Let it Snow

Расцветает солнце бутоном светлым, Видишь, в небеса улетает сокол. Я приду к тебе по воде и пеплу, Я приду к тебе по осколкам стекол. (с)

Тело Локи оставалось в царской гробнице гораздо дольше, чем было принято в стандартных прощальных обрядах асов. Тор запретил остальным даже думать о сожжении тела. Готовый отбиваться от каждого, кто приблизится к саркофагу, он практически ночевал в святилище и, если бы не Фригг, уводящая валившегося с ног от усталости сына в его покои, оставался бы рядом с телом брата сутками, не отрываясь на сон и пищу. Глубоко внутри он жаждал остаться здесь навечно. Отпустить Локи оказалось для него невозможным. Даже от одной мысли о том, что эту белую кожу будет превращать в обугленное мясо яростно пылающее пламя, его попросту мутило. И все равно, что лишь пустая оболочка без души осталась здесь, пусть хоть так, но горячо любимый брат все еще был с ним, и распрощаться с телом означало для Тора такое же предательство, как и то, что он не сумел удержать Локи на Радужном мосту, допустил его падение. Отпустить еще раз было невыносимо, и эта боль разрывала его на кусочки. Материнское сердце терзалось горем, видя одного сына мертвым, а второго едва ли не стремящимся к тому же, добровольно отказывающимся от жизни, словно его жизнь без брата потеряла всякий смысл. Всеотец хранил молчание, не вмешиваясь ни во что, позволяя душе Тора выплакать все скопившееся горе. Благодаря магии тело Локи было помещено на время в подобие сна, но сон этот не был исцеляющим, а лишь сохранял тело нетленным. Словно живой, но спящий, он оставался в гробнице. Но время шло, и уже отгремели траурные колокола, отзвучал плач скорби по Асгарду, а наследный принц все не возвращался ни к своей семье и друзьям, ни к своему народу. Царская чета хранила молчание, не распространяясь о том, что происходит с Тором. Лишь мрачнее становился Один, лишь глубже обозначались скорбные морщины на лице Фригг. Сын пугал их своим поведением: дни и ночи напролет он сидел, погруженный в свои мысли, опершись спиной на колонну в изголовье саркофага, изредка он даже разговаривал с Локи вслух, держал его за руку, словно тяжелобольного без сознания, шепча слова ободрения и утешения. Если приносили пищу, ровно половину он оставлял нетронутой. Однажды Фригг застала сына практически в истерике: Тор метался вокруг саркофага, сорванным голосом крича о том, что он бы все сделал, чтобы вернуть Локи, что он не желал, не хотел, чтобы Локи сорвался с моста! И лучше бы он, Тор, сам погиб тогда, чем потерял брата. Тогда сердце матери окончательно разбилось от горя. В тот день сам Один пришел в гробницу, дабы убедиться в правильности принятого им решения. Зрелище, представшее ему, тесаком прошлось по скорбящему сердцу, и он утвердился в обоснованности собственного поступка. Как царь он всегда знал, что и как предпринять, чтобы его народ был счастлив, но как отец… Даже он, видевший смерти целых народов, был не в силах смотреть на то, как заживо отправляет себя на погребальный костер его наследник. То, что он сделал, было неправильным, но это была единственная попытка спасти Тора от саморазрушения. ... Ввечеру служанка принесла помимо ужина еще и флягу вина. Вино оказалось крепким, быстро опьянившим громовержца. Хризолитовые льдины троились перед глазами, запах благовоний дурманил, заставляя терять сознание, отправляя мысли в свободное плавание. Свечи, ярко освещавшие гробницу, раздражали яркостью пламени, но стоило ему подняться на ноги, чтобы их затушить, как он едва не упал - настолько сильно его опьянило