***
После отбытия Геральта, Талер закончил свою скромную трапезу, вышел из кафе и уже собрался было двигаться в направлении центра, но остановился и задумался. «По всему выходит, что надо бы идти побеседовать с Кайлеем на предмет его контактов с Морвраном и дел Морврана с Истреддом, да только без толку это. Не задастся у нас с Кайлеем беседа — это как пить дать. У него на все будет один ответ: знать не знаю, ведать не ведаю. А у меня аргументов против его доводов нет. Сейчас нет. Кайлея надо прихватить на горячем — и тогда можно будет на него давить. А пока — увы. Бессмысленно. А не пойти ли мне, в таком случае, к Весемиру? Он ведь изначально был уверен, что нападение на Истредда — дело лап, клыков и когтей монстра. Надо рассказать ему о выводах Русти. Вдруг и Весемир, зная новые детали, вспомнит что-то интересное, на что сначала не обратил внимания». С этими мыслями Талер и зашагал в сторону Биндюги, попутно обдумывая, какие вопросы теперь ему следует задать ведьмаку. Дорога не заняла у следователя много времени - и вскоре перед ним завиднелась изгородь Весемирова подворья, в затем Талер разглядел и самого хозяина усадьбы, который как раз занимался покраской этой самой изгороди. — Труд на пользу, — поприветствовал Талер ведьмака. — Снова здорово, — Весемир оторвался от своего занятия и посмотрел на следователя. — Ты просто мимо идешь или опять ко мне? — Опять к тебе, — развел руками Талер. — Тут новые обстоятельства открылись, и, с учетом этого, у меня к тебе появились очередные вопросы. — Ну, пойдем, на крыльцо присядем. Задашь свои вопросы, — предложил Весемир. — В общем, достоверно известно, что напал на Истредда не монстр и не зверь, — без обиняков заявил Талер, едва они с Весемиром устроились на крыльце. — И в свете этого у меня вопрос: вспомни еще раз, как ты осматривал место преступления? — А что вспоминать, — Весемир пожал плечами. — Там ничего не изменилось от того, что ты мне сейчас сообщил, ни убавилось, ни прибавилось. Кстати, почему ты уверен, что это не монстр? — Потому что в этом уверен Русти. По его словам, жертву сначала оглушили, ударив по затылку, а потом ранили, использовав монстряцкие когти. — Инсценировали нападение монстра? — Да. — Йенка, — в словах старого ведьмака сквозила брезгливость, будто он видел перед собой таракана. — Вот так сразу? — прищурился Талер. — А кому еще-то? Истредда здесь даже не знал никто. Ни у кого не было причин желать ему зла и нападать на него. Я бы еще понял, если бы с ним такая неприятность на Алмазной случилась — у местных алконавтов хотя бы повод может быть. Но у нас в Биндюге да еще с инсценировкой… Конечно, Йенка. — А с учетом этого нового знания, освежи все-таки в памяти место преступления, — попросил Талер. — Вдруг тебе что-то показалось тогда странным или нетипичным для нападения монстра? — Да все говорило за оборотня, — покачал головой Весемир. — А то, что я увидел: следы Истредда, который там топтался. Следов лап монстра на траве не осталось, но они есть чуть дальше. И поди знай, вчерашние они или сегодняшние — это тебе ни один эксперт не скажет. Запах… Ну, запах выветрился. — А должен был, если зверь был бы там ну пусть за час до твоего прибытия? — В зависимости от многих факторов. Например, метил ли он территорию, осуществлял ли физиологические отправления, терся ли шкурой о деревья — то есть как он контактировал с окружающими предметами. Если нет, а в нашем случае — как раз-таки нет, из воздуха ничего не соберешь. — То есть, если бы Габи не указала бы нам совершенно определенное время, в которое Лютик находился рядом с местом преступления, вполне можно было бы заключить, что он был там сегодня утром? — Да. Я бы расширил зону осмотра и обязательно наткнулся бы на его вещи, и увидел бы клочья шерсти на кустах. И конечно укрепился бы в мысли, что нападение совершил именно оборотень. — И отмазаться Лютику было бы трудно? — Если бы не показания Габи и доводы Русти? Я бы сказал почти невозможно. Я