* * *
— Мэтр Эванжели, вам не нравится наша еда? — вежливо спросила баронесса. Они сидели в маленьком семейном кругу: барон, баронесса, их дочь, пара десятков рыцарей, пять магов и Энжи с Корвином. — Нет, всё прекрасно, — улыбнулся он, вяло ковыряясь вилкой в тарелке. — Просто нет аппетита. Корвин с подозрением посмотрел на него. Сам он попробовал съесть кусок мяса, но он оказался по вкусу больше похож на песок. Сейчас он сидел и лениво тянул воду — единственное, от чего не хотелось плеваться. Но мэтр?.. Корвин не был уверен, что он хоть что-нибудь съел или выпил. — Но вы со вчерашней ночи ничего не ели, — удивилась баронесса. Она всегда следила, чтобы все были накормлены и закружены работой. — Организм магов... слегка отличается. Я могу много времени провести без еды. Все пять магов в дружном удивлении уставились на него. Они обычно, наоборот, жрали за десятерых. — Кстати, вынужден извиниться, — вскинулся Энжи. — Я случайно испепелил вашего слугу. Я не привык, что со мной разговаривают в таком тоне. — Кхм... — деликатно кашлянул барон. — А кто это был? — Старик Джон, — подсказал Корвин. — А-а-а... Он никогда мне не нравился, — успокоился барон. — А когда наш сыночек сможет есть? — уточнила его жена. — М? Никогда, конечно. Вампиризм не лечится. За столом повисла нехорошая тишина. — В таком случае, что вы делаете тут?.. — Я могу купировать симптомы, чтобы ваш сын вёл почти нормальную жизнь и не пил кровь у ваших крестьян... буквально. Баронесса выпрямилась, обжигая мага негодующим взглядом. — В таком случае, я бы попросила вас удалиться! — Думаете, эти детишки что-то другое смогут? — Энжи небрежно махнул рукой в сторону тех пятерых магов. — Ваш сын уже представлен Тьме. Этого не изменить. Нельзя повернуть время вспять. И истинная сила заключается в том, чтобы понимать, что действительно сделать возможно, а что — нет. — Попрошу повежливее! — вскочил один из магов, по виду — самый молодой. — Вы кто такой, чтобы называть нас детишками? — Тот, кто делает дело, а не потрясает в воздухе кулаками, — Энжи посмотрел на него совершенно лениво, но почему-то все вдруг вспомнили, что он испепелил слугу, потому что не понравился его тон. — И... сколько вы планируете тут пробыть? — уточнила баронесса. — Столько, сколько понадобится. — Понадобится для чего? — Для того, чтобы заключить, что эксперимент прошёл успешно. — Так мой сын для вас — всего лишь эксперимент? — Да. В воздухе возникло такое напряжение, что можно было топор спокойно вешать. А Энжи, казалось, этого не замечал, продолжая лениво ковыряться вилкой в тарелке. Он вообще искренне считал такую реакцию нормальной. А то как без напряжения? Жалкие смертные, что, не заметили его великолепия? А вот какое именно напряжение — Энжи по неопытности не разбирал. Бегают ли людишки в страхе, в восхищении, в ненависти или изнывая от желания. — Но в отличие от всех остальных, я знаю, что делаю. И это второй эксперимент, первый прошёл достаточно успешно. — Можно познакомиться с его... результатом? — спросил барон, немного замялся. — Не думаю. Его вёл не я, а мой дед. А он очень не любит дальние переезды. — А его... эксперимент? — Ещё больший домосед, чем мой дед. — И они действовали по той же методике? — заинтересовался Корвин. — Да. Тебя что-то смущает? — Кстати, что это за методика? — уточнила баронесса. Корвин порадовался, что технически не способен краснеть. — Понимаете, вампирский организм приспособлен более эффективно расходовать жизненную силу, нежели человеческий. Но на перестройку требуется энергия, раз, плюс ни один человек, умея прыгать на три метра вверх, не будет пользоваться дверью. Поэтому энергию всё время требуется подновлять. — Пить кровь? — Пить кровь. — И вы... даёте ему кровь? — Нет, конечно, какое же это тогда лечение? — Тогда что даёте? — А это секрет. Снова повисла тишина. Корвин с удовольствием отметил, что маг невыносим не только для него, но и для всех окружающих. Только почему-то они не злились: на лицах взрослых вместо возмущения появилось уважение. Он никогда не понимал, почему людям нравится, когда их дурят. — Но пока Корвин может вернуться к своим обычным делам... — продолжил Эванжели. — Разве что под солнце ему нельзя выходить. Кстати, предупредите слуг, чтобы не шарахались и не шептались. Я о-о-очень не люблю, когда так делают. Плюс мне нужен кабинет, чтобы записывать ход эксперимента. — Конечно-конечно...* * *
Корвин рад был вернуться к своим обычным делам. Нет, конечно, было бы лучше, если бы можно было увидеть леди Вивьен и понять, чего хочет этот странный маг. Но он никогда не мог представить, что будет так радоваться возвращению к тренировкам. Кроме всего прочего — это возможность покрасоваться новыми силами. Раньше баронет не мог похвастаться даже тем, что способен полностью отследить все движения своего учителя фехтования, не говоря уж о том, чтобы выбить у него рапиру. Теперь же движения мастера Рамиреса были медленными, словно он двигался в густом киселе. А удары, от которых мышцы подрагивали от перенапряжения, и вовсе не ощущались. Это было здорово, да что там, это было просто восхитительно! До этого Корвин не мог оценить своего нового состояния — сначала он был слишком слаб после обращения, а потом его начали «лечить». За завтраком Корвин боялся лишний раз шелохнуться — все же, хоть старик Джон ему и не нравился, но ведь могли и наказать! Кто ж мог знать, что Эванжели так небрежно признается в том, что это он испепелил его? Как будто ничего такого в этом не было... Хотя, наверное, для него и не было. В этом он даже был похож на леди Вивьен — она тоже относилась к людям