Обратный ход

В сознание возвращает ушат прохладной воды, что хлесткой волной ударяет в лицо. Иван с трудом приоткрывает глаза — веки ощущаются тяжелыми, клонящимися к земле словно ветви, погнутые грозой. Все тело ватное, слабое. «Черт…», — поморщившись, он пытается пошевелить затекшими руками и ногами, с тревогой осознавая, что оплетен веревкой, крепко сцепляющей с деревом. — Очнулся? — протягивает уже знакомый, судя по всему, не сулящий ничего хорошего, голос. Откашлявшись в пересохшем горле, Иван пытается понять, где находится. — Хочешь убить меня? — медленно произносит он, оглядываясь — они в лесу, но насколько далеко от капища, понять сложно. — Много чести, — подхватив с земли сумку, волхв достает из нее несколько бутылей, — Хочу вывести тебя на чистую воду. — Но сделать это в тайне от других? — хмурится юноша, — Я никому не угрожаю, и не хочу чинить никакой распри! «Ничего, я запомню», — думает вместе с тем он, ощущая, как влажная теперь рубаха неприятно липнет к телу, — «Еще сочтемся в свое время…» — Явился с Кощеем в капище, а на тебе ни царапины, хотя он утверждал, что нашел тебя почти что при смерти, — медленно протягивает мужчина, обходя его кругом и одаривая недоверчивым, сощуренным взглядом. — Так он залечил все! — торопливо возражает Иван. — О, как мило с его стороны, — в ответ на это раздается смешок, — С чего бы? Быть может, ведьмы хорошенько задурили ему голову? — Не доверяешь своему верховному волхву? — не без удивления протягивает Иван, приподнимая бровь. «Тогда понятно…решил, что Кощей не даст ему так разгуляться, решил все в самоволку… Интересные у них отношения, интересные…», — подмечает он. — Не доверяю нечисти, что притворяется человеком, — цедит сквозь зубы Ярослав, и ведьмак различает в его голосе мало чем прикрытое отвращение, опасно претендующее на ненависть, — И лучшего из нас можно обвести вокруг пальца, всякий может ошибиться. Поморщившись, он делает шаг к привязанному к дереву юноше и сжав ладонями подбородок, задирает его голову. Лицо — ненормально-идеальное в ровности и симметричности черт, линяя к линии. Кожа, словно сияющая изнутри предрассветным солнцем. Но все это смягчает россыпь неровных веснушек, заставляя цепляться взглядом снова и снова. — Решили, что это сработает на второй раз? Пробраться к волхвам, надавив на жалость? «Что?», — и Иван сводит брови в искреннем недоумении, действительно не осознавая, о чем именно говорит волхв, что сейчас цепко и вкрадчиво разглядывает его лицо. Ярослав уже видел эти черты, точнее черты, очень и очень на эти похожие. Эта мимолетная встреча, казалось, была забыта, но с появлением ведьмака на пороге капища вновь всплыла в памяти вместе с другими, болезненными и близкими по времени воспоминаниями. — Извините, вы меня слышите? Он, наконец сбросив оцепенение, осознает, что кто-то обращается к нему. И сколько он простоял так, просто оперевшись на один из пустующих ярморочных столов, всматриваясь пустым взглядом вдаль? Наверное, не так долго — одного его сейчас старались не оставлять. — Простите, вы ведь…волхв? — вновь вопрошает голос. — Да, — откашлявшись, Ярослав поворачивает голову в сторону говорящей, стремясь навесить на лицо приемлемое выражение служителя Белобога, что всегда должен быть открыт к прошениям, — Да, что такое? Перед ним стоит женщина — небольшого роста, с аккуратной и ладной фигурой, длинными волосами, спускающимися по плечам и спине мягкими волнами. Вообще-то, она очень красива, и Ярослав даже ловит себя на том, что едва ли видел лицо пригожей. — Мне…мне нужная помощь, меня зовут Елена я…я ищу укрытие, — торопливо начинает незнакомка, одновременно тревожно озираясь. — Кто-то за вами гонится? Вы попали в беду? — хмурится Ярослав. Да, эта женщина очень красива, но лицо ее бледно, под голубыми глазами залегли синяки, на лбу и щеках- едва заметные, уже заживающие царапины. — Да, за мной…за мной, как бы это сказать, в общем, мне нужно спрятаться где-то от слуг Князя