бы сам ему вряд ли поверил. Учитывая, что в обращенном состоянии память обычно подводит ликантропов, а чаще всего у них вовсе отсутствуют понимание и оценка происходящего с ними. — Весемир, раз уж мы коснулись темы Йеннифэр, можно поподробнее узнать историю взаимоотношения ее, Геральта и Цири? — Я не в курсе подробностей. Геральт не рассказывал, а я не спрашивал. Я не имею привычки лезть в личную жизнь своих ребят. Особенно — Геральта. Если честно, у меня от его баб иногда начинало в глазах рябить — так часто он их менял. Я думал раньше: ну, молодой, пусть гуляет, потом успокоится, остепенится, выберет себе наконец хорошую, настоящую. Вот он и нашел… — Весемир вздохнул. — Такую, что я подумал — лучше б он и дальше гулял. В общем, там была какая-то мутная история с джинном. То есть Йен активировала печать, хозяином которой случайно оказался Геральт. Эта дура, не разобравшись, в чем дело, и самонадеянно решив, что сейчас на раз-два обуздает джинна, разнесла полгорода и сама бы неминуемо стала жертвой сущности, ко всеобщему, надо сказать, удовольствию, но наш герой-любовник конечно не смог оставить даму в беде и самоотверженно спас ее, а затем так же самоотверженно трахнул. — Я слышал, — кивнул Талер. — Говорят, прямо там, на дымящихся руинах. Очень романтично. — Ага, — кивнул Весемир, который, судя по кислой мине, ничего романтичного в данной ситуации явно не видел. — Говорил я ему: Геральт, когда ты уже научишься думать нужной головой во всем, что касается женщин. Вот вроде разумный же мужик, но как только в поле зрения появляется красивая девка — все, здравый смысл отказывает, включаются рефлексы. Они у него безусловные по ходу. Хотя, в принципе, беды в его непостоянстве я не видел, и женщины у него кстати, некоторые были очень даже неплохие. Он мог взять любую. А выбрал почему-то Йен. Ну то есть как, я-то ему прямо однажды сказал: желание-то ты загадал, потому что хотел ее в тот момент так, что аж в глазах темно было, а она ни в какую не давала. И я бы эту внезапную одержимость понял, если бы эта Йен оказалась единственной женщиной в мире, которую он захотел, — Весемир махнул рукой. — А потом все пошло по накатанной, гормоны, разумеется, успокоились, в голове пояснело, увидел все красоты своей избранницы и понял, во что вляпался. Тогда сбежал. Только без толку, загаданное джинну разжелать обратно так просто не получается. Вот с тех пор они и маются, ни с тобой, ни без тебя — это называется. Мне, конечно, Герку жаль было, чисто по-отцовски, хочется же ребенку своему счастья, а не такого вот безобразия. Но, с другой стороны, что ж, он взрослый, сам выбрал такое, сам расплачивается. И все бы ничего, не будь у него Цири. Вот она-то к их с Йенкой теркам ни с какого боку причастной быть не должна. Ей восемь было, когда Геральт ее сюда привез. Я так обрадовался тогда, думал: ну вот, сын вернулся, внучка теперь у меня есть — заживем все вместе, хорошо все будет. — А кем была мать Цири? — спросил Талер. — Геральт не говорил. А я не интересовался. У нас, ведьмаков, это в принципе нормально — не любопытничать о родителях, а о матерях, в частности. Так еще с древних времен повелось, когда детей в ведьмаки забирали по обещанию отдать то, чего дома не знаешь, хотя тогда чаще просто находили беспризорных, безхозных, безродных, брошеных и никому не нужных. А потом, когда с бесплодием справляться научились, у нас стало, как у дриад, только те оставляли себе девочек, а мы — мальчиков. Да надо сказать, девочки от союза с ведьмаками и рождаются очень редко. Но у моего, конечно, все не как у обычных ведьмаков — Цири получилась. А я и рад был, что внучка, мне мальчишек своих в свое время во как хватило. — Я не знал об этом. — А оно тебе надо было? Как говорят, под каждой крышей свои мыши. У каждой расы и каждой гильдии свои традиции. — Это да, — согласился Талер. — Так вот, когда Геральт с Цири сюда приехали, я знать не знал про эту Йен. А Геральт особо о ней не