Гайджин

— А сегодня многолюдно у вас, — Химуро Тацуя окинул взглядом кондитерскую и улыбнулся официантке, принёсшей ему заказ: коньячный тирамису с чайничком молочного улуна; на что девушка смущённо улыбнулась, будто похвала адресовалась конкретно ей, и, стараясь каждым жестом угодить привлекательному посетителю, мило промурлыкала: — Может, хотите что-то ещё? Тацуя, уже поднёсший ко рту чашку чая, чтобы сделать первый глоток, с сожалением её отодвинул, дабы не показаться некультурным и не заставлять собеседницу долго ждать ответа. — Если что-нибудь понадобится, я обязательно вас позову, — лучезарно улыбнулся парень, чем чуть не довел бедняжку до полуобморочного состояния. Тут любому будет видно невооруженным взглядом ту мутную непробиваемую пелену влюбленности, что закрыла взор девчушке целиком и полностью. И, витая в облаках собственных фантазий, она вежливо поклонилась и собиралась вернуться к своей работе, когда Химуро внезапно её окликнул. — Хотя знаете, наверное, всё же вы можете мне помочь. И стоило баскетболисту произнести эту волшебную фразу, как официантка подобралась и, едва не выронив поднос в забытьи, защебетала со счастливой улыбкой: — Я сделаю всё, что в моих силах. Слушаю вас. Тацуя, обрадованный, что девушка пошла на контакт, сразу перешел к делу: — Не подскажете, Мурасакибара Ацуши сегодня работает? — вопрос был задан лишь для того, чтобы убедиться в своих выводах окончательно. Едва из кухни принесли тирамису, как Химуро сразу понял, что его друг, а по совместительству самый лучший кондитер в городе, на рабочем месте, потому что подобной консистенции десерта, сохраняя форму, мог добиться только он. Но Тацуя не был бы Тацуей, если бы не проверял всё десять раз. Быть может, потому он и не допускал никогда ошибок. — Мурасакибара-сан? — удивилась собеседница знакомству объекта её обожания и местного метра кондитерского искусства. — Да, разумеется. Желаете что-то передать ему? — Да, но предпочёл бы сделать это лично, — кивнул Химуро и, подарив опешившей девушке самую лучезарную из своих улыбок, спросил. — Вы же можете его сюда позвать, правда? Бедняжка замешкалась, а несчастный поднос таки поцеловался с полом. Собственно, от звука его удара о плитку, девушка и отмерла. Она залилась краской из-за своей неуклюжести и, спешно ответив, что всё сделает, подняла предмет и убежала на кухню. Посетители проводили её удивленными взглядами, а Тацуя полностью отдался вкусу десерта. В свои двадцать пять он до сих пор не понимал, почему весь женский пол начинает себя неадекватно вести в его присутствии, ведь красавцем или дамским угодником себя не считал. Но девушки вешались на него штабелями ещё со старшей школы, и сейчас не изменилось ровным счетом ничего. Увы, Химуро не знал, что легкий флирт сквозил в каждом его движении, что буквально сводило не привыкших к подобной манере общения японок с ума. Привычка, приобретенная в Америке, о которой парень благополучно забыл и теперь мучился каждый раз, объясняя очередной жертве чар, что не собирается пока заводить серьёзные отношения. Желающих попытать счастья потенциальных невест от непоколебимости убеждений Тацуи не убавилось. Наверное, с каждым новым годом их становилось даже больше, что парня начало по-настоящему беспокоить, а от попыток соблазнить, похожих одна на одну, скучных и блёклых, хотелось выть в голос. Менялся возраст охотниц, их социальный статус и манера ухаживаний. Менялись места бесчисленных свиданий, темы разговоров и цена очередного расставания. Впрочем, и мир не стоял на месте, он крутился, рассыпался и собирался в нечто новое. Один лишь Ацуши не изменял себе, оставаясь таким, каким был всегда: флегматичным, устрашающим, но по-детски милым. С ним Тацуя забывал о проблемах, о том, что на