Тьмы, — смущаясь, так же торопливо произносит незнакомка. — А вы сами?.. — «У нее не покрытые волосы…», — размышляет он, вновь оглядывая стоящую перед ним, и после еще внимательней всматриваясь в лицо, — Вы ведьма?! «Говорили же, что одна из них прекраснее всех на свете, но ее не видели уже несколько веков!», — и в голове всплывают некогда оброненные старшими волхвами факты. Ярослав пытается собраться с мыслями, вспомнить еще что-то, но это дается тяжело — последние дни все происходящее кажется ему странным, почти нереальным, между ним и окружающим миром словно выросла плотная, мутная пленка. — Я…это не совсем так, — Елена неловко, нервно улыбается, и руки ее судорожно смыкаются на переднике грязноватого, несвежего сарафана, — Точнее так, но… Нахмурившись, Ярослав берет женщину за ладонь, крепко ее сжимая и всматриваясь глаза в глаза. И хотя его внутренне состояние шатко и разболтано, требуется немало усилий чтобы сосредоточить сознание и почувствовать, он ощущает силу, противоположную той, которой присягнул он сам. — Опрометчиво с вашей стороны обращаться ко мне и просить о помощи, — пуще прежнего хмурится Ярослав, ощущая, как все труднее сохранять должное волхву спокойствие, — Чего вы хотите на самом деле? — Я понимаю, вы не должны мне доверять, — неловко улыбнувшись, торопливо отвечает Елена, — Но у меня маленький сын, и мне нужно…хотя бы место для него, если бы вы могли… — У ведьм не бывает сыновей, — он поджимает губы, — Все это знают, — и сощурив взор, Ярослав всматривается в лицо собеседницы, пытаясь понять, к чему эта откровенно нелепая ложь. Елена уже открывает уста, чтобы выдать новое возражение, но осекается, завидев приближающуюся к ним фигуру. — Вот ты где, — к ним подходит широкоплечий, высокий молодой мужчина с выразительной щетиной и ореховыми, желтыми по каемке зрачка глазами. Окинув его скептическим взглядом Ярослав глубоко вдыхает воздух, ощущая едва уловимый запах мокрой шерсти. — Мне жаль, что мы вам помешали, — мужчина улыбается, явно стремясь показать, что устраивать драку среди бела дня не собирается, — Надеюсь, моя спутница не слишком уж надоела вам своей болтовней? Женщина же вся сжимается, переводя взгляд с Ярослава на своего спутника, что весьма крепко, выразительно держит ее за талию. «Что-то не так… Он удерживает ее силой», — думает волхв, поджимая губы. — Какие-то проблемы? Мы их не ищем, если что, — многозначительно добавляет незнакомец. «Ведьма и оборотень — пусть разбираются сами. Хотя, здесь близко деревни людей… Нужно проследить за ними? Мало ли…», — устало думает юноша, отводя глаза в сторону, — «Нет сил…» Где-то внутри все равно тоненько колет чувство вины, но его почти сразу вытесняют другие чувства, собственные, затопляя вязким, тягучим, болезненным горем без конца и края. Он забывает и эту встречу, и лицо этой женщины почти сразу — слишком велика сейчас его собственная беда, что занимает собой все пространство. И Ярослав не видит, как Елена оборачивается, бросая на него тревожный, полный отчаяния взгляд, и как этот жест прерывает выразительный рык сопровождавшего ее мужчины. «Что ж, она говорила правду, судя по всему сын у нее действительно имеется», — думает Ярослав, отпуская юношеское лицо, — «Вопрос в том, чего он ищет на самом деле». Пождав губы, он спускается взглядом по шее. В вырезе широкой, не подходящей по размеру рубахи с чужого плеча, мелькают острые, выпирающие ключицы. Поморщившись так, словно собирается касаться липкой болотистой тины, Ярослав опускает ладонь на юношескую грудь. Кожа ведьмака теплая, это ощущается даже сквозь ткань. Что ж, верховный не лукавил — сил у Ивана нет, но едва ли это достаточный аргумент. Зато сердце бьется подозрительно быстро. Распахнутые голубые глаза смотрят на него с ожиданием, из алого рта вырывается взволнованное, частое дыхание. — Пей, — цедит сквозь зубы, наливая из бутылей темное и густое варево. «Что ж, не выпить — сразу все выдать», — вздохнув, Иван берет из рук волхва