***
Когда мы уже отмылись и можно было выходить, (чего нам не хотелось делать, так что мы просто сидели на дне ванной), Сережа заметил: — А ведь твое клеймо стерлось. — Неужели, правда? — поразился я, уставившись на свой живот. Даже как-то обидно стало, что надпись стерлась так запросто. Тем более, ее существование, то, к чему оно привело, уже ничто не сотрет. Никогда. — А я даже не заметил. Но это ничего не изменит. Надпись это так — декорация. Скорее всего, символ настоящего клейма. Иначе оно бы так не назвалось. — Зато больше не видно, — ответил Сережа, приобнимая меня. Я прикрыл глаза, опустил голову ему на грудь. Сейчас снова спокойно. И тепло. Почти физически тепло. А когда выйдем, будет совсем не так. Но нельзя же тут сидеть всю ночь. Да, реальная причина выйти есть только завтра, но все-таки, не стоит так долго тут находиться… Да, а причина? В чем причина? А! — Мистер Волли все-таки лгал, — протянул я, вяло, но с улыбкой, — так что завтра Урри придет. Сюда. — В ванную? — не скрывая иронии спросил Сережа. — Ну ладно, ты только скажи когда, я шторку задерну. А если серьезно, то откуда ты знаешь? — Он мне обещал, — пояснил я. — Хочешь, расскажу, как его встретил? Даже, точнее, — мне вдруг стало еще теплее, — не его, а их. — Рассказывай, — тут же согласился Сережа. Но слушатель из него вышел плохой. Он смотрел на меня очень растерянно, был, кажется, невнимателен и едва ли многое понял и запомнил. Да и рассказывал я не то чтобы так уж замечательно. Передать эмоциональную сторону было сложно, описать доброту — тем более, а просто пересказ событий и разговора даже меня навел на мысль, которую Сережа скоро озвучил: — А тебе не кажется, что история повторяется? И опять в этом городе. — Нет. Ты сам это завтра поймешь, — покачал головой я, а он тихо засмеялся. — Нечего меня щекотать, Эл! Это плохо кончится! — Пользуясь тем, что все равно не могу лгать, скажу: я бы не расстроился, если бы это плохо кончилось. Если я тебя правильно понял. — Ах так!.. — начал было Сергей, но в этот самый миг, видимо, какая-то неведомая сила решила сказать нам «нет». Из комнаты донесся громкий крик.Глава XXIX. Передышка
7 апреля 2016 г. в 22:04
Некоторое время я не знал, как начать разговор. Просто сказать хотелось очень многое. О веселом и о совсем не веселом. И спросить, как все вышло и вышло ли. Многое. Определить, что важнее и правильнее было сложно. Тем более, мы здесь не для разговоров. Но если молчать, будет совсем плохо. Мы давно не видели друг друга в таком вот виде. Теперь так заметно — шесть лет, все-таки, такого не было — что Сергей изменился, вырос. У меня ощущение, что даже слишком вырос. Но это уже не совсем точно.
— Да, можно сказать — поссорились, — выдохнул Серёжа, глядя куда-то в сторону. — А старались жить в мире довольно долго, знаешь ли.
— Старались? — повторил я. — Значит, это было непросто? — мне даже стало интересно, непросто ли это было потому, что у него к ней было не то отношение или потому, что вообще в целом жить вместе не ссорясь — сложно. Ведь я сам никак не мог жить с ним.
— А то ты не видел, — недовольно хмыкнул он.
— Я старательно не замечал вас вдвоем, — признался я. Не знаю, это ли называют ревностью, но мне было больно их видеть вместе, и я решил, что должен забыть о том, чтобы смотреть. И таким образом почти не видел. И Катю отдельно тоже, почти. Так, спрашивал, чем могу помочь. Да, забавно, выходит, я и сам оставался на том основании, что могу помогать. Еще хуже… Все-таки, я мог понимать, мог говорить мягче и не о том, что она не часть нашей команды. Тогда почему вот так?
— Ну, тогда, если коротко, то да, это было непросто. Это было еще как непросто! Ты едва ли представляешь, как сильно и быстро можно выйти из себя. И я… Ты сам помнишь, каким я был, — он будто смутился. — Не считая первого времени, это было именно потому, что так и подмывало кричать и злиться. Но, сам понимаешь, это бы ни к чему хорошему не привело.
— А первое время ты не сердился? — улыбнулся я. Что-то я не могу вспомнить, чтобы он не сердился, с тех пор как «конец» наступил. Это началось где-то через неделю, кажется. До этого он ходил как в воду опущенный. Да и я сам, наверное, тоже.
