***
Ёндже тихо прикрыл дверь и, убедившись, что из детской не доносится ни звука, облокотился о деревянную поверхность и судорожно выдохнул. У него дрожали руки и малость дергался глаз, но омега надеялся, что маленький Джинён не заметил этого и поверил всем его сказкам на вопросы о его папе. Боже правый, Ёндже так ненавидел врать детям, особенно таким отчаянно напуганным как Джинён, но малыш и так хапнул стресса на годы вперед всего за полчаса. Слава богу, Йен вовремя успел его занять и помог успокоить, и теперь заботливо обнимал спящего друга на ставшей общей кровати. (Не думай о том, что это слишком даже для них. Они дети, Ёндже, дети склонны к проявлению привязанности.) – Успокоился? – голос Джебома вырвал омегу из размышлений и, открыв глаза, Ёндже увидел перед собой мужа, также вымотанного страстями сегодняшнего дня, как и он. – Да. Иен уложил его спать, – Ёндже отталкивается от двери и ведёт мужа на кухню. – Наш сын поразительно хорош в таких вещах – Джинён без вопросов поверил ему. Он услышал невеселый смешок Джебома и, следом, хмыкнул сам. Они оба знали, почему Йену подобное удавалось на раз-два. Не забыв запереть дверь, Ёндже уселся подле альфы на диван, мигом прилегая к теплому телу в поисках успокоения. Даже не глядя, Джебом привычными движениями обхватил омегу одной рукой и, уместившись на диване поудобнее, положил подбородок на макушку младшего. – Чондэ звонил, – он кивком указал на телефон в своих руках и, скорее почувствовал, чем увидел удивление супруга. – Просил не беспокоиться и подготовить Джинёна. Заедет и заберет его, задерживаться не хочет. – И что? – почти злобно выпалил омега. – Он просто явиться с утра, всполошит всех нас и потом сольется без объяснений? – Ёндже. – Да пошел он! Я не позволю ему молча убиваться в своих проблемах! – взмахнув рукой, Ёндже подорвался к комоду на кухне, на которой всегда стоял их домашний телефон. – Ты должен был сразу сказать ему! Как ты можешь… – Ёндже, – омега чувствует чужую руку на своем запястье и, подняв глаза, наткнулся на осуждающий взгляд мужа. – Не кричи. Разбудишь детей. Омега злобно вырвал свою руку и уставился на своего альфу непонимающим взглядом, будто слова Джебома не укладывались у него в голове. Но телефон оставил в покое и уселся обратно, даже не отстраняясь. – Мы же не отпустим его, да? – в его голосе проскакивали умоляющие нотки, и Джебом с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Его муж временами был особо упертым, но Джебому это больше нравилось и почти не доставало проблем. Ёндже был умным малым и никогда не требовал чего-то, что расходилось с его интересами. – Разумеется, нет, – поудобнее усевшись, альфа одной рукой приобнял своего мужа, и, вдыхая цитрусовые нотки в запахе омеги, постарался хоть немного успокоиться. – Придется надавить на него, чтобы он раскололся. – Десять лет молчал, с чего это он начнет? – скептично ответил ему Ёндже. – У него нет выбора. Сомневаюсь, что Чондэ вообще справляется. Между ними повисла неловкая, звенящая тишина и им обоим нечего было сказать друг другу. Чондэ всегда держал в тайне свое прошлое и никогда не делился своими секретами – делать выводы о всей ситуации было крайне тяжело, хотя Джебом мог хоть что-то знать в отличие от омеги. Ёндже настороженно глянул на мужа, пытаясь прочитать по выражению лица его мысли. Но альфа лишь задумчиво буравил взглядом стену и выглядел в целом как-то враждебно. – Это из-за него, да? Джинён спрашивал про Ким Чунмёна, – Ёндже, за полдня порядком уставший от переживаний, почувствовал, как волнение снова поднимается внутри него, протягивая свои мерзкие холодные лапы. – Это же бывший муж хёна? Думаешь, он поехал к нему? Поэтому