***
На протяжении всего дня я ощущал себя живым мертвецом, абсолютно не понимая цели своего существования. Мне не хотелось ни пить, ни есть, ни занять себя каким-нибудь полезным или даже бестолковым делом. Страх возможных последствий этих суток быстро вернулся и долбил в голове по несчастным вискам, вызывая ужасную мигрень. Сложно было сосредоточиться на чем-то, поэтому я предпочел провести этот день в тишине и полном одиночестве (если это можно так назвать), устроившись в широком кресле на веранде, отсутствующим взглядом наблюдая за суматохой фрицев неподалеку. Все было настолько странно... Шок от убийства моей матери настолько на меня повлиял, что я умудрился упустить из виду проблемы, что скатывались на меня снежным комом. Было ли это эгоизмом - сравнивать ее жизнь со своим нынешним положением? Я не знаю. Различие между "хорошо" и "плохо" вытравили из меня еще самые первые мысли о Мелькоре, не смотря на то, что я желал ему самой ужасной смерти, что уж говорить о том, когда перед глазами проносились грязные и невероятно желанные картины того, как он берет меня на всех поверхностях. Не в этом ли заключается смысл нашего существования? Все мы рождаемся тварями дрожащими, и каждый сам решает, стоит ли ему пробиваться на поверхность, чтобы стать право имеющим. Путь этот непрост, полон боли, отчаяния, но если ты сделал первый шаг, ни в коем случае нельзя отступать. Да, будет больно, будет горько и гадко, сравнимо с тем, когда ты карабкаешься по крутому склону, счесывая в кровь кожу на теле, однако у тебя все еще есть шанс закончить свои мучения, добравшись до самого верха; в противном случае - ты сорвешься и полетишь вниз, ощутишь муку в несколько раз сильнее, ибо теперь ты будешь биться о камни, ломать кости и разрывать плоть, пока не достигнешь дна, оставленный умирать и служить обедом для голодных стервятников. Я был примерно на полпути к заветной вершине, переступив в итоге через свою гордость и то, что когда-то любил. И все бы ничего, если бы на моем и без того нелегком пути не возник ты - гордо возвышающийся надо мной и перекрывающий мне дорогу. Да, мне предстоял выбор: сбросить тебя в бездну, или самому полететь в ее объятия, дабы она сожрала остатки моей искалеченной души. Но ты не волнуйся, выбор уже давно сделан, и сделал я его еще в нашу, безусловно, последнюю ночь, когда твои руки нежно касались меня, а тихий голос шептал на ухо, горячо обжигая кожу, что позаботится обо мне. Прости, любовь моя, но мне от этого хочется лишь смеяться... Время тянулось дальше, солнце припекало, от чего я, по всей видимости, и задремал, будучи вымотанным ночными приключениями и переживаниями. Легкий прохладный ветерок окончательно убаюкал меня, и я отключился, погрузившись в забвение без снов или кошмаров, будто душа действительно покинула меня. Когда я очнулся, на дворе уже было темно, а разбудил меня непосредственно шум машин, гул голосов и яркий свет фар. Сон тотчас отпустил меня, и я вскочил с кресла, пытаясь осознать, что происходит. Солдаты были уставшие и взволнованные, но на них мне было плевать. Только я заметил твою фигуру в тусклом свете, как мое сердце сжалось, а ноги слегка подкосились, ибо я смог разглядеть кровь на твоей одеже, которая явно просачивалась изнутри, а не принадлежала кому-то другому. Хотелось тот час сорваться с места и подбежать к тебе, узнать, все ли в порядке, но я понимал, что сейчас это лишнее, поэтому остался стоять на месте, пока ты сам не приблизился ко мне, от чего я смог полностью разглядеть твой помятый вид и изнеможение в глазах. - Что там произошло? - едва слышно проговариваю и слегка касаюсь твоей левой руки чуть ниже плечевого сустава. Как и предполагалось, ты был ранен и уже впитавший на данный момент немного крови пиджак был единственным, что прикрывало твой верх. - Не здесь, - поникло