Навечно преданный

       — Всё прошло, как Вы и планировали, мой Лорд?       Тонкие губы зазмеились в презрительной улыбке, но прозрачные глаза сверкнули ледяной сталью скрытого гнева:       — Представь себе, не совсем, — голос был спокоен, но гнев, казалось, стекал по безупречным острым зубам невидимым ядом. — Не знаю, что там делает с нашей зверушкой этот бравый солдафон, но, похоже, с его помощью щенку удалось как-то ослабить имеющуюся между нами Связь. — Хозяин вонзился в Преданного остриём холодного взгляда: — Такое вообще возможно?       — С Шерлоком ещё в Школе было довольно много проблем, — пожал плечами тот, накручивая на палец конец шёлкового пояса. — Не думаю, что Мастерам-наставникам удалось до конца выбить из него всю своевольную дурь. Издержки универсальности, господин. От такого можно всего ожидать…       — Сомневаюсь, что это был заранее продуманный план. Скорее — неудачное стечение обстоятельств. Наш Джонни — такой верный, такой самоотверженный в своей идиотской любви… И не скажешь с первого взгляда, кто же из них Преданный! Я, право, не предполагал, что это будет иметь такие последствия, — гнев, наконец, выплеснулся наружу, но тут же был осажен твёрдой дланью железной воли. — Но не всё ещё потеряно. Главное — основная цель достигнута, а хороший стратег всегда сможет сменить тактику, обратив сложившуюся ситуацию в свою пользу, не так ли, мой мальчик? Теперь твой выход. Рыбка на крючке, нужно только правильно подсечь.       — Вы — великий стратег, мой Лорд! — кареглазый Джим потянул за пояс, одним движением освобождаясь от сомнительной защиты тонкой ткани китайского халата, и призывно раздвинул стройные ноги.       Реальность возвращала в себя медленно, но настойчиво, пробираясь под едва прикрывающую переплетённые тела полу плаща холодным ознобом, словно мстя неожиданным любовникам за украденные мгновения зыбкого счастья. Догорающий факел нещадно чадил, добавляя к и без того малоприятным ароматам конюшни удушливый смоляной запах. Похрапывали лошади, прядая ушами и косясь беспокойными глазищами на пару обнажённых мужчин, которые совсем недавно будоражили чуткий слух животных своими красноречивыми вздохами и стонами, а теперь замерли среди разворошённых неистовой страстью охапок сена, словно отдав любовной схватке все имеющиеся силы.       Не разлепляя век Джон крепче сжал объятья и улыбнулся, чувствуя, как в ответ шевельнулся Преданный, доверчиво прижимаясь к его груди.       — Как долго мы здесь? — лениво мурлыкнул король куда-то в кудрявую макушку. — Уже утро?       Кожу приятно окатило выдыхаемым теплом:       — Нет, государь. Прошло не более часа с четвертью.       — Дааа? — недоверчиво протянул Его Величество, слегка отстраняясь, чтобы взглянуть в лицо своему необыкновенному возлюбленному. — Ты что, отсчитывал секунды?       — Внутренний хронометр выработан у каждого воспитанника Школы так же, как равновесие или глазомер, — ничуть не смешавшись пояснил Шерлок.       — Можешь хотя бы сейчас не упоминать эту чёртову Школу? — проворчал Джон, в голосе которого, впрочем, не было ни недовольства, ни упрёка. — А куда подевался Грег? Ничего не помню… Когда он ушёл?       — Вовремя, — сдержанно улыбнулся Преданный. — У капитана Лестрейда удивительное чувство такта. Незаменимое качество для командира личной охраны королевской особы.       — Проклятье… — скривился Ватсон, хлопая себя по лбу. — Охрана! Они же тебя ищут. Хотя, уже, должно быть, нет.       — Наверное, было не слишком осмотрительно с Вашей… с нашей стороны поддаваться порыву эмоций в столь неподходящей обстановке, — неуверенно начал Шерлок, приподнимаясь на локте и с тревогой поглядывая в сторону закрытых дверей конюшни. — Ваши люди, сир…       — …Умеют не задавать лишних вопросов и держать язык за зубами, — убеждённо пресёк всякие сомнения своего осторожного избранника Его Величество. — Это главное требование, по которому Грег отбирает ребят под своё начало. И, разумеется, безоговорочная преданность мне и умение чётко выполнять любые приказы. Уверен — сейчас они охраняют двор, следя, чтобы нам никто не помешал.       — В таком случае, было бы жестоко заставлять их мёрзнуть зря, мой король, — Шерлок вновь откинулся на импровизированное ложе, проводя кончиками длинных изящных пальцев по собственной груди, едва касаясь атласной кожи и глядя на Джона так, что у того перехватило дыхание: очарование его личного Ангела если и не было сейчас использовано во всю силу, то опасно граничило с тем восхитительным совершенством, перед которым не смогла бы устоять даже каменная статуя. Статуей Его Величество не был, о чём выразительно свидетельствовала тут же откликнувшаяся на столь откровенный призыв плоть молодого монарха, отдельной частью всё же стремящаяся к камнеподобному состоянию своей неукротимой твёрдостью.       — Сделай одолжение, — жарко прошептал Шотландец, склоняясь над соблазнительно распростёртым перед ним небесным существом, минуту назад бывшим всего лишь его секретарём и любовником, — оставь титулы для чужих ушей.       Сводящая с ума улыбка чуть смущённым, но ярким солнечным лучом осветила чувственные губы, с которых вместе с выдохом сорвалось нежное и такое желанное:       — Джоооон…       Впрочем, оставаться до самого утра в сарае, неожиданно ставшем для них с Шерлоком любовным приютом, Ватсон всё-таки не рискнул: ему совершенно не хотелось превращать светлое чувство, пылающее в его сердце ярче рассветной Авроры, в предмет досужих сплетен завсегдатаев постоялого двора.       Как он и предполагал, верные стражники, добросовестно охранявшие покой своего господина, не выразили никакого удивления, а уж тем более — осуждения, когда через некоторое время Его Величество вышел из конюшни в сопровождении Преданного, на ходу стараясь привести в порядок шнуровку на примятой одежде и пятернёй вычёсывая из взлохмаченных волос обличительно застрявшие там сухие травинки. Шерлок, внешний вид которого отличался значительно большей опрятностью, спокойно встретил неодобрительно-обеспокоенный взгляд начальника королевской стражи, которым тот, не сдержавшись, успел одарить секретаря, прежде чем все участники этого действа, сохраняя дипломатичное молчание, не поспешили в относительный уют трактирного помещения, встретившего их теплом и запахом так и не состоявшегося ужина.       — Доброй ночи, государь, — упреждая вероятную неловкость, Преданный первым склонил голову в учтивом поклоне и отступил в сторону отведённых для стражи комнат, оставляя за капитаном его законное право сопроводить короля до дверей опочивальни.       — Доброй ночи, — кивнул в ответ Джон, старательно пряча вспыхнувшее в глазах сожаление: вспоминая нещадно скрипящую кровать в собственной комнатушке и признавая необходимость соблюдения хотя бы каких-то правил приличия, ему, тем не менее, не так легко было отказаться от соблазна провести оставшееся до рассвета время со своим возлюбленным другом. И всё же, после секундных колебаний, здравый смысл взял верх, и Его Величество, бросив остальным: «Доброй ночи, господа!» — шагнул к своей скромной обители, утешая себя мыслью, что до Эдинбурга таких ночей будет ещё как минимум четыре.       Растянувшись на узком ложе, явно не предназначенном для любовных утех, Джон честно постарался уснуть, угрожая своему взбудораженному сознанию перспективой завтрашнего долгого путешествия, но сон никак не хотел касаться смеженных век короля, уступая место разыгравшемуся воображению, которое, несмотря на все предостережения, снова и снова прокручивало в памяти образы недавно пережитой страсти.       Ватсон блаженно вздохнул. Невзирая на все никуда не исчезнувшие проблемы вкупе с ещё только предполагаемыми, он был на седьмом небе, и никакие силы в мире не смогли бы заставить его отказаться от этого, такого непростого, но совершенно бесценного в своей опьяняющей радости чувства.       Кое-как промучившись до утра в неудобной, но главное — одинокой постели, Его Величество с облегчением встретил постучавшегося в низкую дверь съёмной комнаты Лестрейда, принёсшего ранний и — с учётом так и не съеденного ужина — обильный завтрак.       — Доброе утро, сир, — ловко пристраивая широкую тарелку и кружку с дымящимся кофе на шаткий колченогий стол приветствовал государя капитан. — Надеюсь, Вы хорошо отдохнули? Хотелось бы до вечера добраться до Ноттингема…       — К чему так торопиться? — растирая побледневшее от бессонницы лицо, пожал плечами Джон. И добавил, мысленно похвалив себя за почти идеально удавшуюся непринуждённость: — Погода отвратительная, дороги то подмерзают, то снова превращаются в реки грязи. Зачем утомлять лошадей? Мы вполне можем себе позволить пару лишних остановок. Например, в Лестере… Слей-ка мне.       — Как Вам будет угодно, милорд, — безропотно согласился Грегори, беря в руки кувшин с мелкой сеточкой разбежавшихся по голубоватой поверхности обожженной глины трещинок. — Погода и впрямь неблагоприятная. Не знаешь, дождя или снега ожидать.       Он помолчал, поглядывая на умывающегося и пофыркивающего в сложенные лодочкой ладони монарха, и, наконец, решился:       — Прошу прощения, Ваше Величество, но я должен знать, чтобы защитить… Там, в конюшне — что это было?       Джон прижал к лицу полотенце, скрывая за застиранной льняной тканью вдруг накатившее смятение. Ответил не сразу, задумчиво хмурясь и поджимая губы. Но когда заговорил, голос прозвучал твёрдо и решительно:       — Я люблю его, Грег. - И вдруг, неожиданная улыбка, как луч света, преобразила нахмурившееся было чело, зажигая глаза Ватсона тем особенным огнем, который никогда не спутать ни с чем иным любому, хоть единожды по-настояшему испытывавшему подобное. - А теперь сам решай — что это было…       Если у командира охраны и возникли какие-то сомнения по поводу столь безрассудно захватившей шотландского монарха страсти, он предусмотрительно предпочёл оставить их при себе. Во-первых, этого требовало занимаемое капитаном положение, а во-вторых…       Во-вторых, Лестрейд никогда ещё не видел своего государя и старого товарища настолько счастливым.       Погода действительно проявляла к влюблённым особую, принявшую довольно странную форму, благосклонность: пронзительные ветра осатанело швырялись тяжёлыми хлопьями мокрого снега, который, едва достигая покрытой жухлой травой земли, сразу превращался в скользкую грязь, делая и без того разбитые зимним ненастьем дороги непроходимыми, а передвижение по ним — медленным донельзя. Подчиняясь силам природы, а точнее — пользуясь их капризами, небольшой отряд приближался к столице настолько неспешно, насколько это вообще было возможно для всадников, под чьими сёдлами находились одни из самых проворных лошадей королевских конюшен Эдинбурга.       Избегая больших городов, Его Величество выбирал для отдыха скромные трактиры и постоялые дворы, где никто не рискнул бы задавать лишних вопросов необычным постояльцам, подобно призракам появляющимся из ледяной темноты вечера и исчезающим с первыми лучами поздней зари. Капитан Лестрейд, проявляя чудеса заботы и подкрепляя щедрой платой суровые наставления перепуганным трактирщикам не совать нос не в своё дело, окончательно решал проблему конфиденциальности, а заодно и более-менее приличных условий ночлега для своего государя.       Стражники, ещё раз хорошенько проинструктированные командиром на предмет некоторых особенностей их нынешней миссии, почти искренне не проявляли никакого интереса к тому, что королевский секретарь теперь делил одну комнату с Его Величеством, и что оба, и государь, и слуга, поутру неизменно не выглядели ни выспавшимися, ни достаточно отдохнувшими.       Это было безумство. Но, чёрт побери — какое сладостное и упоительное безумство! Никогда раньше, даже в самом юном и пылком возрасте, ни с одной из завладевавших его вниманием девушек и дам, шотландский король настолько не терял головы и не растворялся в захвативших душу и тело чувствах, забывая обо всём на свете, отдаваясь всепоглощающему влечению с безрассудством, на которое способно только отчаянно влюбленное сердце. О, как они любили друг друга ночи напролёт! Взахлёб, до изнеможения, до заострившихся от недосыпа скул и теней под лихорадочно и радостно сияющими глазами. Жадно, пользуясь каждой минутой своего неожиданного счастья, стараясь насытиться и понимая, что насытиться друг другом просто не в состоянии. Улыбаясь припухшими от бесконечных поцелуев губами каждый раз, когда горящие взгляды обоих пересекались, невольно принимая вид таинственный и заговорщицкий, словно и в самом деле верили, что их бесстрастные спутники не понимают, что с ними происходит. С каким зверским аппетитом набрасывались на еду, почти не