он просил не рассказывать об этом Джинёну? – Похоже на то. Я не был уверен в этом утром, – Джебом устало вздохнул, зарываясь носом в волосы своего омеги и вдыхая любимый аромат полной грудью, – Но, учитывая, что мы слышали, сомнений не остается. Ёндже ощутил, как в горле резко пересохло. – Но... Зачем Чондэ ввязываться в это? Ты же видел его утром! Этот Ким Чунмён явно не... – Был в тюрьме. – Что?! Джебом судорожно выдохнул и прикрыл глаза. Он удобнее подобрался на диване, перехватил руки своего мужа и, понимая в каком он состоянии, прижался щекой к раскрытой ладони Ёндже. – Чондэ никогда не рассказывал, – осторожно начал он, собираясь с мыслями. – Я узнал случайно, когда водил его по врачам. У него были большие проблемы со здоровьем до рождения Джинёна. Я думал, может он просто слабый сам по себе, но... У него были травмы и переломы и ты же понимаешь, как это рискованно... А потом я случайно увидел какие -то документы из тюрьмы - он сдавал их, доказывая, что травмы нанес себе не он. И ему не нравилось трепаться об отце ребенка, так что я просто сложил дважды два. Ёндже задумался над сказанным, бездумно, но бережно поглаживая щеки Джебома своими пальцами. Ощущая, как альфа прижимается губами к его виску, Ёндже вспоминал отчаянные просьбы Чондэ молчать о Ким Чунмёне и игнорировать вопросы сына об этом человеке. Ранний приезд, спешка и такие жертвы ради разрешения проблем с бывшим мужем - однозначно, это было связано с его возвращением. Даже не зная, в каком положении был Чондэ годами ранее, не видя его переломы и травмы, Ёндже по одному его взгляду с утреннего визита мог сделать вывод, что Чондэ был не шибко рад происходящему. – Я бы тоже не хотел видеть такого человека в своей жизни, – омега поморщился от представленных картин и, усевшись поудобнее, быстро и отчаянно поцеловал мужа, надеясь хоть как-то забыться в любимых объятиях. – Как думаешь, его выпустили? Джебом коснулся губами чужих пальцев, вбирая в легкие цитрусовый аромат. Он прижал к себе мужа, поглаживая его волосы на затылке, и уткнулся носом в шею, прямо в самую метку у основания. – Надеюсь, нет. Иначе мы все в дерьме.***
Чондэ возвращается к восьми вечера, когда Джебом заканчивает сервировать стол к ужину. Детей заняли играми наверху – Ёндже в кои-то веки разрешил сыну вытащить свою приставку раньше выходных – и поэтому у супругов Им было достаточно времени, чтобы втащить Чондэ в дом и завалить вопросами. Любые попытки соскочить с темы упорно игнорировались, ибо, в отличие от своего мужа, Ёндже был куда упрямее и злее. – Ты не можешь игнорировать нас, когда сам с утра пугаешь до усрачки, – омега вскидывает подбородок в ответ на раздраженный вздох своего друга и, кивнув мужу, продолжает: – Тебя, что, штырит от шпионских игр? Сколько можно молчать! – Может ты дашь мне самому разобраться..., – Чондэ забылся, поддаваясь сдерживаемому гневу, и совершенно не заметил, как ляпнул нечто столь непозволительное в отношении самых близких ему людей. Ёндже же яростно сцепил зубы и, чуть ли не подпрыгнув к нему, схватил друга за руку, почти стукаясь с ним лбами: – Не смей так говорить! Мы твоя семья! – он выглядел очень злым, расстроенным и, кажется, даже напуганным. Чондэ, привыкшему за весь день париться только о себе одном, изумленно таращился на него, чувствуя, как сердце пускается вскачь от одного только ошалевшего взгляда друга. – Думаешь, мы тут не сходили с ума, не зная во что ты вляпался? Думаешь, нам плевать? Хочешь от нас избавиться? А, ну, давай, повтори что хотел сказать! Джебом хотел бы остановить эти крики, пока дети не сбежались на шум - в их доме никогда не повышали голос с настолько злобным тоном. Но Джинён сейчас