распространялся и даже кажется вообще не вспоминал. Все вошло в свою колею: сын дом построил, на работу устроился и крутил тут вовсю романчики с местными барышнями. Цири в Биндюге обжилась и освоилась, в школу ходила, подружек завела. Все нормально было, пока девчонка мелкая была. А вот как подросла наша красавица, тут нам ясно стало, что папка, дед и дядья, конечно, хорошо, но девочке все-таки необходимо и женское воспитание. Геральт написал Трисс. Она приехала. А вслед за ней принеслась сюда и эта, — при упоминании Йен Весемир уже привычно скривился. — Уж не знаю, в каких экзотических позах она перед сыном моим пласталась и как его ублажала, но уговорила, зараза, перевести Цири учиться в эту их Аретузу. Я был, конечно, против. Но отец-то все-таки он. И потом, что мои слова против ее методов — знаешь ведь, ночная кукушка всегда дневную перекукует. Четырнадцать Цирьке было, когда отправили мы ее на магичку учиться. Два года все было нормально, девочка училась, Геральт ездил навещал, заодно с Йенкой своей общался. А та вела себя прилично, с ним — мирно, с Цирькой — душа в душу. Идиллия. Я уж начал думать, что ошибался на Йенкин счет. И тут грянуло. История эта паскудная с маньяками и похищением. Йенка — дура и дрянь, которая сначала ребенка на это их сборище притащила, а потом, тварь такая, узнала, где эти уроды скрываются, и даже Геральту не сказала, типа она сама разберется. Да, как же! Это ж такая порода безмозговая и косорукая, которая за что ни схватится, все по пизде пустит. — Ну, тут как раз понятно, — подал голос Талер. — Сама накосячила, сама хотела свое распиздяйство исправить. — Ага, как вор, который сожалеет не потому, что украл, а потому что попался. Она не вину за содеянное чувствовала, а жопу свою перед Геральтом прикрыть пыталась, потому что боялась — и справедливо — что он ей никогда не простит, если по ее вине с Цири что-то случится. Но, к счастью, все закончилось хорошо. Геральт с Цири вернулись в Биндюгу. Закончила внучка местную школу и осталась дома. Мы, честно говоря, не особо и настаивали на том, чтобы она куда-то сейчас ехала. Последнее приключение и у нее отбило тягу к странствиям, и у нас желание ее куда-то отпускать. Правда, тут новая напасть приспела — Эредин, оказавшийся в соседях, активизировался, заметив, что мелкая соседка выросла в такую красавицу. Геральт, конечно, встал в боевую стойку, а мне-то после маниаков Эредин как за праздник уже казался, от него-то самое страшное, что Цирьке нашей грозило бы — это полуэльфенок-безотцовщина. Неприятно, конечно, но это ж разве проблема по сравнению с тем, что тот спятивший Вильгефорц планировал устроить? В общем, дела житейские. И тут, примерно год назад, опять нанесло в наши края эту стервозу. Я, ее увидев, аж дара речи лишился, потому как подумал: ну до чего ж бывают люди наглые — им хоть ссы в глаза, все божья роса. Это ж как хватило совести после того, что она устроила, нам на глаза показываться. А она ничего, явилась как ни в чем не бывало, типа, Геральт, Цири, здрасьте, заждались-соскучились, так вот она я, приехала вас осчастливить своим присутствием, озарить, так сказать, сиянием своей красы и блеском своего величия ваши дремучие ебеня. И что ты думаешь, Геральт вмиг вспомнил, что она — любовь всей его жизни, Цири — что Йенка ей мать-перемать. И все, опять бардак по новой. Геральт вновь во все тяжкие пустился, снова крутеж-вертеж начался, опять беготня по любовницам, с Эредином тогда сцепились — чуть не поубивали друг друга, дома вечные скандалы, Цири стала дерганая — часто к нам от них убегала, потому что Йенкины визготню и истерики вечные сил уже выносить не было. — Надо полагать, Цири «мамой Йен» очень быстро наелась? — высказал предположение Талер. — И месяца не прошло, как ее терпение в первый раз лопнуло. — А Геральт? — Он выдержал чуть дольше. Но у Йен для него были приятные способы реабилитации. Однако и они вскорости приелись и перестали компенсировать дневные выедания