с легким пренебрежением. И теперь Корвин понимал, почему — такая сила! Такая скорость! Он играючи отбивал все усложняющиеся атаки мастера фехтования и мог в любой момент как выбить клинок из его руки, так и вонзить свой куда возжелается. Но баронет пока удерживался, несмотря на абсолютно мальчишечий восторг — так ведь будет неинтересно. Мастер Рамирес сразу поймет, что он сильнее, и не станет больше с ним сражаться. А Корвин столько раз ему проигрывал! Хотелось еще немного насладиться этим удивлением на лице учителя. Украдкой Корвин бросил взгляд в сторону. Мэтр Эванжели тоже пожелал присутствовать на тренировке под предлогом того, что ему нужно следить за подопечным. Но... Он совершенно не обращал на него никакого внимания, заставив слуг принести в тренировочный зал стол и усевшись за него заполнять бумаги. Баронет вспылил мгновенно. Не раздумывая ни секунды, он швырнул, как пушинку, меч в сторону мага. Тот, не отвлекаясь от бумаг, слегка сместил голову вправо и поймал оружие за рукоять. И так же, не отвлекаясь от какого-то пергамента, бросил меч обратно. Быстро, очень быстро. Корвин попытался было перехватить меч точно так же, но не сумел точно рассчитать движение, и распорол ладонь о лезвие. — Баронет, что вы себе позволяете! — нахмурился мастер Рамирес. — Если вам так сложно справляться со своей агрессией, то вам явно слишком рано разрешили приступить к тренировкам. Корвин не ответил, зачарованно разглядывая рану на ладони. Крови было почти не видно, хотя меч рассек руку аж до кости. А еще плоть медленно, почти незаметно стягивалась, закрывая рану. Та самая регенерация вампиров! Здорово! — Для этого я здесь и сижу, — сообщил Эванжели. — Чтобы вправить мозги, буде кому-то детство в голову ударит. И всё это — не глядя. Корвин чуть не зарычал, но удержался неимоверным усилием воли. Вместо этого он мило улыбнулся учителю и поднял меч. — Нет, нужно точно рассчитать, как сражаться с нечеловеческой силой, — покачал головой мастер. — Если противник будет знать о вашей скорости, он предпримет меры. Например, ускоряющий амулет. Или сети Ллос, в которых запутываешься с каждым движением... Вы же заметить не успеете, как запутаетесь в них! Скорость и сила не отменяет необходимости мастерства. И тем более — необходимости самоконтроля. Вам рассказать, как легко управлять сильным, но чересчур агрессивным противником?.. Корвин не скривился, хотя очень хотелось. Не успел насладиться — уже обломали. Он так и знал... Дальше баронет старался контролировать свои движения до волоска. Раз уж не получилось впечатлить мага силой — тот и сам явно не человек, — так, может, контроль над собой поможет? Тем более, Эванжели ведь мог и не уклониться... Когда Корвин представил, что было бы, если б он попал, холодный пот его не пробил только благодаря тому, что он был вампиром. И то, если бы отец видел эту выходку, он бы без всякого сожаления выпорол наследника, вампиризм там или не вампиризм. А он уже слишком взрослый, чтобы его пороть! И вообще, просто взрослый! А значит, надо уметь поступать не только так, как хочется. Баронет невольно вспомнил лекции о долге перед родом и все же не сдержал гримасу. Вот леди Вивьен могла делать то, что желала. Например, обратить его. Наверное, мэтр Эванжели так неуважительно о ней отзывается только потому, что она не стала обращать на него внимание. Но это даже и лучше! Соперничать за чье-то внимание с красивой женщиной — это так трудно... — Я устал! — заявил Корвин, швырнув меч в сторону. — Мне нужно отдохнуть. Энжи мимолётно взглянул на него. Да, регенерация, упражнения... Феникс не особо разбирался в физиологии вампиров, но новообращённый действительно должен был бы устать от всего этого. Но вот его пламя... Крохотный язычок, который Корвин сам не мог питать, горел странно, лихорадочно, будто в истерике... Энжи кивнул слугам, чтобы перенесли стол в спальню к наследнику, собрал документы Небесного Царства — как ни крути, а он всё-таки король — и молча поднялся. Корвин метнул на него короткий взгляд, но, несмотря на явную нервозность, промолчал. Однако совсем скрыть напряжение ему не удалось — движения стали более резкими, дерганными. В руках баронета осталась дверная ручка, которую он слишком сильно дернул, он сшиб доспехи в коридоре, нечаянно шагнув вперед на сверхскорости, раздраженно обшипел подвернувшуюся горничную, отчего девушка чуть не упала в обморок. Будь здесь Якуб, он бы диагностировал сильнейшее нервное возбуждение, которое бывает у новообращенных в первое время после утоления жажды. Восприятие усиливается во много раз, но мозг не привык к подобному, поэтому даже самые обычные вещи вызывают бурную реакцию. Это уже потом вампиры становятся натуральными ледышками. А новообращенные — это та еще головная боль. Такие могут схватиться в смертоубийственной драке из-за слишком ярких пуговиц. Энжи подождал, пока слуги выйдут и дверь за ними закроется. После чего небрежно швырнул бумаги на стол и взял вампира за подбородок. — Как самочувствие? — буднично поинтересовался феникс. — А сам как думаешь? — зашипел Корвин. — Не знаю, может от тебя всегда служанки в обморок падали. От меня вот падали. Очень удобно, вообще-то. Баронет уставился на него широко распахнутыми глазами. Странная фраза мигом сбила все кипящее в груди раздражение. Слишком... неправильно она прозвучала. — Ты их... ешь? — с опаской поинтересовался Корвин, не пытаясь высвободиться, но явно чувствуя себя неуютно. — Нет, ну почему ем?.. Ты что, не знаешь, что делают с лежащими служанками? Вампиреныш помотал головой, все так же смотря большими и настороженными глазами. Нет, он