чашу и всматривается в ее содержимое. «По идее, зелье Яги еще должно действовать», — его пальцы крепко сжимаются на глиняной поверхности, — «Но все равно надо постараться врать меньше». — Что, сработает почти мгновенно? — вопрошает он, выдерживая тяжелый взгляд, которым одаривает его мужчина. — Там хороший настой, — хмыкает в ответ тот, — А ты что, хочешь потянуть время? — Да нет, стоять привязанным к дереву мало удовольствия, — Иван притворно широко улыбается. «Так, нужно все равно быть приветливым с ним, поязвить еще будет время», — осаждает он себя. — Итак… Значит, ты сын Прекрасной ведьмы, одной из верховных главного шабаша? — Да, но это какой-то слишком уж простой вопрос, думал ты чем-то поинтересней озаботишься, — протягивает Иван, давя усмешку, что упрямо норовит перетечь в раздраженный оскал. «Надеюсь, у него ничего не выйдет, и не сойдет же ему такое с рук? Среди бела дня привязывать невинного, нуждающегося в защите и помощи к дереву!», — хмыкает он, предвкушая все возможности вывернуть это в свою пользу. — Мало ли, — фыркает Ярослав, — Ты явился мстить? — Что? Мстить? — Иван мотает головой, — Нет. «За что бы мне мстить и кому?», — этот вопрос вызывает в нем искреннее недоумение, — «Хотя в широком смысле да… Но это месть Князя, а не моя» — А что ты думаешь о змее, Князя Тьмы, которому должна служить всякая навья тварь? — словно услышав его мысли, вопрошает дальше Ярослав. — Я ненавижу его, — пожимает плечами юноша. Здесь ему врать не приходится, ответ слетает с уст легко. — А с чего это? — Личные счеты, скажем так. Он скверно обошелся с моей семьей. Да и вообще…если бы ты задал этот вопрос в нави, каждый третий дал бы такой же ответ. — Хочешь использовать нас, чтобы отомстить ему? — сощуривает взор Ярослав. — Мое нахождение здесь уже неплохая месть. Надеюсь, что отомстит сестра, когда придет время, — он находит уклончивый, но претендующий на правду ответ. — А о своей Темной Матери ты что думаешь? «Почти тоже, что и о змее», — думает Иван, позволяя себе секунду размышления. — Ведьма Ведьм не растрачивает себя на милосердие к своим созданиям, — он невесело улыбается, — Я и раньше опасался ее гнева, а теперь и подавно. — Предал бы Ягу? — Да, — сощурившись, произносит юноша, сам не понимая, врет он или нет, — Если мое благополучие и жизнь будут зависеть от этого. — Неблагодарно, — усмехается Ярослав, — Предал своих, что потом тебе помешает предать и нас? — Я же говорил, я никогда и не был своим в нави. — Почему ты пришел в капище? — У меня не было иного выбора, куда мне еще было идти? — Иван находит в себе силы улыбнутся волхву неловко и вкрадчиво, так, словно бы это действительно была его последняя надежда. «Нужно быть осторожным, очень осторожным», — думает он, прислушиваясь к внутренним ощущениям — выпивший зелья правды не может лгать, тело сразу начнет выдавать это, лицо покроется красными пятнами и человек начнет задыхаться, заходясь в кашле, пока наконец не скажет правду — или не умрет, но обычно все предпочитали первое. — И от чего ты прячешься? — От гнева сестер и Ведьмы Ведьм, — коротко отвечает он, — Если я не сделаю того, что хочет Князь Тьмы и Яга, мне несдобровать! И это тоже правда — ведь совсем не обязательно уточнять, что именно он не сделает. — И чего они хотят? — Посеять в яви еще больший раздор, подорвать доверие к волхвам… И это тоже правда — едва ли что может подорвать доверие к светлым силам больше, чем пленение или того хуже, смерть верховного наместника Белобога. — А ты значит этого не хочешь? Отвечай прямо, — цедит сквозь зубы Ярослав. — Мне до их целей и желания дела нет, — морщится Иван, — Не буду лукавить, я помогал ведьмам, когда это было в моих силах, и когда этого требовал шабаш, но… — Отвечай да или нет, — мужчина резко прерывает его речь, — Ты собираешься причинить вред кому-либо на капище? Младшим волхвам? Юным ведуньям? «Увиливать дальше не получится», — Иван сглатывает, ощущая, как пальцы начинают холодеть от