Волки уходят

в этой картине сгущаются краски искренне любят, но терпят фиаско что-то опять случилось в раю Би-2 - Безвоздушная тревога

Драко не любил вспоминать то время, когда это произошло. Тогда еще был жив отец. После победы жизнь закипела, за весной пришло лето, но ни Гарри, ни отец не желали… ему каждый раз хочется сказать «возвращаться к жизни», наверное, так звучит правильнее, пусть никто из них и не умирал. Гарри не хотел обсуждать случившееся на искусственно поднятой магией Темного Лорда земле, именуемой теперь Мемориалом или Холмом Победы. Не желал он и как-либо обозначать свою теперешнюю позицию, огрызаясь в ответ на все попытки начать разговор. Разве только один раз… Гарри сидел на краешке беседки, вытянув ноги в высокую траву у ее порога. Словно по иронии судьбы, беседка была та же, в которой Малфой когда-то прятался от Темного Лорда. И немного от себя. Наполовину развалившаяся, так никем и не починенная, она проросла травой сквозь прогнивающие доски; внутрь тянулись ветки яблонь. Гарри кивнул его мыслям (тогда он еще имел право их слушать): - Совсем как мы. - Нам всего по семнадцать, не дури, - ответил он, полный сил и надежд, присаживаясь прямо в траву; ее стебельки щекотали руки, и вся жизнь вокруг была такой дикой и буйной… они должны быть такими. - И что? - застывший взгляд так и замер где-то в траве. - Это не имеет значения. - А что имеет? Разговор начинал отдавать сюром и бредом, но важно было, что Гарри вообще отвечает. Еще бы он что-нибудь объяснил… Поттер вздохнул. - Я просыпаюсь утром и осознаю себя. Все, что я сделал, скольких убил, сколько поломал. Что-то упало уже после, как карточный домик. Я умер вместе с тем миром, за который боролся. Смешно. Я осознаю себя и понимаю, что нужно… знаешь, это выбор слов. Раньше я думал: «поесть», «умыться». Теперь часто бывает что-то вроде… не знаю, как объяснить. «Кормить», «мыть». Как будто кого-то другого, со стороны. Этот кто-то очень мне опротивел, его словно и не должно здесь быть. Я лежу и не хочу вставать, потому что - зачем? Пусть этот кто-то наконец уйдет туда, где ему место, и оставит меня в покое. Воцарилось молчание. Драко шокировано смотрел на него. - Тебе не приходило в голову, что есть вещи, ради которых стоит жить? Взгляд Гарри ясно давал понять: «Да что ты? И какие?» - Новый, лучший мир. Семья. Продолжение рода, - честно назвал он собственные цели. Гарри горько хмыкнул. - Мир. Ну да. Ты думаешь, без нас он не станет таким… справедливым, каким бы ты хотел. Ну и что? Он будет лучше, это главное. Драко вздохнул. Тогда его цели еще были размыты и больше похожи на мечты. Тогда он питал много иллюзий. - Есть люди, которые заслуживают нового мира. Но в отличие от них, мы можем его сделать… и остаться в нем жить. - Я ведь уже заложил фундамент, разве нет? Волдеморт больше не грозит им. - Ну хорошо, - небольшие уступки могут помочь добиться желаемого, так папа учил; - а семья как же? У тебя ее не было… у Него тоже. Я бы на твоем месте хотел настоящую. Гарри вдруг рассмеялся, Малфою показалось, он увидел гримасу, сводившую мышцы лица новоиспеченного Героя. - У меня была семья. Рон, Гермиона, все Уизли. Где они теперь, а? - Я не их имел в виду, - смутился Малфой. - А кого? Себя? На секунду Драко стало обидно, потом здравомыслие взяло верх. Он кивнул. - Да, я не кандидат. Но когда-нибудь ведь появится кто-то? А пока… Я вряд ли впущу кого-то такого в свой дом в ближайшую пару лет, - его передернуло. - Так какая разница, где и с кем тебе жить? Поттер дернул головой, будто уступая ему. Драко слишком хорошо знал этот жест. Ему просто не представлялось нужным спорить. - Зря ты меня не убил тогда, - сказал он, и, кажется, это он собирался сказать давно. - Я все равно уже сдох, когда убил деда… Кем бы там он ни был. Больше к теме