догадывался, что можно делать со служанкой в кровати. Но в коридоре? — И чему тебя только Вивьен учила? — риторически спросил Энджи и поцеловал его. Пламя потекло стремительно, словно в Корвине вдруг образовалась целая воронка, требующая заполнения, чем феникс с удовольствием и занялся. Когда вампирчик уже начал медленно сползать по стенке от переизбытка эмоций, Энжи оторвался и, не говоря ни слова, подошёл к столу. Корвин посмотрел ему вслед почти обижено — почти, потому что было слишком хорошо, чтобы на кого-то сердиться. Даже мысли приняли какое-то другое направление — о том, что тем, кто нравится, обычно стараешься сделать приятное. Вот леди Вивьен он, к примеру, носил редкие дорогие орхидеи и целовал руку. Нет, последнее, конечно, знак хорошего воспитания, но Вивьен ведь нравилось, он видел. Недавняя дерганность не то чтобы совсем пропала, но куда-то отступила. Наверное, сейчас Корвин бы даже смог выдержать любимые маменькой нотации, благостно улыбаясь и кивая в нужных местах. Интересно, а что это за бумаги маг так старательно просматривает и заполняет? — А что это за язык? — поинтересовался он. — Магический, особый, — отозвался Энджи, не отвлекаясь от бумаг. — Я такого не знаю. — Конечно не знаешь. — И мне незнакома эта письменность... — Угу... — А я все магические письменности изучал! — Поздравляю. — Так кто же ты?.. — Мальчик, иди отдыхай, как и планировалось... У Корвина аж губы задрожали от обиды. Он мог бы смириться с раздражением, превосходством, даже язвительностью — но не с тем, что от него отмахиваются, как от глупого котенка, которому не вовремя захотелось поиграть. Есть настроение — хозяин подергает яркую тряпочку на нитке, нет — равнодушно отпихнет маленькие лапки... Корвин решительно отодвинул бумаги в сторону, сел на стол и попытался поцеловать недовольно сведшего брови к переносице Эванжели. — Ну, и чего ты добиваешься? — Энжи устало поднял взгляд. Корвин едва не потерялся в этих чёрных омутах. — Тебя... — зачарованно выдохнул баронет. Он сейчас напрочь забыл, что вроде бы как влюблен в леди Вивьен, что так вести себя недостойно и неприлично... Да все забыл. И снова потянулся к изумительно чувственным губам мага. И охнул, когда тот резко подтянул его к себе за ноги, заставляя буквально упасть на колени. — Уверен? Я тот ещё подарок. Мерзкий характер, куча тайн, пламенное дыхание и ненависть к человеческой оболочке. — А мне все равно, — глаза Корвина полыхали двумя багровыми звездами. Прикосновение Эванжели оказалось обжигающе горячим, таким... волнующим. А еще он чуть наклонился вперед, видимо, чтобы лучше донести свои слова, но добился ровно противоположного эффекта — дыхание, щекочущее губы, черные бездны напротив собственных глаз, жаркое тело под почти неощутимой мантией... Корвин согласился бы, даже предложи он ему ритуальные пытки. Энжи легко, как пёрышко, отшвырнул от себя молодого вампира. Но не куда-нибудь в сторону, а чётко на кровать. Корвин нелепо взмахнул руками, пытаясь ухватиться за воздух, а в следующее мгновение уже приподнимался на локтях, чтобы не пропустить ничего. Энжи полыхал. Полыхал золотистым, мягким светом, так похожим на свет солнца... Его кожа, его волосы, его одежда... И только глаза — глаза оставались чёрными, как бездна. Он сделал шаг... Ещё... И как-то мгновенно, неумолимо перетёк в тигра. — Я предупредил, — рыкнул феникс. — Я помню. Есть меня будешь? — Размечтался. Это ты меня съешь. Юноша вытянул руки вперед, немного неуверенно касаясь мягко светящейся шерсти. Прижмурился от удовольствия, обхватил тигра за шею, вынуждая шагнуть на кровать так, чтобы морда оказалась точно над его лицом. Согнул ногу, проводя коленом по мягкому животу зверя. Зарылся лицом в пушистую шерсть, наслаждаясь запахом, ощущением, теплом. Даже жарким дыханием, пришедшимся куда-то в плечо. — Чёрт... Я не знаю, что сказать в такой ситуации. — Главное, чтоб знал, что делать... — фыркнул феникс, вылизывая восхитительно холодную шею. — А что делать? Энжи оторвался, посмотрел на него, как на идиота: — Как что? Раздеваться! Вампир моргнул. В первую секунду могло показаться, что он выпрыгнет из одежды так быстро, что тряпочки по углам полетят, но нет. Баронет сумел взять себя в руки и принялся раздеваться ме-е-едлено. Прикрыв глаза и позволив в полной мере проявиться природному изяществу и новообретенной плавности движений. При этом он не забывал косить взглядом на Эванжели, чтобы не вызвать вместо заинтересованности раздражение или, паче того, скуку. Тот смотрел как-то непонятно. Вроде как Энжи успокоил его, мол, не будет есть, но взгляд казался весьма... голодным. А когда Корвин взялся за пояс штанов, феникс недовольно рыкнул, повалил его на спину и сам перекусил ремень, стягивая одежду зубами. Тигр нагло поставил лапу вампиру на бедро, опираясь всем телом... Корвин даже не дрогнул, чувствуя давление, но не ощущая боли... Энжи довольно прищурился, наступил на тазовую косточку, ребро, плечо, второе... Стоя передними лапами на плечах, а задними — на коленях, он смотрел на распластанного под ним вампира и резко взмахивал хвостом из стороны в сторону. Затем он ухмыльнулся... и нагло лёг на Корвина, прямо шерстью на голое тело. Лёг — и давай лениво вылизывать шею жертвы. Вампира словно разрядом пробило от всего этого. От того, как мягчайшая шерсть скользит по коже, дразня, пуская по телу искорки удовольствия. От того, как страшенные когти покалывают бедра и плечи — совсем чуть-чуть, не вонзаясь и не причиняя боли, но заставляя сглатывать в невольном предвкушении. От языка, то шершавого, то шелково-нежного, который с шеи уже