Возроди мою веру в судьбу

Все, что произошло позже не только Ньют, но и Томас помнил плохо. Последовательность событий будто кто-то вырвал из его памяти. Он помнил, как позвонил в больницу, а после вытащил блондина из машины и понес в его дом. Дверь была закрыта, и после нескольких сильных ударов по звонку — в панике его руки тряслись, и он не мог нажать кнопку — на пороге появился отец Ньюта. Он задавал много вопросов, но Томас не отвечал, бормоча что-то вроде: «У него, кажется, припадок. Он…он просто отключился и что-то бормотал». Остальное, действительно, он не помнил. Последующее рассказал ему Ньют на следующий день в школьной столовой. Он пришел в себя ещё до приезда врачей, те не могли понять, что с ним случилось. Если бы Томас был в состоянии рассказать о том, что происходило с блондином, то может его увезли бы в больницу или хуже: сказали бы что-то вроде: «У него не все дома» и увезли в то место, где по приходу к пациенту в палату родственники и друзья задают бесконечно один и тот же вопрос: «Когда он выйдет?». «Этого никто не знает», получили бы они в ответ. В обычную больницу его тоже не забрали. Ньют был в сознании, но не запомнил ничего, что было в промежутке времени, как они с Томасом совершили на машине последний поворот и до того, как он очнулся на диване. — Я спросил, что произошло с тобой, — сказал Ньют, продолжая свой рассказ. — Что они ответили? — осведомился парень, отодвинув обед в сторону. После такого рассказа есть ему не хотелось. — Что у тебя был шок, паника, не знаю, как они точно выразились, — бросил Ньют. Прозвенел звонок, ученики поспешили удалиться в классы на предстоящие уроки; Томас и Ньют остались одни. — Ты правда не помнишь, что было после? — спросил блондин. — Я помню, как проснулся утром и начал собираться в школу. Ни как ушел от тебя, ни как провел весь день. Вообще понятия не имею, — в замешательстве Томас размахивал руками и столкнул со стола пластмассовый стакан с соком, который, к счастью, допил. — Черт. Ньют поднял стаканчик, посмотрел по сторонам и продолжил рассказ. Отец его был напуган состоянием сына не меньше Томаса, что удивило Ньюта. Проснулись отцовские чувства? — спросил парень с усмешкой. До обеда он его не беспокоил, блондин был уверен, что это врачи настояли на том, чтобы ему дали отдохнуть. Не было никаких вопросов о том, кто этот парень, привезший его. Да и вообще, что он делал всю ночь с ним. До вечера, до того, как посыпались на него вопросы от отца, его донимали только звонки Томаса с интервалом практически в каждые десять-пятнадцать минут. Ньют процитировал брюнету его же самого: — «Ньютти, как ты себя чувствуешь, надеюсь, ты в порядке, ты чертовски меня напугал. Я так люблю тебя», — блондин улыбался вместе с Томасом. — Это было до обеда, но после ты, кажется, напился. — Напился? — округлив глаза, спросил брюнет. — Видимо, да, потому что это… — состроив голос, Ньют процитировал очередную реплику уже пьяного вчера Томаса, — «Хееей, ты видимо так переутомился, вставляя мне, что просто вырубился, а твой отсчет в бреду „Два-а-а-а, три-и-и-и…пят-ть-ь-ь“ — это количество оргазмов, до которых ты меня довел прежде, чем сам кончил». Томас мысленно поднял с пола отвисшую челюсть и покраснел. — Я ещё вчера долго смеялся, — хватаясь за живот от смеха, добавил блондин. Брюнет хотел тоже засмеяться, он уже начал улыбаться, пока в памяти что-то не всплыло, и уголки губ не вернулись в привычное положение, придав лицу выражение безучастия. — Томми? — обратился к нему блондин, протянув руку через стол, он накрыл своей его ладонь. — Отсчет! — воскликнул юноша. — Чего? — Ньют не понимал, из-за чего Томас стал таким серьезным. — «Я не занимал твое место», «Пожалуйста, нет. Мне холодно», а после ты начал отсчет, — проговорил он. — Но это был не отсчет, ты пропустил четыре в таком случае. Ньют осмотрелся по сторонам, будто проверяя, нет ли кого, кто сможет подслушать их разговор. Вчера он не понимал, что с ним произошло, что вызвало приступ/припадок — он не знал, как это правильно назвать. В один миг ему стало холодно, руки задрожали. Мысли направили его в тёмные коридоры прошлых снов, прокрутив образы последних видений, связных с мальчиком, от которого исходит холод, с расплывчатым лицом. Он был мертв, в этом не осталось сомнений. Тот сон, что он не «досмотрел», первый сон, когда кричала его мама, был сном, в котором Арис умирал. Его сбила машина. Где-то в уголки разума просачивались слова (крики?) Томаса: «НЬЮТ! ЭТО ПРОИСХОДИТ СНОВА?» и чувство, что кто-то, а именно брюнет, тормошит его за плечи, заставило вырваться из лабиринта запутанных снов. Они непосредственно связаны с реальностью, где мальчик, являвшийся призраком, когда-то бежал с ним по той дороге, тогда, когда закричала его мать, в тот момент, когда машина со свистом колес об асфальт сбила ребенка. И только второй сон задавал вопросы, но ответы были рядом, в глубине сознания, куда ушли воспоминания вчерашнего дня, туда, где люди обычно стараются хранить то, что хотят забыть. «КЕЙС! КОД!» — детский голос, который и был голосом Ариса, пронесся в голове. Воспоминания того, что он видел во время транса — да, это был транс, и этот мальчишка-призрак затащил туда его — разом ворвались в память, разрушив невидимую стену. Это был не отсчет… — ЭТО БЫЛ КОД! — выкрикнул Ньют, вскочив. Испугавшись, Томас вскинул руки с плеч парня и попятился назад, споткнувшись о портфель, повалился на стул, но и с него с грохотом упал. Обрывки образов в голове блондина сложились в единую картину. Это Арис пришел в его разум, или не разум, чтобы назвать код. «Зачем? Почему сейчас?» — спрашивал себя он, пока недоумевавший брюнет поднимался с пола. Усевшись обратно на стул, он потребовал от Ньюта объяснений, и тот рассказал, что всё это значит, или он думает, что значит. — После школы отправимся ко мне домой, папа на смене, так что проблем с проникновением в его комнату не будет, — заявил блондин. — Мы типа ниндзя? — с усмешкой спросил Томас. — Из тебя ниндзя никчемный, тому пример был сейчас, — хихикнув, ответил Ньют. — Ты меня просто напугал, причем дважды: сначала очередным припадком… — Трансом, — оборвал его блондин. — А? Хорошо, трансом, а после своим криком. Ньют встал и подошел к Томасу, усевшись к нему на колени. Поцеловав его в шею, он посмотрел ему — в его удивленные — глаза. — Я не хотел тебя напугать, — нежно целуя его в губы, пробормотал он. — Рискуешь, — улыбаясь, прошептал Томас. — Я ненасытен, — злобным голосом произнес блондин. — О, черт, не говори таким тоном. Ты меня пугаешь. — Я не хотел тебя напугать, — повторил Ньют недавно сказанные слова, опять же целуя парня. Брюнет засмеялся и отстранился от парня. Тот встал и вернулся на свой стул. Разговор о вчерашнем дне ещё не был закончен. Оставшаяся часть истории была менее веселой, чем прошлая с пьяными звонками Томаса. Около трех часов дня Ньют выключил телефон. Не то чтобы ему надоела болтовня Томаса и вечные признания в любви, ему просто нужен был отдых. Ночью довелось поспать всего лишь пару часов, и его тяжелые веки сами закрывались, как бы ни сопротивлялся блондин. Кто-то постучал в дверь, очевидно, этим кем-то был его отец. Ньют проснулся, подорвавшись с кровати. Боль, как маленький молоточек, колотила по вискам. Со временем она отступила, и парень увидел перед собой отца, тот сидел на краю его кровати. Он поинтересовался, как самочувствие у его сына, после чего сказал, что ужин готов и давно остывает. Блондин включил телефон, он проспал около шести часов, за это время Томас звонил ему семнадцать раз и отправил десять сообщений. Перечитав их все, бледное лицо парня порозовело от радости, отец, все ещё находившийся в его комнате, настороженно проследил за ним и спросил: — Чему ты улыбаешься? «НЬЮТ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ», — перечитывал он последнее сообщение Томаса. Причем все он писал большим шрифтом. — Неважно, — ответил он и встал с кровати. Они поужинали в тишине, и, когда блондин встал из-за стола, отец ему сказал: — Садись обратно. Ньют подчинился просьбе — приказу? Да, приказу — и уселся обратно. У него немного засосало под ложечкой. Его папа выглядел серьезным, хотя он всегда носил на лице такую маску, и барабанил пальцами правой руки по столу. — Где ты был всю ночь? — первый вопрос, который ожидал он услышать весь день. — Катался на машине с Томасом, — язык не поворачивался так произносить его имя, но ситуация не могла заставить сказать иначе. Будут новые вопросы, а впереди и других много. — Кто он такой? — Мой друг, — пожав плечами, ответил он. Как на чертовом допросе. Ещё бы и детектор лжи ему подсоединили, тогда бы точно прогорел. Видимо, ему ещё повезло. Откуда взялся? Почему раньше не видел? И на подобные вопросы пришлось ему ответить, местами приукрашивая и скрывая детали. Наказания за то, что он не был ночью дома, не последовало, чему парень удивился и был одновременно рад. — Пошли, нам не следует