Голос Кирата

POV автор Солнце медленно заходило за горизонт. Розовое, с разводами жёлтых, голубых и фиолетовых оттенков, небо было чистым от облаков. Едва уловимый ветерок приятно щекотал кожу. Никто уже не помнил в тех краях, когда ветер был таким тёплым и легким. Ночной полумрак ещё даже не начинал сгущаться и разливаться по всей долине, но жаровни должны были уже вот-вот полыхнуть огнём. Так и случилось. Погодя некоторое время, подсветки в руках статуй зажглись, подсветив их каменные лица. Огня практически не было видно снизу, поэтому казалось, что этот свет исходил из ниоткуда, магическим образом. Быть может, поэтому это место и называли священным. Ведь не просто же так здесь оканчивалось паломничество Банашура. Время, казалось, остановилось. Даже листья, опадавшие с деревьев, неподвижно зависали в воздухе. Отсюда не было слышно даже пения птиц, однако мертвецкая тишина вовсе не напрягала. Здесь было принято молчать. Идеальное место, чтобы развеять прах. Сабал стоял на последней ступени перед Спящими Святыми, не решаясь сделать ещё один шаг. Он был взволнован, и это казалось странным. Странным потому, что он сам выбрал это место. На нем была всё та же повстанческая куртка с подтёкшим знаком Золотого пути: два мачете, скрещённые между собой. Он пришёл сюда без оружия, потому как знал, что здесь было безопасно. Черные волосы были завязаны в хвост. Он выглядел серьёзным, и только слегка прищуренные глаза могли выдать подлинные чувства. Они не сверкали азартом и не были полны энтузиазма поскорее расправиться с Пэйганом и вернуть старый добрый Кират. В них были лишь грусть и разочарование. В правой руке он крепко сжимал бронзовую вазу с прахом Скотт. На небольшом сосуде был выгравирован почти распустившийся бутон розы, а рядом имя: "Эмели, 1997 год". Он не знал ни фамилии девушки, ни даты её рождения. Посмотрев на урну печальным взглядом, он потёр выгравированное имя большим пальцем и тяжело вздохнул. На плече висела небольшая тряпичная сумка с исписанными листами и фотографиями, которую он подхватил, убегая из Накхапура. В ней были вещи, которые девушка успела собрать за всё время, проведённое в Кирате: выбранные ею распечатанные снимки, старые письма, молитвенные флажки, которыми она очень дорожила, и её личные записи о Кирате. Сабал вновь взглянул на статуи. Святыни расслаблено улыбались ему и, казалось, подзывали к себе. Брюнет помнил, что Эмели любила это место, а потому выбрал его для её последней прогулки. От воспоминаний о сероглазой у парня закололо в носу. Он мотнул головой, чтобы отогнать это гадкое чувство. Сейчас он ощущал себя предателем, который заявился сюда не по делу. Он лишь хотел попрощаться с ней. Задержаться здесь - означало дать волю эмоциям, а ему, как предводителю Золотого пути, этого делать не позволялось. Собравшись с мыслями, он всё-таки сделал шаг навстречу статуям. Оказавшись между ними, припал к земле на одно колено и склонил голову. Сумка сама упала с его плеча. - Я был бы рад, если бы ты избрала наш путь и осталась... - Он на секунду замолчал, - осталась со мной. Он открыл урну и высыпал часть праха себе на ладонь, затем принялся его медленно сдувать. Ветер подхватывал серую пыль и разносил её по всей долине. После того, как дело было сделано, Сабал встал на колени и начал шептать молитвы. Прикрыв глаза, он вспоминал их встречи, а губы в это время произносили давно знакомые слова песни: "Слезы Банашура Пепельно-серый покров затянул небеса, ревущий, рокочущий, как потаенный огонь, от самой долины Рочана до пика Даргеш. Певчие птицы умолкли, затихли леса. Земля содрогнулась, и тучи развернутся скоро, как плач Банашура, летящие капли дождя, омоют людей и поля, утоляя их жажду. Ты сам все поймёшь из мелодии колоколов, что славят богов и возносят хвалу, поминая Великую Сушь и все жизни, что та унесла". Вновь открыв глаза, повстанец, всё ещё сидя на коленях, просмотрел содержимое сумки. Помимо различных бумаг, зеленоглазый нашёл полностью исписанный блокнот. Все заметки были сделаны карандашом, к некоторым прилагались рисунки. Это был дневник девушки, названный весьма романтично: "Одинокая планета Кират". Он решил оставить его себе, узнав, что именно в нём было написано. Туристка рассказала обо всём, что видела на прогулках и слышала из рассказов шерпы и местных жителей. В её заметках проглядывались ошибки, но из-за них текст казался живым. Сабал просидел у статуй до глубокой ночи. Он думал о чем-то, перечитывал дневник Эмели и развешивал флажки с молитвами у статуй. Но после этого он резко поднялся на ноги и пошёл прочь, оставив Спящих Святых далеко позади.