перебрался на плечо и ключицы... Всего этого было слишком много, чтобы Корвин сохранил хоть какие-то остатки разума. Он смог только прикрыть глаза и выгнуться, выпуская из приоткрытых губ тихое, но пробирающее до костей своей чувственностью: «Ах-х-х-х-х-х-х-х-х...» Энжи довольно ухмыльнулся и перешёл к чувствительной области за ухом. — Ну что, будешь меня есть? — мурлыкнул он. Корвин выгнулся еще сильнее, обхватил его руками и ногами — как в тиски зажал, такие же холодные и твердые. — Ты большой, дядечка, боюсь, лопну, — шепотом сообщил он на ухо тигру. И тут же это ухо попытался облизать, несмотря на шерсть. Энжи гулко расхохотался и перетёк в человеческий облик. Корвин вздрогнул, почувствовав, что теперь его от этой раскалённой кожи не отделяет даже шерсть. Вампир уткнулся носом в гладкое, чуть золотистое плечо и вдохнул запах. Вивьен говорила ему, что у вампиров очень хорошее обоняние, но он никогда не придавал этому значения... А теперь он чувствовал запах накалённых на солнце камней и не понимал, как кто-то вообще может принимать это существо за человека. Но ему было абсолютно все равно сейчас, кто такой Эванжели. Потому что можно было прижаться к нему, лизнуть эту чуть светящуюся кожу, слегка даже прикусить ее клыками. Пустить по телу «волну» напрягающихся и расслабляющихся мышц, от которой возникнет абсолютно восхитительное трение. И, шалея от собственной наглости, перекатиться, нависая над этим совершенным существом и стараясь вжать его в подушки собственным не слишком-то мускулистым телом. Энжи ухмыльнулся и провёл кончиками ногтей по бокам. Корвин дёрнулся. — О-о-о, да ты ревнивый... Баронет недовольно тряхнул головой, оскалился, демонстрируя внушительные для такого юного вампира клыки. Решительно цапнул Эванжели за шею, только что не рявкнул — мое! — исключительно потому, что рот и язык были заняты — Корвин с урчанием вылизывал и место укуса, и шею вообще. — Ох! — феникс дёрнулся. Нет, конечно, он-то девственником не был. И партнёры разных рас и разных сословий побывали у него в постели... и не только в постели. Но впервые кто-то сам проявлял инициативу, кто-то сам цеплялся за него всеми когтями и клыками... Кто-то сам его жаждал... Его не приходилось зажигать. Это было... было... как будто он всю жизнь пытался согреть дерево, а оно либо не грелось, либо сгорало. А тут он наткнулся на металл... И этот металл грелся быстро, уже сам начиная обжигать своим жаром. Корвин не пытался отшатнуться, он хотел еще и еще, уже жадно целуя Энжи, почти запуская в него когти — только почти, но зато сжимая так, что у феникса кости трещали. Прижимаясь, ласкаясь неумело, но так страстно, стараясь ни на секунду не выпустить Энжи, ни на волос не отстраниться... — Ваша милость, ваш отец срочно... требует... вас, — слуга по привычке ворвался в комнату наследника, но остановился на пороге в полнейшем шоке. — Это ужасно! Надо немедленно рассказать об этом вашей ма... Незадачливый слуга осыпался на пол пеплом. — Надо ввести закон, чтобы можно было казнить всех, кто заходит не вовремя, — злобно прошептал Энжи. Глаза его горели. На дне этой ужасной чёрной бездны образовались яркие искорки. Одной из которых хватило, чтоб превратить человека в прах. Корвин сглотнул. Его пробило страхом, да. Но и еще большим желанием. Эванжели сейчас был так... потрясающ, грозен и восхитителен... А еще он был полностью обнажен и все так же лежал под баронетом. Удержаться в такой ситуации было просто невозможно, поэтому Корвин не бросил даже взгляда в сторону неплотно прикрытой двери. В конце концов, стучать надо, перед тем как войти. А отец может немного подождать. Вампир склонился, намереваясь поцеловать, но... Мэтр Эванжели повернул голову, взглянув на него холодно и чуждо. Словно не было ничего. Спокойно отпихнул Корвина, встал, передёрнул плечами, мгновенно оказавшись в одежде. — Мне надо заниматься делами, — буднично сказал Энжи. А Корвин, одиноко сидя в развороченной кровати, с недоумением смотрел на совершенно будничного мага. И внезапно ему стало очень зябко.* * *
— Ненавижу!!! — Корвин яростно ударил кулаком в ствол дерева, оставив в крепкой древесине приличную вмятину. — Ненавижу!!! Сухо и рвано всхлипывая, баронет бессильно сполз вдоль ствола на землю, снова ударил кулаком — на этот раз по мягкой траве. Солнечные лучи скользили по светлой коже, оставляя неприятное покраснение, как после несильного ожога, но Корвину было наплевать. — Ненавижу... — хрипло прошептал он, стараясь сдержать такие детские и такие неуместные слезы. Почему… почему все получилось так глупо, нелепо и неправильно? Он мечтал о сказке, о чем-то волшебном — таком, как в древних легендах. Встреча с леди Вивьен показалась ему знаком, символом — вот он шанс, нужно только не струсить, суметь им воспользоваться… Корвин сам попросил его обратить, хотя, конечно, немалую роль в этом сыграло очарование вампирессы. Только потом юноша понял, что он натворил. Вампир не может быть наследником и тем более бароном, вампир — темная тварь, подлежащая уничтожению… А он ведь единственный сын, и, значит, баронство уйдет в чужие руки, потому что как не прописывай брачные условия, все равно сестра вряд ли сможет быть полноценной правительницей их земель. Ее ведь воспитывали в расчете на то, что она уйдет в чужую семью, станет помогать мужу, а не править сама… Но отец решил попытаться его вылечить, хотя всем известно, что вампиризм необратим… Две недели в темном подвале, без капли крови, истязаемый «лекарями» и не до конца установившейся связью со своим мастером. Корвин не знал, что многие новообращенные от такого впали бы