вино. Рассмеявшись над своей неуклюжестью, он обернулся, испуганно глядя на Локи, словно шум мог его разбудить. Раскаяние, столь привычное ему последние недели, снова затопило разум. Тор виновато смотрел на застывшее в вечном сне лицо брата, практически не дыша и стараясь не издавать ни звука. На глаза его навернулись слезы, а ставшая фактически его частью, но от этого не менее острая, тоска вернулась на смену внезапному пьяному веселью. Тор грузно сел рядом с саркофагом, уткнувшись лбом в его ледяную поверхность, пальцы его смяли край парчового покрывала. Мысли покинули голову, даря такое желанное забвение, и Тор поблагодарил Одина, приславшего с ужином вино. Хоть ненадолго, но он освободился от гнетущей, убивающей тоски, отвлекся от этой незаживающей раны. В гробнице стояла оглушительная тишина: служанка, назначенная приносить ему пищу, не вернется до утра, а больше, кроме него, здесь никого не было. Безумно хотелось спать, но сил подняться, чтобы дойти до собственных покоев, уже не осталось, да и Фригг, что было удивительно, не появилась, и Тор решил остаться здесь. Первое время, когда он решался заночевать в гробнице, ему было непривычно и даже страшно, словно Локи мог за ним наблюдать или же внезапно восстать, но позже сон возле тела брата стал чем-то привычным, даже необходимым. Те заклинания, что Локи вложил когда-то в артефакт, теперь впитались в хризолиты, и камни стали волшебными: рядом с ними Тор чувствовал себя лучше, а боль ненадолго отступала. В полудреме он положил руку на саркофаг, касаясь руки покойного своей собственной. Прикасаться к Локи тоже стало чем-то привычным, и даже мысль о том, что это не его брат, а мертвое тело, уже не отвращала его от прикосновений. - Спокойной ночи, Локи, - пробормотал Тор себе под нос, погружаясь в грезы. На грани сна и яви мысль о сне, вечном для Локи, снова всковырнула душевную рану, но бороться с болью сил уже не оставалось. Он закрыл глаза, погружаясь в сон. - Я не сплю, глупый старший брат, - голос Локи раздался над ухом так отчетливо и звонко, что Тор дернулся, больно ударившись спиной об колонну. Распахнув глаза, он уставился на саркофаг, не смея дышать, не смея зажмуриться. Совсем рядом раздались шаги, и громовержец резко обернулся на шум. Перед ним стоял его брат: живой, дышащий, говорящий. «Это все вино, все оно», - подумал Тор, проводя рукой по лицу, словно паутину, пытаясь сбросить морок. Локи опустил взгляд на пустую флягу и сказал, глядя на Тора: - Обязательно нужно было пить? Так просто встретить меня ты был не готов? Ошалевший от такого поведения наваждения, так похожего на его брата, Тор не нашелся, что ответить. Он лишь мотнул головой, пытаясь отогнать видение. - Тор, взгляни на меня, - Локи сделал шаг в его сторону. Не то чтобы Тор боялся, просто знал, что эта дурная шутка разума еще не раз отыграется на его скорбящем сердце в будущем, поэтому все же предпочел зажмуриться, словно в детстве, когда пугался чего-то. Но морок не отступал. Громовержец почувствовал, как его руки касается чужая: прохладная, но вполне материальная. Он распахнул глаза, натыкаясь на чужой насмешливый взгляд. Так на него смотрел только Локи. Это видение было слишком реальным. - Я не видение, - Локи возвел глаза к потолку, всем своим видом демонстрируя, как ему не нравится все это объяснять. – Ты же так просил меня вернуться, вот я вернулся, но ты, вместо приветственных объятий, дергаешься от меня, как от прокаженного. Неужели не рад? Тор отрицательно закачал головой: неважно, магия ли это Одина или последствия опьянения, Локи