разбирая вкуса, стремясь лишь пополнить силы, растраченные измотанными горячей страстью молодыми телами. Желая только одного — чтобы никогда не заканчивались эти размытые, ухабистые дороги, эти неприглядные комнатушки заезжих дворов с их непритязательным уютом, этот холодный моросящий январь, превратившийся для них в настоящую весну…       Но никакое счастье не способно длиться вечно. И когда Лестрейд, скрепя сердце, наконец решился осторожно намекнуть Его Величеству, что дорога от Лондона до Эдинбурга просто не может быть настолько затянувшейся, Джон вынужден был признать, что верный капитан, как всегда, прав, и задерживаться в пути дольше нет никакой возможности, как бы королю этого ни хотелось. Их удивительные каникулы заканчивались, и давно пора было возвращаться из сказки в реальность: к государственным делам, к привычным нескончаемым заботам, к почти забытой супруге, — ко всему тому, что непреодолимым препятствием должно было встать между Джоном и его необыкновенной любовью.       Шерлок, которому не было необходимости прибегать ни к своим талантам, ни к подсказкам ставшей ещё более тесной Связи, чтобы заметить печаль государя, во время их последней, проведённой вместе ночи был особо нежен и чуток.       — Не стоит грустить, милорд, — шептал он, целуя шероховатые ладони Его Величества и ласково поглаживая напряжённые плечи задумчиво уставившегося в темноту монарха. — Я буду рядом каждую секунду, и этого никто не сможет у нас отнять.       — Думаешь, это будет легко: видеть тебя, чувствовать твой запах, мечтать о твоих губах — и не сметь прикоснуться не то что рукой, а даже слишком откровенным взглядом? — невесело усмехался Джон. — Боюсь, подобная пытка будет мне не под силу. Если бы я только мог… — он умолк, словно опасаясь произнести вслух желание, не такое уж и несбыточное, чтобы не поддаться искушению его осуществить.       Но Преданному не нужно было слышать, чтобы понять.       — Нет, милорд, — мягкий голос, казалось, обволакивал, заставляя расслабиться, и проникал под кожу, наполняя тело успокаивающим теплом. — Вы рождены, чтобы изменить этот мир к лучшему. Разве можно отказываться от собственного предназначения, будучи проводником света и Высшей воли? Ваши благородство, великодушие и целеустремлённость вдохновляют друзей на добрые и жертвенные поступки, а храбрость и сила — заставляют трепетать врагов. Вы олицетворяете собой пример истинного правителя, короля не только по крови, но и по духу. Государство и народ нуждаются в таком монархе, а Вы нуждаетесь в том, чтобы претворить в жизнь не только собственные планы, но и давние мечты своих славных предков. Не стоит предавать их память ради эгоистичного желания, которое, воплотившись, со временем принесёт лишь горечь разочарования и муки раскаяния. Не пытайтесь сделать выбор между Шотландией и простым слугой — это слишком неравноценно.       — Мои намерения настолько очевидны, или ты действительно читаешь мысли? — попытался отшутиться Джон, вопреки собственным эмоциям, бунтующим против приведённых Преданным доводов, понимая всю их почти несомненную справедливость. И всё же возразил: — Но не стоит недооценивать силу человеческих чувств, Шерлок. История знает множество примеров, когда любовь становилась причиной войн и разрушения целых империй. И, признаться, я не считаю это худшей из причин.       — Если любовь приводит не к созиданию, а к разрушению — это уже не любовь, а одержимость, милорд.       — Не предполагал в тебе такого моралиста, — улыбка Его Величества, наконец, приобрела привычную добродушную открытость. — Признайся, ты это в книге прочёл?       — И не в одной, — за подчёркнуто назидательным тоном сквозила явная дурашливость. Похоже, Преданный полностью разделял мнение Джона о том, что чувство юмора — лучший способ снизить градус личного страдания. — Об этом твердят и мудрецы древности, и современные философы!       — Что ж, в таком случае, Шотландия может радоваться — в ближайшее время её ждут значительные созидающие свершения! — с наигранным пафосом воскликнул король, стремительно поворачиваясь к секретарю, с лукавой усмешкой наблюдавшему за манёврами своего сюзерена. — А пока, думаю, можно использовать это вдохновляющее чувство в его прямом предназначении.       В трепетной готовности, с которой Шерлок ответил на накрывший его губы поцелуй, было безоговорочное и абсолютное согласие с монаршей волей Его Величества Джона Хэмиша Ватсона.       Столица встретила своего короля приветливым ясным закатом, обещавшим если и не хорошую погоду, то, по крайней мере, спокойное безветрие.       Во дворце же спокойствием и не пахло. Встревоженные необъяснимо затянувшимся отсутствием государя, придворные соревновались в изобретении более-менее правдоподобных версий, оправдывающих столь странную отлучку. По старинным, украшенным гобеленами, картинами и овеянными боевой славой рыцарскими доспехами коридорам ползли подозрительные слухи, с появлением Его Величества предусмотрительно спрятавшиеся по тёмным углам, но, к сожалению, никуда не исчезнувшие. Истомлённый вид молодого монарха, успевшего за почти двухнедельный обратный путь обзавестись рыжеватыми усами и такого же цвета щетиной на впавших щеках, лишь придал домыслам однозначное направление. Каждый, с кем Джону пришлось встретиться в тот вечер, решил про себя, что король в дороге подхватил какую-то хворь, и послужившую причиной задержки.       Терпеливо вынеся причитания по этому поводу миссис Хадсон и сочувствующие вздохи и взгляды добросердечного камердинера, Его Величество не стал опровергать всеобщего заблуждения, оказавшегося слишком удобным оправданием, чтобы им пренебречь. Придумывать что-то более убедительное у Джона не было ни сил, ни желания.       Расставшись с Преданным впервые с того благословенного часа, когда их взаимные и глубокие чувства, наконец, смогли получить достаточный для себя выход, шотландский монарх испытывал невероятную усталость и опустошённость. Не спасало даже осознание того, что Шерлок находится совсем недалеко: тело и душа тоскливо стенали, требуя присутствия любимого в самой непосредственной близости, на расстоянии, не большем вытянутой руки или, хотя бы, ласкающего взгляда. Без особой охоты позволив заботливому Анджело привести себя в относительный порядок, но почему-то так и не дав притронуться ни бритвой к отросшей бородке, ни ножницами к непривычному состоянию своей шевелюры, Джон равнодушно поковырялся в поданном ужине и совсем было вознамерился отправиться в постель, подкрепив себя бокалом подогретого вина и надеясь хотя бы сном утешить тревожимое неудовлетворёнными желаниями сердце, когда вытянувшийся в струнку лакей доложил о приходе Её Величества королевы.       