Если бы сейчас она оглянулась в прошлое на все, что произошло между ними, что они сделали друг с другом, она бы вряд ли так смирно стояла на вершине лестницы, в темноте собственного дома, отстранённо наблюдая, как он с грацией хищника бесшумно поднимается к ней, не отрывая своего горящего взгляда. Они причинили друг другу много боли. Они унижали, обижали, лгали, предавали и любили. Они сломали друг друга. Но в итоге, сейчас, они оба понимают, что все прошло…
***
Рукия никогда не могла подумать, что такое с ней может происходить. Что она позволит такому когда-либо случиться. С ней? С Кучики Рукией? С младшей наследницей чуть ли не самой влиятельной семьи этого города? Да ни за что! Однако, это случалось и случалось практически каждый день – болезненная сторона ее жизни, от которой при всем желании не убежать. Да и Рукия была слишком гордая, чтобы пожаловаться или бежать с поля боя. Даже если ты каждый раз проигрываешь. Она не понимала только одного: почему он ее так ненавидит? Ведь когда-то в детстве они были друзьями, а теперь… Широкая ладонь Куросаки громко ударяет стену у ее головы. От исходящих от молодого тела пронизывающих волн угрожающей опасности и агрессии, Рукия сжимается. Она теснее прижимает к груди учебники. — Ты опять лезешь не в свое дело, Кучики. Он больше не называл ее по имени, а выплевывал ее фамилию так, что у нее на языке всегда оставалось мерзкое послевкусие. Заставлял давиться собственным положением семьи. И с чего все началось на этот раз? Ах да, какой-то мальчишка, коридор и шумная компания во главе с Куросаки Ичиго. И она опять, опять бездумно и в пылу своего праведного и благородного порыва кинулась на него, хотя тот просто отдалено наблюдал за происходящим. Ооо, он всегда просто наблюдал, когда спускал своих подонков с поводков. И только для нее делал исключения. — Ты глухая или тупая? – прорычал Куросаки, наклонившись ближе. Сморщившись от его дыхания, Рукия отвернулась. – Сколько раз мне повторять, чтобы ты не попадалась на мои глаза, чтобы до тебя наконец дошло? А? Когда-то они были друзьями. В беззаботном и ярком детстве, ходя в один детский садик, маленькая проказничающая девочка и невероятно рыжий, как само солнце, мальчик дружили так сильно, что сложно было представить их друг без друга. — Нерушимый дует! – нежно засмеялась приятная рыжеволосая женщина, радостно наблюдая за скачущими чуть впереди детьми по дороге домой. — Да, Рукия-тян выгладит совершенно счастливой рядом с Ичиго-куном, – идя рядом, кивнула другая женщина. – Вот если бы еще Кучики-сан больше времени уделял девочке. Знаете, ей так не достает родительской любви… Рукия была сиротой. Ни мамы, ни папы, только старший брат и уже ныне покойный дедушка, взявшие на себя попечительство над девочкой. Родители погибли, когда малышка была совсем маленькая. Авария или авиакатастрофа, Рукию на самом деле не особо сильно волновали подробности. Она родителей даже не помнила, дедушка с лихвой одаривал внучку любовью и родительской опекой, пока старший брат практически круглосуточно вкалывал, чтобы обеспечить маленькую и покалеченную семью. И стоит признать со временем это принесло весьма ощутимые плоды. Дедушки не стало не за долго до того, как Рукия должна была пойти в школу. И это ударило по девочке сильнее, чем гибель родителей: семейную теплоту и любовь сменила холодная отстраненность няни. Ох уж этот рабочий этикет… Нет, няня была хорошая. Она должным образом присматривала за ребенком, развивала, учила, но все же Рукия всегда чувствовала себя, что называется «на расстоянии вытянутой руки». А ей, маленькой пятилетней девочке, просто хотелось теплых объятий. Какая к черту разница, что это за вилка – десертная или для креветок? Какой, мать вашу, этикет?! Она была шабутным ребенком. Пронырливая, своевольная, упрямая – все это со временем было вытравлено с особой скрупулёзностью истинной леди. В отличие от Ичиго, у которого с самого детство было все, что только можно пожелать для счастья ребенка. Веселый отец, который не прочь подурачится с сыном, добрая и красивая мама, в чьих объятьях Ичиго таял, как сыр в масле, уютный и теплый дом, где вечно витали ароматы маминой готовки. А в последствии еще и две младшие сестры. Сказка же. Однако… Он был плаксой, в случае чего хватающийся за мамину юбку. С широко раскрытыми невинными ореховыми глазами и волосами цвета солнечного зарева. Этот цвет притягивал и в то же время отпугивал детей. Рукию он просто очаровывал. — Не