***
Майским вечером Дайсуке вкусно поужинал, выпил крепкого вина и вышел из закусочной в прекрасном расположении духа. Улыбка растянулась по лицу от приятного тепла в теле и лёгкости на душе. — Миссия выполнена. — Переведя помутившийся взгляд на шедшую впереди девушку, он вальяжно побрёл следом. — О, Мико. Как дела? Предсказательница, избегая столкновения взглядов, томно бросила: — Нормально. — Гуляешь? — Из магазина иду. — Излишняя эйфория Дайсуке не прошла мимо неё: она состроила недовольную гримасу и презрительно посмотрела на него. — Ты что, выпил? — Я чуть-чуть. Устал, проблемы на работе. — Хм. По твоей логике я должна была уже давно спиться. Дайсуке рассмеялся, представив эту живописную картину, и хлопнул предсказательницу по плечу. — О! Так у тебя же новый друг! Как назвала? — Казуки, — Мико оставалась максимально безучастной, всем видом показывая отсутствие интереса к завязавшейся беседе. — А меня видеть не хотела… — Дайсуке остановился напротив, преградив путь, и обратил на себя её внимание. — Я с отцом-то не хотела разговаривать, что о тебе говорить, — призналась она. — Но ведь мы с тобой… — лукаво ухмыльнулся Дайсуке. Его настойчивость и несколько шагов вперёд заставили Мико попятиться и спиной встретиться со столбом. Томура бесцеремонно прижался к ней и, тяжело дыша в её губы, едва коснулся их. Бумажный пакет с покупками выскользнул из рук Мико и упал наземь. — Эй, давай-ка без глупостей, — она уперла руки в его грудь и чуть оттолкнула от себя. — Почему? — хмельной взгляд что-то искал в её глазах, пока сердце судорожно билось в груди. — Потому что мы не встречаемся, — она поймала себя на мысли, что ей тяжело отпускать его, но другого выхода попросту не находила. — Мы друг другу никто. Дайсуке нахмурился: — Мы не расставались, между прочим. Ты меня в игнор — и делов-то. Мико отвела стыдливый взгляд в сторону. — Уже давно можно было понять это. Нам не по пути, понимаешь? Мы слишком разные. Эти слова серьёзно ранили Дайсуке. Раны закровоточили с новой силой. Почему раньше её всё устраивало и она не планировала уходить? Чем он заслужил её холодность и отчуждённость? Дайсуке не верил: не может любящий человек в один миг разлюбить и навсегда забыть, будто ничего никогда не было. Даже если Мико и удалось, то как быть ему? Как жить дальше со скопом этих немыслимых чувств и не свихнуться? Кому они теперь вообще нужны? Вот такая она, прекрасная любовь. Уничтожает постепенно, доводя до безумия. Тогда уж лучше умереть в бою от рук врага. Дайсуке выбросил чушь из головы: не хватало докатиться до такого конца. Вместо бесполезных рассуждений он приобнял Мико за талию, рывком притянул к себе и осторожно прильнул к губам, смакуя их с такой немыслимой страстью и в то же время нежностью, что Мико мгновенно потеряла контроль над собой, поддаваясь искушению. Пусть глупо, но ей этого хотелось. И абсолютно плевать на прохожих. Дайсуке с трудом оторвался от неё и отстранился, наблюдая, как она, почти растворившись в эйфории, постепенно приходит в себя. Он устал молчать и держать всё в себе. — Я до сих пор люблю тебя. Ты же тоже любишь. Или нет? — Его выжидающий серьёзный взгляд доводил до неистовства. — Ответь: любишь? — Я не знаю, — прошептала Мико. — Т-то есть ты заботливый, но… Дайсуке отошёл ещё на шаг, давая ей возможность вдохнуть полной грудью. — Я так хотел, чтоб тебе было хорошо, чтоб ты вернулась… И всё было бы как раньше. — Это невозможно. Много всего свалилось на меня. Я знаю, что любишь, но… я боюсь не справиться с этим, — сожалела она. — Это на нас обоих свалилось! — сорвался на крик Дайсуке. — Но тебе не кажется, что разумнее решать проблемы вместе? — Я же сказала: мы слишком разные! — настигшее раздражение позволило ей очень быстро вернуться в прежнее состояние. — Мы мыслим по-разному, поэтому мы никогда друг друга не поймём. Мне никто не