Отказать супруге после столь долгой разлуки Джон не посмел. Мэри же, войдя в покои венценосного мужа в сопровождении лейб-медика, чем вызвала некоторое удивление Его Величества, присела в отточенном реверансе и, получив в ответ вежливый кивок, тут же поспешила выразить супругу свою обеспокоенную радость по поводу его возвращения.       — Счастлива приветствовать Вас дома, сир! Но Бог мой, — воскликнула она, устремляя на мужа полный сочувствия взор, — я, видно, не зря так тревожилась, и все слухи, что в дороге Вы захворали, правдивы? Вид у Вас просто-таки болезненный. Это ужасная неприятность! — Приблизившись к мужчине почти вплотную, Мэри с тревогой заглянула в синеву королевских глаз. — Надеюсь, сейчас Ваше самочувствие уже лучше? Я привела господина Андерсона, чтобы он осмотрел Ваше Величество.       — В этом нет необходимости, мадам, — как можно приветливей улыбнулся Джон, чуть отодвигаясь и стараясь унять неприятно шевелящуюся в душе неприязнь, невольно возникшую в нём при виде щебечущей супруги. — Да, мне… немного нездоровится, но это сущие пустяки, не стоящие внимания. Следствие непогоды и затянувшегося путешествия — не более того.       — Вот как? — Голосок Её Величества сделался сладким до приторности: — Но, кажется, эта болезнь всё-таки заразна. Я встретила Вашего секретаря — он выглядит не многим лучше Вас, государь… И это при том, что господин лейб-медик не раз восхвалял железное здоровье юноши! Что же, видимо, такова плата за то, чтобы быть приближенным к Вам, сир!        Королева печально вздохнула, в порыве показного сожаления прижимая руки к кокетливо обрамлённой шелками и кружевом груди:        — Думаю, всё намного серьёзней, чем Вам кажется, мой дорогой муж, и это просто чудо, что болезнь миновала капитана Лестрейда и стражников. Они ведь тоже были рядом с Вами?       Неохотно признавая за супругой право на подозрение и даже на некоторую язвительность, Джон, тем не менее, не желал позволять Мэри подобных двусмысленных замечаний, особенно после того, как сама бывшая леди Морстен оказалась далеко не такой уж невинной и безупречной. Ватсон безотчётно скользнул взглядом по заметно раздавшейся талии женщины, прикидывая, насколько естественной будет выглядеть его вынужденная наивность в этом щекотливом вопросе, когда королева всё же решится сказать ему о своём положении. И сколько ещё она намерена скрывать это?       Оказалось, разговор о болезни не был так уж бессодержателен. Заметив на лице монарха недовольное выражение, Мэри тут же повернула речь в нужном ей направлении:       — Не сердитесь на меня за мое беспокойство, сир, — женщина сменила тон, позволив стать ему таинственным и значительным. — Дело в том, что оно вызвано не только тревогой за Ваше бесценное здоровье, хотя это, конечно, заботит меня прежде всего, но и тем, надеюсь, счастливым обстоятельством, о котором мне хотелось бы сообщить Вам безотлагательно.        Королева гордо выпрямилась и улыбнулась самой светлой торжественной улыбкой, на которую была способна:        — У меня чудесная новость: я собираюсь подарить Вам наследника, мой король!        Джон секундно замер: несмотря на давнюю осведомлённость и нетерпеливое ожидание чего-то подобного, это сообщение, странным образом, произвело на него обескураживающий эффект, прозвучав в контексте лёгкой язвительности начала разговора чуть ли не объявлением войны.       — Вы же понимаете, насколько осторожной мне нужно быть теперь во всём, что касается собственного здоровья и безопасности? — продолжала меж тем Её Величество, настойчиво выискивая в монарших чертах отзыв на неожиданное, по её мнению, событие. — Отныне я отвечаю не только за себя, но и за будущее нашего государства.       С усилием выходя из непроизвольного оцепенения, Джон постарался придать лицу подобающее выражение. Получалось не очень убедительно, судя по побледневшим щекам его венценосной супруги и зарождающемуся смятению в её ищущем взгляде, и Его Величество, прочистив горло, поспешил вслух подтвердить своё удовлетворение услышанным:       — Похоже, небеса благоволят нам, моя дорогая Мэри! Неужели это правда? Так скоро? Вы уверены?       Облегчённо вздохнув, королева перевела взгляд на молчаливо топчущегося у дверей доктора, призывая его к участию в беседе.       — Без всяких сомнений, государь, — мелко закивал господин Андерсон, часто моргая и пряча глаза. — Её Величество в положении, я лично удостоверился в этом.       Джон едва поймал себя за язык, чуть было не попав впросак с вопросом о сроке. Они с Мэри были близки лишь единожды, и было бы странно интересоваться подобным. Вместо этого он полюбопытствовал о течении беременности, обретя, наконец, соответствующий столь важному и радостному событию тон.       — Срок слишком мал, чтобы на данный момент как-то обременить королеву, сир, — в голосе доктора проскальзывала едва уловимая неуверенность. — Но в дальнейшем нужно будет предпринять все меры предосторожности: при всём уважении, Её Величество не так юна, чтобы первая беременность не вызывала определённых опасений. Возможны любые осложнения, вплоть до преждевременных родов.       Слова лейб-медика резанули сердце Шотландца горечью разочарования. Так вот какое решение нашла его любезная жёнушка! И, само собой, для этого ей понадобились пособники, а как иначе?       Джон никогда не предполагал в Филиппе Андерсоне особых способностей и ума, приблизив его скорее в благодарность за ту преданность, которую доктор когда-то проявил, оказывая Его Величеству помощь под градом вражеских ядер и пуль, чем за заслуги на эскулаповом поприще. Но Ватсон доверял старому боевому товарищу. Сейчас же это доверие рушилось, подобно карточному домику, оставляя после себя холод и сосущую пустоту. «Интересно, почему он идёт на эту ложь? — размышлял король в вялой попытке найти предательству Филиппа хоть какое-то оправдание. — Как Мэри удалось его убедить? Обратилась ли она к его состраданию и жалости, или всё намного проще и тривиальней? Подкуп? Шантаж? Кажется, Шерлок как-то упомянул, что доктор азартный игрок… Неужели — просто деньги?»       