они не возвращались. Но на стол Драко вдруг посыпались письма из Хогвартса (Неужели он сказал им, где находится?), просьбы Ремуса Люпина («Драко, ему станет лучше, если он увидится с кем-то из Ордена»), настойчивые записки от адвоката («Драко, вы должны убедить его показаться людям!»), от Министерства («Мистер Малфой, убедительно просим Вас повлиять…»). Что он мог сделать? Отец, вопреки всем прогнозам врача и надеждам сына, так и не смог отойти от произошедшего с матерью. Сидя напротив психолога, он молчал и отвечал только кивками головы, либо сухим «Я не хочу разговаривать ни с кем и ни о чем». После двух недель таких мытарств Драко заплатил доктору, сам уселся напротив Люциуса и зло сказал: «Раз ты не хочешь говорить, будешь слушать». И каждый день приходил рассказывать, сначала новости по делам, читал газету, потом вспоминал детство в Хогвартсе… а потом сорвался и, захлебываясь словами, безуспешно пытаясь унять дрожь во всем теле, словно рвотой, давился рассказом о последнем годе Хогвартса. О том, как понял, что не может больше так жить, как стал искать выход, как натолкнулся на Поттера, как узнал правду о Золотом Мальчике, как стал его союзником, как влюбился, как тащил его на себе к Волдеморту, как ужас и отвращение пополам подкашивали его ноги, когда он должен был убить его, как облегчение и растерянность в пустоте захватили его разум, и он сидел на том холме… Отец не прервал ни разу, и его взгляд впервые за много времени не выглядел пустым. «Что, нечего мне сказать? – охрипшим голосом горько рассмеялся Драко, не ожидавший никакого ответа. – Я даже не знаю, что сам бы себе сказал, папа… Хочешь, я приведу его сюда?» Спросил интуитивно; как ребенок, пытался найти в угасающем старике своего отца, большого и сильного. Может, Люциус тоже почувствовал это, а может, что-то в нем всколыхнулось от этой шокирующей правды. Он кивнул и тихо, но четко сказал: «Приведи». Поттера недавно подстригли и привели в порядок домовые эльфы, так что, по крайней мере, он больше не выглядел одичавшим щенком. Драко впервые тогда заметил, как изменилось выражение его глаз: до Последней Битвы это была горькая решительность обреченного, а теперь – затравленная подозрительность, словно он еще не решил, кто ему враг, и ждет подвоха от каждого. То, что этим «каждым» был единственный близкий ему на данный момент человек, Драко предпочитал не думать. О чем они говорили, он не слышал – отец попросил выйти. Это его почти обидело: с собственным сыном ему говорить не о чем, а с Героем чего бы не пообщаться. Со злости даже пришел подслушивать… Не услышал ничего нового. Отец молчал, Гарри – рассказывал. Разве только вот слезы в голосе Поттера были чем-то новым, да все эти вскрики, всхлипы, полные ненависти фразы, тут же сменявшиеся самобичеванием и робостью. Он предпочел не слушать дальше, не был уверен, что вынесет все это. Зато им обоим, отцу и Поттеру, кажется, стало лучше. - Хорошо прошло? – спросил тогда Малфой у Гарри. Тот отстраненно кивнул. - Мертвым проще понять друг друга, - проговорил он с той невозмутимостью, с какой люди говорят о погоде. – Я последую его совету. Драко постарался не обращать внимание на формулировку. Что это был за совет, ни один не признался, однако можно было догадаться. Через несколько дней Гарри попросил сопровождать его к Люпинам. Молча слушал попытки оборотня его вразумить, чему-то кивал, но больше смотрел на Тонкс с младенцем, чем на него. Драко все это время молча сидел в углу и думал, что его просто игнорируют, но… Но Люпин перед самым их уходом попросил его задержаться, положил руку на плечо (инстинктивно Драко хотелось ее сбросить, но он сдержался) и тихо попросил: «Позаботься о нем. Не знаю, почему, но теперь он, кажется, доверяет только тебе». А Тонкс подала ему какой-то несуразный