мозга. — А никто из вас не задавался вопросом: почему Йен приехала в Биндюгу? — поинтересовался Талер. — Конечно, он возник у нас с Ламбертом и Эскелем сразу, как только мы узнали о ее возвращении. — И каковы версии? — В столицах ей как следует прищемили хвост. И она сбежала сюда, чтобы спрятаться и пересидеть грозу в нашем медвежьем углу, рассчитывая, что никому не придет в голову ее здесь искать. — А что по этому поводу думал Геральт? — Геральт не думал. У него на тот момент от мозга кровь к другому органу прилила. — Ага. А ваши мысли были только на уровне предположений или имелись какие-то факты? — Предположения, конечно, — фыркнул Весемир. — Откуда бы нам знать, что за лихо эту Йенку сюда пригнало? Она с нами, понятно, не откровенничала. А Геральту было плевать. Он-то думал, что она исключительно из-за него в глушь флотзамских лесов присайгачила. — Но вы мнения Геральта о ее альтруистических и романтических порывах не разделяли? — Нет. Нам, в отличие от него, флер влюбленности глаза не застил. Ламберт считал, что она кого-то киданула в Вызиме или в Новиграде и от заимодавцев сюда прятаться прибежала под Геральтово крылышко в его теплую постельку. И я был с ним, в принципе согласен. Только мы-то думали, что прибежала Йенка сюда с голой жопой на Геркины харчи. Но недавно выяснилось, что мы ошибались. — То есть? — поднял бровь Талер. — А можно с этого места поподробнее? — Мы думали, она на Геркином иждивении находится, — начал объяснять Весемир. — Ну, вообще так оно и было. Она ведь тут жила-была, тунеядствовала, ни хрена не делала, ни по дому, ни халтуру какую — вообще ничего. Геральт, помимо работы, частные заказы брал, по всей области носился, как подстреленный, чтобы денег заработать… — Как у него при жизни такой еще на любовниц сил и времени хватало, — ехидно заметил Талер. — Это ж святое, — отмахнулся Весемир. — Тут по умолчанию. — Получается, Йен тунеядствовала на свои кровные? — вернулся к теме Талер. — Не знаю, чьи это кровные, но приехала она сюда с деньгами. Причем, кажется, не малыми, — сказал Весемир. — И знал о том, что Йен, мягко говоря, не бедна, до недавних пор только Геральт. А сама Йен о своих доходах молчала, что вообще-то ей не свойственно, так как язык у нее обычно работает что твое помело. Вот и думай, что она с такими нехилыми бабками забыла в Биндюге? — Любовь Геральта? — предположил Талер. — Да, конечно, — закивал Весемир. Слишком активно, чтобы Талер поверил в искренность его слов. — Йен при всей своей кажущейся экзальтированности и бездумности никогда и ничего не делает просто так. Она из любой ситуации пытается извлечь выгоду для себя. Более лживой и эгоистичной суки я в жизни не встречал — а пожил и повидал я немало. — А на твой взгляд, все-таки, что Геральт и Йеннифэр чувствовали друг к другу? — Если честно и непредвзято, то… Не знаю. То есть, мой-то дурачонок ее любил, это к бабке не ходи. Поначалу — искренне, даже без всяких джиннов и желаний. Поэтому терпел все ее выходки и прощал то, что прощать было нельзя. Он и сбегал-то от нее, как ни парадоксально это прозвучит, чтобы попытаться сохранить хоть что-то хорошее, хотя бы крупицы той любви, что в нем еще оставалась, пока Йен не разрушила все окончательно. Но все когда-то заканчивается, вот и его любовь была да вся вышла. Необратимо. Теперь я вижу, хоть гори там у Йенки все синим пламенем, Гера ничего уже к ней чувствовать не в состоянии. Выжал он себя досуха. И никакой джинн тут больше не поможет. — А она? Что она чувствовала к Геральту? — Я до конца так и не понял. Магия джинна? Тщеславие от того, что ее настолько беззаветно и безусловно любят? Капли искренности в ее чувстве? Я просто не верю, что она может любить кого-то, потому что она за свою долгую жизнь даже себя любить не научилась. Да и знаешь, если человек все время лжет и изворачивается, то когда он случайно по недосмотру и ляпнет что-то правдивое, ему все равно уже никто не поверит. — А что насчет Цири? — Вот