нужен, ясно? Дайсуке залился отчаянным смехом. — А ты умеешь причинять боль. Всегда считаешь себя жертвой, но, знаешь, в этом тоже есть свои плюсы: меня бы не повысили на службе, если б ты вернулась. Наверное, всё к лучшему. — Повысили? — недоверчиво вопросила она. Наконец появился повод просветить её в свои дела. — Старейшины предложили стать их правой рукой, выполнять особые поручения. Я согласился, ведь Рёты больше нет, а ты ушла от меня. Он намеренно провоцировал Мико, надеясь, что это выбьет из неё последние силы и она решит вернуться в команду. Но вместо раскаяния в её глазах он отчётливо видел недоумение вперемешку с презрением, как из неё исходит злоба и даже ненависть. Казалось, дотронешься, и она уничтожит. Атмосфера накалилась до предела. — У тебя проблемы с восприятием?! Как тебе хватило ума связаться с ними после того, как они покушались на мою жизнь?! Из-за чего погиб Рёта! — несдержанно кричала она, жестикулируя. — Ты только что говорил об ужасной утрате и о том, что любишь меня, и следом озвучиваешь такие вещи! Они враги! Мои враги, моей семьи! И Рёты тоже! А тебя это стороной обошло? Дайсуке принял на себя обрушившуюся волну ярости и обжигающе-холодно ответил: — То, что они пытались тебя убить, никаких доказательств нет. Мико пробрало до дрожи от страшных воспоминаний и прозвучавших только что слов Дайсуке. Сдерживая горькие слёзы, она прописала ему пощёчину и, напоследок заглянув в переполненные изумлением глаза, поспешила исчезнуть.***
Четыре месяца службы закалили дух Дайсуке, лишь изредка, поздними вечерами дома он предавался тоске по Мико и былым временам, но алкоголь помогал ему снимать стресс и не слетать с катушек окончательно. С того самого дня они не виделись, он и не хотел, намеренно избегал, обходил дом её семьи стороной, внушая себе, что должен забыть. В один из октябрьских дней, вернувшись с очередной тяжёлой миссии, Дайсуке случайно встретил у продуктового прилавка Аянами, бабушку Мико. Он не мог пройти мимо, не обмолвившись. По тяжёлому взгляду Аянами он понял, что что-то случилось, а потому боялся даже спрашивать, всё ли в порядке с Мико, но всё же решился. — Она в госпитале, — без колебаний сообщила бабушка. — Что с ней?! — не на шутку перепугался Дайсуке, раскидывая в голове скомканные мысли в поиске разных вариантов предотвращения катастрофы. — У Акиры сердечный приступ. Ему сделали операцию и оставили в реанимации до завтра, — объяснила Аянами. — Она осталась ждать, не хочет возвращаться домой. Может быть, ты её приведёшь? Аянами тщательно скрывала переживания, сохраняла стойкость духа и уверенность, подавая хороший пример молодому поколению: нужно принимать трудности с достоинством и уметь ждать, если это требуется, не затрачивая нервы и силы в ситуации, которая от них не зависит. — Она очень волнуется, — Дайсуке сжал пальцы в кулак, — и наверняка не оставит отца. — Но она не поможет ему своим ожиданием! — сурово констатировала бабушка, и Дайсуке не мог не согласиться с ней. — Я постараюсь, — он почтительно поклонился и поспешил в госпиталь. Дайсуке нашёл Мико на лавочке, у реанимации, и приобнял за плечи, расположившись рядом. Её голова, находясь под давлением, легла на его плечо — всё выглядело так, словно между ними ничего и не произошло тогда. Все ссоры и недопонимания отодвинулись на последний план, в душе остались только переживания за жизнь Акиры. — Что сказал врач? — вполголоса спросил Дайсуке, разрывая гробовую тишину. — Состояние тяжёлое, нужно подождать хотя бы сутки, — Мико закрыла глаза, наслаждаясь его теплом. — Выкарабкается. — Его бархатный голос действовал на неё расслабляюще. — Но тебе лучше вернуться. Госпожа Аянами волнуется. — Не хочу. Иди один. — Я никуда не уйду без тебя, — твёрдость его тона не заставила Мико усомниться в этом. — Тогда не оставляй меня, — она устроилась рядом и