Внутpи твоей pеальности гуляют сквозняки
Гражданская оборона – Я иллюзорен со всех сторон
Как Нараку сказал, так и выполнил. Демоническим осам было несложно найти труп – у них уже нет планов по передвижению. Перед следующей ночной сменой Нараку зашел в стрипбар, привычно прошел мимо красиво извивающихся тел к угловатой VIP-комнате – Сари как раз заканчивала сеанс шибари для ничем не примечательного мужичонки средних лет. – Ой, ваше время еще не началось, дорогой клиент! – моментально переключившись на вошедшего, Сари мило улыбнулась. – Я это учту, – чуть усмехнулся Нараку и, понизив голос до шепота, произнес, – нашел. Тут же Сари распутала всю композицию: – Мориноске-сан, наш сеанс закончен, вам понравилось? – Ды-аа? – Ну вы пока приходите в себя, тут посидите, если еще что-то захотите – на столе пушистая красная кнопка, девочки придут, а мое время уже закончилось, пока-пока! – ласково попрощавшись и послав воздушный поцелуй, Сари быстро увела Нараку из комнаты, чтобы сразу в коридоре выдать резко. – Где? – Тело было на пустыре неподалеку от свалки, перенес ее в храм Хигураши. – Охренеть, всего лишь сутки прошли… – Ты забываешь, что я ёкай. – Мое лучшее знакомство, – съехидничала Сари. – Цени. – Как мне найти это место? Перед Сари возникла по щелчку одна Саймесе. – Ого, б—ь! – Не б—ь, а хорошее насекомое. Она для остальных невидима, так что невозмутимо последуешь за ней. Как поднимешься по лестнице, тебе нужна квадратная пристройка слева, внутри – пустой колодец, вот за ним труп и лежит. – Я твоя должница. – Учту, за язык никто не тянул. Сари быстро собралась. Прежде чем двинуть в сторону подземного хода между зданиями, Нараку все же поинтересовался: – Ты уже придумала, что будешь делать? Или с тобой пойти? – Сама разберусь. Мне один синтоистский священник должен. Почему он должен Сари, Нараку не волновало. Екай не особенно задумывался о месте, куда убрать труп девушки: колодец-Костоглот и не такое видал. К тому же, он решил поставить эксперимент: раз колодец так прозвали, может, месту нужны жертвы, а не ритуалы со схемами и свечами, чтобы снова заработать? А что, нормальная мысль – по-хорошему работать не хочет, может, захочет по-плохому? “По лицу Сари сразу будет понятно – исчез труп или нет”. В общем, Нараку не был испорчен моралью. Под утро Сари, как обычно, зашла в клуб и заказала крепкий кофе: – Хотя… нет, сегодня с кофе жевну что-нибудь. С ночи сладкое в ваших холодильниках осталось? Нараку вздохнул. Что ж, либо колодцу надо много жертв и сразу, либо он окончательно перестал работать, либо время покажет. – Только чизкейк перемороженный. Кивнув, Сари махнула рукой к себе и чуть улыбнулась. – Забавно – по тебе и не скажешь, что ты с трупом ночь провела. – Забавно – по тебе и не скажешь, что ты – страшный ёкай, подающий кофе по утрам с чизкейком. Нараку усмехнулся: раз Сари парирует фразы, значит, все вернулось на круги своя. – Так всё-таки куда ты дела тело? – Как я уже говорила, один синтоистский священник мне должен, обряд провел как миленький, деньги на табличку с именем у меня есть. Прах захороню у своих. – Твои же родители еще живы. – Семейно-родовой участок – мое единственное наследство, и хорошее к тому же, судя по ценам на похороны. Место рядом с бабушкой найдется – все равно туда никто не придет, кроме меня. – Почему ты так печешься? – Нараку облокотился о столешницу барной стойки. – Она же тебе никем не приходится. – Брат старший случайно повесился, пока родители бухали в соседней комнате. Он надеялся, что хотя бы так заставит их остановиться. – Случайно повесился? – Он думал, что их так испугает, но тут началось землетрясение, табуретка упала. Восхитительно нелепая история, не находишь? Нараку решил промолчать с своим сарказмом в сторону семьи Сари – что взять с придурошного позера, – но выдал