в голодное безумие, бросаясь на каждого, в ком почувствовали бы биение крови, а то и вовсе в оцепенение, из которого не так-то просто выйти даже с помощью старшего сородича. Он сам не знал, что помогало ему держаться — надежда на помощь от леди Вивьен, ненависть к своим мучителям или же боль и отчаяние в глазах отца. На отца Корвин не сердился — он ведь действительно хотел как лучше. Это он всех подвел — и родителей, и леди Вивьен… Потом появился Эванжели со своими странными, невозможными методами лечения. Такой яркий, такой красивый, такой уверенный в себе… К нему невозможно было остаться равнодушным. И Корвин не удержался, забыл, что для мага является всего лишь экспериментом, подопытным… Корвин хрипло, со всхлипом втянул воздух, обхватывая себя за плечи руками и не обращая внимания на впившиеся в тело когти. Оплеуха, спустившая замечтавшегося юнца с небес на землю, оказалась не просто оглушительной — сокрушающей. Так больно… Корвину казалось, что в тот момент что-то хрустнуло и переломилось в нем с тихим звоном, что-то важное, теплое и пушистое, словно свернувшийся в груди котенок. И теперь он никак не мог согреться — даже регулярные передачи «особого колдовского огня, источник которого живет в магах» не помогали. Наоборот, после них начинало колотить еще сильнее. Потому что Эванжели целовал как угодно, но только не равнодушно — а потом уходил, не удостоив даже взглядом. А Корвин никак не мог выкинуть из головы совсем другие воспоминания. И с трудом сдерживался, чтобы не схватить мага — или кто он там — за эти чуть ли не светящиеся золотые волосы, дернуть изо всех сил, заставляя запрокинуть голову, и наконец-то заставить увидеть себя. Останавливало только нежелание окончательно выставить себя на посмешище. В конце концов, он ведь не просто юнец, неспособный справиться со своими желаниями, он — наследник баронства. Наверное. Если отец не переписал завещание, оставляя все сестре. Отец пока молчал, наблюдая. А вот маменька Эванжели невзлюбила так, как только может невзлюбить обиженная женщина. Но если маг это просто игнорировал, то Корвин таким равнодушием к окружающим похвастаться не мог. Бесконечные попытки заставить его съесть что-нибудь, хотя еда становилась поперек горла, подрагивающие губы и длинные разговоры под девизом: «Ты меня не любишь и вообще эгоистичный мальчишка!» Последней каплей стало то, что Корвин застал баронессу выливающей в его кувшин что-то из небольшого пузырька. И то, что он сразу же подумал о яде, было довольно показательно. Оказалось, не яд, а святая вода… Но Корвину от этого легче не стало. Он ушел, забился в узенький коридорчик для слуг, про существование которого баронесса вряд ли знала. И как нарочно подслушал разговор двух служанок, которые говорили, что барон совсем с ума сошел, уже слуг чудовищу скармливает… Сначала старый Джон, хоть и мерзкий человек был, но все же, вчера вот Энтони. Лучше бы отдал вампира охотникам, а то теперь по замку ходить страшно — вдруг куда-нибудь в угол затащит и выпьет кровь? Да, слуг испепелил Эванжели, но… Но он сам ведь не помешал. Забыл, что долг лорда — прежде всего заботиться о своих людях, какими бы они ни были, а не о выполнении своих желаний. Истерика накатилась девятым валом, погребая под собой полностью, а прошедший, как мимо пустого места, мэтр Эванжели добил окончательно. Так и есть, от него только проблемы и ничего больше… Всем будет лучше, если его не станет… И Корвин рванул на улицу, в жаркий и сияющий полдень. Он надеялся добежать до парка, прежде чем сгорит — там, в траве и под деревьями кучку праха найти будет сложнее, чем на выложенном каменными плитами дворе. И не сразу понял, что не только не рассыпается, но и вообще не горит. Даже солнце, которое убивает вампиров, оказалось равнодушным к такому недоразумению, как он. А других способов надежно убить вампира Корвин не знал. Не к охотникам же идти, на самом деле? Отцу и так проблем хватает, без внимания Ордена. — Загораете, молодой человек? Корвин вскинул голову. Рядом стояла женщина — светловолосая, в простом белом платье, но удивительно величественная. Вивьен рядом с ней показалась бы девочкой, утащившей из шкафа слишком большое для нее мамино платье и туфли и теперь отчаянно притворяющейся взрослой. — Вы что-то хотели, миледи? — равнодушно поинтересовался Корвин. Недавняя вспышка выпила все эмоции, он бы не удивился, даже окажись здесь Король-Солнце под ручку с носферату. — Проводите меня к Энжи?.. То есть, к мэтру Эванжели, конечно, — женщина наклонила голову набок, внимательно разглядывая Корвина своими удивительными глазами цвета самого дорогого, «лучистого» янтаря. — Он в замке. Я могу вас проводить, если желаете, — баронет с некоторым усилием воли оторвался от дерева, вставая на ноги. — Проводите, — она величественно кивнула, словно императрица, дозволяющая кавалеру поднять ее веер. Корвин невольно дернул уголком губ, повернулся, показывая дорогу. Он сам не знал, что заставило его тихо, скрываясь в тенях, подкрасться к двери в собственную комнату после того, как он указал ее гостье. Наверное, хотел окончательно убедиться, что не имеет никаких шансов рядом с этой удивительной женщиной, похожей на древнюю королеву. За таких начинались войны, к их ногам складывали страны и жизни… Конечно, где она и где мелкий вампирчик, который даже силу свою толком обуздать не может? Так или иначе, Корвину удалось остаться незамеченным, а вампирский слух позволял прекрасно расслышать все происходящее в комнате. Только услышал он совсем не то, что ожидал.* * *