обвила руками его талию, плотно прижимаясь к груди, отчего сердце Дайсуке забилось сильнее. Его ладонь накрыла её холодные пальцы. Закрыв глаза, Дайсуке ответил: — Ни за что. Следующим вечером врач допустил возможность перевести Акиру в палату, поскольку самое страшное он уже пережил и состояние оставалось стабильным. Теперь требовалось ждать, когда пациент очнётся. Мико же от врача получила выговор: он велел вернуться домой и тщательно отдохнуть, иначе вскоре она задержится здесь отнюдь не как посетитель. Дайсуке тоже настоял, не желая слушать отказов. Он лично привёл её домой и проверил всё: как она ест бабушкин ужин, как идёт в душ, а после — ложится спать рядом с Казуки. Мико раздражала эта настойчивость и бесцеремонность, словно она маленький ребёнок, за которым нужен контроль, но в то же время признавала его правоту где-то в глубине души и оставалась благодарной за проявленную заботу. Дайсуке сидел у постели, нежно гладил Мико по голове, спускался к подбородку, едва касаясь кожи, и увлечённо рассматривал черты лица, как в последний раз. В те минуты он думал не об их отношениях и её возвращении, а об её душевном спокойствии, надеясь на лучший исход, потому что он больше не вынесет её слёз. Сейчас Дайсуке очень скучал по прежней улыбчивой Мико, сумевшей когда-то обрести любовь и тёплые воспоминания рядом с ним. Если бы старейшины не постарались, их счастливая история продолжалась бы и по сей день. Дайсуке верил в предположения Мико об их покушении, но зачастую боялся признаться даже себе. В частности в том, что они никогда не смогут быть вместе. Когда Мико уснула, Дайсуке с облегчением поспешил домой, но добраться так и не смог, поскольку получил послание от чиновников и отправился на встречу, которой вовсе хотел избежать. Ведь приказ об очередной миссии может разлучить его с Мико на неопределённый срок. Подобные мысли тяготили. Он вошёл в полумрачный кабинет и услышал: — Запри за собой. Дайсуке исполнил приказ и остановился напротив сидящих на диване чиновников. — Дошёл слух об Акире, — начал чиновник. — У него сердечный приступ, пока без сознания, — пояснил Томура. — Вряд ли он очнётся, шансов мало. И чтоб не очнулся наверняка, ты убьёшь его. Дайсуке пробрал ледяной пот, глаза в изумлении распахнулись, а слова комом встали поперёк горла. — З-зачем? — всё, что он смог выдавить из себя. — Ты вроде не вчера родился, прекрасно знаешь, что он нам мешает. Его надо убрать без лишнего шума. Введёшь инъекцию, и проблема решена, — деловито заявил старейшина. — Никто не поймёт, что это убийство. Спишут на ухудшенное состояние. — Н-но я… — Дайсуке не просто растерялся… его накрыл страх, с которым никогда прежде не доводилось сталкиваться. Вот же… сволочи! Бесчувственные твари! играющие с чужими жизнями. И всё ради собственной выгоды! Чтобы очистить путь, на котором стоял Акира, не желая сотрудничать, как они от него этого ждали. Вернее подчиняться и потакать всех их прихотям. Акира придерживался мнения, что никто не должен лезть в будущее и подминать его под себя, тем более когда речь шла о жизнях людей, и, соответственно, о мире. Методы чиновников переходили границы, и виной тому — всепоглощающая власть и деньги. Покушаясь на Мико, они надеялись усмирить Акиру, у которого также были и последователи. Убрать семью Акиры было не так просто: есть риск развязать гражданскую войну, а там и мировую. Всё надо делать предельно аккуратно. И вот он, единственный шанс. Сама судьба поднесла его, как на блюде. Ещё пять минут назад Дайсуке и подумать не мог о подобном раскладе. Относительно спокойная жизнь по щелчку пальцев превратилась в ад. — Сомневаешься? — спросил чиновник. — Я не могу, — бросил Дайсуке, борясь с дрожью, охватившей всё тело до кончиков пальцев. И он не лгал: с Акирой у него сложились весьма крепкие доверительные отношения за десяток лет. Дайсуке