нюхай! – отмахнулся мальчик, грозно сведя брови на переносице. Рукия шлепнулась пятой точкой на ворсистый ковер, не отрывая больших глаз от гипнотической головы. — Ну может быть сегодня они начнут пахнуть апельсином? Она таскала Ичиго за собой по всюду, крепко вцепившись в детскую ладошку. Увлекала и затягивала в круговорот событий, который каждый раз устраивала вокруг себя. И все пререкания и возмущения по этому поводу, Рукия легко пропускала мимо ушей. А затем начался тот нежный возраст, как раз начинающийся в начальной школе, когда дружить с противоположным полом почему-то считалось зазорным. И приходилось в тихоря. Они были друзьями. Счастливыми беззаботными детьми, крепко держащимися друг за друга. И несмотря на начавшееся взросление, новых друзей и знакомых и кучу потусторонних факторов, влияющие на их жизни, эта связь была крепка. А потом мама Ичиго умерла. И Рукия до сих пор искренне верит, что вместе с госпожой Масаки в тот день умер и Ичиго. — Может, ты перестанешь вести себя, как скотина? – тихо, но уверено проговаривает Рукия, осмелившись взглянуть в глаза Куросаки. Где-то на заднем плане она слышит ехидные угуконья и смешки его дружков, и сальные комментарии, что те отпускают на ее счет. И бледное лицо Ичиго искажает оскал. Вдоль впадины позвоночника пробегают мурашки, а во рту резко пересыхает, отчего Рукия нервно сглатывает. Она знает этот взгляд. И эту улыбку. Ичиго отстранился ото всех, потеряв интерес ко многому, что его раньше радовало. От беззаботного мальчика не осталось и следа. Рукия молчала, ждала, давала время, понимая, что такая рана не скоро заживет. Она не имела права, да и не могла бередить оседавшую в сердце боль. Когда Ичиго будет готов – верила Кучики – сам все расскажет. Но время шло, они заканчивали среднюю школу, и ничего в его отношении не изменилось. Он потерял друзей, уважение, интерес к чему-либо, внушая лишь трепетный ужас своим грозным видом. И все редкие, но достаточно смелые и эксцентричные попытки Рукии ухватить его за ладонь и вновь вытащить обратно на солнечную сторону жизни разбивались напрочь о непробиваемую стену безразличия. Отстраненности. Холодности. Ему все это было больше не нужно. Они практически не разговаривали в средней школе, зачастую игнорируя друг друга. Два обособленных друга: снедаемый внутренними демонами мальчик и затравленная давлением авторитета имени и чести семьи девочка. По школе ходили слухи, что Ичиго Куросаки хулиган и чуть ли не преступник. Что где-то там за пределами школы он состоит в банде или руководит ей, и еще кучу мерзких подробностей нашептывали друг друга ученики, провожая огненно-рыжего парня взглядом. Рукия лишь отмахивалась. Она знала, что это все глупые ничем не подтверждённые сплетни. Чтобы Ичиго мог причинить кому-то вред? В старшей же школе слухи стали обрастать более яркими подробностями, и мнимая угроза от хмурого подростка для некоторых начинала становиться реальной. Рукия не верила до последнего. Да, она больше не общалась с Куросаки, но все же, думала девушка, знала его, как никто. Пока сама не стала свидетельницей демонстрации новой яростной натуры Куросаки на каком-то незнакомом ей парне. И не поверила своим глазам. Тогда, впервые выступив против него в порыве праведного осуждения, защищая этого парня, Кучики не осознано вальсировала на тонко заточенном острие его терпения. — Отъебись… И со взгляда будто пелену сорвали – это больше был не тот мальчик, которого она знала. С отросшими волосами, яростно пылающим взглядом, оскалом на лице и сжимающимися кулаками с содранной на костяшках кожей. — Ч…что? — Я сказал, иди на хрен отсюда, или хочешь на его место? Он был огромным по сравнению с ней, с широкими плечами и длинными мощными руками. Напрягающиеся под смуглой кожей рельефные мышцы поднятого кулака внушили ужас, обещая высвободить сдерживаемую мощь. Он не шутил, не играл. Он угрожал. Это не Ичиго. Изменения происходили постепенно, но стабильно: чуть более резкие движения, грубые изречения, поступки, дерзость которых с каждым разом нарастала. Как она раньше не заметила? А смотрела ли? Ичиго Куросаки боялись. И Ичиго Куросаки уважали. Он стал негласным королем школы. Где сила – там и власть, как говорится. Он обрастал поклонниками, стремящимися завоевать его расположение, обзавелся небольшой компанией, шныряющей за ним по школе, и… поклонницами. Девочкам всегда нравятся плохие парни, так ведь? Рукия чертыхалась, в очередной раз сжимая маленькие кулачки, и со слепой