иное: – Странное общение у тебя со мной вырисовывается. Сари сначала внимательно на него посмотрела, а потом залпом допила кофе, как если бы пила шот, чтобы сказать: – Тебе непривычно просто общаться с людьми? – Пожалуй, да, обычно я их убивал. – И при этом скрывался среди них же. Двойные стандарты, дорогой. Нараку в ответ пожал плечами. Скрывался – слишком громкое слово. Даже когда он выдавал себя за даймё, ему не приходилось прикладывать таких усилий, как сейчас. – А ты сильный? – Теперь не знаю. – Расскажешь? – Вали уже на поезд. Не в этот раз. – Учту. За язык никто не тянул. Думаю, мы достаточно знакомы, чтобы я могла тебя в гости к себе пригласить, там и расскажешь. Нараку удивленно смотрел, как Сари послала ему воздушный поцелуй и вышла на улицу. “Не в этот раз”. Действительно, а в какой момент Нараку захотелось поделиться своими мыслями? Как это вообще пришло в голову? Сдав кассу и выйдя из бара, Нараку решил не идти в школу, а просто бесцельно поблуждать по городу. Все-таки токийские улочки интересно впадали в крупные проспекты и магистрали и все равно приводили его к перекрестку Сибуя. Вопрос о силе разбередил события прошлой зимой с мюоннами. Когда-то он был сильным, сейчас же судить об определенном уровне сил сложно. Часть способностей он получил при «рождении», часть развивал благодаря поглощению других демонов или комбинирования их тел. Только где оно теперь? Вот уж о чем Нараку скучал, так это о своей практически неограниченной регенерации. Теперь ее нет. Когда-то достаточно сильно навредить ему могли только очень мощные атаки или освященные предметы, те же стрелы Кагомэ или Кикио, к примеру. Сейчас отсеченные или оторванные части тела уже не срастаются так быстро – один раз попробовал палец отрубить, потом всю ночь с тряпкой ходил, пока ткани обратно соединялись. Боль теперь чувствовалась многогранно – от маленькой зудящей до большой пульсирующей. Кагомэ точно не стоит знать, что он пытался на основе низших демонов снова нарастить силу, только вот ни черта не получилось. Прежний постулат, когда количество “исходного материала” для создания новых конечностей ограничено только количеством поглощенных тел низших демонов, не работал. Так что ни о каких порождениях речи и не шло. Не тот уровень. Впрочем, создавать из частей своего тела всевозможное оружие он все еще мог – Нараку не просто же так подарил гребень Кагомэ на Новый год. Три защитных одноразовых щита вплетены собственноручно. Он чувствовал, что подарок никуда из комнаты девушки не исчез. И почему-то его радовало осознание, что Кагомэ не выкинула подаренное. Похоже, из его способностей остались нечеловеческая физическая сила, смена облика, телекинетика, слабая телепатия, щиты, барьеры и сопутствующая с ним невидимость, облака дзяку и Саймешоу. Не такой уж и ограниченный набор, если им правильно распорядиться.***
Лето пришло небывалой жарой. Да и семестр мог с этой температурой посоревноваться. Пока класс страдал на контрольных, Нараку в этот же момент торжественно и невозмутимо скатывал из невидимых тетрадей все, что нужно. Но однажды списать не получилось. На лабораторные по химии осы не смогли залететь в здание школы. Насекомые каждый раз летели по касательной, будто над школой внезапно образовался купол. – Тенгоку-сан, на вас совершенно не похоже – обычно вы пишете такие лёгкие работы без ошибок. – У всех случаются разные ситуации, сенсей. – Нараку мило улыбнулся и чуть повернулся к Хигураши. В ответ она чуть улыбнулась – мелькнула мысль, что перед Кондо обязательно надо проставиться. Все-таки тот реферат гиканутого одноклассника интересно крутанул ее жизнь. Вообще ситуация с “настоящими” результатами Нараку школьницу предельно возмущала. Пока Кагомэ чуть ли не головой билась в учебники по геометрии, этот уникал занимался черт-знает-чем и … отдыхал. Хигураши долго думала, откуда черпать информацию про обряды, которые точно будут работать. Так она вспомнила про Кондо и записи, которые ему из храма одолжила. Пока Нараку работал в ночные смены, Кагомэ налаживала общение с Кондо-куном, который оказался крайне нелюдимым человеком. Общение с Хигураши его устраивало только тем, что она тащила все записи из храма ему на проверку и оценку. В остальное время ему было глубоко все равно, общается Хигураши с ним или нет, да и Кагомэ просто нужно было актуализировать записи поколений Хигураши. Так получился равноценный обмен. – Я знаю, что это твоих рук дело, – вкрадчиво выдал Нараку после химии. – Не понимаю, о чем ты, но уверена, что сошествие с учебного Олимпа тебе пойдет на пользу. Что ж, оно действительно пошло на пользу, потому что Нараку начал искать новые способы, как списать. – В следующий раз использую иллюзию на учебниках. – Удачи. Стрелки часов резали ночь, Нараку чертыхался, потому что с учебниками иллюзии не прокатывали. Не зря Кагомэ уличила момент и под форзац пару защитных знаков карандашиком черкнула. Если с гуманитарными предметами можно было на своем уме прокатить, то с техническими так не ладилось. Химию в итоге Нараку пересдал при помощи заранее заколдованной парты – нужные формулы реакции просто нанес после уроков. Через неделю парта перестала показывать подсказки – Кагомэ нашла в записях храма временно очистить помещение. Как оказалось, на время контрольной хватало. На физике Нараку решил действовать через одноклассников – зачаровал пиджак Синамуры-куна, который всегда сидел перед Нараку. Кагомэ засекла его на второй контрольной и случайно пролила немного воды на рукав Синамуре. На алгебре с геометрией Кагомэ было не до Нараку – тут бы самой не сдохнуть. – Ты мне мстишь? – спустя три недели поинтересовался ёкай. – Да ты что! Да я бы никогда…! Так, немного стрел в твой идеальный табель оценок. На проверочной по 16 временам глаголов по английскому Нараку все-таки дошел до того, чтобы писать многомерные шпоры на ладонях. Тут Кагомэ решила пойти на хитрость: – Ой, у тебя ластик упал. Держи! Дальше Нараку мог объяснить этот момент только машинальностью восприятия. Угораздило его взять чертов ластик левой рукой – после соприкосновения со стеркой исчезли и все шпаргалки. Однако на “хорошо” скатать Нараку успел. Спустя почти месяц до Нараку дошло. – А тебе шпоры по алгебре сделать? “Дорогой дневник, мне не подобрать слов, чтобы описать счастье и радость, которые я испытала сегодня”, – так начиналась запись с галочкой на полях. С высочайшим уровнем морального удовлетворения Кагомэ продолжила мучить уравнения с модульными числами, пока не заснула. Чтобы снова увидеть, как в Сенгоку продолжали без нее. Инуяша в очередной раз попался в ловушку Шиппо, который с каждым разом всё изощренней подходил к хитростям и шалостям. Мироку даже где-то участвовал, когда не было рядом Санго, которая готовилась стать мамой в первый раз. Пусть у богов специфические представления о юморе, но за возвращенные сны Кагомэ была признательна, потому и продолжила записывать сны в свой дневник. Грустно, конечно, не быть рядом с теми, с кем хочешь провести жизнь, но впереди чуть меньше двух лет. Дальше будет проще, зима подкрадется в срок, там и весна, и следующий год, и выпуск из школы. Все будет хорошо. – Кагомэ-э, спустись вниз, помоги белье развесить на заднем дворе. Так Хигураши оставила на столе в открытом виде свою записную книжку. Нараку был в наушниках, когда Таюри-сан позвала дочь на улицу, поэтому ожидал увидеть мико в комнате – хотел попросить зарядку к телефону. Потому и к столу подошел. Записная книжка Кагомэ с описаниями снов в Сенгоку задела. И сильно. Настолько, что он не слышал, как Хигураши вернулась. – Дочитал? – Дочитал. – Если судить по твоему выражению