был здесь, он разговаривал с ним, и громовержец желал запомнить все: каждую деталь, каждую черточку - и теперь вглядывался в лицо брата, молча, не отвлекаясь, запоминая. Он поднялся, встав ровно напротив, и неловко прижал Локи к себе. Тот был вполне себе осязаемым, а его ладони, легшие на плечи громовержца, оказались на удивление горячими. - Скучал? – но эти слова не звучали насмешливо, скорее грустно и печально. Так непривычно, что Тор отстранился, заглядывая Локи в глаза. На дне их плескалась боль, а вокруг рта трикстера пролегли скорбные складки. - Скучал? – Локи повторил свой вопрос, но вместо ответа Тор лишь прижал его к себе, в этот раз крепко обнимая обеими руками, грозя раздавить брату ребра. - Ты меня задушишь! Мне уже дышать нечем, отпусти, ну, Тор! – Локи, словно живой, недовольно уперся ладонями ему в грудь. Хотя выражение его лица отображало недовольство, глаза его полны нежности. - Я скучал, брат, я безумно скучал по тебе, ты не представляешь, насколько плохо мне без тебя, - слова полились с губ Локи потоком, капая целебным бальзамом на израненную душу Тора. – Там очень, очень страшно, там холодно и никакие силы не способны согреть меня… - Где там? – Тор недоуменно посмотрел в ответ, но брат лишь дернул головой, отказываясь отвечать. – Теперь ты здесь, снова со мной, больше не будет плохо, Локи, больше не будет холодно. Локи высвободился из его объятий, но продолжал стоять рядом, глядя в глаза. - Тор, ты не должен так убиваться. То, что произошло… Я хотел, я жаждал вернуть все, я не думал, что это убьет меня. Мы же боги, Один Всемогущий, боги!.. Я не знал, что так получится… Он в отчаянии посмотрел на Тора. В ответ брат взял его за руку, вынуждая склонить голову себе на плечо. - Я не хотел покидать тебя, как же я не хотел оставаться без тебя, брат, - Локи уткнулся Тору в плечо, его голос звучал глухо и надрывно. – Я так люблю тебя, Тор, так люблю! Все эти поступки, что я совершал… Сейчас все это не имеет значения. Там, где моя душа теперь, все эти мелочные амбиции и желания, все они - ничто. Изредка Хель позволяла увидеть мне тебя, и я разрывался от боли, глядя на то, что ты с собой делаешь. Не нужно, брат, не нужно. Ничего уже не исправишь, но знай, что ты не виноват. Не обвиняй себя… Мне не больно находиться там: Хель милосердна ко мне. Мне больно от того, что ты делаешь с собой. Локи крепко прижался к нему, прикасаясь горящим лбом к его щеке. Тор почувствовал влагу от слез и еще крепче обнял брата. Сердце одновременно разрывалось от боли и любви, причиняя невыносимые страдания. Но надежда все же поселилась в измученной душе. - Локи, все хорошо, теперь все хорошо. Мы снова вместе, я рядом, больше ничто не разлучит нас… Но Локи прервал его, полным боли взглядом посмотрев в ответ: - Неужели Один ничего не сказал тебе? Тор умолк, не зная что ответить. Опьяненный разум не желал связывать мысли воедино, а сердце слишком ликовало, омытое слезами счастья. - Так и есть, не сказал… - Локи замолчал. – Тор, я уйду… Все это, - он обвел рукой пространство вокруг себя, обозначая свое тело, - это только на время, только сейчас. Один упросил Хель позволить мне вернуться – я слишком жаждал увидеть тебя, слишком желал обнять тебя, поговорить с тобой вновь… Но я не могу остаться. Тор непонимающе смотрел на него. Отпустить снова? Отпустить теперь, когда, спустя столько времени, буквально умирая от горя, он снова видит брата живым и невредимым? - Нет… Нет! Я не позволю, они не заберут тебя снова, ты не вернешься к Хель, ты не… - Тор замолчал, подбирая слово, но Локи его