работе горят сроки, и о взрослой жизни в целом. А уж что творили его торты… — Муро-чин? — раздался сзади до боли знакомый голос, и Тацуя, не скрывая своей радости, обернулся. — Здравствуй, Ацуши, — он искренне был счастлив видеть друга, встретиться с которым не удавалось больше месяца. Да, они часто созванивались, говорили в скайпе, но не могли средства связи подарить Химуро то ощущение безмятежности и душевного равновесия, которое образовывалось само собой в присутствии Мурасакибары. — Присядешь? Ацуши безэмоционально повел плечами и, особо не раздумывая, устроился на мягком диванчике напротив. — Я думал, ты на работе в такое время, — обижено сказал кондитер, доставая из кармашка рабочей одежды шоколадный батончик, и Тацуя сразу же уловил в этой нехитрой фразе скрытую претензию. Да, не встречались друзья именно по вине Химуро. А если точнее — из-за его работы, которой тот постоянно и отговаривался. Впрочем, ложью его увертки никогда не являлись, потому что Тацуя и сам бы не прочь отдохнуть в хорошей компании, да все времени на себя нет. Сроки сдачи проекта горели, а вместе сгорали и нервы трудившихся над ним программистов, в ряды которых Химуро себя однажды необдуманно записал. — Пришлось взять отгул, — примирительно выдохнул парень. — Вот, решил зайти. — Муро-чин и выходной? — прохрумкал Ацуши в своей обычной манере, ни на йоту не поверив, что всё так просто. — Ты ли это, Муро-чин? — Ну, разумеется, я, — развеселился Тацуя предположениям друга, в ответ на что Мурасакибара состроил обиженную мину и полностью посвятил свое внимание недоеденному батончику. — Просто дело неотложное появилось. Вот теперь фраза о выходном уже больше походила на правду. Химуро, в конце концов, разгильдяем и гулякой назвать нельзя, и он точно не стал бы прохлаждаться, когда его товарищи вкалывали за троих. — Неотложное? — протянул Ацуши, прикидывая, что такое срочное заставило программиста выйти из офиса в мир людской и взглянуть на солнце. И почему, собственно, вместо занятия своими неотложными делами он посиживает в кафе и чаи распивает. — Помнишь, я в школе тебе рассказывал про девушку, с которой переписываюсь по интернету? Иностранкой, — сам начал отвечать на невысказанный вопрос Тацуя, на что Мурасакибара неуверенно кивнул. И этот его кивок совсем не означал согласие. — Ну же, вспоминай. Жозефина. Жозефина Эдер из французской Гвианы. — Может и помню, — неуверенно хмыкнул Ацуши, но по глазам было видно, что в голове у парня ветер гулял, перекатывая в ней маленькие сгустки пустоты. Химуро вздохнул как святомученик, в очередной раз убедившись, что любая информация, не заинтересовавшая Ацуши, пролетает у него мимо ушей, и взял со стола свой мобильный, чтобы показать фотографию. — Вот, — сунул парень под нос другу телефон. — Жозефина Эдер, я ее тебе показывал. — О! — моментально узнал девушку кондитер, ибо забыть такую внешность не привыкшему к экзотике среднестатистическому человеку достаточно проблематично. — Это та негритянка? И Тацуя в который раз за все время дружбы с Ацуши захотел скрыться за фейспалмом. К счастью, выдержка у него была стальная, по-другому он просто не сумел бы долго терпеть этого гиганта. — Она не негритянка, — терпеливо пояснил Химуро, забирая смартфон обратно. — А мулатка. Но Мурасакибара принципиальной разницы не видел и потому как обычно ляпнул: — Все равно чёрная, — и убедить его в обратном теперь не представлялось возможным, хоть на деле все было по-другому. — Пусть будет так, — согласился Тацуя, прекрасно знакомый с характером друга. — Но только при ней не додумайся такое сказать. — Почему? — лениво удивился Ацуши, смакуя последний кусочек лакомства. — Это же правда. — Есть правда, а есть тактичность, — начал объяснять программист. Ко всему, что касалось