***
Именно здесь я чувствовала себя на своем месте. Но этот день показал, что не всегда я могу понять логику людей, что меня окружают. Самым обычным утром двадцать третьего декабря Гордон неожиданно решил в тихом семейном кругу наконец-то отпраздновать наше с Северусом возвращение домой, а затем умчался по своим делам. «Тихий семейный круг», а именно мы с Северусом и Аластор, не очень-то понял причину энтузиазма Принца, однако поддержал это начинание. Втроем завалившись в «Пекарню Пруэтта», мы просто-напросто сбежали под благовидным предлогом от гиперактивной Шарлотты и весь вечер посвятили дегустации ни с чем несравнимой выпечки авторства огненно-рыжего семейства. Мне здесь нравилось. Само помещение было пусть и не очень просторным, зато теплым и уютным, а запах теста, корицы, шоколада и каких-то ягод настраивал на нужный лад. Оно напоминало мне крошечные кафешки родного города, коими были усыпаны центральные улицы, где можно было найти самый вкусный в мире кофе, чай, пирог или что-то еще… Да и оформление зала не подкачало: стены были задрапированы тканью приятно-зеленого цвета, маленькие резные столики были украшены накрахмаленными скатертями, и изобилие картин не резало глаза, что опять же было плюсом. Освещение было ни магическим, ни так называемым магловским, если имеется ввиду электричество: основательные газовые светильники века так девятнадцатого прекрасно вписывались в интерьер и навевали мысли о викторианской эпохе. За высокой стойкой крутился щуплый рыжий паренек лет двадцати, такие же рыжие девушки-погодки носились по залу с заказами, а за одним из многочисленных огромных цветков в кадках с землей, которые я почему-то окрестила фикусами, спрятался молодой мужчина с тем же поразительно ярким цветом шевелюры. Он корпел над какими-то бумагами, изредка отвлекаясь на чашку кофе, и замечательно вписывался в атмосферу пекарни. Что-то в этом было такое… — Неплохо, — пробормотал Аластор, смакуя очередной кусочек традиционного шотландского пирога. — Что у Пруэттов не отнять, так это дар к кулинарии. — Мама тоже хорошо готовит, — возразил Северус, а потом исправился, вспоминая те блюда, которые я готовила. — Но иногда так странно! — Не думаю, что Эйлин может приготовить хаггис так, как это делает Маргарет Аббот, — улыбнулся воспоминаниям Моуди, от чего шрамы на его лице стали еще более пугающими. — А кранахан? Когда она еще была Пруэтт, в пекарне никогда не залеживался этот десерт. Помню, частенько захаживал к ней после смены, а Мар уже сняла сливки и замешивает их с хлопьями… Да, вот это было время! Колокольчик на входе тихо зазвенел, и за наш столик подсел чем-то очень довольный Гордон. Его пальто было абсолютно сухим, несмотря на то, что погода была на редкость теплой и слякотной: в прогнозе погоды даже писали, что в Лондоне на католическое Рождество температура будет достигать десяти градусов тепла, а в Галифаксе — пятнадцати. Весь снег, который успел выпасть, за короткое время превратился в кашу, а затем и вовсе растаял, сменившись бесконечными дождями. — Вы уже, наверное, думали, что я не приду? — весело спросил Принц, повесив пальто на вешалку. — Мы тебя давно ждем! — укоризненно сказал сын, комично покачав головой, явно копируя повадки домовика-дворецкого. При этом его лицо было в апельсиновом джеме из круассанов, которые Северус ел руками. — Действительно ждали? Честно-честно? — И не надеялись даже, что ты явишься, — насмешливо ответил Аластор. — Как видишь, почти ничего не осталось на столе. — Что же ты хотел нам рассказать? — спросила я, наливая в чашку Гордона чай. Тот отпил и поморщился. — Эйлин, чем же тебе не нравится Эрл Грей? Эта трава не имеет никакого вкуса… — Ближе к делу, Гордон. — Как вы знаете, — официальным тоном начал Принц, — дом, в котором вы с Северусом жили раньше, выставлен на продажу. Сын удивился, от чего его глаза стали круглыми и еще более темными, и отвлекся от терзания скатерти. Он как будто едва заметно помрачнел и вцепился в мою руку. — Его продали? — спросил Северус, замерев в ожидании ответа. — Да. Мы договаривались с