— Ты почто ребёночка обидел, ирод? — с укором спросила Фрисель, выходя из стены. — Ты о чём? — Энжи отвлёкся от бумаг. — Твой подопечный сейчас вышел погулять под солнышком. — Что?! Энжи вскочил так, что стол отлетел к противоположной стене. — С ним всё будет хорошо, — успокоил Фри. — Обжёгся немного, но ничего смертельного. Наверное, это из-за того, что он ещё не пил человеческой крови. Солнце ещё не отвернулось от него, но предупреждает, предупреждает... Молодой феникс со стоном упал в кресло, закрыв лицо руками. — Что происходит, дитя моё? — Фрисель присела на подлокотник и осторожно коснулась его волос. — Я не знаю, что делать. Я... Я честно не хочу, чтобы Корвин пострадал. Он хороший мальчик, правда. И пламя у него сильное, несмотря на всё... Понятно, почему Ви к нему так прилипла, но... — Энжи поднял голову и посмотрел на деда несчастными глазами. — Я не могу, как ты. Не могу остаться, носить материальную одежду, делать вид, что я человек... Я король! Ты представляешь, что начнётся, если вампиры окажутся теми самыми?.. Тем нашим шансом на выживание? Сотни молодых да глупых отправятся на землю, чтобы найти... или даже помочь обратить. Этого нельзя допустить, понимаешь?.. А договор с царством вампиров? Представляешь, что Элитор потребует за своих детей? И что он может сделать, если мы эти требования не выполним? И с ангелами надо будет поговорить о смене статуса подкрыльных вампиров. А представляешь, что будет в людских землях?.. Я... Я не могу, — он снова покаянно опустил голову. Фри несчастно посмотрела на него и прижала его голову к своей ныне обширной груди. Развилка, эта чёртова развилка!.. Как же она ненавидела, когда её дети её проходят! Порой становилось совершенно неважным, какой объективный результат получит та или иная идея, главное, какое решение принимает юный феникс. Этим решением он меняет себя в ту или иную сторону, взрослеет... Как ей хотелось провести дитя за руку через все развилки, через все кочки, обходя препятствия и собирая трофеи!.. Но нельзя. Иначе дитя превратится в раба. — Пусть уж лучше так... — горько сказал Энжи, приобнимая деда. — Пусть злится на меня, ненавидит, но... Лучше разрубить эту связь сейчас, пока не слишком поздно. Пока я ещё могу уйти и исполнить свой долг. Деда, отпусти меня. Позволь мне уйти! — А ты не думал... над другими вариантами? — Что? Забрать его в Небесное Царство? Его подавит весь этот блеск и великолепие, все эти заумные разговоры и мощь... Ты представляешь вампира среди нас? Представляешь, что он должен чувствовать, когда мы можем практически всё, а он... Он — ничего. Да и потом, Корвин — тоже наследник. И если он сам по молодости лет захочет оставить свои земли... то я ему этого никогда не прощу. Личные удовольствия — это хорошо. Но нельзя ради них ставить под удар своих людей. Деда-деда... Почему так больно, деда?.. — Потому что было хорошо... — Фрисель прижалась губами к макушке Энжи, отчаянно желая закрыть его от всех бед... и не смея. Она чувствовала, как по её груди течёт слеза её дитя... Как она падает, не задевая иллюзорную одежду, и как прожигает дырку в ковре. — Деда, скажи, что мне делать?.. — Энжи поднял голову и с надеждой взглянул вверх. — Для начала — не будь таким жестоким. Корвин не заслужил, чтобы его бросали так... Будто ненужную игрушку. Попробуй объяснить ему то, что только что рассказал мне. Он должен понять и отпустить... Если нет... Тогда, конечно, можно и пнуть. Но он тоже живой человек. И теперь — тоже в какой-то мере твой подданный. Энжи вновь со стоном опустил голову. — Я не могу. Как можно, глядя ему в глаза, сказать, что всё кончилось, ещё не начавшись? Если он так посмотрит на меня, хлопнет глазами, надует губки… Я ведь не смогу никуда уйти. — Наверное, и не надо ничего говорить… Корвин подслушивает за дверью. Энжи мгновенно выпрямился, стирая с глаз слёзы. — Почему ты раньше об этом не сказал? — Потому что знал, как тяжело тебе будет говорить это всё ему напрямую. А он должен знать. — Но если ты такой умный, скажи, что мне делать?.. Фрисель качнула головой и шагнула в пламя камина, оставив после себя сухой тёплый жар, в который так хотелось закутаться. Энжи вновь опустил голову. — Ну? Прокомментируй хоть как-то, — потребовал он глухо, не оборачиваясь. — Я... — Корвин замолчал, не зная, что сказать. Все его прошлые заявления казались мелкими и донельзя эгоистичными. Король... Который действительно хочет быть с ним. И который готов пожертвовать этим, ради блага своего народа. — Я постараюсь, — наконец выдавил вампир. — Постараешься что? — это прозвучало устало, обречённо. — Постараюсь не мешать твоему выбору. Энжи кивнул. Корвин уже хотел выйти, оставив его в одиночестве, но... — Знаешь, скорее всего, к тебе придёт кто-нибудь ещё... из моего народа. Тебе нельзя пить кровь, иначе потеряешь способность ходить под солнцем. Поэтому тебя будут подпитывать регулярно, но... Скорее всего, кто-нибудь другой. Корвин сглотнул, но закрыл дверь собственной спальни. С внешней стороны. Ему немедленно захотелось кого-нибудь загрызть. Чтобы больше никто не подходил к нему.* * *