правил хорошего тона он всегда относился серьезно. — И первое не оправдание отсутствию второго. Всегда нужно быть вежливым, Ацуши. А вдруг она стесняется… своего цвета кожи. Над столиком повисла неловкая пауза, которую вдребезги разбила прочная, как железобетон, и такая же прямая логика Мурасакибары. — Я тоже стесняюсь своего цвета кожи, не смотри на меня. — Ты так ничего и не понял, — почесал затылок Тацуя, забыв про попытки в чем-либо друга переубедить. Когда-нибудь он дойдет до всего своим умом, а пока говорить ему что-то… Что горох о стену. — Вообще-то мне нужна твоя помощь. — М? — с удивлением поднял взгляд на собеседника Ацуши и понял: тот не шутит. Это когда такое последний раз было, чтобы Химуро у него что-то просил? — Одолжишь мне свою машину? — сходу перешел к делу Тацуя. — Жози из аэропорта забрать некому, а японского она не знает. И я еще ляпнул, что не занят. — Жози? — Мурасакибара чуть не подавился от неожиданности и всего на мгновение, но с его лица слетело извечное выражение вселенской скуки. — Ацуши, — принялся оправдывать Тацуя свою фамильярность. — Жози — сокращение от Жозефина. За границей принято сокращать длинные имена. Да ты и сам этим грешишь. Кондитер надулся и, распираемый праведным гневом, принялся бурчать: — Мы впервые за столько времени встретились, а ты про очередную свою бабу… — Она не моя ба… не моя девушка! — поправился Химуро, выходя из себя. Но быстро опомнился, прикрыл глаза, спокойно вдохнул, выдохнул и, твердо смотря оппоненту в лицо, решил четко расставить все точки над «ё». — Жозефина моя хорошая подруга, мы общаемся с ней с детства. И вот она прилетает поступать в Токийский университет, а отвезти её в город некому. А теперь скажи, ты бы в такой ситуации смог отказать человеку? Ацуши серьезно задумался над этим вопросом, а Химуро вдруг понял, что вообще-то смог бы, и потому, пока Мурасакибара не пришел к аналогичному выводу сам, поспешил загрузить его новой информацией: — Если бы у меня была машина, то и проблем никаких. Благо права имеются… — То есть, — ухватился за слово Ацуши. — Была бы машина, ты бы вообще не зашел ко мне, Муро-чин? — Ну… — запнулся Тацуя, не зная, что ответить. Разумеется, он бы не стал в таком случае заглядывать в кондитерскую. А зачем? — Ацуши, пожалуйста, не ломай комедию. Всё не так! Ты ведёшь себя как ребенок. Ревнуешь что ли? Он ревновал. Ну ещё бы, у Тацуи появился ещё один какой-то там друг. Ну, он, конечно, всегда был, но был за океаном. А тут вдруг сюда нагрянул. И зачем, спрашивается? Сидела бы в своей Гвинее… Или Гвиане, черт его знает. — Я знал, что так будет, — с сожалением вздохнул программист и пододвинул другу половинку недоеденного тирамису. Он специально не стал съедать все, рассчитывая на подобный исход разговора, и, как видно, был в своих выводах прав. Ацуши сию же секунду забыл про все обиды и без пререканий принял собственноручно приготовленную сладость, но есть не стал, продолжая буравить друга странным взглядом. — Что-то не так, Ацуши? Ты не будешь… Только не говори, что ты всё ещё злишься. Я же всё объяснил. Оправдываться перед Мурасакибарой, словно гулящий муж перед ревнивой женой, Тацуе было совсем не весело. Он уже даже не знал, какие слова подобрать, чтобы воззвать к разуму бывшего сокомандника, как тот развеял все размышления сам: — А чай? — наконец, озвучил бывший центровой свою цену, и Химуро в некой прострации машинально протянул ему чашку. Ацуши флегматично принял презент и, достав из кармана штанов ключи от автомобиля, торжественно вручил их опешившему брюнету, после чего, отдал всего себя маленькому перекусу. — Машина на парковке, — напоследок промычал с набитым ртом парень. А Тацуя в который раз корил себя, почему всегда не начинает просьбы с угощений.

