Флешка

Алена очнулась от тряски. Снова стучал молоток по гвоздю, старая дверь вздрагивала, и проходящие сквозь её тело штыри распространяли новые и новые волны боли. Боль была неожиданно тупой, и почти не чувствовалась за головокружением. Так что когда спину кольнуло острие забитого с другой стороны гвоздика, это ощущалось гораздо сильнее. Её мучитель добавлял новые инструменты пыток, не давая девушке ни секунды провести без страданий. Но в отличие от вчерашних пыток, плакать совершенно не хотелось, и девушка только тихонько шипела сквозь зубы, когда острия очень уж чувствительно царапали ей спину. Справа от неё небо розовело, наливаясь все новыми красками. Над пролеском загорался празднично яркий пожар рассвета. Наверное, здесь хорошо было бы сидеть с Максом и смотреть, как просыпается солнце... Во всяком случае, лучше чем быть приколоченной к грязной чердачной двери. Дверь открылась, от чего у Алёны резко закружилась голова. Маньяк вышел на крышу, на ходу пряча молоток в небольшую сумку. Оттуда он достал маленькую бутылку минералки и присев на стопку оставленных с незапамятных времён кирпичей, одним махом её ополовинил. Какое-то время он сидел и молча смотрел на девушку, а затем спросил: - Так как тебя зовут? Алена молчала. В первый момент она попросту растерялась, потом не знала, что сказать. А затем пауза слишком затянулась, и теперь пленница ждала, что её похититель сделает дальше. - Со мной, значит, разговаривать не хочешь. Он встал, неторопливо подошёл к ней и положил руки на бедра. Алена вздрогнула и тут же поморщилась от новой вспышки боли в ранах. А похититель бесцеремонно залез к ней в карман и вытащил оттуда телефон. Пароля девушка не ставила, и теперь её мучительной мог свободно влезть в смски. - Тебя потеряли, - хохотнул он и развернул аппарат экранчиком к ней. Во входящих висело два десятка сообщений: от подруг, от мамы, от Макса. Кто-то недоумевал, почему она не пришла вчера на встречу, кто-то просил перезвонить... "Алена, у тебя все в порядке? - надиктовала мама на голосовую почту. - Свяжись со мной, а то я начинаю волноваться." От родного голоса слёзы сами собой навернулись на глаза. Захотелось броситься вперёд, вырвать трубку, закричать, по-детски звать маму, совершенно позабыв про то, что это даже не звонок, а только записанное сообщение... Раны заныли с новой силой, и к ним присоединилась новая боль, боль от невозможности что-нибудь сделать. - Значит, ты Алёна? - переспросил похититель и, глядя на две соленые дорожки на её щеках, показал головой. - Ну-ну, не надо так... Неужели настолько ранят тебя эти сообщения?.. Он нежно, по-отечески утирал её слёзы и гладил по волосам, пока рыдания не перешли в тихие всхлипы. Потом мужчина развернулся и подошёл к своим вещам. Он рылся в сумке, и пленнице не было видно, чем конкретно занимается её похититель. А потом перед ней снова появился молоток. Гвоздь зашёл прямо в центр экрана. Тот пошёл трещинами и погас, показав напоследок десятки радуг. Только когда гвоздь показался с обратной стороны, девушка поняла, что вопит, теряя последнюю связь с домом. Теперь для неё остаётся только этот маньяк. И перспектива провести весь остаток жизни, сколь бы коротким он ни был, с этим чудовищем пугала Алену намного сильнее смерти. Однако, его следующий шаг страшил ещё больше. Маньяк приблизился вплотную, приложил пробитый телефон к её плечу. - Больше они тебя не потревожат, - с этими словами он вновь вогнал в девушку гвоздь. Последовало ещё три удара, во время которых Алена извивалась, царапая спину и расковыривая раны, и призывала проклятья на голову мучителя. Но аппаратик все равно оказался приколочен к её руке. Кровь снова капала на бетон, а гвоздь, испачканный в электролитах аккумулятора, жег тело. Волю к сопротивлению пресёк рывок за волосы. Маньяк держал её голову прямо, лицо напротив лица. - Что, уже ненавидишь меня? Вы все одинаковы, можете только бояться и испугано лаять. Хочешь вырваться? Давай! Снимешься с гвоздей - искать не буду! И он вышел, громко хлопнув дверью, отчего у распростертой на ней девушки вновь наполнилось болью все тело. Она не могла пошевелиться. Могла только снова заплакать.