шоколадный пирог (пах он, впрочем, вкусно) и попросила передать Люциусу вместе с просьбой тети Андромеды посетить их семью. Малфой обещал передать. Разумеется, отец никуда не пошел. Зато в мэнор явилась сама тетя Андромеда. Наверное, ее визит окончательно и вырвал их обоих, его и Гарри, из затянувшегося молчания и бездействия. Шоковая терапия, как сказал бы его целитель. Тетушку Андромеду он не видел с детских лет. Она вошла в его дом походкой матери со стремительностью тетушки Беллатрикс, посмотрела ее же синими глазами, но в них плясали теплые ноты привязанности. Да и волосы ее были веселого каштанового цвета с проседью, смягчая резкие черты, доставшиеся ей от Блэков. - Здравствуй, Драко, - улыбнулась она, и это было первое человеческое тепло, которое он получил за очень долгое время. Она пришла и осталась почти на месяц, а они не возразили. Гарри тянулся к ней по той же причине, что и Драко. От нее шло живое тепло, она лучилась жизнью. Только Люциус не мог долго находиться рядом с ней, и младший Малфой догадывался, почему. В ее внешности было многое от тетушки Беллатрикс, но движения, манера разговаривать, выражать эмоции - это все почему-то напоминало о Нарциссе. После ее ухода стало легче, Драко нашел в себе силы сформулировать смелую цель, на тот момент казавшуюся сумасшедшей и невыполнимой, а Гарри отправился туда, где был больше всего нужен - в Аврорат. Казалось, все налаживалось, и через несколько лет появятся еще большие перспективы, но… Но должность Главного Аврора, так внезапно и быстро свалившаяся на Поттера, явила миру то, что война не прошла для Героя бесследно. Подозрительность и недоверие становились паранойей; Аврорат спал и видел, как священный огонь проходит через всю страну, очищая ее. Малфою пришлось приложить немало усилий, чтобы остановить то, что могло превратиться в кромешный ад для и без того прижатых к стенке слизеринцев. Тогда он и представил сначала Гарри, а затем - Совету Волшебников программу новой партии, пересматривающей роль младшего поколения слизеринцев в войне и предлагающей внятную позитивную модель нового общества. Наметившиеся было инквизиционные порывы утихли, да и Поттер, казалось, снова стал чуть теплее и дружелюбнее, и их совместные вечера перестали быть молчаливыми и тоскливыми. Правда, это было уже после того, как потерпели крушение его попытки стать кем-то в Министерстве. Как ему говорили, «даже с поддержкой Героя слизеринцам здесь не место». Два года он наслаждался тихими вечерними разговорами, совместными планами и небольшим оживлением в глазах Гарри. Через два года, в сентябре, во властном и уверенном взгляде Главного Аврора снова появился страх. Именно это и ничто другое было написано на лице Гарри, когда родился его сын. - Что это за ребенок? - ахнул Драко, увидев младенца. - Мой, - растерянно кивнул тот. - Не сомневайся. - Как его зовут? - кажется, голос задрожал. Затравленный сумасшедший взгляд и странные слова: - У мертвых не бывает детей. Я не дал ему имени. Удивительно молчаливый младенец, казалось, и кричавший только чтобы напомнить о себе, поразил Драко, наверное, даже больше, чем то, что Гарри отдавал свою любовь кому-то на стороне. - Александр, пусть будет Александр Поттер, - проговорил он, и это был первый в Британии Поттер, которому давал имя Малфой. Алекс никогда не видел своей матери. Даже сам Драко видел ее всего один раз, во время агонии. В тот самый день Гарри взял любовника за руку, аппарировал в гостиницу, даже не потрудившись отвлечь маггла на ресепшн. Она была изрядно изувечена проклятьем, послужившим причиной медленной смерти (не факт, что прокляли ее во время войны, а не после), но постепенно, вместе с остыванием тела, выражение муки уходило с лица, возвращался естественный вид. Прискорбно обычное лицо, разве что глаза