Where is my mind?

Минут тридцать скитаний по комнате, потом еще столько же бесполезно потерянного времени в проверке социальных сетей, которые просто разрывались сообщениями, комментариями и добавлениями в друзья; кофе и мое четкое осознание того, что покидать комнату у меня нет никакого желания. Телефон разрывался: звонил и Степанов, и участники MBAND, за исключением одного паренька, конечно же, и был пропущенный незнакомого номера. В очередной раз увидев неизвестную комбинацию цифр на экране смартфона, я решила удалиться в душ, дабы иметь оправдание. М-да, дибилизм, степень — последняя. Еще с полчаса я провела в ванной комнате, нехотя делая все процедуры. Естественно, дело было не в утреннем прихорашивании, а в ужасном нежелании покидать пространство данной площади. — How deep is your love? — в попытках поднять себе настроение пропела я, выходя из душа и расчесывая еще влажные волосы. — Ну, офигеть теперь, — услышала я в ответ и от неожиданности уронила расческу на пол. — Мы, значит, битый час ждем ее у комплекса, а она тут песни горланит! Я, друзья мои, как встала с приоткрытым ртом, так и продолжала стоять, удивленно вылупив глаза. Три парня находились в МОЕЙ, хочу заметить, комнате, расположившись во всех ее возможных местах. Смущение? Стыд? Проснувшаяся совесть? Ага, сейчас. Ничего этого и в помине не было, а вот нарастающая злость и желание сбежать от взглядов присутствующих бушевали внутри.  — Вас вот ничего не смущает? Поставив руки на талии, я усмехнулась и демонстративно оглядела свой внешний вид. Только что высушенная голова, футболка Свята, который, если узнает, что я ее взяла, придушит меня на месте, и ничем не прикрытые ноги, полностью находившиеся под изучением глаз Рамма. — Это тебя должно смущать, — отозвался певец, продолжая исследовать меня взглядом. Прикусив губу, я подняла красную расческу с пола, положила ее на комод и с удивлением посмотрела на Цоя. Ладно, Рамм никогда не упустит возможности заставить человека врасплох. Ладно, Киоссе — он тоже любит развлекаться всякими идиотскими штуками. Но Цой! У него-то должна была промелькнуть мысль, что я занята? — Слушайте, а если бы я здесь голая ходила, а? — сложив руки на груди, проговорила я и поочередно заглянула в глаза троим парням. — Мы бы очень обрадовались. Кто сказал? Бинго! Я сверкнула глазами в сторону Рамма, который лишь скривил бровь и самодовольно усмехнулся. По коже побежали мурашки, и это вряд ли из-за открытой форточки — пристальные взгляды трех парней засмущали бы любую девушку. Даже я не стала исключением. — Так, у тебя тридцать минут, — поднявшись с кровати Степанова, произнес Толик и демонстративно посмотрел на наручные часы. — Ждем в репеционке. Одним за другим ребята направились к выходу, а я так и стояла, облокотившись на комод и прожигая спину Кисы. Только вот едва я почувствовала уже знакомое и полюбившееся мне сочетание табака с дорогим одеколоном, мне пришлось поднять глаза на певца, что не слишком торопился следовать примеру коллег. Раммзес словил мой взгляд, улыбнулся и подмигнул мне, еще раз награждая оценивающим взглядом. Господи, ну, почему сегодня? Следующие события развивались очень стремительно. Больше мне никто вдаваться в воспоминания не давал, хотя я периодически «залипала» в середине песни, улетая в собственные мысли. Например, несколько раз восстанавливался в мыслях силуэт молодого человека с зелеными глазами и потрясающей улыбкой. И тут я должна благодарить парней, ибо они тормошили меня, как могли, напоминая, что до финала проекта остается совсем немного. В последние дни мы вообще все дружно уткнулись в работу. С Раммом я не вдавалась в близкие отношения, разговаривая исключительно о музыке и номерах. Квартет, на самом-то деле, тоже был весьма озадачен — скоро большой концерт в Минске, а время на подготовку отнимает шоу Меладзе. Собственно, конкретно сегодня мне это сыграло на руку — никто ничего не заметил, и это самое важное. А вот отношения с Пиндюрой не ладились все это время, что до последнего выпуска, что после него. Я кинула в гориллу что-то едкое, он мне ответил чем-то еще более обидным, а бедным ребятам, которые до ужаса устали слушать наши каждодневные, простите, срачки, приходилось растаскивать нас по разным углам. Мы цапались с Артемом, как