Мысли смялись, уступая место законному негодованию, которое, тем не менее, было тут же аккуратно задвинуто поглубже в тайники памяти. Сейчас любое неуместное проявление эмоций вызвало бы подозрение у Её Величества, в чьих уме и наблюдательности Джон нисколько не сомневался. Переведя заботливый взгляд с лейб-медика на супругу, король вынес свой вердикт, ловко пытаясь решить несколько вопросов одним махом:       — Если ваши опасения имеют под собой хоть какие-то основания, доктор, то не лучше ли будет вам с этого момента всё своё внимание уделить моей дорогой супруге? Да, думаю, это решение будет правильным. Господин Андерсон, я вверяю вам здоровье королевы и будущего наследника и будьте уверены — спрошу с вас по всей строгости за любые осложнения. Не отвлекайтесь больше ни на кого, отнеситесь к поручению со всем возможным старанием. — И добавил, с тайным удовлетворением отмечая проступившее на некрасивом лице медика смятение: — А для меня пусть подыщут другого доктора. Думаю, это не проблема.       И, ещё раз поздравив королеву с благословенным событием, Его Величество всем своим видом дал понять, что аудиенция закончена.       Ночь прошла для шотландского короля на удивление спокойно, не обременив его даже сновидениями. Но утром, не успел Джон толком проснуться, как к нему явился лакей Её Величества с приглашением на совместный семейный завтрак: похоже, не увидев в супруге никаких сомнений относительно своего положения, Мэри решила, что отныне может рассчитывать занимать в жизни короля более значительное место, чем могла себе позволить после разоблачения в, пусть и вынужденном, пособничестве правителю Эплдора.       Убедив себя, что было бы странно с его стороны отказывать королеве в столь естественной просьбе сразу же после объявления о беременности, Джон принял предложение своей ненадёжной благоверной, хотя и без особого желания.       Мэри встретила короля уже привычной ослепительной улыбкой, к которой, однако, тут же примешалась капелька некоторой неудовлетворённости, причину которой Её Величество, уверенная в том, что именно такие милые капризы и делают женщину женщиной, поспешила донести до сведения своего доверчивого и покладистого, по её мнению, мужа.       — Ах, мой дорогой! Вы так и не избавились от этой жуткой щетины? — надув губки, Мэри игриво коснулась пальцем щеки Его Величества. — Право, Вам это совсем не идёт. И куда только смотрит ваш камердинер?       Джон, в действительности, до сих пор из упрямства не расставшийся со своею бородкой, приобретенной во время следования из Лондона в Эдинбург в нежелании отнимать у возможности побыть со своим возлюбленным ни одной лишней минуты, лишь скорчил небрежную гримасу:       — А мне кажется, что это прибавляет моему облику солидности и суровости. Вы не думаете, мадам, что именно суровости мне иногда и не хватает? Возможно, поэтому некоторые и допускают иной раз мысль о моей излишней мягкотелости?       — Что Вы, государь! — усмешка Её Величества приобрела некоторую напряжённость. — Разве кто-то может заподозрить в Вас недостаток мужества? И разве характер мужчины можно оценить по количеству волос на лице? Об этом говорят поступки, а красноречие Ваших поступков просто неподражаемо.       Хмыкнув в ответ на такое заявление, король бросил короткий взгляд в украшавшее стену большое зеркало в изысканной оправе. Отразившийся там мужчина действительно выглядел не слишком опрятно, но у Джона это вызвало почти радостную улыбку: именно таким видел его Шерлок, когда они, позабыв обо всём, сжигали друг друга в пламени жарких объятий. Тот Джон был счастлив, и королю хотелось хоть как-то сохранить это удивительное состояние, пусть даже таким вот, несвойственным ему до этого обликом.       Вздёрнув заросший подбородок, он с вызовом взглянул на притихшую королеву, которая, казалось, каким-то необъяснимым способом смогла уловить переживаемые Его Величеством эмоции, и теперь была ими весьма задета. Понимая, что даже предполагаемый наследник не расположил к ней сердце короля, и проницательно угадывая истинную причину монаршего равнодушия, Мэри сникла, пряча исполненный обидой и разочарованием взор в чашке приправленного молоком чая.        Дальнейшая беседа венценосных супругов стала скорее данью приличиям, чем приятным общением симпатизирующих друг другу людей. Терпеливо дождавшись конца завтрака, Джон пожелал Её Величеству приятного дня и, сославшись на неотложность скопившихся государственных дел, поспешил покинуть покои королевы, напоследок милостиво одарив её белокурый висок безучастным поцелуем и даже не заметив, как в изящную чашку китайского фарфора, подобно всеотравляющему яду, капнули злые слёзы оскорблённой до глубины души женщины.       Шерлок ожидал государя за рабочим столом, перебирая почту и сортируя письма по степени их важности. Поприветствовав Его Величество почтительным поклоном, Преданный тут же удивлённо приподнял бровь и, пользуясь тем, что кроме них в кабинете никого не было, непринуждённо постучал пальцем над чётко очерченной верхней губой:       — Я был уверен, что Вы их сбреете. Королеве вряд ли понравилось.       Ватсон, во взгляде которого явно отразилась знаменитая фраза небезызвестного полководца: «И ты, Брут!» — смешно наморщил нос.       — А ты тоже считаешь, что мне так не идёт? — с деланным огорчением воззрился он на своего секретаря. — Я планировал оставить это в память о нашем… путешествии. Или подобный вид действительно нестерпимо ужасен?       — Нет, Вы выглядите довольно… мило, государь, — Преданный поднял на короля смеющиеся глаза, и Джон решил, что и сам не в состоянии больше сохранять на лице строгое выражение:       — Я понял: ты предпочитаешь гладковыбритых королей, — хохотнул он.       — Я предпочёл бы Вас, даже если бы мой король был похож на святого Христофора, — внезапно ставшим абсолютно серьёзным тоном возразил Шерлок. Однако, не удержавшись, вновь улыбнулся: — Но в силу Вашего статуса придать этой поросли ухоженность и опрятность, думаю, всё же необходимо. Если пожелаете, я мог бы.       — Шерлок, хватит доказывать мне свою универсальность, — замахал руками Шотландец, лукаво щурясь, — ты и так для меня незаменим. Во всём. Оставь хоть что-то на долю других. Придворному брадобрею тоже нужно как-то отрабатывать своё жалование, нет?       — Как Вам будет угодно, милорд, — покорно кивнул секретарь, не гася в бирюзовой глубине смешливые искры, — но мне бы это доставило удовольствие!        Джон рассмеялся, прикидывая, сможет ли спокойно вынести прикосновения ласковых рук Преданного к своему лицу, и уже чувствуя, что сдается.       На некоторое время жизнь при эдинбургском дворе приняла размеренное и спокойное течение, если подобные понятия вообще можно применить к суетности придворного существования. Джону же эта умиротворённость напоминала затишье перед бурей. И первые порывы предстоящего ненастья не заставили себя долго ждать.       Как и предполагал Его Величество, сохранить в тайне судебный процесс, невольным участником которого ему пришлось стать, оказалось просто невозможно. Слухи, один другого фантастичней, расползались по Империи, обрастая самыми удивительными деталями и подробностями. Впрочем, король небезосновательно предполагал, что за всем этим нелепым хором нестройных голосов скрывается умелая рука опытного дирижёра, направляющая бессвязный поток в единое русло и придающая ему вполне правдоподобный, или, по крайней мере, не совсем абсурдный вид, ровно настолько, чтобы сплетням смог поверить даже не совсем глупый человек.       За время своего пребывания в статусе королевского секретаря Шерлок успел показать себя лишь с лучших сторон, завоевав репутацию человека не только умного, но также порядочного и хорошо воспитанного. И тем не менее, довольно скоро капитан Лестрейд явился к королю с докладом о том, что придворные, пока неуверенно, но всё более настойчиво, говорят о подозрительном происхождении юноши, считая его то ли шпионом князя Магнуссена, то ли агентом Школы Идеальных Слуг, подосланным к королю затем, чтобы убедить его не враждовать со скандальным заведением, то ли подарком, преподнесённым Его Величеству самим Императором в качестве благодарности за какие-то тайно оказанные Империи услуги. Были и такие, кто предполагал в парне если не колдуна-чернокнижника, то, по крайней мере, знатока магии и скрытого служителя дьявола. Те же, у кого фантазия была менее буйной, поговаривали, что Джон всё-таки сам купил Преданного, дабы с его помощью удовлетворять свои тайные страсти.       Но независимо от близости к реальному положению вещей, каждый из этих кривотолков был чреват последствиями разной степени неприятности, и королю ничего не оставалось делать, как внести во всё происходящее ту ясность, которая бы позволила не только поумерить разгорающийся пожар злословия, но и защитить честь монарха и, возможно, саму жизнь его преданного слуги.       Призвав на помощь всю свою решительность, шотландский монарх велел собрать советников, справедливо полагая, что просвещение лучше начать с головы, и когда достопочтенные государственные мужи, рассевшись за длинным столом, готовы были выслушать своего государя, обратился к ним с непродолжительной, но весьма пламенной и не лишённой убедительности речью:       — Мне стало известно, уважаемые господа, — окинул он строгим взглядом обращённые к нему лица, — что при дворе ходят самые странные и даже безобразные слухи, касающиеся меня и молодого придворного, господина Шерлока, с некоторых пор исполняющего обязанности моего личного секретаря. Недалёкие умы, наделённые глупыми языками, распространяют об этом всякие небылицы. Что ж, я должен признать, что некоторая доля правды в этом всём есть, но, скрытая множественными покровами откровенной лжи, она теряет свой подлинный смысл и превращается лишь в некое подобие истины…       Коротко, стараясь донести лишь саму суть, не отвлекаясь на ненужные, по его мнению, подробности, Джон пояснял присутствующим подлинное положение вещей, благоразумно опуская особо щекотливые и неоднозначные моменты и внимательно наблюдая за реакцией на свои слова. Касаясь происхождения Преданного, его связи с эплдорским князем и позволяя себе несколько весьма красноречивых эпитетов по этому поводу, он с бесконечным удовлетворением отмечал, как проявляется на лицах советников выражение негодования и сочувствия при описании тех злоключений, что выпали на долю Шерлока во время его пребывания у сэра Чарльза и до того самого момента, когда сжалившиеся над юношей небеса привели его под заступничество шотландского монарха.       Однако, к сожалению, сочувствие Шерлоку и негодование по поводу действий властителя Эплдора были не единственными эмоциями присутствующих, и, заметив в устремлённых на него глазах всё возрастающие удивление и сомнение по поводу принятого королем решения спасти несчастного Преданного довольно нетривиальным способом, Его Величество вскоре был вынужден воззвать к завещанному Спасителем милосердному человеколюбию и поспешить напомнить присутствующим, сколь значительным и неоценимым был вклад Шерлока в государственные дела Шотландии за то время, пока он пребывал в должности королевского секретаря.       Раскрывая почтенным мужам повод, по которому было совершено вынужденное паломничество в английскую столицу, Джон так же не преминул подчеркнуть полное оправдание своей персоны высоким судом, снявшим все обвинения, как совершенно необоснованные, и признавшим Шерлока свободным от посягательств князя Магнуссена, что недвусмысленно подтверждали соответствующие документы, скреплённые печатью и подписью Его Императорского Величества сира Майкрофта Холмса.       — Само собой, я предложил молодому человеку своё дальнейшее покровительство, так как не раз имел возможность убедиться не только в его незаурядных способностях, но и в верности шотландской короне, — подвёл черту Джон, обводя присутствующих испытующим взглядом. — Надеюсь, никто из вас не станет спорить, что господин Шерлок принёс существенную пользу, служа при эдинбургском дворе, и было бы крайне опрометчиво с нашей стороны отказываться от его услуг в дальнейшем?       Советники, при такой постановке вопроса не найдя ни малейшего повода к возражениям, лишь нестройно закивали: одни — абсолютно убеждённо, другие — с некоторым колебанием.       Прикинув про себя соотношение сочувствующих и сомневающихся, Его Величество решил, что пришло время для дополнительных аргументов.       — Кроме всего выше сказанного, была ещё одна причина, по которой я решил не лишать Преданного нашего королевского расположения, — заложив руки за спину, произнёс он с особым нажимом. — Политика нашего славного государства, как внешняя, так и внутренняя, направлена прежде всего на защиту прав любого человека, кем бы он ни являлся. В своё время Шотландия покончила с рабством не без непосредственного участия многих из вас. И то, что именно при нашем дворе человек, жизнь которого ранее мало чем отличалась от рабской, благодаря своим заслугам и уму сможет занять достойное положение, станет убедительным примером того, что мы во всём остаёмся верными нашим убеждениям и принципам. Так будем же последовательны, лорды, и не откажем господину Шерлоку в том, чего он бесспорно заслуживает.       Сомневающиеся участники Совета, переглядываясь, беспокойно заёрзали на своих местах.       — Всё это так, государь, — подал наконец голос министр финансов, нарушая повисшую после произнесённой Его Величеством речи тишину. — Но всё же, несмотря на все заслуги этого… молодого человека, пристало ли королю теперь, когда открылось происхождение Вашего секретаря, оставлять его приближенным к своей персоне? Всё же он не дворянин…       — Вы так уверенны в этом, сэр Мальборо? — резко и холодно отозвался Джон, щуря потемневшие глаза на вновь притихшее собрание. — Хочу заметить всем присутствующим, что происхождение господина Шерлока — вещь ничем не определённая, и никаких сведений по этому поводу нет. А если учесть, что в эту нечестивую Школу попадают дети разных сословий, мой секретарь может оказаться равно как сыном плотника, так и герцога, и, отдавая должное его уму и манерам, я скорее склонен поверить во второе, нежели в первое. — Его Величество многозначительно помолчал и внезапно добавил: — Но если для кого-то из вас, господа, это не настолько очевидно, я, дарованной мне Господом властью, могу быстро исправить данную несправедливость, пожаловав юноше рыцарское звание.       Джон позволил себе лёгкую снисходительную усмешку, напоминающую подданным о том, чьё мнение за этим столом является решающим:       — Или кто-то из присутствующих сомневается в моём королевском праве на это? Или не считает заслуги Шерлока для того достаточными?       Окончательно воцарившееся молчание явилось красноречивее всякого ответа, но Его Величество, однажды начав этот разговор и будучи человеком обстоятельным, счёл нужным расставить абсолютно все точки над «i» в доведении собственного мнения и воли до сознания собранных им людей:       — Позвольте вам напомнить, господа, что каждый из вас и положением, и титулами обязан своим прапрадедам, получившим всё это от моих предков. Разве в вашем роду, лорд Грейвз, не было кузнеца, которому король Генрих Ватсон Четвёртый пожаловал дворянство и земли? А вы, граф Олдридж, не ведёте ли свою родословную от сына мельника, покрывшего себя славой во время первого крестового похода? Будьте же и вы, уважаемые потомки великих людей, справедливы к тому, кто если и не по происхождению, что, впрочем, спорно, то уж точно по дарованным Создателем талантам и благородству вправе занимать место рядом с такими же ревностными служителями короны! Давно известно: если элита государства не пополняется время от времени свежей кровью, она обрекает себя на вырождение. Подумайте лучше об этом, вместо того, чтобы сомнительным интересом и участием подкармливать досужие сплетни, и будьте достойны тех почестей, которыми вас так щедро наградил правящий Дом Ватсонов. — Джон еще раз окинул взглядом вытянувшиеся лица и не удержался, чтобы не добавить, убирая из тона явную угрозу, но не допуская и тени несерьезности в произносимых словах: — А так же помните, что милость, дарованная королевской рукой, этой самой рукой может быть и отнята.       И пока высокопоставленные физиономии вместе с осознанием сказанного государем постепенно приобретали выражение некоторой задумчивой меланхолии, Ватсон, потеребив недавно приведенную в божеский вид бородку, счёл нужным подвести итоги:       — Думаю, я достаточно ясно выразил своё отношение к этому вопросу, вам же, господа, остаётся лишь решить: удовлетворяют ли каждого из вас мои пояснения или вы в чём-то несогласны со своим королём?       Впечатлённые, кто доводами Его Величества, а кто — не допускающим компромиссов проявлением монаршей силы, к которому — все знали — шотландский король прибегал лишь в крайних и, несомненно, заслуживающих того случаях, собравшиеся медленно переглядывались и… кивали. Задав, скорее ради поддержания собственного достоинства, чем из необходимости, несколько вопросов, на которые Джон постарался ответить максимально чётко, пресекая нелепость слухов и предположений, по возможности внося ясность и аккуратно обходя щекотливые моменты, о которых посторонним знать было не положено, советники выразили сюзерену свою дружную поддержку. Впрочем, о самом щекотливом никто из них спросить так и не посмел, чему Джон был несказанно рад: лгать в лицо собственному совету он считал крайне нежелательным, правда же об их с Шерлоком отношениях представлялась делом слишком личным, чтобы становиться публичным достоянием.       Покидая собрание, словно поле славной, увенчавшейся победой битвы — уставшим, но удовлетворённым результатом, — Его Величество осознавал, что пресечь таким образом все курсирующие по замку и столице пересуды ему вряд ли удастся, но надеялся, что, по крайней мере, сумел дать чёткое представление приближённым о своём мнении на этот счёт и указать, как им самим стоит относится к подобного рода сплетням, если они не хотят лишиться монаршего расположения. В конце концов, всё, сказанное Джоном о Шерлоке, являлось абсолютной истиной, и с этим никто не мог поспорить, а вопрос принадлежности к нужному сословию был более чем поправим.       Его Величество, не собираясь откладывать сие важное дело на потом, тут же принял решение объявить о своих намерениях Преданному, терпеливо ожидающему окончания совета в королевском кабинете.       Вскинув голову при появлении государя, секретарь потянулся к нему привычно пытливым и слегка встревоженным взором, словно боясь прочесть на родном лице признаки постигшей Его Величество неудачи, но, встретившись глазами с довольно поблёскивающей синевой, тут же облегчённо расслабился.       