— Еще! — Корвин подобрал выбитый меч, встал в оборонительную позицию. Конечно, человек не может выбить клинок у вампира, если тот не поддается. Но баронет немало сил положил на то, чтобы научиться рассчитывать то усилие, при котором он прежний рапиру бы уже не удержал. Слишком много всего случилось в последнее время, чтобы он по-прежнему увлекался своих кажущимся превосходством над кем-то. Корвин внезапно осознал, как мало он знает и умеет на самом деле, и теперь с головой погрузился в учебу, радуя и отца, и своих учителей. Вот и сейчас мастер Рамирес одобрительно кивнул ему, прежде чем продолжить спарринг. Эванжели ушел три дня назад, сообщив отцу, что эксперимент прошел вполне успешно, и теперь Корвину нужна только периодическая подпитка, чтобы бороться с жаждой. Солнце, серебро и осина баронету более не опасны. Также маг заверил, что обеспечит осуществление этой самой подпитки и будет присылать своих людей — первая, самая сложная стадия преодолена, и его личное присутствие больше не обязательно. Попрощался Эванжели и с самим Корвином, но об этом баронету вспоминать не хотелось. Очень уж тягостным получилось это прощание. И потому, что Эванжели не хотел уходить, и потому, что Корвин изо всех сил старался не смотреть на него умоляющими глазами, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет. А еще так не хотелось верить, что все, больше он никогда не увидит этого странного мага, Дитя Солнца, как он сам себя называл… И Корвин старательно загружал себя учебой, рвался помогать отцу, мотивируя это тем, что он теперь более вынослив, чем обычный человек, и даже перестал избегать маменьку, надеясь, что после ее лекций будет просто не в состоянии думать. Но помогало слабо. Однажды ночью — после особо тяжёлого и выматывающего дня — Корвин лежал на кровати без движения. Всё-таки он был вампиром, и ночная активность была для него... более естественной. Подняться с утра было для баронета такой пыткой... что он каждый раз с каким-то мрачным удовольствием вскакивал ни свет ни заря. Но ночью... Ночью приходили самые тяжёлые мысли, от которых некуда скрыться. Как он сглупил. Как мало, в сущности, зависит от него. Эванжели — язык не поворачивался назвать его Энжи! — исчез, леди Вивьен — тоже. Серые будни среди шёпота слуг и придворных. А ему было одиноко. Так одиноко, что хотелось выть на луну, как паршивому оборотню... И рассказать-то никому нельзя — просто не поймут. — Здравствуй, Корвин, — послышалось усталое от окна. Баронет вздрогнул, зачем-то ущипнул себя за руку — как будто если ему кажется, это поможет, — медленно повернул голову к окну. Темный, едва различимый для человека силуэт, Корвин мог разглядеть во всех подробностях. — Эванжели?.. — тихо-тихо, почти на грани слышимости, еще не веря, что не приснилось, не показалось. — Это действительно ты… Вы? — Я, — тяжело вздохнул он. Корвин почувствовал, как волна горячего воздуха от его вздоха упруго толкнула его. — И я не смог. — Не смогли что?.. — Послать кого-то другого, — феникс отвернул голову в сторону. — Давай быстрее с этим закончим, пока кто-нибудь не устроил переворот в моё отсутствие. Корвин потряс головой, надеясь избавиться от нахлынувшего ощущения нереальности. Вампирам ведь не снятся сны, правда? Хотя он ведь неправильный вампир… Юноша легко соскользнул с кровати, шагнул к окну. Хотелось сказать что-нибудь невозможно глупое вроде того, что он скучал и ему не хватало… Но он обещал. Обещал не мешать сделать выбор. Поэтому Корвин промолчал. Но сердце в груди бухало так, словно он все еще был человеком. Энжи обречённо положил руку ему на затылок. Наверное, проще для него было стереть память об этом мальчишке, уладить все дела, чтобы фениксы и вампиры могли взаимовыгодно сосуществовать, и уже потом выбрать себе кого-нибудь получше. В конце концов, он король, он может пройти без очереди, но... Мы ответственны за тех, кого приручили. Люди знают это, а фениксы — чувствуют. Они не могут просто так бросить искру, зная, что без них она потухнет. И не могут вырвать чувство из сердца. Их суть — гореть, а не тухнуть. Но пламя не всегда бывает только из счастья и радости. А ещё это послушание. Отводит взгляд, чтобы не смотреть умоляюще. Закусывает изнутри губу, чтобы не сказать что-то лишнее. Что-то, что обещал не говорить. Как, ну, как можно отдать кому-то такое сокровище? Да ещё добровольно, да ещё... Энжи не удержался. Снова. Коснулся его щеки, кончиками пальцев провёл до подбородка, заставляя поднять голову. Заставляя посмотреть на себя. В этом взгляде было всё. Всё, чтобы заставить феникса тотчас сгореть от избытка чувств. Но Энжи не мог. Он король. Единственное, что феникс себе позволил — это выплеснуть мятущееся пламя в поцелуе. Отчаянном, прощальном — нельзя, нельзя приходить снова, нужно уже отпустить, не мучить ни себя, ни мальчишку… Но он не мог. Впервые Эванжели не мог справиться с собой, разрываясь напополам между ответственностью и своими желаниями. А Корвин жадно пил предложенное пламя, впитывая все до капельки, пытаясь не вцепиться в плечи Эванжели, но хватаясь за него совсем по-иному — и куда крепче. Так сладко, так больно… Юноше казалось, что он сейчас вспыхнет, что между ребер поселился не привычный огонек, который за последние дни успел потускнеть — ревущий лесной пожар. Но все же Корвин не мог отстраниться, не мог упустить хоть искорку этого огня. Ведь в следующий раз может прийти кто-то другой… А значит, нужно продержаться как можно дольше, нужно сберечь то, что отдал Эванжели. Хотя бы попытаться. Корвин почувствовал небольшое движение ветерка... И Эванжели уже с ним не было. Его тепло, его жар окутывал вампира с ног до головы, но сам маг был настолько далеко, что Корвин снова чуть не завыл. Но сдержался. Дни слились в одну сплошную чёрную полосу. Кажется, он делал успехи. Кажется, собирался турнир, в котором выберут жениха для его сестры. Кажется, его проверял какой-то охотник, но Корвину было... всё равно, мягко скажем. Он ждал. Ждал и чуял каким-то невероятным, даже не звериным или вампирским, а каким-то ещё более сверхъестественным чутьём, что Эванжели вернётся. Рано или поздно. Корвин буквально чувствовал, как с каждым днём