посмертно остались выразительными. Драко было тоскливо. Сколько времени Поттер отдавал ей то, что заслужил он, Малфой? Месяцы? Годы? Тем же вечером, услышав полную историю, Драко проглотил столько успокоительного зелья, что спал без снов почти сутки. Наверное, тогда и началась его зависимость. Она была чистокровной волшебницей, родственницей кого-то из Пожирателей, но не Ближнего Круга, иначе он бы видел ее раньше. Ее изувечило во время войны, полустершаяся Метка на левом предплечье сказала Драко все. Она была обречена, отследить проклятье невозможно, да и кому нужна бывшая Пожирательница? Заканчивая свою жизнь в маггловских трущобах, она как-то ухитрилась вытянуть свой последний счастливый билет. Малфою казалось, он видел, как Гарри влетает в маленький маггловский отель, номер в котором он снимал для нее, видел, как нетерпеливо он открывает дверь, как эта женщина, старше его на полных семь лет, встает навстречу. Как благодарно она принимает от него обезболивающие и снотворные. Как долго они разговаривают, как Гарри рассказывает ей все то, о чем всегда молчит с ним, Малфоем… Все эти картинки, правдивые или нет, тогда мелькали в голове калейдоскопом, а через них единственным реальным образом смотрел на него младенец нескольких месяцев отроду, смотрел выразительными глазами матери, унаследовавшими неизбывную печаль ее взгляда. Так Алекс Поттер смотрел на мир до сих пор. - Сколько? - спросил Драко, когда смог, наконец, отойти от увиденного. - Сколько ты с ней был? Поттер молчал минуту или две, и Драко уже не надеялся на ответ. Усмехнулся, глотнув виски из бокала, и собрался уйти в самую дальнюю комнату мэнора. Произошедшее не давало ему долго находиться рядом с Гарри, к тому же, он вполне обоснованно боялся, что не выдержит и взвоет от холода, заползшего куда-то в грудь. - Какая цифра тебя интересует? - резко спросил Поттер, остановив его на пороге. - Когда я ее встретил? Когда с ней переспал? Сколько раз? Драко молчал. Каждый вопрос сдирал с него кожу, и неимоверных усилий стоило стоять на этом пороге, слушать, не обвинять и не уйти, к чертям, куда глаза глядят. - Год назад она приходила просить вывезти останки отца из Азкабана после казни,- глухо сказал он. - Я обязан подписывать такие бумаги. Она была… смирившаяся, - он замолчал на секунду, то ли вспоминая, то ли проглатывая другие слова. - Проклятье было видно невооруженным глазом, и я не удержался, спросил, почему она не идет в Мунго, но… - Все было ясно и так, - тихо подытожил Малфой, не оборачиваясь. - И твоя гриффиндорская совесть потребовала ей помочь. - Дерьмо! Зачем ты спрашиваешь, если сам знаешь? Думаешь, легко это вспоминать?! - рявкнул он. - И повернись, когда я с тобой разговариваю! Драко собрал все свои силы на ответ. - Не хочу смотреть тебе в глаза. Это окатило Поттера, словно ушат холодной воды. Он замолчал, а когда снова заговорил, голос его был уже спокойным. - Да, я устроил ее. Лечить было бесполезно, ей оставалось немного. Я… посещал ее иногда, разговаривал, спрашивал. У нее никого не было, так что… - он не закончил. - Один раз, было один раз. Было нужно ей… и мне. Как бы ни застилали глаза боль и обида, Драко прекрасно понимал, почему все так вышло. Меропа Гонт - вот и ответ. История, которую Гарри отчаянно хотел бы переписать. История, свидетели которой давно умерли, и лишь память о ней жила в них двоих. Часть Драко все понимала, принимала и в какой-то степени даже одобряла появление наследника без наличия жены, да еще от чистокровной. Часть - свернулась в клубок и дрожала, не желая больше никогда выходить наружу. Кредит доверия дается лишь один раз - так всегда говорила мама. Раньше он не понимал и понял только теперь. - Я буду крестным ребенка, - отсутствующе проговорил тогда Драко. И вот об этом он ни разу после не пожалел.