Обратный ход

Под раскидистым дубом у самой опушки леса, уложив голову на перекрещенные на затылке пальцы, дремлет удивительно просто одетый для своей примечательной внешности златокудрый юноша. Кажется, сон его спокоен и безмятежен, и только зажатая меж зубов травинка колышется легким ветром. Небольшую поляну заливает яркий свет, освещая своими лучами маленького мальчика, что прилежно собирает в лукошко цветы. Улыбнувшись, он нагибается к земле, срывая еще один сладко пахнущий бутон. Осталось собрать еще немного, и вполне можно будет сплести венок. Улыбнувшись, он нагибается к земле, срывая следующий цветок. Но что-то не так, он ощущает это вопреки сиянию солнца и безоблачному голубому небу. Выпрямившись, мальчик бросает взгляд в сторону дома. У крыльца спиной к нему стоит знакомая женская фигура в простом платье, занятая полосканием тканей в корыте. Все вроде бы как обычно, но отчего такое чувство, что кто-то наблюдает за ними? В это интимное, бережно ценимое и хранимое проникло нечто чужеродное. Оглядевшись, мальчик нахмуривается, но все выглядит таким, как обычно — и опушка леса, и большой дуб, и россыпь цветов на поляне, и фигура матери у дома. — Я разберусь, — тихо произносит ласковый голос за спиной, и, обернувшись, Ваня видит юношу в светлой рубахе. У него такие же голубые глаза и пшеничные, кудрявые волосы, такая же россыпь бледных веснушек на щеках и носу. Но во сне это не кажется таким уж странным, и поэтому маленький мальчик просто улыбается, склоняя голову и всматриваясь в спокойное, так похожее на его лицо. — Беги к маме, — улыбнувшись, юноша треплет мальчика по пшеничной макушке, и тот, кивнув, в припрыжку отправляется в сторону избы. Он же внимательным и цепким взором оглядывает все пространство вокруг — как и во всяком сне, края размываются, но пока картина еще достаточно четкая. Ему нужно несоответствие, мелкая деталь, выбивающаяся из общего полотна. И наконец она находится — на траве замерла тень от ветки, которой на самом дубе нет и в помине. «Ага, попался!», — хмыкает Иван, протягивая руку к тени и резко хватая того, кто скрывается в ней. И раскрыв глаза, он обнаруживает себя там, где и засыпал — под дубовым деревом, но совсем не тем, которое ему снилось. Пришлый в сон гость тоже никуда не делся, ибо, прежде чем он успел попытаться соскользнуть, Иван и в реальности ушло ухватил того за обманчиво мягкую шерсть. — Что ж ты так сразу, Ванюш? — утробно урчит угольно-черный кот, пока он еще крепче смыкает пальцы на загривке, — я так, одним глазиком заглянул! «Знаю я твое одним глазком», — цыкает юноша, нехорошо сощуривая взор. — Чего надо? — памятуя любовь Баюна к усыпляющим и убаюкивающим речам, ведьмак сразу переходит к делу, не забывая крепко держать животное за загривок, — Ты же не просто так явился? — А что, я не могу навестить старого др-р-р-уга? — мурлычет кот, стремясь потереться головой, вытянуть и поглотить побольше из теплого и светлого сна- воспоминания, что еще не успел полностью рассеяться. «Ага, конечно», — хмыкает Иван, кося взгляд на красные, сияющие глаза с узким зрачком. — Напомни, давно мы с тобой друзьями стали? — цыкает он, и цепким движением подхватывает Баюна за шкирку, стаскивая с шеи и отбрасывая от себя. Кот с недовольным, коротким шипением приземляется на лапы, почти сразу оборачиваясь жилистым и худым юношей с тонкими ногами и руками, увенчанными короткими, но чрезвычайно острыми когтями. — Господин призывает тебя, — фырчит Баюн с легким недовольством, сверкнув ярко-желтыми глазами с узким, вертикальным зрачком. Он явно ожидает, что Иван пустится в уточняющие вопросы, но юноша просто кивает. — Так бы сразу и сказал. «Сказано явиться — значит явимся», — думает он, лишь кося на Баюна спокойный взгляд. Но то спокойствие скрывало