хорошо зарекомендовал себя, как потенциально будущий жених его дочери, и Мико… Он не мог так жестоко предать её. У него бы никогда не поднялась рука совершить это чудовищное преступление в отношение близких людей. — А может, он хочет убрать Мико? — обратился один чиновник к другому, намеренно подливая масла в огонь. — Акира вряд ли выживет, вот и отправится вслед за дочерью, — он взял во внимание оцепеневшего Дайсуке. — М, как тебе такое? — Нет! Я… — сердце неистово рвалось из груди. Его вогнали в ещё большее замешательство. Разум отказывал, спутывая мысли. — Выбирай: Мико или Акира. — Улыбка чиновника наводила ужас: они знали все его слабости. «Выбрать? Что за бред вообще? Они совсем умом тронулись?» — его потерянный взгляд бегал по комнате и не мог зацепиться за какую-нибудь деталь. Утомлённый метаниями и сомнениями служащего, чиновник сурово заключил: — Убей Акиру — и Мико останется в живых. Откажешься, сдохнут оба.***
Дайсуке пробрался в палату уже за полночь и застыл у постели Акиры, дрожащим взглядом очерчивая его умиротворённое лицо, боясь даже на долю секунды представить, что завтра будет с Мико. Его в какой-то мере утешала мысль о том, что хотя бы она будет жить. Пусть с травмой, но она не умрёт. Старейшины дали слово. А ещё пообещали, что никто не узнает об его злодеянии. Но можно ли им верить? Дайсуке тряхнул головой, усмиряя оглушающее его сердце. Если растрачивать время впустую, курирующий врач застанет врасплох. — Прошу, простите меня, господин Акира, я обещаю защищать Мико любой ценой. Я сделаю для неё всё, что смогу, — с тяжестью на душе тихо сказал он и достал маленький инъектор. — Простите меня, — руки тряслись в судороге, тело прошиб холодный пот. — Я не хочу вашей смерти, клянусь, не хочу! — Дайсуке горестно простонал и ввёл препарат в раствор, поступающий через капельницу в вену Акиры. Дайсуке в ужасе отскочил от его постели, чуть не обронив инъектор, осмотрелся и незамедлительно покинул палату через окно. Сон этой ночью его оставил. Он метался из угла в угол: то пил вина — затем всё же переключился на воду, поскольку завтра нельзя явиться в больницу с похмелья, Мико заподозрит неладное; то закрывал и открывал окно, впуская холодный воздух от недостатка кислорода; то рвал на себе волосы, громко бранясь. В конце концов, схватил кунай, решив на столь драматичном эпизоде закончить свою жизнь, но вовремя одумался и положил его рядом с кроватью. Прислонившись спиной к стене, Дайсуке сидел на полу и не понимал, как отныне будет смотреть Мико в глаза, которая мирно спала в этот час. А если она каким-то образом узнает? Она же убьёт его без сожаления и зазрения совести. Умереть от руки любимой: каково это? — Я ничтожество. Мразь, — истерически рассмеялся Дайсуке, рассматривая улыбающуюся Мико на портретной фотографии, которую хранил как зеницу ока. — У тебя теперь есть полное право меня ненавидеть. Но только если узнаешь. К десяти утра он привёл себя в порядок и не спеша отправился в больницу, всячески оттягивая момент появления там, не в состоянии собраться духом. Он боялся, что от переизбытка волнения любая мелочь в его образе мгновенно бросится в глаза и выдаст его. Вскоре Дайсуке настроился на нужный лад и прошёл твёрдым шагом по коридорам госпиталя, к палате Акиры, где застал заливающуюся слезами Мико. Внутри все чувства сжались в комок, он непроизвольно отвернулся, внушая себе, что так было нужно и он всё сделал правильно. Дайсуке с осторожностью взглянул на Мико. Глубокий вдох, и он ринулся к ней. — Что случилось? — Папа… Папы больше нет! — она рухнула в его объятия, плача навзрыд так громко, что он готов был уйти под землю, умереть вместе с Акирой, чтоб больше никогда не видеть её страданий. — Родная, — Дайсуке больше ничего не смог произнести, лишь обнимал её так крепко, словно она вот-вот растворится. — «Прости меня».