лица, то кто-то явно хочет убивать, – это единственное, что пришло ей в голову: перевести в штуку. – Не особо, а вот эту книженцию сжечь определенно хочется. – Чего ты бесишься? – Ты мыслями не здесь, – и этот факт, мягко говоря, злил Нараку. – Какая тебе разница! – Такая. Не уходи в Сенгоку. Кагомэ сглотнула. Предположительный ответ дальше ей не хотелось услышать. – Потому что я к тебе привык. Я хочу видеть тебя рядом. Девушка мысленно выдохнула. Это хреново, черт, это почти признание, и с этим надо что-то делать. – Я пока что никуда не ухожу, – Хигураши чуть улыбнулась. – Пока что. – И не сжимай так мою тетрадь, порвешь же. Дай сюда. – Кагомэ протянула руку к екаю. Ее выдал слишком ровный тон голоса – так говорят с психами или бешеными зверями. Нараку швырнул ни в чем неповинные записи на стол и вылетел из комнаты. Хорошо, что впереди ночная смена в клубе.***
Смена не задалась – клиенты дебоширили больше, чем обычно; музыка в этот раз совсем укуренная, алкоголь привезли не в полном объеме – Ширанаю придется говорить. Как назло, Сари пришла раньше, чем обычно – на часах не было и полшестого утра. – О, мерзкое настроение. – Так заметно? – Нараку оскалился. – Вот сейчас понятно, а до этого был просто молчащий мрачный тип, – Сари крутанулась на барной стуле, – в чем дело, мистер Сам-себе-на-уме? Нараку промолчал, вытащив купюры из кассы и принялся считать сумму выручки за ночь. – У-у, все ясно: и смена отстой, и убить некого, чтобы успокоиться. Тишина. Сари перевела взгляд на афишу прошедшего концерта. – А, все понятно, – и решила передразнить исполнителя:Ну-ка, ну-ка завались!
Закрой свой омерзительно вонючий рот!
Да, я здесь нонконформист,
Что всё поколение к успеху поведёт!
– Ты специально? У меня только перестало это в голове играть! Сари хмыкнула, отсалютовала Нараку кружкой и пригубила любимый утренний напиток. – Твоя специфика работы не самая худшая. Когда хорошие исполнители играют, считай, за бесплатно слушаешь. – И сколько не особо адекватных впротивовес приходится слушать, и их больше. Я просто не вижу смысла в 60% песен, которые тут звучат. Например, Big in Japan. Какой-то зоопарк, какие-то эмоции, не связанные между собой. Бред. Кружка кофе застыла в руке. Сари медленно поставила кружку и изумленно уставилась на уже невозмутимого Нараку, который начал протирать стаканы. – Ты сейчас не придуриваешься? – Нет. – У вас на следующей неделе панк-группа «Сдохшие» играет? – А что? – Присмотрись к тем, кто валяется в течение концерта около клуба. – Лежат себе и лежат, мне до них какое дело? Девушка оскалилась. Нараку нахмурился – такого выражения у Сари он не видел даже в ночь погрома стрипбара: он мог по пальцам пересчитать случаи, когда люди с такой ненавистью смотрели. Со взглядом Санго, пожалуй, схоже. – А ты приглядись. Заодно и поймешь, почему у песни Big in Japan есть смысл. – Вот как связаны зоопарк и крутизна в Японии? – Станция “Зоопарк”, дорогой, место встречи наркоманов. И остается таковым последние двадцать лет. – Откуда ты знаешь? – В маленьких городах или пашешь, как лошадь, или пропадаешь. Насмотрелась. Зазвенел рингтон раскладушки NEC e606, в котором еле узнавалась We will rock you, настолько мелкобитная мелодия ее портила. Сари сбросила будильник. – Я вот что тебе скажу, возвращаясь к музыке. Запомни, большая часть рока – что японского, что иностранного – это истории о наболевшем. Самом наболевшем. Где-то это поток эмоций, а где-то целая история с началом и концом. Я, например, рада, что песню The Cranberries – Zombie не перевели на японский. Она страшная по смыслу для неравнодушных людей. И я ума не приложу, как, ну вот как! Долорес О’Риордан каждый раз исполняет песню об ужасах войны. Нараку пожал плечами. Эмпатийностью он не страдал, но со словами о “наболевшем” был относительно согласен.