отвечаешь ты, рассматривая мои пальцы, к которым прилипло немного твоей крови. - Пойдем в дом. Я согласно киваю и следую за тобой, а ты молча направляешься в сторону кабинета, игнорируя все возгласы своих сослуживцев о том, что же вам делать дальше. Кажется, все было слишком серьезно... Зайдя в помещение, ты прикрываешь за нами дверь и сразу подходишь к столу, наливаешь почти полный стакан виски и выпиваешь его залпом, морщась от терпкого вкуса, а запах его врезается в нос даже мне. Ты пугаешь меня. Кажется, что еще немного, и ты сорвешь свою спокойную маску и разобьешь мою голову об острый угол резного комода. Но ты остаешься все таким же спокойным, задумчиво покручивая хрустальный стакан в руке, ловя на себе его белесые отблески, и я решаю подойти ближе к тебе, пересекаю комнату и кладу руку тебе на плечо. - Ты ранен... - Пустяки. Просто царапина, - отнекиваешься ты, поворачиваясь ко мне лицом. - Неправда, - твердо продолжаю стоять на своем. - Позволь хотя бы посмотреть. Внимательно смотришь на меня, но в итоге сдаешься и начинаешь аккуратно снимать пиджак, слегка кривясь и скуля, когда дело доходит до раненой руки, за которым потянулись вязкие нити крови, что проступили даже через бинты. Расправившись с одеждой, ты присаживаешься на стул, опираясь о край стола здоровой рукой, а я осторожно щупаю место увечья и пытаюсь заглянуть под бинты, но кровь закрывает весь обзор раны, поэтому я бросаю эту затею. - Нужно обработать рану и сменить бинты, - коротко поясняю и подхожу к шкафу, открываю самую нижнюю дверцу и достаю оттуда небольшую аптечку, возвращаюсь обратно к тебе и ставлю ее рядом на стол. - И я не собираюсь спрашивать твоего разрешения, потому что это не обсуждается, - серьезно заявляю, вызывая у тебя печальную усмешку, от которой сердце щемит все больше. - Ты хоть умеешь это делать? - Моя мать была медсестрой, - возмущенно фыркаю. - И, как по мне, перебинтовать руку способен любой дурак. Ты предпочитаешь отмолчаться, покорно подставляя мне больную руку. Но я решаю, что сперва стоит хотя бы немного промыть рану, поэтому смачиваю спиртом небольшую салфетку и прикладываю ее к ране, слыша в ответ типичное шипение, но после ты быстро смыкаешь губы и прикрываешь глаза, все еще пытаясь строить из себя какого-то героя. Как смешно. С горем пополам и уже целой горой использованных салфеток, я наконец очищаю разодранную (удачно прошедшей и не зацепившей кость пулей) плоть. Зрелище было не из приятных, но, не без твоей помощи, я смог свыкнуться с подобным, ведь что есть какая-то ничтожная царапина в сравнении с горой свежих трупов около дома? Еще несколько раз пройдясь смоченной тканью по твоему предплечью, переключаюсь на бинты, принимаясь забинтовывать его, аккуратно накладывая каждый слой и делая вид, что не замечаю твоих глупых ребяческих взглядов и даже того, как свободной рукой ты слегка поглаживаешь меня по бедру. Нет... Только не сейчас. Ты ведь понимаешь, что время пришло. - И все же, - вновь пытаюсь завести разговор, - что там произошло? Краем глаза замечаю, как ты тут же меняешься в лице и тихо вздыхаешь, сохраняя тишину еще пару минут. - Твой мертвый приятель обвел тебя и всех нас вокруг пальца. - О чем ты? - непонимающе смотрю, разрывая конец бинта на две части и завязывая те на не очень тугой узелок. - Пара вшивых русских оказались лагерем из пятидесяти человек. Не среагируй я на подставу раньше и не вызови помощь, живыми не вернулся бы никто, учитывая то, что с собой я взял только девятерых. Мои ноги в миг подкосились, и я, будучи не в силах был удержать равновесие, приземляюсь на так удачно стоящий позади меня второй стул. Неужели эта тварь действительно обманула меня? Неужели он заподозрил что-то неладное, или же просто решил воспользоваться в своих целях, как до этого поступил ты, Мелькор?.. Страшно