даже не зол, а оскорблен, напуган и Джебом видит это по дрожащей губе и трясущимся рукам. Он слышит волнение в его запахе, чувствует, как аромат цитруса буквально скачет, то усиливаясь, то потухая. Джебом понимает, что несправедливо накидываться на Чондэ, который выглядит так, будто его трактор прожевал. Им всем нужно поговорить, и крики с взаимными обвинениями, конечно, не выход. Но альфа лишь оглядывается, ищет взглядом темноволосые макушки, чтобы вовремя заткнуть двух эмоционально-нестабильных омег, если потребуется. Если он вмешается, Ёндже не простит ему это. Омега никогда не любил, когда ему затыкали рот или останавливали, если он был прав. Нужно действовать деликатно. – Не ты ли говорил, что мы тебе как братья? – Чондэ давится своим возражением, ибо Ёндже начинает с самой личной темы, явно желая пристыдить его. – Так почему я должен молчать, если тебе плохо? Как я могу игнорировать все это, когда твой сын мне как родной ребёнок? Ты хоть понимаешь, в каком состояние мы все были?! Ёндже, конечно, знал, что Чондэ было хуже. Как бы они все тут не волновались, им оставалось лишь смиренно ждать хоть весточки от омеги, не осознавая масштабы всей ситуации. Воистину, неведение – это благодать, но Ёндже не нужно обманчивое спокойствие. Лучше уж он будет по уши в дерьме, но у него будут все карты на руках и возможность обдумать дальнейшие действия. Он ненавидел оставаться в неведении и еще больше ненавидел, когда близкие ему люди скрывали свои переживания настолько противным методом. "Может ты дашь мне самому разобраться..." – его мигом выбесила эта фраза, будто Чондэ хотел отгородиться от них за какие-то грехи. Будто они не помогали Чондэ все то время, что знали друг друга. Будто они не были семьей. – Давайте, мы все успокоимся и поговорим тише, – Джебом позволяет себе небольшую хитрость – берёт своего мужа за руку и слегка усиливает свой запах. Ёндже, конечно, не настолько мнительный, но свой напор ослабляет и даже перестает нависать над Чондэ так, будто готов на него наброситься. – Отлично. Теперь, Чондэ, не хочешь выпить? Мне принести что-нибудь? – Воду, пожалуйста. Спасибо, – омега устало откидывается на спинку дивана и, прикрыв глаза, обращается к оставшемуся рядом с ним Джинёну. – Прости меня. Я не хотел так... говорить. Просто... это был трудный день. Ёндже хмыкает, но ссору не продолжает. Он позволяет себе плюхнуться рядом с другом на диван и, обхватив свои ноги, принимается пялится на Чондэ, будто он может исчезнуть в любой миг. Однако, когда он говорит, его голос мягкий, полный участия и взволнованный, будто Ёндже до этого момента хотелось на стену лезть от переживаний: – Поделись с нами. Расскажи все. Хён, ты не один, ты же знаешь, – Ким Чондэ находит в себе силу улыбнуться, когда омега берет его за руку, желая разделить с ним его проблемы и хоть чем-то помочь. Так же, он замечает, как бесшумно возвращается Джебом и кладет на столик перед ними поднос с тремя чашками чая и тарелку с разными закусками, не забывая подать ему воду. Чондэ почти давится благодарностями, готовыми сорваться в адрес друзей, пока Ёндже не морщится и закатывает глаза. – Да, давайте похерим аппетит, Ёндже же по приколу готовит на всю семью. И в тот же миг Чондэ разражается искренним смехом, до боли сгибаясь пополам. Уставший от напряжения, которое сковывало ему все движения весь день, эта легкая, заботливая атмосфера чужого дома была как манна небесная для его расшатанных нервов. Смех льется из его рта, заполняет облегчением грудь и его сердце впервые за весь день бьется без тревоги. Омега выдыхает, устало и даже болезненно, но когда он переводит взгляд на изумленных друзей, то выглядит не таким уж и страдающим. Будто за считанные секунды груз, который он нёс всю жизнь, исчез, позволяя ему свободно выдохнуть. – Это будет долгая история, ребята. И вам ничего из этого не понравится.***