волнения. — Нет, — коротко бросает он, -«Не нужны же мне ни младшие волхвы, не ведуньи — только Кощей Бессмертный». Ничего не происходит — жар не начинает распирать грудь, из горла не рвется рвущий глотку кашель. «Работает! Хорошо, что она об этом позаботилась… Но едва ли я смогу пройти такую проверку позже!» — Быть может, слишком мало — с досадой Ярослав вновь опускает руку в сумку, выуживая еще одну порцию отвара. — Тебе просто не нравятся мои ответы, но это не значит, что это не правда! — возмущенно произносит Иван, подаваясь вперед и повисая на веревке. — А может просто ведьмовское плутовство, что позволяет тебе врать получше, — хмурится Ярослав, явно и непоколебимо уверенный в правоте своих подозрений, — Влить в твою глотку? Или сам справишься? «Для волхва он больно жестко стелет», — Иван поджимает губы, принимая вторую чашу варева. — Но, чтобы я ни сказал, моих ответов не услышит никто кроме тебя, — медленно протягивает ведьмак, — кто тебе мешает меня оболгать? — Это я мог сделать и без всего этого, — отмахивается Ярослав, — Если я пойму, что ты лжешь, то буду иметь возможность поступить с тобой соответствующим образом без всяких проволочек. — Поступишь соответствующим образом? — вскидывает брони Иван, — «Он что…убьет меня? Да как его вообще в волхвы взяли!» — Пей, тебе же нечего бояться, разве не так? — Ярослав же одаривает его выразительной улыбкой. «Издевается еще зараза», — хмурится Иван, окидывая мужчину коротким и злым взглядом из-под ресниц, — «Нет, я тебе это точно запомню… Только вот после этого ты не будешь направо и налево болтать, что знаешь в лицо Прекрасную!». Глубоко вздохнув, он делает несколько глотков из чаши. — Пей полностью, — с нажимом произносит Ярослав. — Но… — Или можешь признаться во всем сам и сократить этот разговор. «Что б тебя лешие драли», — поджав губы, Иван допивает до дна, ощущая, как каждый глоток дается труднее, чем предыдущий. — И так, какое зло ты замышляешь, ведьмак? — забрав из рук чашу, Ярослав вновь окидывает его раздраженным взглядом. — Нет… — выдавливает из себя он, — Я ничего…я не замышляю ничего такого! «Кашлем еще не зашелся и слава Богу», — с тревогой думает он, переводя взгляд с лица мужчины на ряд берез и подмечая, что все черты окружающего пространства видятся ему теперь какими-то мутными. — Ты здесь за местью? — Нет, — от отрицательно мотает головой, ощущая как в горло поднимается тошнота. — Ты собираешь выкрасть что-то из наших записей? — Не…нет…- он сглатывает поднявшуюся из желудка желчь, уже с трудом ворочая языком, — Ярослав, пожалуйста… Я не… «Я не собираюсь причинять никому вреда», — думает он, но фразу закончить не выходит — мрак накрывает его с головой, отправляя в милосердное забытье. Из глухой пустоты его вновь возвращает голос, на этот раз вкрадчивый и мягкий. — Очнулся? Вань, ты слышишь меня? — и чья-та рука осторожно тормошит его за плечо. — Ага, — едва слышно произносит он, с трудом разлепляя глаза. Что ж, он больше не в лесу, привязанный к дереву, и это уже достаточно хорошая новость. «Ого…положил прямо у себя что ли?», — мысли пока еще медленные, вяло ползущие, — «Вот я и забрался в постель верховного волхва, даже и пары дней не прошло!». — Ты выпил слишком много варева правды, и оно подействовало как яд, — Плаша сочувственно качает головой, — Была горячка несколько дней, хорошо, что ты наконец пришел в себя. — Ярослав кажется просто убить меня хотел, — Иван морщится, и оперевшись на ладони, садится на широкой лавке, устланной соломой и покрывалом. Оглядевшись еще раз, он точно убеждается, что находиться в доме Кощея — тот же цвет деревянного сруба, тот же вид из окна. Но сама комната незнакома, и судя по стоящим на полках сшитым вручную стопкам листов, количеству оберегов и трав, он действительно в самом сердце жилища верховного волхва. — Да, он перегнул, — Плаша поджимает губы, — Но у него есть некоторые причины быть таким…настороженным, — смочив тряпицу в воде, она утирает испарину с