Джон, хоть и уверенный, что тревоги Преданного касались исключительно репутации господина и возлюбленного, а не собственного благополучия, был, тем не менее, удивлён тем, с каким равнодушием Шерлок отнёсся к предложению даровать ему дворянство, а в дальнейшем — пожизненный титул и абсолютно честно заслуженные почести. Не то, чтобы Его Величество предполагал в своём секретаре какое-то особое честолюбие. Вовсе нет. Но удивительно неопределенное выражение, которое мелькнуло в обжигающей сердце бирюзовой глубине и на дрогнувших пухлых губах, показалось Джону весьма странным, если не подозрительным. Уверенно же произнесённое Преданным: «В этом нет необходимости, государь, поверьте!» — лишь усугубило интригу ситуации. Его Величество набрал было в грудь побольше воздуха, чтобы разразиться целым потоком резонных доводов, продуманных уговоров и даже гневной отповеди о том, что решения сюзерена, тем более подобные, не обсуждаются, как, к собственному изумлению, был неожиданно прерван.       Сказать, что ворвавшаяся в кабинет без всякого доклада и даже требуемого приличиями стука леди Хупер, преследуемая пытающимся удержать внезапную посетительницу капитаном Лестрейдом, была крайне взволнована — не сказать ничего. Щёки девушки пылали лихорадочным румянцем, дыхание вырывалось из приоткрытого рта с порывистым свистом, а украшенный вышивкой и перьями бархатный берет, совсем недавно вошедший в обиход придворных модниц, съехал с растрёпанной причёски самым неподобающим образом.       — Ваше Величество!.. Государь!.. — задыхаясь, юная леди не могла произнести ни одного внятного слова. Джон, остановив жестом наступающего на Молли командира стражи, выжидательно уставился на девушку недоумённым взглядом. Шерлок, отчасти не желая испытывать терпение короля, отчасти — понимая, что позволить себе подобное обычно скромную мисс могло вынудить только что-то крайне важное, налил в стакан воды и поднёс посетительнице, попутно пытаясь считать с её облика причину столь странного поведения. Удивительно, но леди Хупер в этот раз словно и не заметила королевского секретаря, само присутствие которого обычно заставляло девушку смущаться и заливаться пунцовой краской от кончиков ушей до неглубокого декольте, и, приняв питьё из его рук, тут же осушила стакан большими глотками.       Все трое мужчин тревожно переглянулись, а мисс Молли, обретя наконец способность говорить, незамедлительно этим воспользовалась.       — Государь! — воскликнула она всё ещё срывающимся и дрожащим голосом. — Простите мне моё вторжение, умоляю! Но я только что была в порту. И, боюсь, являюсь сейчас для всех нас недобрым вестником.       — Успокойтесь, миледи. Что вы там делали и о чем вы сейчас говорите? Расскажите нам всё по порядку и по существу, — строго приказал король, скрестив руки на груди.       Леди Хупер глубоко вздохнула и, послушно кивнув, попыталась собраться:       — Да. Сегодня на одном из кораблей мне должны были доставить редкие ингредиенты для моих опытов, и я не смогла удержаться, чтобы как можно скорее не отправиться за своим заказом лично. Забрав покупку, я в сопровождении слуги спустилась на пристань и тут увидела нечто, что привело меня в ужасную тревогу и смятение: двое моряков — должно быть, матросы с соседнего корабля — вели под руки своего товарища, который шёл, еле волоча ноги и всё время спотыкаясь. Правда, изначально я не обратила на это внимания, приняв беднягу за пьяного, но потом, присмотревшись, заметила, что мужчина скорее болен, чем пьян. Его трясло в лихорадке, тошнило, он громко жаловался на боль в ногах и спине, а в расстёгнутом вороте рубахи на груди я заметила яркую сыпь. Все эти признаки однозначно свидетельствуют о каком-то тяжёлом заболевании, и, боюсь, оно может быть заразным… — Леди перевела взгляд со ставшего озабоченным короля на принявшего у неё пустой бокал Шерлока и обратно. — Государь, я не хотела бы показаться Вам истеричной или излишне мнительной особой, но что, если это болезнь, способная поразить всех жителей Эдинбурга? Матросы наверняка близко общались со многими людьми, и кто знает, кому успели передать непонятную хворь за время своего пребывания в нашем городе? Государь, это может быть очень опасно, и… И я подумала… И вот я здесь… Предупредить… — голосок девушки становился всё тише, пока не сник, оробев окончательно. Казалось, она только что осознала тот факт, что в своём испуге и тревоге ворвалась чуть ли не в королевские покои, поправ все правила этикета. Но Джон лишь одобрительно кивнул:       — Вы поступили абсолютно правильно, миледи, благодарю Вас! — сообщение о возможной эпидемии тут же заставило его позабыть обо всех остальных проблемах, какими бы насущными они не казались до этого. Как обычно, в минуты реальной и неотвратимой угрозы, добродушие и обманчивую мягкость монарха словно бы сдуло порывом неощутимого ветра. На их место, законными хозяевами и добрыми помощниками, пришли решительная строгость и предельная собранность, позволяющие Его Величеству принимать правильные и быстрые решения, как и подобает мудрому и опытному правителю, пекущемуся о благополучии своих подданных. Он повернулся к Лестрейду:       — Немедленно найдите доктора Мортимера, главу врачебной гильдии. Пусть отправит кого-нибудь в порт осмотреть больного. На каком корабле он, говорите, находится? — обратился Джон к уже почти совладавшей с собой под успокаивающим взором монарха леди Хуппер.       — «Львиная грива», сир, — не замедлила с ответом девушка.       — Слышали? — капитан подтверждающе кивнул. — Как только станет известно, что это за болезнь, пусть доктор Мортимер тут же явится ко мне с докладом. Нужно будет предпринять все меры, чтобы зараза, если это действительно она, не распространилась по городу. Да и по всей Шотландии — тоже. Советники, возможно, ещё не успели разойтись. Пусть подождут меня — этот вопрос требует безотлагательного решения.       — Ваше Величество, — чуть не перебил короля Шерлок, — позвольте мне отправиться в порт. Я мог бы сам осмотреть больного…       — Нет! — отрубил Джон не терпящим возражений тоном. — Пока не узнаем, что там за болезнь — ты от меня ни на шаг. Понял? Если это чума или оспа, твои знания могут весьма пригодиться в борьбе с грозящей нам эпидемией. Ты слишком важен, чтобы я мог позволить тебе рисковать. — Ватсон приблизился к Преданному и добавил так тихо, что его мог услышать только Шерлок: — И слишком мне дорог.