Спустя полтора часа пересказа своей жизни, Чондэ ощутил невероятную жажду и тянущую из него все силы усталость. Казалось, будто он весь вечер не просто говорил правду, а исповедовался, вытаскивая на свет все, что так успешно старался спрятать от себя. И в какой-то степени Чондэ был рад этому решению – сейчас он чувствовал себя свободным и не таким одиноким с этой постыдной тайной, которую скрывал последние десять лет. Аж на душе стало легче, когда он осознал, что теперь эту ношу нести не ему одному – он по глазам видел, как его история повлияла на его друзей. Ёндже, вот, целиком забрался на его сторону и, перехватив его руки, теперь всецело укутал собой Кима, точно желая спрятать его от всего мира, заслонить от любой проблемы и кидал встревоженные взгляды на своего мужа. Джебом же с трудом держал себя в руках. Всегда рациональный, спокойный, сейчас он походил на бочку с трещащими стенами, готовый взорваться в любой момент. Он знал, что это не просто пугает его мужа, но и не придает сил Чондэ, однако, не мог себя сдержать. Что ж, если быть честным, Джебом не удивлен ни одной детали из рассказа Чондэ. Расстроен, разгневан и напуган - да, но не то чтобы он ожидал, что причиной беспокойства Чондэ будет какая-то фигня. С каждым словом друга, в нём просыпалась волна негодования, чувство несправедливости росло с каждой новой деталью, и в конце концов Джебом просто остался один на один с этим чувством пугающего гнева. Но больше его по нему ударила беспомощность. Они не могли ничем помочь Чондэ. Что бы они не сделали, Чондэ от этого никак легче не станет. Оставалось надеяться, что ничем трагическим все это не кончится, а если да – то Джебом молился всем богам, чтобы у них хватило сил поддержать омегу. – Что ты собираешься делать? – Джебом почувствовал руку своего мужа на спине и увидел, как омега потянулся взять за руку своего друга. Знак поддержки, которую Ёндже оказывал вне зависимости от того, зол он на человека или нет. Чондэ на секунду прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями или желая перевести дух. Невооруженным глазом было видно, как сильно он вымотан, как напряжен и даже как дрожат его руки, стоит ему ухватиться за стакан с водой. Его взгляд мельтешил вокруг, не задерживаясь ни на чем, и единственное, чем он выдавал свое волнение с потрохами – это когда вздрагивал от шума из детской, узнавая смех сына и его голос. Тот единственный, кого оберегал Чондэ, на алтарь благополучия которого он возложил свою жизнь. Джебом даже представить себе боялся, что будет с омегой, если после всего дерьма у него заберут и сына. Если десять лет назад у него и был хоть какой-то смысл держаться и жить, то сейчас – одно неверное слово, лишняя минута в этом городе – все, чем дорожил Чондэ, вся его жизнь будет разрушена. – Я все еще думаю, – единственное что выдал Ким, и выжидающе покосился в сторону коридора. Руки его теребили мобильник, то сжимая его, то снимая блокировку, чтобы тут же отключить. – У меня не так-то много вариантов, если честно. – Да ты дерьме! – выпалил Ёндже, резко сжимая пальцы своего друга. Джебом осуждающе глянул на него, но его благоверный лишь впился в Чондэ каким-то диким взглядом, будто был готов наброситься на него. – Тебе нужно бежать! Бери Джинёна и драпай отсюда! – Ёндже, – Джебом постарался успокоить мужа, замечая как скривился Чондэ, с трудом игнорируя крики младшего друга. Но Джебом еще в молодости знал, за кого он выходил замуж – за очень, очень упрямого мужчину. – Он же