уже запущенное в голове размышление — если поручение не передали как обычно запиской, которые порой, конечно же, к его превеликому огорчению, имели обыкновение теряться, то дело действительно серьезное. — У тебя еще какие-то вопросы? — цедит Иван, укладывая руку на грудь, сквозь рубаху нащупывая то, что поможет ему преодолеть этот неблизкий путь от окраины быстрее. Баюн в ответ лишь хмыкает, вновь оборачиваясь животным и быстрым прыжком исчезая из виду. Замок Князя нави, как всегда, возвышался мрачной и тяжелой, давящей громадиной. Тяжелые ворота с медленным и протяжным скрипом приоткрылись, позволив ему проникнуть внутрь. Вопреки холодным каменным стенам, внутри достаточно тепло, ибо хладнокровный во всех смыслах хозяин прохладу не жаловал. Двери за дверьми отворяются без всяких объяснений, и Иван проходит по коридорам быстро, нигде не задерживаясь и не размениваясь на обмен скупыми и бессмысленными репликами. Взгляды, что бросают на него, как всегда являют причудливую смесь презрения и завороженного любования. Наконец добравшись до нужного места, юноша кивает страже у дверей, набирая в грудь воздуха. Приемная зала являла собой длинное и большое помещение с высокими стенами. Единственное, что заполняло пространство пустоты, украшенное узкими окнами от пола до потолка — тяжелый трон в центре. — Явился, — шипяще цедит сидящий на нем мужчина, и узкий, раздвоенный змеиный язык показывается меж ядовитых клыков, — И смотрю, не шибко спеш-ш-шил. Иван же молча проходит к трону, опускаясь в положенном слуге глубоком поклоне. — Прибыл, как только получил ваше поручение, Господин, — роняет он, всматриваясь в узор каменной кладки на полу. Меж серых прожилок и трещин, зарябив в воздухе, начинают стекать красные, отдающие запахом металла капли. Иван нахмуривается, почти сразу промаргивается — видение отступает, силой воли загнанное обратно в темные пучины воспоминаний. «Так, надо собраться», — думает юноша, ощущая, как внутри зарождается предчувствие нехорошего. — Ждал тебя еще вчера, — хвост змея раскачивается, и в воздухе дрожит угроза, что спустя пару минут становится метким и хлестким ударом под колени, заставляющим его рухнуть на пол, — Как вс-с-с-егда, никакого почтения! «Баюн, зараза, припомню тебе», — Иван морщится, но проглатывает боль, ибо показать ее значит дать повод для лишних насмешек, — «Наверняка специально выждал!». — Простите, Господин, — была бы его воля — прошипел бы сквозь зубы, но вместо этого поднимает голову, одаривая мужчину на троне глубоким, утягивающим взглядом из-под длинных ресниц. Лицо змея на мгновение передергивается, но он быстро сбрасывает с себя веяние ведьмачьего морока. Рядом со стоящим на коленях юношей расслабляться не стоило даже ему. — Ладно, оставь свои гнилые извинения при себе, Прекрасный. Для тебя есть дельце, — змей тянет руку к стоящей на подлокотнике миске с пищащими грызунами, — Слыхал о Кощее Бессмертном? — Кто ж не слыхал, — хмыкает юноша, провожая взглядом животных, следующих в узкую змеиную пасть, но быстро возвращая лицу ровное и беспристрастное выражение. Кощей по прозвищу Бессмертный — заклятый враг Князя Тьмы и соответственно — каждой навьей твари, верховный волхв главного капища, тот, кто сумел не только дать отпор, но и потеснить границы Тьмы. Фигура, известная неоднозначностью решений и смутным, мало кому достоверно известным прошлым — кость в горле не только для чужих, но порой и для своих. Именно он умудрился перетянуть на сторону людей и прави немалую часть оборотней, посеять смутные брожения в лесной нечисти, и с его подачи в капище стали брать во служение не только юношей, но и девушек. — Чтобы сдвинуть правь, нужно убрать его, иначе все бесполе-з-з-но, — c раздражением тем временем шипит змей, и ядовитый кончик