кошка с собакой, да так громко, что даже Рамм не выдержал и наорал на нас прилюдно. Помогло ли? Не знаю. Пятый раз мы пели: «Ангелы не умирают», и постоянно я завышала в одном и том же месте. — Черта с два! — устало вскрикнула я и скинула с себя наушники. — Жек, успокойся. Ты просто устала от этой песни, — сказал Киоссе, сидя на стульчике от барабанов. — Давайте отдохнем. Я кивнула и подошла к столу, где оставила пачку сока. На кожаном кресле уже успел расположиться Пиндюра, что-то печатая в телефоне и, кажется, не проявляя ко мне никакого интереса. — Кому-то просто медведь на ухо наступил, — прошипел он, а я едва ли не подавилась напитком от его наглости. Вы это видели? Это бугай сказал мне. С ума сойти. — Кому-то, видимо, медведь последние мозги отдавил, — закрутив крышечку и поставив упаковку на место, я не заставила себя ждать. — Начина-ается, — протянул Ник, и я видела, как он отрицательно покачал головой. — Ты вообще страх потеряла? — А ты вообще чувством такта не обладал? Я смотрела на Пиндюру сверху вниз, чувствуя, как закипаю. Сегодня и так не лучший день в моей жизни, поэтому злить меня не советую. И вообще, знаете, мне кажется, что еще пару слов перекаченного в мой адрес, и у кого-то под глазом будет красоваться фонарь. Фиолетовый такой. Красивенький. — Слушай, ты… — подняв свою тушу с кожаного стула, начал брюнет, но я не дала ему закончить. — Что? — Да заткнитесь вы оба! — в очередной раз возмутился Цой, встав между нами и развернув меня к стойке с микрофоном. — Ты — пой, а ты — сиди молча и задроть. — Ну, большее ему и не светит, — прошептала я, но по закатанным глазам Анатолия поняла, что он услышал. Едва полилась музыка из популярной песни, в которой есть глубина и даже некая отдушина для моего сегодняшнего состояния, как телефон в кармане джинсов зазвонил, и я, показав руками крест, вытащила агрегат. Снова на дисплее лишь: «Неизвестно», а это значит, что пора бы выяснить — кто это и зачем он звонит мне четвертый день. Извинившись, под вопросительные взгляды своих наставников я выбежала из репетиционного помещения, и провела пальцем по экрану. — Алло, — проговорила я и облокотилась на стену. Несколько секунд на том конце провода кто-то замешкался — мне даже показалось, что человек просто ошибся номером и не ожидал услышать голос. Однако через пару-тройку мгновений, я услышала хриплый, женский ответ: — Алло… — Да, я вас слушаю, — нетерпеливо ответила я, слыша, как парни за стенкой громко выясняют отношения. Надеюсь, я там не причем. Некто из трубки явно очень сильно тупил, а вот разгар страстей в комнате с табличкой: «MBAND», накалялся с каждой секундой. — Женечка, это ты? — наконец-то произнесла женщина. — Да. Я неспокойно отстукивала ногой непонятный ритм, пытаясь услышать, о чем говорят певцы. Уж не знаю, что стало причиной такого бурного скандала, но ярый голос Пиндюры невозможно было ни с чем спутать. — Жень, это я… — сказал, повторюсь, неизвестный мне голос. — Мама… По телу прошла дрожь. Я стояла у белой стены, чувствуя прохладный бетон и пытаясь понять, что говорит эта женщина. В рассудке не могли уложиться ее слова, а все из-за того, что четверка любимцев малолеток решили поорать именно сейчас! — Кто? — я отрицательно покачала головой, подумав, что у меня начались слуховые галлюцинации. Да, точно. Это галлюцинации. — Это мама. Жень, я знаю… Только я в недоумении уставилась в пол, вникая в сказанное, как дверь с грохотом открылась, и передо мной предстал не кто иной, как Артем Пиндюра. — Быстро вернулась, — послышался грозный голос бугая, который так не вовремя решил пойти на мои поиски. — Тише, — шикнула на него я, чем предписала себе смертный приговор. Этот идиот просто выхватил телефон из рук и тот полетел куда-то в сторону. Испугалась? Нет. Скорее была в бешенстве. — Какого… — встав в позу «руки в боки» прохрипела я, смотря на остатки яблочной продукции. Да уж, Стив Джобс не простил бы мне такого отношения к его творению. — С катушек съехал, что ли? — Ты не забыла, с кем разговариваешь? — Артем подошел близко ко мне, как бы напоминая, кто тут главный. «Ну, успокойся ты, — скажите вы, — заткнись и пойди делать так, как говорят». Да нет же, у меня-то мозг не может совладать с эмоциями. И вообще, кто он такой, чтобы врываться в мой разговор, а