тебя убьет! – Джебом не мог не заметить, как по лицу Чондэ пробежала тень, как сжались его пальцы и как он сцепил зубы, с трудом сдерживая злость. – О чем тут ещё думать? Он все еще тут только из-за Джинёна! Какие еще причины у него могут быть? У тебя есть идеи получше?! Адресовано это, конечно, было не Чондэ, а Джебому, пытающегося утихомирить своего благоверного. – Все не так просто... – Боже, Чондэ! – Ёндже! – Па-па? Все троя мигом обернулись, ошалевшими глазами натыкаясь на две маленькие фигуры, стоящие у входа в гостиную. Джинён взволнованно смотрел на своего папу, не решаясь ни подойти, ни спросить что-либо. В ушах все еще стояли крики дяди Ёндже, а лицо папы выглядело так, будто с него сошли все краски. Маленький альфа стоял впереди, слегка задевая макушкой Йена, который сложил свои руки на плечах друга и (почти) злобно смотрел на своих родителей. Будто обвинял их в несдержанности и всем своим видом выражал разочарование. – Джинён-а! – Чондэ бросился к сыну и, присев на колени, протянул к нему руки. – Прости, мы напугали тебя, да? Всё хорошо, малыш, иди сюда, - омега с трудом сдерживал улыбку, сердцем чувствуя, каким напряженным был его сын и гадая, как много он успел услышать из их разговора. – Я соскучился, Джинён-а. Давай к папе? Он действительно соскучился. Чондэ даже не представлял, насколько сильно он хотел увидеть сына, пока не переступил порог этого дома. Его сердце буквально разрывалось от желания схватить своего ребёнка в охапку и прижать к себе, ведь только сейчас до него дошло самое страшное - он в самом деле может потерять своего сына. Осознание этого буквально забивало последние гвозди в гроб Чондэ. Но вопреки его словам, Джинён лишь сделал шаг назад, позволяя Йену обнять его за плечи и прижать к себе. Маленький альфа бегал взглядом по лицу папы, напряженного и напуганного, будто только что произошла какая-то беда и Джинёна не должно было быть тут. Натерпевшийся за весь день проблем из-за недомолвок, Джинён поджал губы и постарался, чтобы его голос не звучал слишком жалобно. – Когда ты пришел? – Ох, – омега лишь озадаченно моргнул, не понимая, почему сын все еще смотрит на него чересчур настороженно. – Только что. Мне надо было поговорить с дядями, и я не хотел мешать тебе играть с Йеном. Чондэ прекрасно понимал, что делать вид, будто все в порядке – идиотская идея. У них с Джинёном была поразительная связь и Чондэ не хотел портить их отношения своим странным поведением. К черту всех этих альф и Ким Чунмёна, да пусть горит огнём вся эта ситуация! Чондэ может вытерпеть многое, но не затравленный и напуганный взгляд собственного сына, единственного альфы, кто имел значение в жизни Ким Чондэ. (Он действительно сделает что угодно, костьми ляжет, но сбережет его покой.) Чондэ старался не врать слишком много и, дабы отвлечь сына от плохих мыслей, решил сменить тему. – Вы, кажется, хорошо провели время сегодня, да? Однако, Джинён лишь отвернулся и буквально вылил на Чондэ ушат воды своими словами: – Ты бросаешь меня? Чондэ изумленно замер и, он был готов поклясться, что мелкий Йён беззвучно ругнулся в его адрес. (Право же, Ёндже, яблоко от яблони...) – Что? – он надеялся, что ему послышалось и Джинён не говорил так, будто сейчас расплачется. – О чем ты? – Дядя сказал, что ты должен драпать отсюда. Ты хочешь бросить меня? – Почему... Откуда у тебя такие мысли? Что за чушь ты несешь, Джинён? – Но сегодня ты..., - в силу его возраста запах Джинёна не могли чувствовать другие люди, кроме Чондэ, поэтому омега судорожно вдохнул дребезжащий в своей громкости запах орехов и ягод. – Ты уехал и ничего не сказал... Ты же обещал, что будешь на связи, но ты... ты пропал. Святое