хвоста в раздражении постукивает о спинку трона. «О, неужели додумался», — внутренне передразнивает Иван, пока не до конца понимая причем здесь может быть его незначительная персона — когда-то сама Темная Мать и Князь вместе не смогли низвергнуть этого человека, что может сделать он? — Разве проблема не в том, что он… вроде как неуязвим? — Да, — и по узкому лицу бежит гримаса злостной досады, — Но у его неуязвимости есть с-с-секрет. Иван слушает с максимально спокойным, отстранённым выражением лица. Надежда на то, что ему не придется вовлекаться в большую и очевидно, полную проблем историю, таяла на глазах. — И какой же? — с нарастающем внутри раздражением уточняет юноша, не дожидаясь продолжения реплики Князя. Хвост оного теперь болтается в опасной близости от его тела, но Иван как всегда едва ли может выдержать мину соответствующего уважения и смирения. Столько времени прошло, а он так и не научился бояться боли по-настоящему, тут и там нарываясь на ухудшение своего и так не самого крепкого положения в иерархии нави. — Не только лишь вшивая шайка Белобога питает его силы, — когтистая лапа постукивает по подлокотнику трона, — Есть еще нечто. Заклятье, но с-с-с-корее всего артефакт. И ты проникнешь в его капище и сделаешь все, чтобы узнать этот с-с-секрет. А после приведешь волхва в наши руки. — Я…что?! — опешив, Иван на мгновение даже успевает подумать, что сказанное выше — шутка, — Как я проверну подобное?! — Как хочешь, сладость моя, как хочешь, — недовольный возражениями шипит змей, оскаливая ядовитые клыки, — Мне важен результат. — На это могут уйти годы! — в недоумении восклицает юноша. «Кощей Бессмертный от того и верховый волхв, что не идиот, он никогда не даст подобраться к себе так близко перебежчику с другой стороны!», — мелькает в голове Ивана, что от кипящего возмущения даже вновь неосмотрительно вскочил на ноги — «И тем более рискнуть своими силами! Да и он не один там, вече волхвов ни за что меня так близко не подпустит!». — Постарайся уж быстрее. Ты же Прекрасный, — оскаливается Князь, и тонкий расщепленный язык проходится по узким, отливающим зеленым губам, — Это твоя сущность — нащупай его слабое место, соблазни, вызови жалость, стань тем, кого он хочет видеть рядом с собой. Поговаривают, что до того, как он принял верховное служение, вполне себе засматривался на мужчин, так что все складывается идеально. — Но… — Я не хочу слышать никаких жалких возражений, — пресекает змей. Длинный и толстый хвост, что до того несколькими кольцами устроился было вокруг трона, вновь приходит в движение, раскручиваясь и направляясь в сторону юноши. Тот дергается, но не позволяет себе трусливо отшатнуться, а хвост, покрытый болотно-изумрудной чешуей подбирается ближе, поднимаясь по телу склизким холодом, и бесцеремонно забираясь в ворот рубахи, и зацепляя кожаный шнурок, висящий на шее. — Что?! — Иван сначала замирает, пытаясь понять, что происходит, а когда понимает, в отчаянии тянет руки вперед за отобранным, — Нет! — Нет? — брови Князя поднимаются вверх, а из уст раздается предупреждающее шипение, — Совсем с-с-страх потерял? — Господин, простите, но как… — Ох, не начинай, — драгоценный кулон дразняще болтается перед носом, раскачиваясь на кончике хвоста, а после уплывает в руки Князя, — Капище никогда не примет отколовшуюся верховную ведьму, а вот ее незадачливого нечастного брата, помимо воли втянутого в темные дела, но жаждущего раскаянья — вполне. Выступишь в своем любимом амплуа, тебе не привыкать, и осечки здесь быть не может. Яга продумает все детали. Иван в ответ криво улыбается, ощущая как в кончиках пальцев зудит злость, а сердце учащенно отбивает ритм волнения. Он ни коим образом не хочет выдать тревоги, что горячей волной спускается по телу от затылка до