прогуливать уроки, — после рассказа сказал блондин, и они с Томасом отправились по классам. — Что-то не видно сегодня Минхо и Терезы, — проговорил брюнет, когда они вышли из столовой. — Ооо, соскучился по этому придурку и его подружке? — хихикая, спросил Ньют. — Этот придурок является твоим лучшим другом, насколько я знаю, — бросил в ответ Томас. Поцеловавшись в пустом коридоре, они разошлись в разные стороны. Хорошо, что уроки разные, а то появление вместе у кого-нибудь точно вызвало бы вопросы. Как они и договорились, после школы сразу поехали к Ньюту. Томас быстро вел машину, ему, как и блондину, не терпелось поскорее открыть кейс. Уверенности в том, что именно эти цифры, которые назвал Арис Ньюту в его разуме, откроют замок, не убавилось. Блондин бросил портфель у входа и побежал на второй этаж, в комнату отца. Брюнет осмотрелся в доме и последовал за ним. Ньют боялся, что, повернувшись к Томасу, он не обнаружит его, и тогда снова придет Арис, и холод заставит его сжаться и дрожать, как осенний лист на ветру, и он снова начнет задыхаться. — Всё будет в порядке, — проговорил брюнет, заметив волнение в глазах парня. Действительно, хотелось в это верить. То ли от предвкушения небольшой победы взломщика, то ли от того, что вера в то, что Арис оставит его во снах, или вовсе в иных исходах ситуаций, парня не покидало чувство беспокойства. Так или иначе, он понимал, что, если цифры окажутся верными, и кейс удастся открыть, это ничего хорошего ему не даст. Не зря же мальчик приходил к нему во сне. «А ТАКОЕ ВООБЩЕ ВОЗМОЖНО?!» — закричал в своем разуме Ньют. Сны, связанные с реальностью? — Бред, — тихо пробормотал блондин, так что другой не расслышал. Томас остался стоять у двери, осматривая антураж, Ньют направился в другой конец комнаты. — Вот он! — воскликнул он и взял в руки кейс. Он сел на кровать, Томас устроился рядом. Напряжение росло. Что же их ждет? Ньют не знал, что и думать. Зачем мальчику, когда-то погибшему, приходить к нему во снах и показывать всё это? Ответ рядом, в руках. — Давай, — сказал Томас, и Ньют прокрутил колесики на нужные цифры. — Но их здесь четыре, — отчаянно, с грустью в голосе, сказал блондин. — Дел-то! — буркнул Томас. — Всего десять цифр, давай пробуй каждую. Ньют последовал его словам и проверил с каждой цифрой комбинацию. От единицы до девятки. Остался нуль…замок поддался. — Он хотел показать мне только это? Какие-то документы? — смотря на маленькую кучку бумаг, спросил он. Томас вытащил небольшую стопку и положил на кровать. Когда он взял первый пустой листок, на глаза Ньюту попался конверт. — Это фотографии, — прошептал он, открыв его. — Что на них изображено? — с любопытством поинтересовался Томас, потянувшись к парню. — Арис… — смотря на изображение ребенка, ответил он. Мальчик, одетый в зеленые шорты и красную майку, с кепкой в руках, стоял с маленьким велосипедом, улыбаясь во все зубы. Он находился на тропинке, ведущей к дому, в котором сейчас жил Ньют с родителями. Яркий солнечный день, зеленые деревья в округе — признаки лета. Не столь много, что запечатлено было когда-то камерой. Ньют отложил фотографию в сторону, и перед ним и Томасом возникла другая картина с этим же мальчиком. Он сидит за столом на кухне рядом с папой — папой Ньюта! — переставляя фигурку шахмат. «Конь», оторванный от доски, и вытянутая рука Ариса — замерли в воздухе навсегда, как и светлая улыбка мужчины рядом и доброта в его глазах. — Почему здесь только он? — спросил Томас, когда Ньют взял третью фотографию, где Арис сидит на пороге дома с собакой. Эта собака соседей, которая до сих пор была жива. — Я не знаю, — и очередное изображение мальчика, где он… Где он сидит в своей комнате с Ньютом! Повсюду разбросанные игрушки, недорисованные рисунки и остатки еды, мальчики сидят рядом в обнимку и улыбаются. — Может, это твой брат? — предложил Томас. — Тогда почему здесь только одна кровать в комнате, и на других фотографиях меня нет? — словно сам себе задал он вопрос, быстро перелистав оставшиеся глянцевые бумажки с изображениями прошлых лет, с улыбкой или задумчивым выражение лица мальчика из снов. — А это что? — брюнет взял бумаги из кейса и протянул Ньюту. Словно нож скользнул по сердцу, распоров зажившую рану, и вырвал из блондина часть его, того, кем он считал себя всю эту жизнь. «Заявление об опекунстве» — гласили заглавные большие буквы на одном из документов, где ниже было написано его имя и не его — или его, его настоящая! — фамилия.