дерьмо! Чондэ никудышный родитель! Его маленькое сокровище остался один и переживал, что его бросят, как сегодня утром. Чондэ даже не пришел сразу к сыну, а потратил пару часов на болтовню. Зная о привязанности своего малыша, Чондэ даже ни разу не звонил ему, а потом еще так феерично бросил трубку. Конечно, Джинён переживал. – Боже... Дорогой, ты не так понял. Я бы никогда не бросил тебя, разве ты не знаешь? Как я могу оставить тебя одного, Джинён-а? – Но хён сказал... Ты хочешь оставить меня, потому что ты в беде? Так, это уже переходило все границы. Чондэ мог и дальше умолять своего сына, но у них нет времени разыгрывать драму. С каких пор Джинён растягивает сопли как молодая барышня? Чондэ точно не воспитывал своего сына неженкой. – Ким Джинён, не говори ерунды, – омега старался, чтобы голос не звучал чересчур строго, и аккуратно протянул руки к мальчикам. – Разве я растил тебя плаксой? Ты не веришь своему папе? Альфа лишь сдавленно икнул, поддался назад, и в его глазах Чондэ уловил страх. Его мальчик стыдливо отвел взгляд и выглядел так, будто хотел сбежать подальше, лишь бы не отвечать на этот вопрос. Ставший свидетелем этого разговора Йен лишь щелкнул языком и, проигнорировав своих родителей, бережно взял маленького альфу за руку, отвлекая его внимания. Чондэ в сотый раз видел, какое влияние оказывал на его сына этот мальчишка из семьи Им. – Я думаю, хён хочет тебе объяснить, что ты не прав, Джинён-а, – его мальчишеский голос никак не сочетался с серьезным взглядом, который он кидал взрослым, хотя на Джинёна Йен всегда смотрел с нежностью. – Дослушай его, перебивать старших – неуважительно. (Боже, Ёндже, ты вырастил воистину необычного ребёнка - только твой сын может с ненавистью говорить об уважении к тебе. Хозяин этого дома явно не Джебом.) – Малыш, – Чондэ постарался еще раз достучаться до сына и в этот раз, слушаясь своего друга, Джинён потянулся к папе в ответ и сразу же оказался в крепких объятиях, окутываемый слабым ароматом сандалового масла. – Ты – самое дорогое, что у меня есть, Джинён-а. Я никому не позволю разлучить нас, понимаешь? Я никогда бы не бросил тебя. Прости за то что оставил тебя и заставил волноваться. Папа очень плохой, да? – Н-нет, – зарываясь в свитер родителя, Джинн старательно прятал слёзы и изо всех сил пытался приглушить свой голос. – Па-па, ты самый лучший! Я не хотел обижать тебя, я просто... Я так скучал, па-па... – Ох, ну что же ты будешь делать, а, – волосы Джинёна пахли домом, в котором они были всего лишь десятью часами ранее, и этот запах так успокаивал омегу, что все печали мгновенно исчезли. – Какой же ты все-таки плакса. Аж стыдно перед Йеном, теперь он не захочет выйти за тебя. – Па-па!***
– Тебе обязательно уезжать? – Ёндже хватает удивленного омегу за руку, останавливая его от уборки вещей Джинёна. – Сегодня был херовый день, может вы останетесь? За его спиной неприступной стеной стоял Джебом, всем своим видом демонстрируя полную солидарность со своим мужем. Предатель, насмешливо подумал Чондэ, никогда не идет против воли своего мужа. Это очень забавляло Чондэ, который все еще помнил нерасторопного, упрямого молодого альфу, убежденного консерватора в отношениях. Стоило появится двум омегам, как его мировоззрение слегка пошатнулось. – Я и так достал вас за сегодня, – Чондэ усмехается и аккуратно высвобождает свою руку из захвата друга. – И вы даже не представляете, как сильно я хочу домой. Просто за... – За вами следят, – голос Джебома застает их обоих врасплох, хотя альфа ни на секунду не оставлял их одних. Заручившись вечной поддержкой, Ёндже настойчиво продолжил: – Да, и этот старик наверное знает, что ты в курсе. Ты не можешь просто