пяток, но по удовлетворенной, насмешливой ухмылке напротив понимает, что скрыть чувства удается не вполне. Неужели его снова ожидает оно — чувство беспомощности и людской слабости перед всеми, кто сильнее? «А если с этими волхвами что-то не так пойдет я даже защитить себя не смогу!», — с поднимающейся в крови яростью думает он. — Ты- отродье предательского рода, и все легко поверят, что ты захотел перебежать обратно, предав навь, повторив подвиг своей никчемной прабабки, — усмехается тем временем змей, прокручивая в ладони кулон. — Но как же мои обязанности в шабаше? — цедит Иван, замирая от того, что змеиный хвост вновь подкрадывается к телу. — Ты что, еще не понял? В прави никто не знает правду о тебе. Все будет по-настоящему. Сам понимаешь, шабаш и так… имеет основания тебе не доверять, так что обрадуем их подтверждением худших подозрений, — и Князь Тьмы с удовлетворением наблюдает за тем, как дергается кадык на юношеской шее, пока хвост начинает забираться по телу, обвивая кругом, — О том, как обстоит все на самом деле будем знать только я и Яга — так будет более достоверно и тебе легко будет вызвать к себе доверие…ведь тебе действительно понадобится защита, — змеиный рот расходится в глубокой, насмешливой ухмылке. «Какой чудесный план он придумал», — Ивановы губы вздрагивают в отвращении и злости, — «Сделать всю работу, что не удавалась ему годами, при том скрываясь от разгневанных сестер! Втереться в доверие на капище! Это на грани невозможного…». — Что за огорченная мордашка? — кольца змеиного хвоста сжимаются плотнее, сдавливая тело, ложась на грудь удушьем, — С-с-сомневаешься в своих с-с-способностях? — Нет, — твердо произносит Иван, упрямо не позволяя голосу вздрогнуть, — Я справлюсь. Змей удовлетворенно кивает — упрямства этому ведьмаку не занимать, и, если уж кто способен сделать что-то на грани невозможного, так это Прекрасный. Особенно, если у него была должная мотивация, а об этом Князь Тьмы позаботился хорошо. — Но это большое дело на благо нави, могу ли я просить о награде? — хрипло выдавливает он. — Кажется, ты стал забывать, Прекрас-с-с-ный, — змей, облокотившись руками о подлокотник трона, соскальзывает с него. Передвигаясь быстро, он оказывается напротив лица жертвы в несколько секунд, — Что твоя главная награда — после всех ошибок иметь право служить нави и дальше, — кольца хвоста смыкаются крепче, лишая возможностей сделать вздох. «Конечно, теперь-то не опасается так близко смотреть мне глаза в глаза!», — Иван прикусывает губу, ощущая, как воздуха становится все меньше и меньше, а холодная и скользкая чешуя продолжает сдавливать, отдаваясь неприятным хрустом в костях. — Но, если ты все же справишься… — и перед глазами юноши уже начинают прыгать черные пятна, — я могу подумать о подобном, — спустя выразительную паузу скалится Князь, и удушающая хватка колец наконец расслабляется, позволяя жертве сделать рваный, судорожный вдох, — Обсудим это, когда приведешь ко мне Бессмертного и найдешь источник его сил. Или хотя бы что-то одно из этого, — снисходительно шипит змей, отползая обратно к трону, — Тогда, быть может, и силы свои получишь обратно. «Как будто ты мне их даровал!», — с нарастающей злостью думает Иван, выдавливая из себя притворно-приторную улыбку. — Ваша воля, Господин. Но сейчас, я… пожалуйста, могу я хотя бы увидеть мать? — твердо произносит юноша, всматриваясь в узкие желтые глаза. — Что, очень соскучился? — язвительно протягивает змей, — У нее немало работы, знаешь ли… До крови прикусив губу изнутри, Иван вновь опускается на колени, склоняя голову. — Прошу вас, — голос звучит приглушённо, а на языке оседает металлический привкус. — Так уж и быть, — спустя паузу хмыкает наместник Тьмы, переплетая пальцы в замок, — Потому что в с-с-с-с-следующий