покупателем несколько месяцев, однако неделю назад был внесен аванс, а сегодня были окончательно оформлены документы… Поэтому это событие нужно отпраздновать. У вас начинается новая жизнь, — твердо сказал Гордон. Сын на какое-то время умолк, глядя в одну точку, а потом тихо поинтересовался: — Дедушка, а что такое аванс? Вечер прошел быстро, перемежаясь аврорскими байками Аластора, по-английски странноватыми шутками Гордона и чудесной выпечкой Пруэттов, начиная от круассанов с разнообразнейшими начинками и заканчивая миниатюрными печенюшками с шоколадом. Домой мы вернулись довольно поздно, и я сразу же решила укладывать сына спать. Тот немного упрямился скорее из вредности, но все-таки уснул под безбожно перевранного Питера Пэна, а точнее его более мягкую версию. Я устроилась вместе с Пожирателем у камина, собираясь листать довольно забавную книгу про быт обычных людей авторства кого-то из Блэков, когда мужчины уединились в кабинете Гордона с почти пустой бутылкой виски.***
— Так кто все-таки купил тот дом? — с интересом спросил уже слегка подвыпивший Аластор Моуди. Принц улыбнулся. — Кеннет Пруэтт*, — ответил тот и пояснил: — Ты его видел сегодня в пекарне. Говорят, он ведет не только дела своей семьи, даже получил образование у маглов и хочет поселиться среди них. — Сквибам тяжело найти свое место в мире, а он справился! — усмехнулся бывший аврор. — Не даром говорят, что Пруэтты своих не бросают. Не то что Блэки… — он умолк, вспомнив о том, как печально сложилась бы судьба его прабабки, не встреть она в свое время Эрика Моуди. — Освежить? — спросил Гордон. — А давай, — согласился Аластор. На столе стояла нехитрая еда, принесенная молчаливым Дахаром, к которой мужчины традиционно не притронулись, и початая, но уже не первая бутылка виски. Мужчины периодически прикладывались к своим бокалам и неторопливо обсуждали насущные проблемы. А их было не так уж мало… — Аврорат не дает мне покоя, — мрачно сказал Моуди, разглядывая прозрачную жидкость на свет. — Лиам Шэклболт помог мне уйти без скандала, но чувствую, что под их нежной опекой окончательно стану параноиком. Я никогда не думал, что буду из тех людей, за которыми легче и выгодней следить, чем убивать. Я, смешно сказать, слишком много знаю для того, чтобы меня убили. — Вот и проходит наше время, — усмехнулся Принц. — А через лет двадцать наши имена и вовсе никто не вспомнит. Кому нужны старики? — Ну мы еще очень даже ничего! А в некоторых сферах дадим такую фору молодняку… — Думаю, Батильда Бэгшот и нам фору даст. Но что это изменит? Мужчины надолго умолкли, оставшись каждый наедине со своими мыслями. Думы были откровенно невеселы, однако вскоре лицо бравого бывшего аврора, который, между прочим, окончил Гриффиндор, посветлело, озаренное внутренним светом гениальной, по его мнению, идеи. — Есть у меня одна мысль… — задумчиво сказал он в воздух, на что Гордон спросил: — И что же? — Давай еще по чуть-чуть, а потом я тебе расскажу. Есть у нас один общий знакомый…***
Утро началось с гудящей головой и неприятной сухостью во рту. Часы, висящие на стене, показывали довольно-таки приличное время: час дня. В голове было пусто, однако стоило встать с кровати, как она отозвалась тупой болью. «Где мои семнадцать лет?» — с тоской подумал Гордон и только через час, а то и больше решил спуститься вниз и предстать пред очами дочери. К тому времени он был почти свеж, бодр и полон сил, вот только легкая мигрень прямым текстом говорила, что пить надо меньше, а зелья не помогают. Время близилось к обеду, а за столом уже собрались почти все жители особняка Принцев. Шарлотта увлеченно намазывала масло на тост и, будучи редкостной совой, пока еще только завтракала, но, увидев Гордона, опустила взгляд и закусила нижнюю губу. Северус был абсолютно спокоен и радостно поприветствовал дедушку, посетовав на то, что тот пропустил шоу под названием «Помой Великолепного Пожирателя Краски». Жертва насилия над животными тоже присутствовала в столовой и расположилась в кресле, старательно орошая шарф хозяина дома рыжей шерстью. Мистер Берк поддерживал