потом брать и к чертям разносить мои вещи? Смысла собирать телефон не было — его части валялись по всему коридору. От раздражения и негодования руки начались трястись, а щеки покрыл румянец. За спиной парня я увидела две темные и одну светлую головы, но я не обратила на это никакого внимания. Ярость во мне горела таким пламенем, что ни один пожарный в мире его не потушил бы. — Я сказал, быстро зашла обратно, — почти что спокойно выдавил из себя Артем, строго смотря мне в глаза. Одного мига, одной фразы было достаточно для того, чтобы взорвать меня. Поздравляю, Пиндюра. У тебя получилось. — Да иди ты в жопу, понял?! Ты достал меня уже! Отвали от меня, ясно?! Раз и навсегда! — громко крикнула я и вдруг почувствовала, как к глазам подходят слезы. — И вообще, это все из-за тебя! Я ладонью толкнула парня в грудь, от чего он даже не пошатнулся, и резко развернулась, дабы убежать прочь. Взор уже был нечеток и размыт — прозрачная пелена перекрывала вид. Однако одно я увидела точно — от наших истошных воплей и звуков двери в репетиционный зал Тимати открылись, и оттуда выглядывали заинтересованные, а местами удивленные взгляды участников. Пробежав мимо Степанова, я не обронила и слова — лишь скрылась за поворотом и уже через несколько минут сидела у ивы, где когда-то мы душевно разговаривали с белобрысым. Смотря в воду, я чувствовала, как по щекам предательски катятся слезы. Я ненавижу плакать. Ненавижу чувствовать себя слабой, но нервный фон здесь, на этом проекте, усугубляется с каждым днем, именно поэтому я сижу и хлюпаю носом, даже не пытаясь вытереть капли. Мама. Моя мама. Мать. Мне звонила женщина, которая бросила меня шесть лет назад и ни разу не объявилась. Обо мне вдруг вспомнила та, кто подарила мне жизнь, а потом так беспардонно оставила меня, решив, что отец заменит мне и мать. И позвонить она умудрилась в день, когда я ни за что в жизни не захотела бы ее услышать. А я даже не могу набрать знакомые одиннадцать цифр, дабы рассказать все самому близкому человеку в мире, потому что один конченый придурок разбил мой телефон о кафель. Теперь подарок брата не подлежит восстановлению, а мать вряд ли мне когда-то дозвониться вновь. Знаете, тогда, когда я вдруг пару-тройку лет назад осознала, что это «мама» никогда не вернется, я попросила никогда и ничего о ней не слышать. Мне не хотелось знать ее, мне не хотелось ее понимать. Она бросила своих детей — этому нет оправдания. А теперь, когда все раны стали зарастать, когда я научилась обходиться без материнской любви, она вдруг объявляется. И мне совершенно не интересно для чего. Мысли в голове заплетались и перемешивались все больше и больше, и я не хотела в этом капаться. Я просто сидела на траве под огромным деревом, наплевав на белые джинсы, которые невозможно будет отстирать. Я просто сидела и молча плакала, не подавая ни звука. Даже поплакать, как нормальный человек — с истерикой, ором и битьем всего, что попадется под ногу, — не могу. Сзади послышались шаги, а я даже не дернулась и не принялась вытирать сырые щеки. Я не знала, кто мог найти меня здесь — ведь Степанов точно продолжил репетицию. Отношения с ним, к сожалению, не отличались ничем примечательным. Если быть точнее, мы попросту не общались, ибо все время отнимали подготовки к этому гребанному гранд-финалу. Черт бы его побрал. Рядом со мной кто-то присел, а через секунду я почувствовала руку на левом плече. Сил держаться не было, поэтому я просто упала в объятия парня и дала выход новой волне слез. Запах сигарет приятно ударил в нос, но даже он меня не успокаивал. Я уткнулась в грудь Рамма, который слегка поглаживал меня по руке, и продолжала пускать нюни, как маленькая девочка. Я ненавижу плакать. Еще больше я ненавижу плакать при ком-то. Понятия не имею, сколько прошло времени. Но одно я знаю точно — в объятиях Влада я почувствовала себя защищенной. На мгновение мне показалось, что вся вот эта неурядица — она не моя, она чья-то. Я подумала о том, что это все случилось не со мной, что это вообще все часть какого-то фильма. И правда, моя жизнь напоминает сюжет драмы. — Спасибо, — прошептала я, лежа на груди парня с закрытыми глазами. Ответа не последовало. Рыжий поцеловал меня в макушку, а я, вдохнув его аромат, отпрянула. Да уж, видок у меня, наверное, просто