раз это случится лишь тогда, когда ты дос-с-стигнешь поставленной цели. Иван в ответ на это лишь разводит губы в широкой улыбке — улыбке благодарности, скрывающая оскал ненависти. Путь занимает немало времени — сначала, под зорким и недоверчивым взглядом следующей за его спиной клыкастой, похожей на кабана нечисти, он следует вдоль парадных коридоров к темной и пустой, даже запущенной части замка. И хотя никто вокруг еще не знает о том, что сейчас Иван беззащитен и уязвим, как обычный человек, он ощущает тревожный, прыгающий мурашками по коже дискомфорт. «Надо привыкать», — резюмирует он, стремясь не позволить сожалениям и тревоге пробираться глубже, сохраняя на лице привычную для чужих глаз маску чуть надменной беспристрастности, — «Жил же я раньше как-то без сил, и сейчас справлюсь, тем более, это не навсегда». Юноша поднимается по ступенькам одной из самых высоких и узких башен этого замка, преодолевая витиеватый поворот за поворотом. Ровно одна тысяча шестьсот тридцать семь ступеней — он пересчитывал их почти каждый раз, внутренне соизмеряя сколь гигантское расстояние скрывается за ними. Но наконец Иван достигает нужной двери, возле которой со скучающим видом стоит стража. Он не здоровается, лишь молча кивает, буравя упыря в латах мрачным взглядом, и хмыкнув, тот отходит в сторону, отворяя засов и позволяя юноше пройти внутрь. В самой высокой и узкой башне Князя Тьмы сидит женщина необыкновенной красоты. Волосы ее струятся до самого пола, и из них же, даже не срезаясь, набираются нити в кудель, служа надёжными кандалами, приковывающими пряху к ее орудию. Умелыми движениями сбиваются пшеничные, сияющие даже в сумраке волосы, а на веретено накручивается уже тонкие нити чистого золота. Изящные руки измучены, мягкие подушечки где-то стерты в кровь, где-то — испещрены мозолями. В этой комнате даже кровати нет, или хотя бы какого-нибудь ее жалкого подобия в виде соломенного тюфяка. Окна тоже отсутствуют — к чему пряхе солнечный свет, если ее работу можно выполнять и в полном сумраке? Одной жалкой лучины будет достаточно. Трещины в каменной кладке тут и там свистят завывающим ветром, в башне зябко, сыро, и темно. Губы Ивана вздрагивают в горькой, болезненной улыбке, и жгучая вина комком встает в горле, стекая в грудь горячим и щиплющим ядом. — Да это же пытка! — отчаянно восклицает он в бессильной попытке обратить на себя внимание ведьмы, — Она ни в чем не виновата! Она не могла помешать мне, даже если бы хотела! — Предпочел бы увидеть ее мертвой? — резко дернув худощавую длань, она оборачивается на него со злобным оскалом, — Будь благодарен, что удалось выторговать хотя бы это! — Здравствуй, мама — произносит Иван, и голос вопреки его желаю, не звучит бодро, а вздрагивает. — Ваня! — и женщина за прялкой оборачивается, и веретено выскальзывает из ее рук, падая к ногам с глухим стуком. — Когда ему уже будет достаточно?! — цедит юноша сквозь зубы, осторожно переступая через корзины, в которых аккуратно уложены сплетенные мотки золотых нитей, — Просто сидит на этом золоте, как курица на яйцах! «Тогда как половина нави голодает…», — и ярость, что неизменно живет внутри терпким, жалящим клубком, вновь сдавливает грудь. — Змеи имеют особую тягу к накопительству золота… — с губ женщины слетает вздох, в котором усталое примирение с тяжким уделом соседствует с изнеможением и подавленной злостью, — Ты же знаешь. Иван ничего не отвечает, лишь не удерживается от того, чтобы закатить глаза, опускаясь рядом с матерью на пол и укладывая голову на ее колени. — Все в порядке? Ты ведь не просто так прибыл в замок, верно? — теплые руки опускаются в кудри, мягко поглаживая. — Что-то не так с шабашом? — Нет, выдали особое поручение. Так, пару пустяков, — он поворачивает голову на