юношеского лба, а после протягивает кружку с чем-то теплым. Иван же решает, что на эту реплику лучше отмолчаться, и потому просто делает глоток. Это не то травяной отвар, не то просто чай — горьковато, но не чересчур насыщенно. — Когда-то деревню, откуда он родом, его семью в том числе, сожрали упыри, — спустя паузу добавляет Плаша, — по его наводке. — По его наводке? — и Иван окидывает ведунью взглядом полным искреннего недоумения. — Тем из капища, у кого есть семьи, позволительно порой навещать их…и когда мы все еще только готовились к служению, Ярослав как раз-таки в очередной раз решил побывать дома. Так можно делать не очень часто, раз или два в год… Понимаешь, большая радость, — и крупные губы вздрагивают в печальной гримасе, — И по дороге обратно он встретил юношу, тот заплутал в лесу и ему нужно было указать путь к ночлегу, и Ярослав, не заподозрив неладное, подсказал ему дорогу до своей деревни… Сказал даже в какой дом можно обратиться за кровом и хлебом… — А упыри не могут перейти порог жилища и поселения, если не получили приглашения, — медленно протягивает ведьмак. «Хм, история действительно не очень», — думает он, — «Я бы возненавидел себя после такого до смерти…». — Да, — Плаша с горечью кивает, — И тогда так корил себя, сам понимаешь…что не углядел, что не понял, что это упырь под мороком… Считал, и до сих пор считает, что он во всем виноват. После этого ко всей нечисти и нежити, что похожа на людей, он совсем нетерпим. Женщина тяжело вздыхает, и в серо-голубых глазах плещется глубокая тоска, рожденная сочувствием. — Понятно, — протягивает Иван, делая еще один глоток, — Боится ошибиться вновь, значит? «Однажды протянул руку помощи неверно и теперь не протягивает вообще», — думает он, — «Что ж, ведь он и сейчас прав, но узнает об том не скоро, если вообще узнает». — Вроде того. Я знаю, что тебе досталось от него, но он переживает, что в капище что-то пойдет не так, что ты дурно повлияешь на младших волхвов и ведуний, что все это лишь хитрый ведьмовской план, чтобы выкрасть наши знания или того хуже… Поводов для волнения он нашел достаточно. — Ничего такого делать я не собираюсь, — вздыхает Иван, в этом нисколько не лукавя — такую работу в одни руки не сдюжить. — Но почему ты так спокойна? Я не кажусь тебе угрожающим? — с улыбкой произносит он, крепче кутаясь в покрывало — тело все еще знобит. — Я доверяю Кощею и тому, что он делает, — Плаша одаривает его теплой улыбкой в ответ. — Если Ярослав так не любит человекоподобную нечисть, значит ему и не по нраву, что Кощей сводит и примиряет волколаков и людей? — спустя паузу задумчиво протягивает Иван. — Есть такое, — вздыхает ведунья, поднимаясь с лавки и расправляя примятую ткань юбки, — Но ведь тех, кто перебрался в явь у вас, не жалуют еще больше? — Да, называют княжескими псами, — хмыкает Иван, — Презирают весьма и весьма… «И стоит им сунуть нос в навь — свои разорвут в первую очередь как предателей», — добавляет он мысленно. — Люди и нелюди так часто ищут различия… — вздыхает Плаша, отходя к окну, и бросая взгляд вдаль, — А хорошо бы нам искать общее. — Да, — спустя паузу кивает Иван, — Быть может. Сил спорить и отстаивать другую точку зрения у него нет. Но он знал, что и меж собой те же самые упыри, и сами ведьмы, да и люди тоже находили немало различий, что уж говорить о том, чтобы примиряться с другими. — На столе есть суп и хлеб, но ешь не много, снова может стать плохо, — обернувшись на него, произносит ведунья, — И не выходи пока никуда, хорошо? — Хорошо, — покладисто кивает он, — Спасибо! Одарив его улыбкой, Плаша уходит, оставив его в одиночестве. «О, а это уже неплохая возможность, но…сил так мало», — Иван вновь откидывается на лавку, — «Если эта скользкая змеюка не вернет матери свободу после всего этого, то…», — поморщившись, он растирает лицо ладонями. Допив отвар, он вновь погружается в дрему, а после, находя силы, поднимается на ноги, утягивая с лавки льняное, вышитое вереницей рун