обыденную беседу о погоде с постоянно смущающимся Уолтером Шнайдером, который каждые семь минут терял нить разговора и витал в облаках. Леди Элизабет с отсутствующим видом занималась любимым занятием: передвигала картины и игралась со шторами, то подвязывая их лентами, то завязывая их между собой в причудливые узлы*. В дневном свете она казалась почти прозрачной и настолько хрупкой, что Принц невольно вспомнил свои детские теории о том, что маркиза умерла от удушья тугим корсетом. Призрак на секунду отвлеклась от тяжелых штор изумрудно-зеленого цвета и приветливо улыбнулась своему внуку в энном поколении. — Доброе утро. Или же день? — тихий холодный голос прозвучал как гром среди ясного неба, а темно-карие глаза встретились с черными от сдерживаемых чувств глазами. Глазами очень злой, но в то же время безукоризненно вежливой Эйлин Принц. Эту женщину нельзя было назвать малышкой Элли, как изредка в своих мыслях называл ее Гордон, а именно Эйлин, на лице которой проступило выражение, которое просто не могло принадлежать двадцатипятилетней девушке. Под ее тяжелым взглядом он чувствовал себя первокурсником, которого отчитывала профессор Гринграсс за взрыв котла на уроке. Первый и последний за всю его последующую жизнь. — Доброе утро, — вклинился Аластор. Он кивнул мистеру Берку, сказал что-то приветственное Шарлотте и достаточно изящно для своего немалого веса уселся напротив Северуса, отчаянно сражающегося с тушеными овощами на тарелке с помощью никак не желавших повиноваться ножа и вилки, а спустя минут двадцать после начала обеда овощи никак не кончались. Моуди выглядел на удивление бодрым и здоровым, как будто не он выпил единолично бутылку контрабандной текилы. Обед прошел под сосредоточенное сопение Северуса и неудачные попытки Гордона начать разговор. Шарлотта отвечала односложно, а затем и вовсе умолкала, едва сдерживая смех. Аластор был слишком захвачен поглощением телятины в винном соусе, чтобы отвлекаться на погоду или цены на бакалею. Мистер Берк зорко следил за тем, как ребенок неловко и с величайшей осторожностью орудует ножом и вилкой, поэтому на провокации не реагировал. Уолтер, немного покраснев, сказал, что уже сыт и за какие-то полторы минуты уже был во Франции на дневном показе. Северуса вообще волновала ненавистная цветная капуста, на которую уходило все внимание. Леди Элизабет была удивительно рассеяна, полностью захваченная перспективами смены наскучившего за две сотни лет платья, которые наобещал Уолтер, и периодически оживляла тишину, царившую в зале, пространными рассуждениями вслух. А Эйлин показательно молчала, но смотрела так… многообещающе. И причина ее странного настроения быстро обнаружилась: сквозь окно просочился магический вестник и радостно объявил на все поместье: — В случае неуплаты заказа через день после предупреждения нарушитель обязан выплатить штраф в размере двадцати пяти процентов от стоимости в казну Министерства, а также выплатить сумму, указанную в договоре, исполнителю. В комнате на мгновение воцарилась пугающая тишина, а затем Эйлин нарочито медленно отложила в сторону столовые приборы и жестом приказала Гордону и Аластору следовать за ней. Голубая гостиная, которая была любимым местом мисс Принц, была заставлена тюльпанами. Они были самых разных цветов и сортов: от чернильно-фиолетового до снежно-белого, махровые и не махровые, распустившиеся и еще совсем юные, с каймой и без… Цветами были заставлены все поверхности, а на полу оставалась не занятой лишь узкая тропинка к камину. В комнате одуряюще пахло свежестью и весной, хотя на дворе властвовала зима и окна были открыты нараспашку. — Бог с ними, с тюльпанами, — неожиданно сказала Эйлин, любуясь цветами. — Но зачем же было в три часа утра прямо в доме судиться с претендентами на бывший детский магловский лагерь? Ладно нас разбудили, но зачем же было с рейдом из Аврората врываться в дома к другим покупателям и требовать лагерь? — Какой лагерь? — недоуменно спросил Гордон. — Я, кажется, знаю, — сконфуженно ответил Аластор, вытащив из кармана рубашки чек на тюльпаны.