было представить, что бы со мной было, получи я известия о твоей кончине. Ужасно захотелось подлететь к тебе, броситься на шею и крепко прижаться к твоей груди, бессвязно бормоча о том, в порядке ли ты. Но приходится сдерживать себя, потому что я понимал, что могу сделать только хуже для нас обоих. Для тебя... Черт! Да что со мной творится?! Почему мне настолько плевать на свою жизнь?! Какая же ты тварь, Мелькор. Такие, как ты, в принципе не должны заслуживать жизни, однако, судьба была забавной вещью, в большинстве случаев сохраняя именно такие экземпляры, потому что все были не похожи друг на друга, единственные в своем роде. Странно было лишь то, что ты и не думал заподозрить меня в измене, ведь я с легкостью мог подставить тебя. Мог... Но не подставил. Я, как глупая сопливая девчонка, пошел на поводу своих чувств, но лучше от этого не стало никому. Нет. ХВАТИТ! - Не среагируй ты... - бормочу себе под нос твои недавние слова, но так, чтобы ты слышал, и медленно поднимаюсь со стула, подхожу к окну и завороженно рассматриваю весь переполох внизу. - Я надеялся, что не среагируешь, - жмурюсь и тут же кусаю себя за щеки, ибо самому было больно от этих лживых слов. - Что ты сказал? - на низких тонах спрашиваешь ты, и я спиной ощущаю, как ты неспешно приближаешься ко мне, от испуга вынуждая свору мурашек пробежаться вдоль позвоночника, но внешне я остаюсь все так же непоколебим. - Насколько еще мне нужно извернуться, чтобы ты сдох и больше не терзал мою жизнь? - разворачиваюсь на пятках и встречаюсь с твоими глазами, в которых не было злости - лишь боль и некое отчаяние, но это заставляет мое сердце разрываться на части. Прости, милый, но так надо. - Лучше закрой свой рот, - крепко сжимаешь кулаки, но все еще сдерживаешь себя. Похвально, однако мне нужно иное. - А иначе что? - прищурился, оставаясь стоять на одном месте. - Я тебя не боюсь, Мелькор, мне больше нечего терять... Ты не сплоховал и, сам того не понимая, выполнил следующий шаг моего плана, когда со всей силы ударил меня по лицу, от чего я не удержал равновесия и рухнул на четвереньки, сплевывая кровь на ковер и пытаясь отдышаться. Голова начала раскалываться, а перед глазами немного плыло, но ты быстро перемещаешь мою боль, ударяя меня носком сапога в живот, вынуждая тем самым окончательно повалиться на пол. - Неблагодарная рыжая дрянь, - шипишь сквозь зубы, но не кричишь, словно тебе самому было больно от каждого удара. - Ты забыл свое место? Резко хватаешь меня за волосы, немного наматываешь их на кулак и поднимаешь вверх, вырывая из моих легких болезненный жалобный крик, а после с размаху впечатываешь меня лбом в стену, и на той даже остался небольшой кровавый след. На глаза наворачиваются слезы, но я стараюсь не показывать этого, лишь тихо всхлипывая, чтобы не дай бог не вызвать у тебя жалость и заставить остановиться. Да. Я готов к этому. Я пожертвую своей жизнью, чтобы ты смог предоставить этим идиотам мое тело и доказать, что я служил лишь пешкой в вашей игре. Потому что для меня нет будущего, сколько бы ты не сочинял этих прекрасных сказок о Берлине. Моя история подходит к концу, но я хотя бы смогу помочь продолжить твою. Вскоре на моем теле почти не остается живого места: всевозможные ссадины, синяки, царапины и алые пятна крови покрывают мою бледную кожу, пока ты отыгрываешься на мне и таскаешь за волосы по всему кабинету, не забывая награждать смачными ударами кулаком или ногой, при этом больше не проронив и слова. Не знаю, сколько времени прошло, но в один прекрасный момент ты остановился, наблюдая за тем, как я корячусь на полу в позе эмбриона, кашляя от невозможности нормально отдышаться и зажимая рукой наиболее глубокую рану на бедре. И так продолжалось еще несколько минут, пока я не услышал легкий щелчок, а когда поднял взгляд, встретился