ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ДНЯ В СЕНТЯБРЕ / ПостРубежные хроники. Часть IV

* * * Мартин выходит из лифта и несколько неуверенной походкой направляется к своему номеру. В ушах все еще плывет и подрагивает джаз, и Фриман чуть покачивается, тихонько подпевая только ему одному слышной мелодии. Его реакция на происходящее вокруг весьма притуплена количеством выпитого в клубе, а потому он совершенно не сопротивляется, когда сбоку неожиданно распахивается дверь и сильная рука хватает его за предплечье, затаскивая внутрь. – Какого черта ты творишь, номинант... – Мартин запрокидывает голову и приваливается спиной к захлопнувшейся двери. В номере сумрачно, но даже в полутьме видно, как поблескивают весельем глаза Бенедикта. – От номинанта слышу... – Бен придвигается ближе, и эта близость – то, что Мартину не хватало весь вечер. – Ты пьян. Где ты был?.. – Развлекался... – с наигранным вызовом сообщает Фриман, пожимая плечами. – С кем?.. – Камбербэтч упирается ладонью в дверь рядом с его головой. – Твое какое дело?.. – насмешливо шепчет Мартин. Губы Бена так дразняще близко, что у Фримана сбивается дыхание, но Камбербэтч не спешит усугубить прикосновение. Мартин ждет еще несколько мгновений, затем разочарованно отпихивает его от себя. – Что-то ты подозрительно весел… – констатирует он, проходя в комнату. Бенедикт изо всех сил старается сдержаться, но у него не получается, и через секунду он все-таки смеется, мелко сотрясаясь всем телом. Мартин с осуждением наблюдает за этим приступом неконтролируемого хохота, потом сдержанно интересуется: – В чем дело? Но Бен даже не может ответить, только машет рукой в сторону стоящего на стеклянном столике ноутбука. Мартин непонимающе хмурится, касаясь клавиатуры, чтобы оживить потухший дисплей… – Твою мать!.. Во весь экран красуется фотография его ширинки – выдающейся в самом что ни на есть прямом смысле. Неумолимо трезвея от увиденного, Фриман тянет с шеи синий в белую крапинку шарф, избавляется от куртки, но ему все равно очень жарко. Он облизывает пересохшие губы, не отрывая потрясенного взора от фото, и, наконец, реагирует: – Ты решил сменить картинку на рабочем столе?.. Вопрос вызывает у Бенедикта новую волну хихиканья. Мартин качает головой. – Что ты ржешь, придурок, ты представляешь, что теперь будут говорить? – Уже… – с трудом выдавливает Камбербэтч, вытирая выступившие от смеха слезы. – Уже… говорят… – А ты чему так радуешься, Бен? – тихо и со злостью любопытствует Фриман и, подойдя почти вплотную, с силой тыкает пальцем Бенедикту в грудь. – Тебе так нравится, что меня поимели при всем народе? В сером взгляде появляется изумление, полные губы приоткрываются. Иди ты на хрен, Бен… Мартин зажмуривается, потому что собственное тело опять подкладывает ему свинью. Он резко втягивает в себя воздух, когда ладонь Бенедикта ложится ему между ног, окончательно лишая самоконтроля. Другой рукой Камбербэтч обнимает его за плечи, привлекая к себе, зарываясь лицом в растрепанные волосы. – А ты действительно так рад был меня сегодня видеть?.. – глухо шепчет Бен, явно цитируя неугомонное интернет-сообщество. – А ты бы еще совсем голый пришел… – жалуется Мартин, утыкаясь носом в мягкий трикотаж тенниски и вдыхая запах любовника. – Эта твоя шея… локти… Бенедикт хрипло рычит и толкает его на кровать. Фриман падает навзничь, Бен тут же оказывается на полу между его колен, чуть ли не вгрызаясь зубами в ширинку. – Давай же, давай… – Мартин больно закусывает губы от зашкаливающего вожделения. * * * Мартин так редко бывает растерянным, что сейчас это буквально сводит с ума. – Мой… мой… – бормочет Бен, прижимаясь ртом и носом к упругой выпуклости на джинсах Фримана и пытаясь совладать с его брючным ремнем. Однако настойчивый стук в дверь заставляет их обоих застыть, испуганно глядя друг на друга. – Не открывай… – произносит Мартин одними губами, и Бен согласно кивает