великолепный. — Будешь? — Рамм протянул мне пачку сигарет, а мне не нужно было долго думать, чтобы согласиться. Я просто вынула палочку и через секунду уже наслаждалась неповторимым ощущением. Влад сразу понял, что мне нужно сейчас. Хотя, вероятно, все курящие люди схожи в одном — в любой проблемной ситуации они берут в руки сигареты. А самое парадоксальное то, что они никак не помогают. — Даже не спросишь, что случилось? — немного отойдя, спросила я и выпустила из себя дым. — В этом нет смысла, — я не смотрела на парня, но ощущала, что он смотрит куда-то вдаль. — Почему? — усмехнулась я, догадываясь, что он сейчас ответит. Парень шумно выдохнул и снова поднес сигарету к пухлым губам. — Мы с тобой похожи. Я тоже не люблю ненужных расспросов. Честно сказать, я была шокирована. Я знаю лишь одного человека, который до ужаса не любит пустых вопросов и предпочитает выговаривать все сам — это Степанов. Однако удивилась я не столько этому, а сколько тому, что Влад так хорошо меня понимает. Ведь мы с ним никогда не общались близко: сначала я его открыто недолюбливала, а потом мы просто флиртовали. Оказывается, Раммзес глубокий, чуткий человек. Люблю делать такие открытия. Рыжий выудил еще очередную сигарету, а я протянула руку, желая окончательно утонуть в табачном дыме. — Тебе хватит, — серьезно сказал парень и убрал пачку Парламента в карман черной куртки. — А чего это ты решаешь? — я сложила руки на груди и с удивлением уставилась на Влада. Он щелкнул зажигалкой и только лишь потом посмотрел на меня. — Потому что ты — девочка, — этот каланча мне подмигнул и встал на ноги. — И вообще, завязывай с этим делом. — Это ты говоришь мне? — усмехнулась я, смотря на парня снизу вверх. — Именно, — он самодовольно улыбнулся. Я дотронулась рукой до ладони рыжего и поднялась с земли. Идти никуда не хотелось, но выбора не было — сидеть здесь весь день не получилось бы. К сожалению, репетировать у нас все равно вряд ли выйдет. Вспомнив выражение лица качка, мне вдруг снова стало тоскливо. — Ты чего? — непонимающе спросил Влад, открывший для меня дверь в студию. Селиверстова, ты же не слабачка! Какого фига ты стоишь и боишься? В конце концов, это он виноват в произошедшем. Только исправить ситуацию у него не выйдет. Теперь я буду держать строгий игнор. Да. — Слушай, Раммчик, — впервые назвав парня таким прозвищем, начала я и заглянула ему в глаза, — я пойду. Реально не до репетиций. Рыжий лишь понимающе закивал головой, не разрывая наш зрительный контакт. Я вглядывалась в его потрясающие карие глаза и внезапно осознала, что рядом со мной оказался тот, кого я в самом страшном сне не хотела бы видеть в сложной ситуации. Со мной был Рамм. Тот человек, который знатно раздражал меня еще неделю назад. Парень, суть и глубину которого невозможно понять с первого раза. Только вот именно он понял меня — причем так легко и просто, что я просто поражаюсь. Влад же не задал мне ни одного вопроса, не произнес ни слова в адрес наших недо-отношений с Артемом. Он сделал нереальное — он смог меня успокоить. И это очень для меня значимо. — Ну, я пойду, — опомнилась я, когда поняла, что смотрю в глаза татуированному уже минуты две. — Давай. Слушай, — улыбнулся он и уже открыл дверь в студию, но вдруг опомнился и обратился ко мне: — Держи. Парень прикрыл дверь и, выудив из кармана штанов серенький телефон, протянул его мне. — С ума сошел? Ты и так мне помог, я… — Селиверстова! — Рамм закатил глаза, взял мою руку и вложил в нее агрегат. — Заткнись. Потом, я же не навсегда. Вернешь. — Влад, но… — начала я, но была перебита резким движением певца. — За-мол-чи, — проговорил татуированный, потянул меня за руку, и я буквально упала в его объятия. Вдохнув аромат длинного, я обвила его торс руками и прикрыла глаза. И кто бы мог подумать, что я буду обниматься с рыжим после всех наших с ним передряг? — Пока, — улыбнулась я и отпрянула от парня. Развернувшись, я медленно зашагала в сторону комнаты. И знаете, я почему-то до последнего думала, что Влад остановит меня, окликнет и скажет мне что-то вроде: «Все будет хорошо». Но этого не произошло, и это еще раз подтверждает, что Рамм далеко не так прост и предсказуем, как может показаться. В нем что-то есть. Что-то притягательное и отталкивающее одновременно.