светлых богов покрывало. Коротко хмыкнув, ведьмак кутается в него, а после наконец оглядывается более пристально. Достаточно широкое, не захламленное лишним пространство — лавка для сна, стол, несколько сундуков, полки, подвешенные к потолку обережные амулеты. Странным кажется лишь корыто, пылящееся в углу комнаты, но быть может, у Бессмертного свои причуды. Иван осторожно подходит к столу, окидывая взглядом беспорядочно разложенные записи, но не замечая в них ничего особенного — имена князей, рисунки светлых рун, перечень имен и заметок к ним- судя по всему, список младших волхвов и их успехов в освоении служения. Внимание привлекают пару листов, не имеющих явного практического назначения — на них тонким резаком был выскоблен пейзаж, весьма похожий с видом пруда. «Рисует…», — осторожно, чтобы ничего не задеть, Иван касается листа пальцами, а после покидает комнату, действительно обнаруживая на столе еду, но не испытывая никакого аппетита. Поймав в себе порыв вдохнуть свежего воздуха, он выходит на крыльцо, садясь на ступеньку. Вокруг тишь да гладь — лишь вдалеке горит костер на капище, объединяя вокруг всех его жителей. В этому минуту ведьмак невольно ощущает тонкое, чуть царапающее чувство одиночества, но не придает ему большого значения. «Интересно, как там мама… Надеюсь, к ней хоть кого-то пускают», — размышляет Иван, опираясь виском на столб крыльца. Спустя какое-то время, когда уже начинают сгущаться сумерки, он видит постепенно приближающую к дому фигуру — то с корзиной трав в руках возвращается Кощей. — Привет, — он слабо улыбается волхву, — Я кажется большой везунчик — в течение одного дня два раза чуть не отправился к праматерям. Могу считать себя трижды в долгу? — Скорее можешь считать, что ты в долгу у Ярослава, — протягивает Кощей. — Что? — в ответ на это лицо Ивана искажается в искреннем недоумении. — Так или иначе, он дал оказать тебе помощь, — и с губ волхва слетает тяжелый вздох. — Какого черта?! — Кощей склоняется над побледневшим как смерть юношей, — Он же может умереть! Он человек, ты и сам можешь почувствовать, нет в нем сил! — Это — не человек, это — сын ведьмы, не благословлённый навьим даром, если быть точным, — мрачно протягивает Ярослав, что стоит в стороне, оперевшись на стену лекарской избы скрестив руки на груди. — А сколько зелья ты влил в него?! — тревожно вопрошает Плаша, так же склоняясь над бессознательным Иваном — Столько, чтобы он наконец сказал правду, — буркнув, бросает волхв, — Да не взяло, судя по всему. Или взяло — может это тоже реакция на его ложь… — Ты просто отравил его! — всплеснув руками, восклицает ведунья, укладывая ладонь на пылающее лицо, — И судя по тому, что все же вернул в капище, так и не услышал от него то, что хотел! — не без укора добавляет она, — А если бы опоздал? Сгубил бы! — Ты не мог подвергать его такой проверке самовольно, еще и в тайне, еще и в одиночку! — обернувшись на мужчину, произносит верховный волхв, и черты его лица почти что заостряются от злости. — Будто бы ты имел права протаскивать такое в капище в принципе, — огрызается Ярослав, тяжелым взглядом наблюдая за усилиями ведуньи, что стремится привести Ивана в чувство, — Но ты ведь всегда мог позволить себе больше, чем все другие, верно? — и в серых глазах вспыхивает всполох раздражения. — Мы обсудим это на совете. Но теперь будем обсуждать вместе с твоим поступком, — холодно бросает Кощей в ответ. — Что ж, у него есть основания быть таким подозрительным, — вздыхает Иван, — Плаша рассказала мне, — поясняет он в ответ на проскользнувшее в лиловых глазах недоумение. И хотя Кощей едва ли выдает какие-то определенные эмоции, юноша чутко ощущает, что этот поступок ведуньи волхв едва ли одобряет. — А он…после этого поседел, да? — решает уточнить Иван. — Нет, не после этого. «То есть, с ним случилось еще что похуже», — подмечает он, — «Интересно». — Пойдем в дом, тебе вообще пока не стоит выходить, — произносит Кощей, поднимаясь по ступеням