— Ну да, но это уже… — он покраснел, — скорее всего, на тебя. Или даже на обстоятельства… Знаешь ли, — Сережа, наконец, перебрался через бортик ванной — довольно-таки маленькой, кстати, — и протянул руку мне. Да уж, нечего тут стоять, мы же мыться пришли. — Было очень неприятно думать, что ты пытаешься… м-м-м, не подпускать меня, потому что все вышло плохо, — я хотел было возразить, что едва ли стал бы по такой причине отстраняться, что сразу сказал бы и что вообще дело было в том, что она вернулась, а Сергей сам говорил, что так и останется с ней, но он добавил прежде, чем я успел это сделать: — Эл, да я сейчас понимаю, что сам же запугал тебя всеми этими «нельзя». И тем более, ты, конечно, уже понимал, что я ее не оставлю.
— Да, — кивнул я, — неправильно брать то, что… прости за грубое сравнение, приватизировано. Если бы все было и дальше «на весу», тогда еще… Но, на самом деле, в этом случае, я бы просто тебя не отпустил. И с того-то раза было сложно, а уж дальше — просто нереально. И, кстати, — я осторожно приобнял его, стараясь скрыть смущение, — в нашей ситуации придираться было бы непозволительной роскошью. Но мне все равно было не к чему.
— Да ладно уж — не к чему, — попытался отмахнуться Сережа, но теперь уже нужно было поставить точку. Да, конечно, конечно, ничто не могло быть идеально. Но тогда, а теперь тем более, детали были стерты, оставалась сама основа, и к ней никак невозможно было бы относиться плохо.
— Разве ты не понимаешь? — я поднял взгляд на него. — Смысл был верным. А это тебе не урок и не контрольная.
— Это важнее, — согласился он.
— Причем для обоих, — закончил я. Верно ведь, если начать, то в итоге все перейдет во вполне обоюдную перепалку.
— Слушай, но сейчас ведь все вполне может повториться, — слишком серьезно для такого предположения заметил Сережа. — Что же, ты меня реально не отпустишь после?
— Сейчас я не имею никакого права тебя не отпустить, — возразил я. — У тебя ведь дочь, в конце концов. Но это будет тем сложнее, чем крепче снова станет связь. Тем более, меня постоянно терзает чувство, что я очень виноват перед Катей. Даже вот сейчас, о чем мы говорили? О том, что она не часть команды. И вряд ли ей было приятно это слушать, — следовало успокоить и поддержать. Тем более, теперь. Тем более, мне! И все равно, все равно…
— Если тебя так уж это грызет, попроси прощения, — предложил Сережа, улыбнувшись, — хотя, по-моему, ты-то перед ней ни в чем не провинился. А этот разговор объяснял, как все есть. Да, жестко. Зато понятно.
— Все равно лучше было бы по-другому… — я опасливо покосился на льющуюся из-под крана воду. Хотя она мне не совсем опасна, я не очень-то люблю водные процедуры. Просто потому что они сразу напоминают мне и о «булькании», и о ржавчине, и о замыканиях, и вообще о куче неприятных вещей. — Так вас развели?
— Ну да, — недовольно подтвердил Сергей, — только вот я не слишком уверен, что эта бумажка действительна. Они сказали что-то в духе: ну, так нельзя быстро, но с доплатой — пожалуйста. И содрали так, что… думаю, скоро придется отсюда уходить. Тем более, что окно разбито. Ты, кстати, где сам-то живешь?
— В офисе, — коротко сообщил я. Много говорить об этом не хотелось. Это окончательно покажет ему, насколько все было плохо до его приезда. Да и сейчас еще плохо, в принципе. Но с ним рядом легче.
— Понятно…
— Ну, если из-за этого тебе вообще некуда будет пойти, то можно пойти туда, где все вещи лежат. Ну, понимаешь, мы сюда приехали, как будто насовсем. Так что все необходимое взяли с собой. А хранить это где-то нужно. Тем более, Марии Петровне не разрешают целыми сутками находиться в больнице. Так что, есть комната.
— Спасибо, обнадежил, — Сережа фыркнул, потом посмотрел на меня чуть внимательнее и выдал: — Но это ненормально. Все. Ты в таком виде — это ненормально, — и с этими словами он включил душ. Я тут же спрятался за спиной Сергея. Нет уж, ладно, мыться, но вот так — не хочу. — Куда? — но Сережа не собирался мне позволять прятаться. Он просто сам взял в руки шланг и направил струю прямо на меня. — Терпи, раз пришлось сюда прийти.
Ответить я ему никак не мог: было бы слишком неприятно, если бы вода попала в рот.