***

Япония встречала своих гостей легкой весенней прохладой и пасмурным небом, однако эти казалось бы неблагоприятные факторы не могли испортить настроение Жозефине Эдер. Она всю жизнь жаждала приехать погостить в страну восходящего солнца, но не могла даже представить, что однажды её детская мечта осуществится. Знала бы - начала учить язык ещё с детства, но кто мог предсказать, что её отца отправят в Токио с долговременной дипломатической миссией? Едва услышав о командировке, Жозефина не раздумывая решила отправиться с родителем, ведь одну жить в такую далекую и непонятную страну её бы точно не отпустили, несмотря на давно достигнутое совершеннолетие. Мать девушку чрезмерно опекала, но против их совместной поездки с мужем ничего не имела. И молодая авантюристка в тот же день забрала свои документы из местного колледжа, чтобы поступать в Токийский университет и закрепиться в Японии надолго. Япония. Не так важна была Эдер эта страна, как один человек, проживающий в ней. И этот человек так любезно согласился её встретить и даже отвези в город. Тацуя Химуро давно стал для Жозефины кем-то вроде идола, идеального мужчины. Во всяком случае таким он представлялся из переписок и разговоров. Образ некого прекрасного принца прочно закрепился у девочки в сознании, и с возрастом он только креп. Красивый, вежливый, внимательный, учтивый, спортивный, умный, добрый... Список она могла продолжать до бесконечности, ни разу не повторившись. И то, что судьба подарила ей возможность долгожданной встречи с ним, Эдер считала знаком свыше. Она ни за что не собиралась упускать данный самими богами шанс, решив разузнать о возможных взаимных чувствах Тацуи как можно скорее. Она была полна решимости в самолете, но, сделав пересадку в Нью-Йорке, огня в крови немного поубавилось. А стоило приземлиться в аэропорту Нарита, как от волнующей дрожи у девушки стали подгибаться колени. Черта с два в таком состоянии она будет флиртовать. Угу, едва багаж свой забрать не забыла, что уж говорить про остальное. И, несмотря на все приготовления: дорогой и очень стойкий макияж, выпрямленные по случаю важного события волосы, неудобные сапожки на высокой шпильке и кожаная ветровка поверх откровенно-обтягивающего платья; Эдер больше всего на свете боялась не понравиться парню. У себя в Гвиане она не один сеанс посетила, чтобы высветлить кожу. И пусть Тацуя ни слова не сказал о ее расовой принадлежности за все годы дружбы, но Жози была уверена, будь она европейкой или же азиаткой, шансы покорить сердце Химуро возрастали в сотни раз. И вот теперь, едва волоча за собой внушительный багаж, Эдер добралась по английским указателям до дамской комнаты. Перелет был долгим, и в самолете девушка хотела лишь трех вещей: вытянуть ноги, поесть нормальной еды и сходить в санузел. И в осуществлении всех прихотей она решила дождаться посадки. Постоянно держать ноги согнутыми весь полет невыносимо, и Жозефина искренне радовалась, что эта пытка осталась позади. В туалете девушка занималась в основном тем, что подправляла свою внешность: обновляла высветляющий тональный крем и закалывала начавшие закручиваться пряди. Она хотела выглядеть идеально, чтобы произвести на Тацую неизгладимое впечатление, и старалась сделать для этого все. В последний момент перед самым выходом из здания на Жози накатила такая паника, какой девушка ещё отродясь не ведала. Голову заполонили мелкие детали, которые казались сейчас такими важными и неучтенными, что Эдер готова была сорваться, бросить все и улететь назад в Гвиану. А что, если Тацуе не понравятся её губы? Они ведь у латиноамериканцев куда больше, чем у японцев и европейцев. Или он подумает, что у нее странные манеры. Разница менталитетов, да. И пусть Жозефина не говорила на японском, о культуре этой страны она не одну книгу прочла и потому была, как говорится, «в теме». Но даже зная о принятых нормах поведения, девушка не могла быть уверена, что привычный раскрепощённый образ жизни не сыграет с ней здесь злую шутку. А вдруг Химуро подумает, что она черствая? Ведь в Японии принято очень эмоционально выражать свои мысли... Как много маленьких «вдруг», по поводу которых людям вообще заморачиваться не стоит. Но когда ты ждешь первой встречи с любовью всей жизни, в голову лезут и не такие глупости. Эдер уже жалела, что не полетела с отцом на правительственном самолете, как он предлагал. Уж лучше бы Тацуя вообще её не встречал, коль ожидание так страшит, да прошлого не вернешь. И Жози, сделав глубокий вдох, вышла к колонне такси у обочины, высматривая горячо любимого человека, ради которого и отправилась в далекую неизвестность. - Josie? - окликнул ее парень впереди, и Эдер, присмотревшись, узнала в нем искомого. Химуро стоял у большого серебристого хёндая и внимательно вглядывался в ее лицо, пытаясь увериться в свое догадке. - Josephine Eder? - переспросил он, и счастливая мулатка, не в силах сдержать радостную улыбку, бросилась к другу. - Tatsuya! - злосчастные шпильки мешали нормальному передвижению, и девушка едва пару раз не протаранила лицом асфальт, запутавшись в собственных ногах. А он был такой, какой и на фотографии: идеальный, потрясающий, великолепный. Вот только о каблуках, видимо, придется теперь навсегда забыть. Ибо как-то не учла гостья из Гвианы, что будет в них выше своего возлюбленного на полголовы.