***

— О-хри-неть, — услышала я в ответ и, закрыв глаза, запрокинула голову назад. — От кого, от кого, но от Артема я этого не ожидала. Я усмехнулась. Время первый час ночи, а я сижу на прохладном полу на балконе, в сотый раз обдумывая события этого ужасного дня. Окно было открыто нараспашку от этого по коже раз за разом шли мурашки, а мне настолько было плохо морально, что даже встать и надеть кофту было невероятно сложно. Балабол, именуемый Анатолием Цоем, которому я завтра, если найду на это силы, отверчу голову, проболтался моей впечатлительной подруге о моих проблемах. Собственно, она бы все равно обо всем узнала, но теперь я вынуждена выворачивать душу, дабы все объяснить Олениковой. А каждый раз вспоминать об этой ситуации все труднее и труднее. — Да пошел в задницу Артем твой, — на выдохе произнесла я и сделала глоток воды. — Мне не только видеть его не хочется — мне думать о нем противно. — Понимаю. Нелепое молчание, продлившееся несколько недолгих секунд, меня совсем не напрягло. Трудно чем-то озадачить человека, пережившего сегодняшний день. — Слушай, но как твоя... мать могла позвонить именно сегодня? Два вопроса, о которых совсем не хотелось думать, но которые вертелись у меня в голове каждое мгновение. — Ты думаешь, она помнит? — протяженно выдохнув, я закрыла глаза и попыталась отогнать мысли. — Я вообще не уверенна, что она знает. Олейникова что-то ответила, но я не слышала ее слов. Сердце немыслимо сильно стучало, а пульсация отдавала в виски. — А Свят где? Очередной окурок отправился в пепельницу. Кстати, о Степанове. Это говнюк все еще не вернулся с репетиции, хотя я понятия не имею, как можно столько репетировать. Нет, я понимаю, конечно, что у них грандиозный план на выигрыш — да, я и не претендую — но отдыхать же нужно когда-то. Ну, если честно, то меня пугает тот факт, что Свят, видя мое состояние, не зашел и даже ни разу не попробовал меня найти. Вообще, в последние время наши отношения сильно изменились — работа в разных группах дала о себе знать, как бы прискорбно это не звучало. — А Свята нет. — В смысле? — на том конце провода читалось явное непонимание. — Он в курсе вообще, что произошло? — Ну, если только наш общий узкоглазый друг не умудрился рассказать и ему тоже, то нет, — съязвила и почувствовала, как блондинка закатила глаза. Должна же я хоть как-то спасаться от ужасного настроения! — Да уж, дела, — Соня выдохнула, а я вновь опустила веки и поежилась. — Все будет хорошо, слышишь? Будет. Интересно только у кого и когда. — Конечно. Иди спать, тебе вставать рано, — я улыбнулась и, услышав слова прощания, отключила звонок. «Все будет хорошо», — универсальная фраза, произносимая в совершенно различных ситуациях. Только вот ни черта она не помогает, потому что плохо мне здесь и сейчас, и думать о будущем совершенно не получается. Одна мысль меня спасала — этот адский проект скоро подойдет к концу. Скоро все закончится.