крыльца, — Зелье правды в такой концентрации и таком количестве может принести много вреда. — Бывало и хуже, — искренне отмахивается юноша, и оперевшись на крыльцо, поднимается на ноги, — Кажется, дождь еще собирается? — Да, — подняв глаза к небу, кивает Кощей, и в этот момент по лицу Ивана пробегает тень тревоги, — Тебе все же следует пока быть в покое. — Да ладно, мне уже лучше. Ты и так непонятно, где ютился из-за меня, — когда они проходят в дом, Иван слабо улыбается уголками губ и отмахивается от кивка мужчины в сторону своей спальной лавки, — По лестнице уж заберусь. — Уверен? — Да, — и он бодро кивает, прикидывая, что жалости к себе и так вызвал достаточно — совсем уж жалким в глазах верховного волхва быть не хотелось. Пространство под крышей значительно преобразилось. Кощей, как и обещал, убрал большую часть вещей, и теперь здесь ощущалось не так уж тесно. Появился тюфяк из соломы и покрывало, свечи и лучина, но у юноши едва ли были силы подмечать детали. «Черт», — поморщившись, он опирается рукой на скошенную стену, все еще ощущая слабость в теле, — «Ладно…все наладится, денек тогда был дурной, но ничего — топить — не утопили, травить — не дотравили». Усмехнувшись, Иван проходит к окну и распахивает его, впуская свежий воздух. — О, снова ты. Не ожидала тут меня увидеть? Да, мы такие, — он кивает лазоревке, что, прячась от дождя, нахохлилась на соседней ветке, — «Живучие навьи твари», — добавляет он мысленно. «Надо завтра напроситься на какое-то дело», — размышляет Иван, скользя взглядом вдаль, к избам и капищу, — «А то толком не знаю никого, рано или поздно Змей или Яга подошлют кого-то, а мне и передать нечего…». Подняв глаза к небу, он хмурится, подмечая, что его совсем затянуло тучами. Дождь начинается совсем скоро и идет всю ночь, и вопреки слабости в теле Иван едва ли может погрузиться в сон. «Черт, успокойся, тебе уже не три года», — со злостным раздражением на самого себя думает он, переворачиваясь с боку на бок, — «Просто обычная гроза, Боги проливают воду на землю, без нее не будет посевов и урожая, нет ничего страшного…». Но эти уговоры едва ли действуют — и пусть ведьмак знает, что происходящее едва ли причинит ему вред — редкий несчастный попадал под столь прямой гнев божественных сил, становясь жертвой удара молнии — сдюжить с тревогой очень сложно, ведь даже не в том его страх. Иван прикрывает глаза, стараясь вдыхать глубоко, спокойно, унять зашедшееся в тревожном ритме сердце. Ладонь, привычным, рефлекторным движением невольно ложится на ключицы, но находит там лишь пустоту. Поморщившись, он отнимает руку от груди, и в этот момент раздается особенно сильный удар грома, заставляющий тело сжаться в комок. Иррациональное чувство тревоги, умноженное бессилием в самом прямом смысле слова, все ширится и ширится, будто паук, что оплетает лапами грудь, давит, мешая делать вдох, заставляя тело замерзать и коченеть. «Это просто смешно! Успокойся!», — вновь приказывает себе Иван, но вспышка молнии в окне заставляет вздрогнуть так, что он случайно прикусывает губу до крови. «Ладно», — откинув покрывало, он поднимается на ноги, осторожно спускаясь по лестницы вниз. Сумрак дома едва ли кажется ему намного миролюбивей, но здесь, хотя бы не так бьет по ушам дождь и гром с молниями ощущаются чуть более далекими. «Надо только к утру подняться наверх», — понуро оглядевшись, Иван подходит к узкой лавке у стены, совсем не предназначенной для сна. В сумраке очертания предметов едва видны, и все же, он скользит взглядом по полкам на стенах, печи, столу, ряду горшочков и мисок, натыкаясь на занавесь, отделяющую комнату Кощея, в которой темно и лучины или свечи не горит. «Был бы один, может разжег в печи огонь…но это будет странно, объяснять потом», — понадеявшись, что спускаясь по поскрипывающей лестнице, не потревожил сна хозяина дома, Иван сворачивается калачиком на лавке, закрывая глаза. Летняя гроза бьет по земле, погружая его в тревожную, тяжелую дрему.