опередил. - Не умрешь снова? – он горько усмехнулся. Затем, словно услышав одному ему слышимые звуки, испуганно посмотрел за плечо Тора. Громовержец дернулся оглянуться, но Локи его удержал. Трикстер вцепился ему в плечи, с мольбой заглядывая в глаза: - Ты должен понять: я не хотел уходить. Ты, отец, Фригг... пусть вы ненастоящая семья мне, - Локи приложил палец к губам попытавшегося что-то сказать Тора, - но я желал остаться с вами, просто обида была слишком сильна. Ты ни в чем не виноват, Тор, запомни это... Ни в чем. Я вернулся ради того, чтобы сказать тебе это. Но теперь мне нужно уйти. С Хель не сладить даже Всеотцу. Локи закрыл глаза, по его щеке скользнула одинокая слезинка. - Не кляни себя в недостатке силы, не вини себя в моей смерти. Даже боги не бессмертны, брат, даже боги. Не ищи ко мне пути, ты не найдешь его. Лишь один раз владычица Хельхейма открыла мне дорогу сюда, лишь один-единственный раз, - он обнял ладонями лицо Тора, целуя в губы, в лоб, в щеки, сцеловывая текущие из глаз слезы. – Я буду безумно скучать по тебе… помни о том, что я люблю тебя… Помни, но продолжай жить. Не истязай себя тоской, Тор. Снова что-то отвлекло его внимание, что-то, находящееся за спиной Тора, но Локи лишь закрыл глаза, уткнувшись в шею брата. Тор целовал его руки, грел ладони, сжимая Локи в прощальном объятии, шептал слова любви и преданности, клялся, что найдет к нему путь, вытащит Локи из царства мертвых… Но момент расставания приближался, и Локи, прерывисто вздохнув, отстранился. Он печально улыбался, глядя на Тора, касаясь холодными пальцами его лица, плеч, ладоней, жадно запоминая каждую черточку. Хель ведает, как больно ему уходить второй раз, но царица мертвых и так оказалась к нему столь щедра, что разрешила вернуться в мир живых, чтобы попытаться образумить убивавшегося горем брата. - Я люблю тебя, Тор. Люблю так, как никого не любил… - Локи улыбнулся, и его улыбка осветила лицо, словно солнце. Она была теплой и искренней и согревала лучше любого пламени. Тор молчал: никто не знает, как трудно ему было отпускать брата. Локи крепко сжал его руку, по лицу его текли слезы. - Я люблю тебя, - его губы двигались, Тор даже понял, что брат говорит, но до слуха не донеслось ни звука. Тело Локи растаяло в воздухе, оставив Тора обнимать пустоту, хватаясь руками за воздух. - Брат, нет! - тихий вскрик слетел с его губ, но было уже поздно. Локи исчез, и Тор снова не сумел его удержать. Он закрыл глаза, пытаясь отогнать прочь любые мысли. Но лишь одна все никак не хотела оставить его в покое. Обернувшись, он попытался увидеть то, что видел брат. Взгляд его упал на покрытый парчой саркофаг, в котором лежало тело Локи. Увидеть себя мертвым... Вернуться в мир живых, зная, что придется покидать его снова... Как же больно ему было уходить!.. Тор коснулся пальцами жесткой парчи, скользя по покрывалу, пока не наткнулся на чужую руку. Кожа Локи была ледяной, а лицо – пустым, отрешенным, мертвым. Хризолит равнодушно сиял, освещая постамент, запах благовоний забивался комом в горле, а свечи, горевшие по всей гробнице, резали глаза яркостью своего пламени. Но Тор помнит, как поднимался, чтобы затушить их… Помнит, что после этого уснул, а после был разбужен Локи… Почему же тогда гробница снова освещена?.. Неужели это был всего лишь сон? Но на душе было непривычно спокойно, и боль отступила, оставляя измученное сердце в покое. Взгляд остановился на чужом лице. Неверные тени, отбрасываемые пламенем свечей, скользили по бледной коже в причудливом танце, из-за чего казалось, что Локи улыбается.