так вернуться домой, вдруг там опасно? – Что же, ты думаешь, они на меня нападут? Он не настолько глуп для этого. – Ну не знаю. Старику хватило наглости следить за тобой, а твоему бывшему – ума, чтобы найти, – Чондэ пришлось промолчать, ибо Им Джебом умел затыкать людям рты не хуже его самого. – Давайте на несколько дней? – он ощутил, как его рук коснулись чужие, настойчиво утаскивая за собой на кухню. – Тебе же недалеко до работы? И мальчикам будет полезно провести время вместе. Я смогу возить их в школу. Останьтесь на пару дней, а потом мы сходим в полицию. – Я... я не могу пока доложить о них, – слишком уставший, чтобы спорить, Чондэ позволяет этой семье небольшую победу. – Мой адвокат сказал, что нужно сначала построить план, он как раз приедет к концу недели. Думаю, мы что-нибудь придумаем. – Ладно, отлично. Ты останешься, да? Я постелю тебе в гостевой, а Джинён может остаться у Йена. Они помещаются в его кровати, – получив согласие, довольный собой омега удаляется к детям с целью остановить их очередное сопливое расставание. (Боже, они действительно были слишком близки.) – Это же не тяготит тебя? – Джебом притаскивает собранные сумки обратно, и Чондэ ловит себя на мысли, что пялится на чужой диван чересчур жадно. – Если тебе легче дома, мы можем поехать с тобой. Что угодно, Чондэ, но мы не оставим вас одних. Надо же, а ведь только днём он считал, что в этом адском котле нет и шанса на спасение. Чондэ всю жизнь считал, что когда жизнь прижимала его к стенке, он справлялся со всем сам. И только сейчас он понял, что, начиная от Ифаня и заканчивая мелким Иеном – на его стороне всегда был кто-то, чтобы поддержать его. Он так привык полагаться на себя, считал себя сильным, а оказалось, что без них он бы никогда не достиг своего счастья. От осознания ему сделалось паршиво. Не так-то просто признавать себя слабым и нуждающимся в помощи. – Не смотри на меня так, – вместо благодарностей, он выдавливает из себя горечь, понимая каким его видят друзья. – Я знаю что выгляжу жалко. Джебом же говорит: – Не мне судить. – Я не... черт, – омега схватился за грудь, прижимая руки, ибо сердце так стучало, а внутри раскаленной волной разливались горечь, стыд и страх. И Чондэ больше не в силах оставаться сильным. – Я без понятия, что делать, хён. Они знают про Джинёна. Если они пойдут в суд, я потеряю его, понимаешь? Даже их слежка будет оправдана, если они додумаются использовать это против меня. – Чондэ. – Я столько лет старался, я... ты не знаешь, чего мне это стоило. Через что я прошел. Ты даже не представляешь, как я ждал Джинёна. Это действительно... убьет меня, если его заберут. Я не могу допустить еще одной... Его бред останавливают самым простым и смешным методом – Джебом просто обнимает его, прижимая к себе и, хоть Чондэ давно не дружит со своей нестабильной омежьей сущностью, он улавливает успокаивающие древесные нотки в запахе альфы. Джебом всегда оберегал его подобно старшему брату. – Слишком много всего свалилось на тебя. Тебе надо отдохнуть, – он кивает в сторону лестницы, откуда слышится возня и детский лепет. – С такой кипящей головой ты ничего не решишь. Отдыхай, а мы позаботимся о вас. – Ребята, серьезно? У меня даже нет сил ревновать, – голос Ёндже прерывает их сопливую сцену, и под смешок омеги Чондэ раздраженно отцепляет от себя чужого мужа. – Я уже успокоил детей. Давайте жрать, а, я не буду нагревать ужин еще раз. Джебом кивает и, подмигнув другу, послушно плетется за мужем, соглашаясь с каждым шутливым обвинением Ёндже в ужасном поведении его как альфы и друга. Лишь на пороге в гостиную, он оборачивается, чтобы окликнуть застывшего омегу: – Чондэ. Все будет хорошо, пошли.