с дулом твоего пистолета, направленное мне в голову. Повисло глубокое молчание, наши взгляды пересеклись, но ни в одном, ни в другом так и не мелькнула агрессия. Мне правда было страшно, но еще больший ужас настиг меня, когда я заметил, как дрожит твоя рука с пистолетом, от чего в разуме затаилась мысль, что ты боишься самого себя. Боишься, потому что впервые не можешь спустить курок. Откуда я знаю? Да потому что сам буквально пару дней назад ощущал тоже самое, когда наставил пушку на Сергея. О нет, Мелькор, только не говори, что ты... - Иди приведи себя в порядок, - устало выдыхаешь и прячешь оружие обратно в кобуру. - Выглядишь отвратительно. Что? Ты не можешь! Какой же ты идиот! Как же я тебя ненавижу, тварь! Я кричу изнутри, уже подумывая от том, чтобы вцепиться в твою руку и самолично застрелиться, но ты быстро пятишься назад, напоследок награждая меня презрительным взглядом, после чего покидаешь кабинет, оставляя меня одного на полу. Силы покинули меня, и я еще долго оставался лежать на одном месте, тихо рыдая в ладони, от чего соленые слезы неприятно жгли царапины. Но эта боль была ничем по сравнению с тем, что творилось у меня в душе. Ты не оставил мне выбора, Мелькор, не сделаешь этого - я сделаю это за тебя сам. Не спеша опираясь на дрожащие конечности, я наконец-то принимаю вертикальное положение, хотя и стараюсь подпирать стенку, чтобы не упасть, и направляюсь в сторону ванной комнаты.***
И вот я вернулся к самому началу. Вода в ванне окончательно остыла, а влажные спутанные волосы неприятно прилипли к затылку и спине. Но мне не холодно, ибо из рук сочится алое тепло, унося с ним и мою ничтожную теперь жизнь. Перерыв все ящики в ванной, я смог отыскать старое отцовское лезвие для бритья, и ни минуты не сомневался, уверенно вырисовывая узоры вдоль рук. Голова словно налилась свинцом, держать глаза открытыми было все труднее. Не знаю, зачем я хватался за спасительную нить в такой момент. Видимо, во мне еще остались зачатки инстинкта самосохранения. Мне не было больно, нет. Сейчас я чувствовал легкость от понимания, что скоро все закончится. Теперь у тебя просто не останется выбора, кроме как предоставить мое тело, и плевать на твои оправдания. Я люблю тебя, Мелькор, и навсегда останусь твоей самой покорной игрушкой, которая сорвалась с ниточек, чтобы спасти своего кукловода. И пускай эта любовь построилась на крови и ненависти, но сейчас я впервые чувствовал что-то настоящее, подлинное, способное раскрасить серость жизни, пусть даже и истекающей. Голоса внизу уже давно затихли, но я все еще был в состоянии улавливать топот сапог, которые направлялись в мою сторону. - Майрон? - твой спокойный голос за дверью мог застать меня врасплох, если бы я еще был в состоянии проявлять эмоции. Конец уже близок, - Нам нужно поговорить. Проваливай. Просто убирайся. Нам не о чем разговаривать, потому что я пытаюсь спасти твою немецкую шкуру. - Ты меня слышишь? Конечно, слышу. И хочу, чтобы ты заткнулся, потому что мне становится больно. Только я обрадовался, что больше не чувствую боли, как ты напомнил мне о ней колющим ощущением в груди, а по щекам уже непроизвольно бегут маленькие слезинки, словно целуя ледяную кожу с болезненно-белым оттенком. Сознание практически покинуло меня, но на последних вздохах я слышу и даже ощущаю, как ты выбиваешь дверь и сразу подлетаешь ко мне, наплевав на кровь окунаешь руки в воду, подхватываешь меня и прижимаешь к груди. Я слышу твой голос, но больше не могу ничего разобрать, а сосредоточиваюсь лишь на слабом биении своего сердца. Падаешь со мной на пол и пытаешься хоть что-то предпринять, обматывая мои сочащиеся кровью руки первым попавшимся полотенцем, а после прижимаешься такими горячими губами к моему виску. Так надо, любимый. Слишком поздно, и ты ничего не в силах сделать. Прощай...