в ответ. Но стук повторяется с еще большей настойчивостью, и становится ясным, что человек за дверью вряд ли уйдет. – Кто?.. – Бенедикт приглаживает волосы, поправляет одежду и чувствует себя полнейшим идиотом. – Марк… Камбербэтч щелкает замком, и Гэтисс устремляется в номер, на ходу поясняя: – Сюда идет Мофф, и будет лучше, если он застанет нас здесь втроем. Он открывает бар, недопитый «Джек Дэниэлс» снова на месте, Марк хватает бутылку и разливает остатки по трем стаканам. Все еще не вполне справившийся с возбуждением Бен топчется посреди комнаты, бросая встревоженные взгляды на Мартина. Но тот кажется невозмутимым, по-прежнему сидя на кровати. Марк быстро подает один стакан Камбербэтчу, второй – Фриману и, со вздохом облегчения опустившись в кресло, подносит к губам третий. – Мастер… – безмятежно подытоживает Мартин под аккомпанемент еще одного решительного стука в дверь. – Открыто… – кричит Марк, Моффат появляется в дверном проеме и замирает, обозревая компанию. Тяжелый насмешливый взгляд задерживается на кровати, фиксируя слегка сбившееся покрывало, перебирается на Фримана, сосредоточенно разглядывающего что-то в своем стакане с виски, скользит по Бенедикту, который стоит, опустив голову, и сжимает стеклянную тару так, что побелели костяшки пальцев, и, наконец, останавливается на Марке, удобно расположившемся в кресле. – Санта-Клаус, – ласково припечатывает Стив, и Гэтисс салютует ему стаканом. Моффат подходит к Камбербэтчу, вынимает из его руки «Джека Дэниэлса», опрокидывает виски в рот и усаживается в кресло напротив Марка. – Послушайте, парни, – голос Стивена звучит спокойно, но подбородок у Бена дергается от едва подавляемого раздражения, – я не знаю, что выглядит более душераздирающим: когда вы пялитесь друг на друга с нескрываемым восторгом или когда старательно игнорируете друг друга, но при этом один из вас ходит с вздувшейся ширинкой, а другой нервно теребит воротник и поглаживает затылок, рассказывая журналистам о том, как ему не удалось поработать с другом на съемках «Хоббита». Ни Мартин, ни Бенедикт по-прежнему не поднимают глаз, и Марк решает вмешаться. – Вам просто нужно выработать нейтральную линию поведения… – миролюбиво предлагает он, однако его политкорректность окончательно выводит из себя Камбербэтча. – Мы завтра пойдем вместе! – выпаливает Бен, и Мартин закашливается, подавившись виски. Марк со Стивеном переглядываются, и Гэтисс осторожно уточняет: – То есть как вместе?.. – Просто вместе. – Но это будет значить… – Ничего это не будет значить… – Бенедикт уже почти жалеет, что сорвался, но не считает нужным поворачивать вспять. – Мартин здесь один, я тоже, на EMMY мы сидим рядом, и всем известно, что мы близкие друзья… Так что, – он тяжело вздыхает, больше всего на свете желая, чтобы незваные гости, наконец, ушли, – было бы более странным, если бы мы стали шататься там по одиночке… – Но ты же понимаешь, что вы не сможете все время контролировать свои взгляды и выражения лиц… – А мы и не будем. – Я в этом не участвую… – протестующе машет ладонью Моффат. – Не волнуйся, за ручки держаться не станем, – кривит губы Камбербэтч, – а взгляды… что ж, взгляды еще ничего не доказывают… – Тебе необходимо посоветоваться со своим агентом… – Гэтисс все еще пытается вразумить Бенедикта, – так можно свести на нет все усилия по проработке твоего имиджа. И ты не подумал о Мартине… Мартин… Бен вдруг осознает, что Фриман в течение разговора так и не сказал ни слова. – Проваливайте… – чуть ли не с ненавистью цедит он, волком глядя на Стивена с Марком. Когда те уходят, Бен снова опускается на колени перед другом. – Ты против?.. – задержав дыхание, он ждет ответа, и так страшно ему не было уже давно. Фриман молча допивает виски, поднимает глаза, и Бенедикт видит в них обреченность и… счастье. – Нет… – Мартин обхватывает его ладонью за шею, притягивая к себе. – Мы, кажется, на чем-то остановились…