тут непросто. Йен бесплодна, а ей хотелось иметь детей. У нее на это пунктик был. Прямо-таки фрустрация. Цири в какой-то степени компенсировала ее желание. Но… — Что-то было не так? — насторожился Талер. — Да не знаю я, — покачал головой Весемир. — Йенка вроде и старалась, но было такое чувство, что она как в дочки-матери играет. И вроде не нарочно, а просто потому, что не умеет быть нормальной матерью, не знает как. Может, будь она помоложе, так и вышел бы толк, но в ее возрасте учиться чему-то трудно, а измениться и вовсе наверное невозможно. Вот и получилась хрень одна, что из их отношений с Геральтом, что из дочек-матерей у нее и Цири. Не знаю, что там с ней когда-то было, из-за чего она весь свет, включая себя саму, такой лютой злобой ненавидит, а только лично мы в ее бедах никак не виноваты. Весемир замолчал, думая о чем-то своем. Талер не мешал, терпеливо ожидая, когда ведьмак заговорит снова. — Понесло меня в дебри, — подытожил наконец Весемир. — Разболтался я о своем по-дедовски. Тебе ведь не это интересно было. — Да не скажи, — заметил Талер. — Мотивация — вещь, сука, такая, из чего только не вырастает. Иной раз из меркантильности, а бывает из самых что ни на есть возвышенных и романтических чувств. Так что, за откровенную и содержательную беседу спасибо. Пошел я дальше думку думать.***
— Привет гению темерского сыска! — весело и бодро поприветствовала Талера Мильва, стоящая на крыльце Флотзамского отдела полиции. — Пока я в Кейрановке разбиралась с вредителями садов и огородов, в Биндюге вон какие интересности случились. — С какими еще вредителями? — опешил Талер. — Ты у нас что, из оперов в биологи переквалифицировалась? — Бабы тамошние заяву накатали с просьбой привлечь к ответственности Цинтию за злонамеренную порчу сельхозкультур. Утверждают, что она специально заразила фитофторой помидоры и картошку. И у них есть в подтверждение этому фото и видеоматериалы. Ездила разбираться и пресекать. Но это все фигня. У вас-то тут что творится? Кейрановские бабы под предводительством Фрингильи уверены, что Йенка опоила зельем Лютика, чтобы тот порвал ее любовника, чтобы подставить Геральта. — Оба-на! — Талер ошалело посмотрел на Мильву. — Вот это разворот. Вот это многоходовка. Гениально! Про «подставить Геральта» у нас тут никто пока не додумался. — А зря. Это ж как день ясно. — У Геральта мотива вроде нет, — не очень уверенно возразил Талер. — Хм, а я бы не сказала, — Мильва посерьезнела. — Вот скажи мне, что отец может сделать ради дочки? — Лично я не знаю, потому как у меня детей нет, — ответил Талер. — Поэтому не задавай риторических вопросов, давай прямо. — Геральт за Цирьку свою что хошь сделает. А Истредд умышлял против его заиньки-лапочки. Вот и думай. — Геральта не было в Биндюге в момент нападения. — Да? Точно? Ты в этом уверен? — Он подошел, когда мы осматривали место преступления и опознал Истредда. Очень удивился, кстати, его увидев. — Если конкретно ты увидел Геральта лишь во время осмотра места происшествия, это не значит, что его не было в Биндюге, например часом раньше. Улавливаешь? А удивление можно разыграть. — Мильва, к чему ты клонишь? — К тому, что у Геральта, как ни крути, тоже был мотив. И возможность. — Если бы Геральт хотел что-то сделать Истредду, то прямо и без всяких подстав и политесов пошел бы и набил ему морду. И уж точно не стал бы подставлять своего друга Лютика и прикрываться бывшей любовницей. Не его метод. — Да не кипятись ты так, — усмехнулась Мильва. — Я просто предположила. Как еще одну версию. Нежизнеспособную. — Мильва, нехер плодить сущности. У меня мозги и так набекрень от всей этой биндюгинской романтики, а тут еще ты дровишек подкидываешь. — Ладно, забей, — махнула рукой та. — Я уже примерно в курсах, оценила масштабы трагедии. Винс меня отрядил в подмогу Силасу в ночной караул. Может повезет — нахватим нападника. — А Геральт с Эликом в это время расколдуют Лютика, — добавил Талер. — Дождемся ночи.