нить между ними натягивается всё сильнее и сильнее. Баронет не хотел думать, что она может порваться. И поэтому Корвин старательно не думал о маге, не пытался найти ту женщину — Фрисель, не делал глупостей, не, не, не… Он просто ждал. Потому что теперь у него что-то немного большее, чем просто надежда, которую, как известно, сложно убить логикой и здравым смыслом. Корвин не спорил с отцом, когда тот мягко предложил сыну отдохнуть и не загонять себя. Успокаивал сестру, которая волновалась из-за предстоящего турнира. И ждал. Баронет все так же плохо спал ночами — хотя странно то, что он вообще нуждался во сне. Но теперь ему мешала не только физиология, но и ожидание. Ожидание знакомого прикосновения теплого жара, высокого силуэта возле окна. Корвин был уверен, что Эванжели придет — хотя бы для того, чтобы разорвать эту нить лицом к лицу. Ведь придет же? — Привет, Корвин, — раздалось усталое от камина. — Я снова оплошал. Вампир развернулся к нему, небрежно опираясь рукой о спинку стула. — Что пришёл? Да... Жестокая ошибка для Вашего Величества. Только знаешь, я тут подумал... — Корвин резко встал и подошёл к магу вплотную, почти грудью в грудь. — Мне надоело ждать твоего решения. Оно ведь касается и моей судьбы, значит, я тоже могу решать. Энжи слегка удивился... Если мягко сказать. В таком тоне с ним разговаривал только Фри, но ему можно, он старший феникс... Но юный вампирчик?.. — И я решил, — продолжил он твёрдо. — Не надо ко мне никого подсылать. Вообще. Либо ты, либо никто. Понимаю, у тебя проблемы, интриги, перевороты и прочее, но я всегда буду рад тебя видеть. Эванжели на миг замер, осмысливая услышанное. Значит, даже так? Корвин смотрел твердо, в серых глазах не было ни тени колебаний. С него станется и впрямь выгнать феникса, если Энжи все же сумеет пересилить себя и прислать кого-нибудь другого. Или и вовсе пойти и покусать первую попавшуюся служанку, лишая себя возможности выходить под солнце. — Вот как… А потянешь, мальчик? — феникс запустил руку в волосы Корвина, потянул, заставляя запрокинуть голову. — Я ведь тебе не маг на побегушках. И у меня хватает забот, кроме твоего благополучия. — И поэтому ты приходишь снова? — Корвин фыркнул, зажал в кулаке роскошную гриву Эванжели. — Или так страшно признать, что ты тоже неидеален? Что у великого Короля-Солнце тоже есть свои слабости? Вампир придвинулся еще ближе, почти вжимая Энжи в пылающий камин, разжал пальцы, отпуская волосы. Уперся руками в кладку по обе стороны от лица феникса, словно поймав его в ловушку. И остановился, не пытаясь поцеловать, не прижимаясь сильнее. Только, не моргая, смотрел прямо в глаза Эванжели. — У меня нет слабостей! — возразил Энжи. — Кстати, откуда ты знаешь мой титул? — Ты что, меня совсем идиотом считаешь? — Корвин посмотрел на него почти с нежностью. Величественный, гордый феникс, не одну сотню лет правящий Небесным Царством... внезапно представляется чуть ли не его ровесником. А если он ровесник — значит, может быть не прав. И с ним можно и нужно спорить. — А хотелось бы... — Серьёзно? — Так было бы проще. — Увы, мы живём в ещё более простом мире. Кстати, как насчёт свалить и подумать над своим решением? А то, вижу, ты не отличаешься скоростью мышления. Корвин понимал, что его несёт. Чувствовал, видел и ощущал... Но не мог остановиться. Ну, нельзя, нельзя так нервы трепать че... вампиру! Энжи вполне заслужил такое обращение, фиалка венценосная! А феникс в ответ смотрел на него так, что Корвину на миг стало неуютно. Он ожидал всего: вспышки гнева, обиды, угроз... Но не абсолютного обожания. Энжи смотрел и не мог отвести глаз. Пламя Корвина... Полыхало. Горело. Без его помощи и поддержки. На одном гневе. Это можно было назвать чудом, излечением, но... Это его искра зажгла пламя. И только на мысли о нём Корвин будет гореть. И Энжи был бы самой последней сволочью, если бы дал этому пламени только ненависть. — Сам напросился, — пожал плечами он. — Но учти, это не будет как в сказке. Я приду. Поцелую тебя. И уйду на долгие годы так, что ты не будешь получать от меня никаких известий. Согласен? — С одним уточнением, — прищурился вампир. — Каким? — Не «поцелую», — с мерзкой улыбочкой произнёс он. — «Трахну». Эванжели восхищенно засмеялся, запрокидывая голову и наконец обнимая своего вампира. Этот мальчишка… Как можно от него отказаться? Как можно не опрокинуть его на холодные простыни, накрывая своим телом и напрочь забывая, что собирался поступить совсем по-другому? Как можно не поделиться с ним этим упоением, бурлящим внутри, выплескивающимся наружу так, что одежда сама вспыхивает и осыпается пеплом? И как удержать себя в руках, когда навстречу хлещет такой же безбашенный восторг, совсем не похожий ни на то детское преклонение, ни на нездоровую привязанность, грозящую растворением в объекте обожания. А потом Корвин перекатывается, прижимая феникса к кровати, и багровые глаза сверкают решимостью: — Ты мне должен, твое величество. — А как же «трахну»? — не удержался от фырканья Энжи. — Потом, — резко взмахнул рукой Корвин. — Сначала расплатись с собственными долгами, а тогда уже можешь и мою плату получить. И вампир поспешил оборвать возможные возражения поцелуем. Ушел Эванжели только под утро, когда темпераментный, но все-таки неопытный вампир наконец-то угомонился, блаженно улыбаясь и обнимая подушку. В камине к тому времени почти не осталось углей, но теперь Энжи и не нужно было пламя, чтобы переместиться к баронету. А еще феникс точно знал, что придет гораздо раньше, чем «спустя долгие годы». В конце концов, ничего в Небесном Царстве за пару часов не случится.