся на пухлых губах вишневым недоразумением — отсюда их разговор не был слышен остальным, но скрыть любое, тем более, настолько интимное движение перед заинтересованным наблюдателем вряд ли бы удалось, а он был не настолько подшофе, чтобы этого не понимать — Его Величество зеркально коснулся своих и хитро прищурился:       — Понравился?       Шерлок элегантно мазнул в указанном месте и уставился на кончик едва запачканного сладостью пальца. Кивнул утвердительно:       — О, да, — и убрал руки за спину. Джон улыбнулся.       — Надеюсь, тебе не скучно? — полюбопытствовал он, стараясь уловить ещё хоть какие-то чувства упрямо зажавшегося внутри себя Преданного.       — Скучно? — удивлённо приподнятая бровь — и больше ничего, даже тени намёка на эмоции. Джон пояснил:       — Такое времяпрепровождение трудно назвать интересным или полезным. Особенно для того, кто знает этих людей не так хорошо, как я.       — Я узнал о каждом достаточно, государь, — снова напомнил о своих незаурядных способностях королевский секретарь.       — Достаточно для чего, Шерлок? — усмехнулся Его Величество. — Чтобы вынести суждение об их пристрастиях и слабостях? О том, с кем они спят и кому должны денег? О количестве детей и возрасте их жён? О болезнях? О масти любимой лошади или собаки? Разумеется, это много, но разве по таким вещам можно судить о человеке? О его характере, чувствах? О том, на что он способен, защищая свою страну и друзей?       — Судить о чувствах всегда непросто, Ваше Величество, — голос Преданного зазвучал мягче, — но о присутствующих здесь людях я могу с уверенностью сказать: они преданы Вам и, невзирая на некоторую грубость и простоту обращения, обладают высокими моральными принципами. Во всяком случае в том, что касается дружбы и долга перед родиной, потому что в остальном…       — О Боже, Шерлок, ты опять! Я ничего не хочу знать об «остальном»! — со смехом перебил секретаря Джон. — Я ценю своих близких не за кристальную честность или особую духовность, а за их искренность и подлинное дружеское расположение. — И уже без всякой усмешки тихо и доверительно закончил: — Они мне действительно преданы, по-настоящему.       — В отличие от меня, — еле слышно произнёс молодой мужчина, и короля, наконец, обдало горячей волной эмоций — не совсем понятных, но вполне живых и абсолютно человеческих.       — Что? — несколько оторопев от накативших чужих чувств, переспросил Его Величество.       — Вы считаете их преданность настоящей и, поэтому, более ценной, в отличие от моей, вызванной инстинктами и обусловленной наличием между нами Связи, — в хаосе переживаний явственно проступало тихое отчаяние.       Джон озадаченно моргнул, но тут же осёк себя: важно, важно! Не навреди, ты и так достаточно постарался в этом направлении!       — Почему иногда мне кажется, что ты ни черта не смыслишь в человеческой натуре? — почти ласково хмыкнул он. — И зачем, по-твоему, я пригласил тебя сегодня с собой? Что говорит твоя хвалёная дедукция?       — Вообще-то, Ваше «Так что идём!» сложно назвать приглашением, государь, — тихо возразил Преданный.       — Бог мой, но ведь я всё-таки король! — возмущённо парировал слегка опешивший Джон довольно громким шёпотом. — Не будь занудой, согласись: в общем контексте это должно было сойти за приглашение! — Собравшись с мыслями, Его Величество продолжил, стараясь выделить каждое слово: — В этом зале сейчас нет случайных людей, Шерлок, разве не понятно? И ты здесь тоже не потому, что мне нужна дополнительная охрана или твои особые таланты, а как друг, как человек, которого мне хочется и приятно видеть рядом с собой. Неужели об этом так трудно догадаться?       Он склонил голову набок. В ясных, как летнее небо, глазах, приветливо глядящих на чуть смутившегося Преданного, читались упрямая забота и вернувшееся понимание.       — И вот ещё что…       Сунув руку в карман камзола, Его Величество извлёк оттуда перстень, по форме напоминающий его собственный — такого же насыщенного синего оттенка сапфир, оправленный в белое золото. Камень в кольце был немногим меньше королевского и обрамлён не мелкими бриллиантами, а бегущим по светлому металлу узором затейливой надписи, что выглядело по-своему весьма впечатляюще.       — Это кольцо моего прапрадеда, — любуясь сдержанным мерцанием света в глубине изысканного кристалла на своей ладони, пояснил Джон. — Он получил его от своей родной сестры. Они были двойняшками и очень любили друг друга. Когда же сестре пришло время выходить замуж — она стала супругой английского короля — девушка приказала ювелирам найти два одинаковых камня и сделать из них перстни-близнецы. Один перстень она подарила брату, а другой оставила себе в знак их любви и родства душ. Говорят, эта вещь приносит удачу и помогает преодолеть разлуку тем, кто искренне любит и предан любимому человеку. — Его Величество протянул дорогую вещицу потрясённо замершему Шерлоку. — Я хочу, чтобы он принадлежал тебе. Как символ моего дружеского расположения и абсолютного доверия.       — Я не могу принять НАСТОЛЬКО ценный подарок, мой господин! — с жаром прошептал секретарь, отводя в сторону пронизанный бирюзовыми сполохами взор. — Эта вещь должна принадлежать члену Вашей семьи, а не слуге. Я её недостоин.       — Это подарок не вассалу, а другу, — не менее горячо сверкнул глазами король. — И не в качестве дорогой побрякушки, отданной в уплату за оказанные услуги, а как знак моего искреннего восхищения твоими талантами, умом и преданностью, из каких источников они бы ни произрастали.       Перехватив запястье всё ещё колеблющегося молодого человека, Джон потянул его руку к себе и вложил перстень в раскрытую ладонь, в порыве позабыв даже о том, что их могут увидеть не на шутку расшумевшиеся за столом приятели.       Шерлок скользнул взглядом по синему камню.       — Второй — до сих пор в Лондоне?       Джон пожал плечами.       — Скорее всего. Возможно, где-нибудь в сокровищнице Короля-Императора. Хотя мне казалось, я видел его пару раз на руке сира Майкрофта…       — И Вы уверены, что я имею право…       — Несомненно. Несомненно, Шерлок. Но, прежде всего, его имею я, — король весело подмигнул. — Это моё законное наследство — дарю тому, кому пожелаю. Можешь просто хранить его, если хочешь. Но мне было бы приятно, если б ты его носил.       Громкий протяжный вой не позволил Преданному озвучить ни остальные касающиеся королевского подарка сомнения, ни благодарность — старине Карлу всё-таки удалось извлечь из многострадального инструмента звук, хотя к музыке это имело отношение не большее, чем отчаянный рёв раненного слона.       — Хопкинс, твою мать! Ты знаешь, куда я тебе сейчас эту волынку засуну? — ещё одним раненным зверем взревел Лестрейд, перекрывая гул одобрительных окриков остальных застольников, теперь вполне поддерживающих славного капитана.       — Похоже, ребятам музыка не понравилась, — хохотнул Джон, вновь окунаясь в бесшабашную атмосферу дружеской вечеринки и, одновременно, с удовольствием ощущая, как разделяющая их с Шерлоком очередная ледяная глыба тает, трескаясь под напором долго сдерживаемых, а теперь всё сильнее прорывающихся наружу эмоций Преданного. — Нужно спасать положение, иначе сержанту не поздоровится: Лестрейд — человек слова! Карл! — обратился он к готовому пуститься в пререкания с капитаном трактирщику. — Мы оценили твой музыкальный патриотизм, но, возможно, у тебя найдётся что-то более благозвучное, чем этот козий бурдюк?       — Волынка — прекрасный инструмент, Ваше Величество, — отражая веселье короля лёгкой улыбкой, не согласился секретарь. — Если уметь правильно на нём играть…       — Уверен, что ты умеешь и это, — шепнул Джон, скорчив многозначительную мину, — но давай пощадим чувства бедняги Карла — сейчас чужая виртуозность его вряд ли порадует. Насколько я помню, в этом доме когда-то водились неплохой палисандровый вистл и, кажется, довольно приличная скрипка. Не Амати, само собой, но…       Скрипка на самом деле оказалась вполне сносной, а один из трактирных ветеранов, изрядно владея флейтой, неожиданно проявил себя большим докой по части не только задорных песенок игривого содержания, но и старинных народных баллад, которые ни петь, ни слушать без подступающих к горлу слёз не было никакой возможности.       И Его Величество, внимая то весёлому, то трогательному звучанию инструментов и голосов, почти не удивился, что никто из тесной компании собравшихся не обратил никакого внимания на поблёскивающий синей звездой камень, невесть откуда взявшийся на изящной длиннопалой руке, с помощью потрёпанного смычка сумевшей извлечь из не менее потёртой скрипочки такие трели и переливы, которые даже не снились ни притихшим вдруг слушателям, ни старым стенам много повидавшего на своём веку эльхауса.       Дружба порой бывает не менее слепой, чем любовь. Особенно, когда это нужно тому, кто тебе действительно дорог.       Наполненная упоительной свободой праздничного разгула ночь стремительно неслась к рассвету. Поддавшись её хмельному очарованию, отпустив себя, позволив натянувшимся нервам наконец-то расслабиться после всех пережитых тревог, окружённый верными и надёжными людьми наследник славного Дома Ватсонов Его Величество король Джон вдруг всей душой захотел поверить, что снежные ангелы, принёсшие на белых крыльях очередной новый год, подарят ему и его близким светлое и спокойное счастье, и помолился об этом — молчаливо, но так горячо, как только умел…       Кто-то тронул монарха за плечо — почтительно, но настойчиво.       — Нам пора, сир! — капитан Лестрейд, как по волшебству превратившийся из старинного друга детства в командира личной королевской охраны, протянул Джону плащ. — Не стоит задерживаться здесь до утра. Лишние глаза — лишние сплетни.       Пьяненький Карл, по нескольку раз попрощавшись с каждым из дорогих гостей, особенно долго и с чувством тряс руку королевскому секретарю, пошмыгивая носом от избытка накативших чувств и уверяя, что в жизни никогда не слыхивал ничего более чудесного, чем исполненная Шерлоком музыка. Впечатлённый простодушным восхищением бывшего сержанта, Его Величество от имени своего озадаченного друга пообещал, что тот обязательно выберет время, чтобы научить Хопкинса игре на волынке — не пропадать же инструменту!       Рассыпаясь в благодарностях и пожеланиях всяческих благ в наступившем году, трактирщик с приятелями проводили уважаемых визитёров до ворот, широко распахнув деревянные створки перед гарцующими в нетерпении лошадьми, и долго потом стояли, обнявшись и глядя вслед удаляющейся под неровный цокот копыт компании.