бок, заглядывая в материнское лицо. Она все еще выглядит очень молодо, особенно для женщины, имеющей взрослого сына, но теперь морщинки в уголках бирюзовых глаз стали появляться быстрее. — Всего лишь-то пробраться в капище волхвов и втереться к главному из них, как его там… — бодро продолжает он спустя небольшую паузу. — Кощею Бессмертному?! — всплескивает руками Елена, — Почему ты?! — Если никто из более сильных ведьм, Яга, и он сам не смогли придавить его к когтю, видимо, нужно идти другим путем… «Быть может, идея и не так плоха, если я ошибусь — они ничего не потеряют кроме одной взбалмошной ведьмы, а если справлюсь… То расстановка сил наконец качнется в нашу сторону», — внутренне усмехается он, на мгновение отводя взгляд в сторону. — Думаю, если я принесу ему голову Бессмертного, то все наконец изменится, — вздыхает он, — И ты сможешь быть свободна. — Не просто будет разобраться с кем-то, кто имеет такое прозвище, — и тревожная улыбка женщины явственно передает все сомнения. — Найду способ, — твердо парирует Иван, — Быть может не сразу, но найду. «В конце концов… Именно по моей вине мы оказались в таком положении», — на мгновение он быстрым взглядом оглядывает башню, — «Быть может, это наконец шанс все исправить». — У тебя есть куча тревожащих вопросов, да, мам? — беспечно произносит юноша. — Да, и самый главный… — женщина хмурится, ибо под ее ладонью на затылке нет привычного кожаного шнурка, — Где твой кулон? — Отправился безделушкой в сокровищницу Князя, думаю, — Иван пожимает плечами, прикрывая глаза, позволяя себе расслабиться под ласковыми прикосновениями материнских рук, — Я сделаю вид, что переметнулся на их сторону. Совсем как Яра когда-то, забавно? — Она не стала служить прави, она лишь ушла жить к людям. — Это несущественные детали, мам, — хмыкает он, передразнивая чужую интонацию, — Ладно, хватит об этом — я тебе кое-что принес. Улыбнувшись, он опускает ладонь в карман, доставая небольшой гостинец — засахаренные медом орехи. — Спасибо… — Елена осторожно берет мешочек, уже догадываясь, что именно там. Трогает ее не сколько дар — пусть простой и незатейливый, но и милый сердцу и вкусу. Сын мог бы принести что-то иное, да толку не было бы, стража отобрала сразу бы, как увидела. Она знала, что Иван не знал, будет ли удача на его стороне, и позволят ли им увидеться, но всегда неизменно был готов к этой встрече. — Расскажи, как там у всех дела? В последний раз ты передавал… — Хватит уже, наболтались, — реплику прерывает сначала скрип двери, а потом грубый окрик, — У нее еще много работы. Страже за спиной никакой нежности показывать не хотелось, и поэтому бросив в сторону дверей раздраженный взгляд, Иван поднимается на ноги. — Я не знаю, когда мы сможем увидеться в следующий раз, — обернувшись к матери, он укладывает ладонь на ее щеку, — Но я обещаю, что это будет последний день, который ты проведешь в этой башне. — Мне будет достаточно, чтобы этот следующий раз просто случился, — мягко улыбается она, накрывая его руку своей — Будь осторожен, Вань. Он молча кивает, и выходит прочь, не оборачиваясь, зная, что долгие прощальные взгляды едва ли приносят утешения. Теперь оставался путь вниз — казалось бы, куда более легкий, чем подъем, но всегда сопряженный особой тяжестью в сердце, а сейчас наполненный предвкушением всех грядущих сложностей. Спустя половину ступеней юноша останавливается, бросая взгляд в узкое окно-бойницу. На него смотрит привычное отражение, набившее оскомину своей идеальностью. Протянув ладонь вперёд, Иван скользит кончиком пальца по мутным очертания лица. «Что ж, Кощей Бессмертный… Не сказать, что я жаждал знакомства с тобой, но теперь сделаю все, чтобы ты стал еще одним из тех…кто не устоял», — и алые губы изгибаются в усталой и тяжелой усмешке.