верой в прошлое выступала против Куросаки, пытаясь достучаться до того, кого уже давно нет в помине. Его терпение было не долгим. Он едко бросался оскорблениями, шутил и бил-бил по больным местам Кучики, с особым удовольствием втаптывая ее в грязь на публике. Над ней смеялись, ее сторонились, ее травили. Рукия сама открыла врата в собственный Ад. Стоило ей попасться ему на глаза, перейти дорогу или, не дай Бог, что-то высказать, как жаждущая команды свора по мановению руки срывалась с поводков. Разорванные учебники – не страшно. Похищенная сменка – чепуха. Изуродованная парта – мелочи. Спортивная форма с вырезанными отверстиями в интимных местах – шутка, да и только. В очередной раз опрокинутый на нее поднос с едой – о да, с кем не бывает? Измазанный вонючий гадостью стул? Ящик обклеенный похабными фотографиями обнаженных девиц, с неумело приделанным в фотошопе ее лицом? – пффф… Все это по сути мелочи, щедро справляемые гнусными слухами (Ооо, женщины могут быть весьма жестоки). Ее не били, не угрожали (эта прерогатива была только за Ичиго), но все равно, каждый раз было обидно до слез. И Рукия прикладывала не мало усилий, чтобы эти самые слезы никто не увидел. Не всегда получалось. Она знала, что все те гадости делал не Ичиго, но всегда только с его подачи. — Почему ты это делаешь? — Потому что могу. И хочу. Осмелишься остановить? Солнечные волосы блекли, глаза стекленели, кожа бледнела – никто особо не удивился, когда как-то утром Ичиго заявился в школу с абсолютно белыми волосами, с горящим взглядом и багреющими синяками и ссадинами на руках и лице. Норов становился все круче, слова ядовитей, поступки жестче. Благоговение народа к концу школы сменилось неподдельным страхом. Его боялись, его сторонились, ему потакали. Его называли Хичиго. Рукия Кучики тихо старалась пережить свою школьную пору, изнурительно готовясь к итоговым экзаменам, мечтая о том, когда окажется как можно дальше отсюда. В престижном институте, где таким подонкам, как Куросаки, не место. Где она наконец-то сможет вздохнуть свободно. Рукия сама давно оборвала, кажущуюся когда-то крепкой, связь. И оставалось действительно совсем не долго, протяни и коснись желаемого. Вырви руки из тяжелых оков снедающей действительности. Взмахни крыльями и упорхни наконец из этого ада. А потом в ночь выпускного случилось это… — Если вы действительно любите меня, нии-сан, вы не зададите мне ни одного вопроса. И Рукия Кучики бесследно исчезла на следующий день. Ей потребовался целый год, чтобы собрать осколки воедино. Целый год сложной и кропотливой, самой тяжелой работы над собой. Над своими страхами. Над своим сознанием. Целый гребанный год, чтобы подобрать ключик к тяжелым оковам прошлого и наконец вздохнуть свободно. —Что вы тут все делаете? – девушка удивлено обвела взглядом собравшихся людей в гостиной ее с братом нового дома в новом городе. — Рукия-чан, – неловко улыбнулся высокий светловолосый мужчина, почесывая свою макушку. – Думаю, тебе лучше присесть. — Присесть? – она недоуменно выгнула бровь. — Да, Рукия, присесть. Девушка смерила брата долгим требующим объяснений взглядом, но сдалась, мягко опустившись на диван. — Мы возвращаемся в Каракуру, – спокойно произнес Бьякуя. — Что?! – тут же взвилась она. — У компании проблемы, требующие моего срочного вмешательства, так что нам придется вернуться. — Но ты можешь вернуться один, – хватая ртом воздух, отмахивалась та. – А я остаться здесь и продолжить учебу в институте… — Нет, Рукия, – спокойно покачал головой Бьякуя. – Я не могу оставить тебя без присмотра. — Но… — Рукия-чан, – вновь вмешался светловолосый мужчина. Рукия резко перевела на него взгляд. – Мы подумали и решили, это будет отличным финальным шагом твоей реабилитации. — Что…– она неверяще смотрела на мужчину – психолога, помогавшего ей справиться с собственными страхами. – Вернуться туда? Во рту резко пересохло от одной мысли об этом. А в голове, как назло, вспыхивает едкое «Кучики». — Да, – кивнул тот в ответ. – Вернуться туда и показать, насколько сильной ты теперь стала. Она рассеяно наблюдала за окружающими ее людьми, прокручивая в голове сотню вариантов событий. И видя непроницаемое лицо брата, девушка понимает, что все это планировалось уже давно, и просто выжидался лучший для оглашения подобной новостью случай. Рукия совсем не удивится, если перевод в Государственный Университет Каракуры уже оформлен. — Пришло время дать отпор, Рукия-чан. Она возвращалась в свой собственный Ад.